Там, где кончается берег

Сергей Синицын

Там, где кончается берег

«Там, где кончается берег».

ГЛАВА 1 «Всё хорошее начинается с бегства»

Алина не бежала. Она просто улетала – как багаж, доставшийся самолёту по ошибке. Без четкого адреса, без желания возвращаться. Москва осталась где-то под крылом, плоская, как фотография, где никто уже не улыбается. Она даже не попрощалась ни с кем. Просто закрыла дверь, отключила телефон и впервые за долгое время не услышала в себе вины. «Тишина – это тоже терапия», – сказала она себе в самолёте, когда пожилая пара рядом обсуждала, как выбрать хорошее оливковое масло на Крите. Курорт оказался таким, каким его показывали на сайте, – почти. Белые бунгало, утопающие в зелени, мелкая галька на пляже, бар с видом на обрыв, в котором коктейли назывались «Забудь всё», «Начни заново» и просто «Грек». Но ни в одном описании не говорилось, что здесь дует такой ветер, от которого кажется, что воздух пытается что-то выкрикнуть – и не может. Администратор – юркая женщина с ломаным английским – проводила её до домика и оставила с ключом, пожелав «гуд релакс». Алина кивнула, хотя понятия не имела, как это – расслабляться. Внутри было всё как надо: простые стены, плетёные кресла, сетка над кроватью – словно кто-то хотел, чтобы она почувствовала себя героиней романа. Но героине было неуютно. Она открыла окно, вдохнула воздух – солёный, горячий, с ноткой чего-то… тревожного? На пляже – никого. Лишь один силуэт у воды. Мужчина, стоящий по колено в прибое. Спиной к ней. Загорелый, сильный, с какой-то странной нерасторопной грацией. Он стоял так, будто разговаривал с морем. Алина посмотрела на него долго. Но не пошла Позже, в баре, она спросила бармена: – А кто это был? У воды? Парень пожал плечами. – А, это Макс. Лодочник. Живёт тут круглый год. Не разговаривает почти. Свой, но странный. – Странный? – Ну, он… как бы сказать… Не ищет компаний. Ему одного берега хватает. На следующее утро она снова увидела его. Он вытаскивал лодку на берег. Без напряжения, как будто был частью этой земли. В этот раз он посмотрел на неё. Не с интересом, не с улыбкой – просто как человек, который замечает другого. И всё. Алина отвела взгляд. Не потому, что стеснялась. Просто сердце вдруг сделало лишний удар. Будто почувствовала: этот человек будет её проблемой.

ГЛАВА 2 «Чужие берега»

Всё началось с ящерицы. Алина проснулась рано – слишком рано, учитывая, что отпуск. Солнце пробивалось сквозь шторы полосками, как решётка. В комнате было тихо, только за окном лениво шумело море. Она встала, зевнула и пошла за телефоном – автоматически, как привыкла. Но телефон был выключен. И сеть всё равно не ловила. И тут она её увидела. Маленькую, с зелёным хвостом и совершенно равнодушным взглядом. Ящерица сидела на столе, возле блокнота, в котором она пыталась вчера что-то писать – о себе, о страхе, о пустоте, которую пытаешься заполнять чужими словами. Алина не испугалась. Просто застыла. Даже не из-за ящерицы. Из-за того, как странно спокойно было быть одной. Без привычной тревоги. Без спешки. Без голоса бывшего, который всё время напоминал: «Ты слишком много думаешь, Али». – Знаешь, – сказала она ящерице. – А ты, похоже, умнее его. Ящерица моргнула. Или ей показалось. На завтрак она пришла позже всех. Туристов было немного – семейная пара из Польши, пожилая немка с фотоаппаратом, двое парней, судя по всему, айтишники на удалёнке. Всё выглядело… безопасно. Слишком. Она взяла кофе и фруктовый салат, села на террасе. И снова – он. Максим. Тот самый лодочник. На этот раз – с корзиной рыбы. Поднялся по склону, словно не замечая усталости. Волосы мокрые, майка выгоревшая, взгляд в землю. И вдруг – взгляд в неё. Прямой. Без улыбки. Без намерения. Но что-то в этом взгляде заставило её уронить ложку. – Ничего страшного, – вдруг сказал он. Голос – низкий, глухой. С русским акцентом, чуть хрипловатым. Она моргнула. – Простите? – Ложку. Это бывает. Здесь у всех что-то падает в первые дни. Позже они столкнулись снова – на пирсе. Она пришла туда рисовать. С детства тянулась к воде, хотя сама плавала плохо. Села с блокнотом. Сначала было пусто – ни линий, ни мыслей. А потом вышел он. Снова – как будто вырос из земли. – Вы рисуете? – спросил он. Она кивнула, не поднимая глаз. – Что? – Пока ничего. Пространство. Он подошёл ближе, посмотрел через плечо. – Пространство – это честно. Здесь многие пытаются рисовать что-то красивое. А вы – пустоту. – А вы часто раздаёте такие… комплименты? – Только когда вижу знакомое. – Знакомое? – Я сам из таких. Пустых. Она ушла первой. Нервы. Растерянность. Но уже в домике поняла: он зацепил. Не наглостью, не внешностью – чем-то другим. Странной тишиной, в которой хотелось остаться. А ночью случился первый шторм. Он пришёл быстро, без предупреждения. Небо в одно мгновение стало тяжёлым, будто на него вылили чернила. Волны хлестали берег, в домиках мигал свет. Алина стояла у окна и смотрела, как море кричит. И где-то внизу, на берегу, в отблеске молнии мелькнула фигура. Одинокая. Максим вытаскивал лодку. Один. Под ураганным ветром. Не в панике – в каком-то своём, почти мрачном ритме. Словно делал это не впервые. Алина стояла, прижавшись лбом к стеклу. И поняла: это не просто курорт. Не просто отпуск. И он – не просто лодочник. Что-то началось. И назад уже не вернуть.

ГЛАВА 3 «Море берёт своё»

Утро после шторма было обманчиво тихим. Вода у берега выглядела уставшей, как человек после бессонной ночи. Всё казалось на месте – но не совсем: где-то выбросило водоросли, с одного бунгало сорвало ставню, в баре протекла крыша. Но остров – выстоял. Как всегда. Алина вышла босиком. Её волосы пахли солью, а на футболке всё ещё были следы сна. Она шла по мокрой гальке, будто не себе, пока не увидела лодку. Половина корпуса была разодрана. Второе весло сломано. На песке лежала куртка – чья-то, промокшая насквозь. Она узнала её – та самая, в которой он был вчера. Максим. – Он жив? – вырвалось у неё. – Жив, – услышала в ответ. Голос – сзади. Она обернулась. Он стоял, будто ничего не случилось. Голый по пояс, с раной на плече, из которой медленно сочилась кровь. Молча посмотрел на лодку. – Вы с ума сошли, – сказала она. Он пожал плечами. И всё. – Нужно обработать, – добавила Алина, подойдя ближе. – У вас кровь. – Бывает, – сказал он. – Знаете, море – оно как человек. Иногда хватает. Иногда – возвращает. – Сейчас оно вас почти убило. Он посмотрел на неё. И неожиданно, абсолютно спокойно сказал: – Я бы не возражал. Они молчали минут пять. Просто стояли рядом, смотрели на разбитую лодку. Потом она первая нарушила тишину: – Кто вас так сильно обидел? Он усмехнулся. – Вы не спрашиваете, почему я полез в море в такую погоду? – Не хочу знать, что вы пытались забыть. – А вы? – А я всё ещё пытаюсь. Он кивнул. Будто понял. Или – будто был рад, что она не копает глубже. Позже она принесла аптечку. Не спросив. Просто постучала в его дверь. Он не открыл сразу. Но всё-таки открыл. В домике пахло морем, древесиной и чем-то тёплым, неуловимым. Возможно – одиночеством. Она увидела гитару в углу, стопку книг на греческом и русском, фотографию чёрно-белую – женщина с длинными волосами и ребёнок. Стертое лицо. – Это ваша жена? Он не ответил. Она обработала рану молча. Он тоже молчал. Только один раз дёрнулся, когда спирт попал вглубь. – Всё ещё хотите, чтобы море вас забрало? – тихо спросила она. – Уже нет, – ответил он. Они сидели на веранде, и никто не говорил, сколько времени прошло. Просто сидели. Пили кофе. Слушали, как волны снова делают своё – бесконечно, без оглядки на вчера. – У меня был человек, – вдруг сказала она. – Я думала, что это – навсегда. А потом однажды проснулась и поняла, что живу в жизни, которая не моя. Он кивнул. – У меня тоже был человек. Я думал, что успею. Молчание. И в этом молчании – больше, чем в любом признании. Вечером она снова увидела ящерицу. На том же месте. Только теперь она не была одна. Рядом – вторая. Меньше, но такая же спокойная. Алина почему-то улыбнулась.

ГЛАВА 4 «Тишина не всегда безобидна»

Вечером на острове впервые стало по-настоящему жутко. Не страшно – именно жутко. Как в комнате, где всё кажется привычным, но ты внезапно понимаешь, что кто-то был здесь до тебя. Или всё ещё здесь. Началось всё с глупой детали: во время ужина не появилась Эмма – туристка из Нидерландов. Светловолосая, спортивная, всегда громкая, с телефоном, который звонил каждые полчаса. Её отсутствие сначала никто не заметил – никто, кроме Алины. – Странно, – сказала она бармену. – Та, блондинка… с фотоаппаратом. Её не видно. – Эмма? Может, ушла на северную сторону. Там закаты. Все любят. Но уже через час на ресепшене заволновались. Комната была пуста. Фотоаппарат – на кровати. Телефон – в баре, на зарядке. Последний раз её видели утром, когда она брала напрокат велосипед. Максим появился молча, без лишних слов. Выслушал. Кивнул. – Она могла поехать на мыс. Там красиво, но обрывисто. Я схожу. – Один? – спросила Алина. Он не ответил. Взял фонарь и ушёл в темноту. Она не могла остаться. Просто – не могла. Что-то внутри било тревогу, которую трудно было объяснить. Алина схватила куртку, фонарик из своей сумки и пошла за ним. Шла по его следам, хотя он не оставлял их. Просто чувствовала, куда идти. Они встретились у старой лестницы, ведущей к мысу. Он обернулся, заметив её. – Вы не умеете сидеть на месте, да? – А вы не умеете говорить, что вам страшно. Он хотел что-то сказать – но только передал ей запасной фонарь. Без слов. И они пошли вместе. Мыс был жутким. Камни скользкие, ветер – как нож. Где-то далеко шумело море, ударяясь о скалы. Вдруг – вспышка света. Максим подсветил что-то на обрыве. – Велосипед, – коротко сказал он. Алина замерла. Рядом – сумка. Порванная. Фото с надписью: “Μαρία 2005” – чёрно-белая девочка на фоне моря. И всё. – Эмма здесь была. Но её нет. Максим подошёл к краю, посветил вниз. Потом ещё раз. – Вниз – метров двадцать. Но тела нет. – Может, она ушла? Он молча покачал головой. Это был не страх. Это было… знание. Опыт. – Кто-то видел, как она уезжала? – спросила Алина. – Нет. И никто не слышал крика. Они вернулись ближе к полуночи. В лагере – тишина. Только администратор с красными глазами, и пара туристов, греющих вино. На ресепшене уже звонили в полицию. Обещали прибыть наутро – с материка. Здесь – некуда спешить. Алина вернулась в домик, но не могла уснуть. В голове билась одна мысль: На этом острове что-то не так. Не в духе, не в воздухе. В ощущении, что наблюдают. Не снаружи – изнутри. И ещё кое-что. Когда она мыла руки, то заметила: на запястье – небольшая царапина. Её не было утром. А за окном, в темноте, снова мелькнул силуэт. Тот же, знакомый. Максим. Он просто стоял. Не приближался. Но не уходил. И вдруг она поняла: он боится. Но не за себя.

ГЛАВА 5 «Каждый что-то скрывает»

На следующее утро солнце выглядело как ни в чём не бывало. Глупо яркое, как будто ночь не была ночной. Как будто не исчезла девушка. Как будто не было фонаря, бьющегося о камни, запаха крови в воздухе, взгляда, который оставляет шрам. На завтрак пришли не все. Кто-то уехал на соседний остров – «перенервничали», сказала администратор. Кто-то закрылся в бунгало. Алина ела медленно, будто её желудок стал чужим. Максим не пришёл. Она нашла его у лодочной станции. Он чинил другую лодку – ту, которую накануне унесло штормом. Руки в мазуте, спина напряжена, движения отточены. И взгляд, когда она подошла, – холоднее обычного. – Нашли что-нибудь? – спросила она. Он покачал головой. – Нет. – И что теперь? – Ждать полицию. Искать дальше. – Вы говорите так, будто это не первый раз. Он посмотрел на неё. Долго. – А вы слишком много спрашиваете. – А вы слишком мало отвечаете. Он бросил ключ в коробку, вытер руки о старую тряпку. – Алина, вы сюда отдыхать приехали или расследование вести? – Я приехала забыть. Но если кто-то исчезает у меня на глазах, я не могу сидеть сложа руки. – Здесь часто исчезают люди, – сказал он тихо. – Но не всегда буквально. – Что вы имеете в виду? Он замолчал. И это было хуже любого ответа. Днём на пляже её нашёл один из айтишников. Тимур, кажется. Волновался. – Слушай, ты не замечала, что у лодочника… как его… Макса – с документами что-то не так? – В каком смысле? – Я вчера с ним заговорил про Россию. Он замкнулся. Потом я заглянул в уголок администрации – там папка с его старым паспортом. И имя там другое. – Ты роешься в чужих документах? – Я – нет. Но они лежали открыто. Там фотография. И военная справка. Он не просто лодочник. Он когда-то был в МЧС. И был уволен после катастрофы. С жертвами. Алина ничего не ответила. Просто встала и ушла. На ходу чувствовала, как в животе начинает собираться холодный клубок. Максим не рассказывал о себе. И она не спрашивала. Не хотела знать. Теперь – хочет. И боится. Вечером она подошла к его домику. Дверь была открыта. Он сидел на полу. В руках – старая фотография. На ней – та же женщина и ребёнок, что она видела раньше. Но теперь – с надписью на обороте: "Любимому Максу. Прости, если не дождёмся." – Кто это? – спросила она. Он не сразу ответил. – Жена. И дочь. Погибли в наводнении. Я не смог… – он запнулся. —Я спас пятнадцать человек. Но не успел домой. Вода пришла раньше. Алина села рядом. Не прикасаясь. – Я был героем, пока не стал виноватым. Так работает система. И так работает совесть. – Ты сбежал? Он кивнул. – Я не беглец. Я – выживший. Они долго сидели молча. И в этой тишине – не обвинения. Понимание. Боль, которая не уходит. Потеря, которая не обсуждается – только делится. Перед сном она снова увидела тот блокнот, где когда-то написала слово «пустота». Теперь она дописала второе: «доверие». А за окном – снова шаги. Только в этот раз – не Максима. Другие. Быстрые. Неуверенные. Почти – бег. Она выскочила на улицу, но никого не было. Только темнота. И ощущение, что кто-то, кроме них, тоже что-то скрывает.