скачать книгу бесплатно
Но мешочек не звенел, не отзывался приятным слуху побрякиванием стукающихся друг о друга драгоценных камней. Он лишь слегка проминался при надавливании и был явно наполнен чем-то сыпучим и тяжёлым. Как вездесущий песок. Но какой шутник стал бы столь изощрённо прятать такую «ценность»? Нет, надо немедленно проверить, что там…
Как трясутся руки! Чему удивляться, если нищий, развязав мешочек, вдруг обернётся богачом!
В первый миг сокровище представилось металлом: в глаза ударило серебристое сияние, ослепительно яркое в полутьме колодца. Но, наклонившись, Дестан разглядел жутковатого вида чёрный песок и непонятный предмет. Сквозь мутное стекло в нём безжизненно темнела и никуда не двигалась таинственная масса.
Зато стоило взять находку в руки – и она ожила: сверкнула серебристая вспышка, передавая призыв в раскалённую от впечатлений голову. Или даже команду, приказ… через причудливое представление. В нём обладатель только что обнаруженного сокровища должен растворить в воде немного порошка и выпить, жмурясь от удовольствия и ожидая колоссального прилива сил.
– Нет! – крикнул Дестан, отшатываясь. Испугался, вжался спиной в приятно прохладную стенку колодца. – Я не хочу! Вдруг это яд?!
Но видение было навязчивым; оно повторялось с бесстрастной беспощадностью палящего солнца, сжигающего хилые ростки сомнений. Гипнотическая притягательность сквозила в каждом глотке воображаемого восхитительного напитка. Но как?! Вода…
Дестан присел, тяжело дыша, и начал ковырять ножом влажное рыхлое дно. Вскоре удалось наполнить свой кувшин – невероятно ценный инвентарь: объёмистый, прочный, да ёщё имеющий тщательно подогнанную крышку. В походе не прольётся зря ни капли драгоценной влаги. Крышка может служить вместо пиалы.
Разум отказывался повиноваться. Непослушные пальцы ухватили из мешочка щепотку серебристо-чёрного содержимого. Порошок мгновенно растворился. Без звука, без пузырьков – словно его и не было вовсе. Сон сейчас или явь? Неизвестно. Можно определить, если выпить приготовленное зелье.
«Пей, – послышался ледяной голос прямо внутри головы. – Это твой приз».
Поначалу вроде бы ничего не произошло. Язык и нёбо так и остались сухими. Горько-солоноватый привкус полуденной жажды никуда не ушёл, волнение лишь разгорячило его. Желудок пуст. Только сознание проясняется, и действительность оживает с непривычной остротой.
Песочные часы, оставленные в нише, зажглись тем же серебристым сиянием, засверкали мириады причудливых рисунков. Ледяной голос снова заговорил. И безграмотный крестьянин познал иные правила, другие истины. Те, что были за гранью убогого жилища, обречённых родителей и стройной фигурки в тёмной лавке.
– Вечная жизнь! – шептал он. – Власть над смертными – если пожелаешь. Богатства – все, какие ты сможешь у них отнять. То, чего я втайне хотел. Но в результате – совсем не то…
Силы переполняли его, но страх в сердце разрастался. Дестан не понял тогда многих слов, падающих в голову холодными иглами. Как из внезапно переполнившегося кувшина проливается и мгновенно впитывается в жадный песок драгоценная влага, так утекли мимо сознания растерявшегося юноши многие сложные законы и понятия. Ум был слишком беден, дух слишком слаб. Чувства сильны, но воля не развита. Ледяные иглы мгновенно вторглись, нанесли разуму чувствительные, но моментально затянувшиеся раны. Может, льдинки будут долго дремать где-то внутри, пока со временем не проявятся и не обогатят новыми пластами сокровенных знаний…
Нельзя долго сидеть на одном месте – вот что усвоил отныне особый человек. Теперь его удел – вечные странствия с короткими остановками длиной в простую человеческую жизнь. Немедленно уходить отсюда! Не в город, а в места совсем незнакомые. Иначе может случиться беда.
…И вот новый бродяга появляется на дороге, что ведёт в направлении полуденного солнца. Такой же песок, как везде, только местами слой его тоньше. Под ногами тут и там попадаются потёртые временем камни, а по краям – указательные знаки из наваленных друг на друга огромных булыжников. Без них караванщик неминуемо собьется с пути, будет блуждать кругами, пока не погибнет от жажды.
Человек на дороге не мал ростом, но сильно сутулится. Одежда – что-то бесформенное, чему трудно дать название. Проще всего сказать, что это куски грубой и очень ветхой материи. Путник опирается на длинную кривую палку, а за спиной у него дорожная сумка с притороченной ёмкостью для воды. Посвящённый ещё увидел бы закреплённый на поясе кожаный мешочек; для остальных бродяга просто подпоясан верёвкой, сплетённой из шерсти. На ногах бесформенные сандалии, набитые сухой травой. Голова непокрыта, но жёсткие чёрные волосы сами по себе неплохо защищают от палящего солнца.
На пригорке человек останавливается, долго смотрит в сторону далёкого города, вздыхает, качает головой и несколько раз тихонько произносит короткое слово. При этом кладёт руку на сердце, будто старается удержать его на месте. На оставленную им хижину, которую при желании ещё можно разглядеть, юноша не обращает ни малейшего внимания.
Если бы знал тогда совершенно неопытный Дестан, что ему нечего бояться, пока он живёт в своём собственном теле! Он не умрёт, если кто-либо из немногих знакомых посмотрит на него и скажет: «А, вот идёт неудачник, никчёмный брат Карима!»
Можно было просто увести с собой Салиту, пользуясь магией чёрного песка. А то и занять дворец, изгнав оттуда прежнего владыку.
Вместо этого несчастный влюблённый ушёл навсегда.
…Был четвёртый день трудного путешествия. Запасы подходили к концу. Дестан благоразумно пропустил пару встречных караванов, стараясь не попадаться на глаза торговцам и их свите. Но что делать, когда он использует последнюю каплю воды? Он ведь так надеялся, что проклятые пески когда-нибудь кончатся, и взор будет ласкать сказочной красоты оазис.
Возле одной из кучек камней сидели двое. Такие же оборванцы, как и нерешительно приблизившийся к ним путник. Дестан лишь хотел узнать, известно ли бродягам что-нибудь о дороге, неуклонно ведущей на юг.
У них были длинные ножи, но вряд ли проходимцы помышляли о разбое. Брать у юноши было нечего. Дестан показал половину чёрствой лепёшки, что ещё оставалась в сумке. Незнакомцы с жадностью схватили угощение, но отплатили сторицей. Оказывается, им удалось сегодня отловить несколько юрких жёлтых ящериц. Страшными на вид ножами пустынные охотники уже разделали добычу, освежевав тушки и удалив головы, ноги, хвосты и внутренности.
Дестан получил одну ящерицу и с огромным удовольствием съел её прямо сырой, подражая сотрапезникам. Ему было всё равно, что они здесь делают. Зато он узнал, что дня через два пешего пути пустыня закончится, и можно будет разжиться финиками с пальм, а затем и чистой пресной водой. А ещё – что дальше можно найти бескрайний простор, заполненный водой, но уже солёной и горькой, как слеза. По той воде плавают длинные деревянные дома, способные доставить желающих в другие, богатые страны, где совсем нет песчаных пустошей.
Дестан двинулся дальше, а бродяги остались сидеть в неизвестном ожидании.
Вот впереди пыльные столбы: идёт ещё один встречный караван, от которого тоже лучше спрятаться. Как интересно: помимо неоднократно виденных одногорбых верблюдов, под несколькими всадниками вышагивают лошади. Такого зверя Дестан видит второй раз в жизни. Наверное, очень богатые купцы.
Караван ушёл своей дорогой. В виде настоящей удачи приближается одинокий всадник. Возможно, отстал от остальных, торопится нагнать, погоняя прекрасного тонконого скакуна. Какое дело седоку до жалкой фигуры вышедшего навстречу грязного оборванца!
– Эй, посторонись, если жизнь дорога! – заорал конный грубо и хрипло от набившейся в глотку пыли. – Прочь с дороги, собака!
Наглец лишь слегка сдвинулся в сторону, не выказывая ни страха, ни почтения. Он не пал ниц, не протянул в униженном поклоне руку в расчёте на мелкое подаяние, а твёрдо смотрел прямо перед собой. Всадник сбавил темп, не желая всё-таки давить незнакомца, но замахнулся плёткой.
Дестан волновался, хотя знал, что нужно делать. Он хотел ещё раньше потренироваться на двух бродягах, но убоялся их бурых, обожжённых солнцем лиц и безумно выпученных глаз.
Сейчас он всё сделает правильно. Новичок приоткрыл мешочек заранее. Пальцы нужно сложить особым образом, желательно очень быстро. Средний и большой касаются друг друга подушечками, а указательный прикладывается кончиком к краю ногтя большого. Такая фигура называется чужеземным словом «пульвия». Юноша много раз складывал её по пути, сделав жест естественным, как дыхание. Пульвия при контакте с порошком сама собой набирает щепотку, прилепляет волшебное вещество к пальцам.
Дестан сделал нужные движения мгновенно и вдохнул набранный чёрный порошок в обе ноздри. Всё, смертный подчинён. Можно подумать, а можно и вслух сказать, продолжая смотреть прямо в глаза всаднику, опустившему плеть и резко осадившему взмыленного жеребца:
– Отдохни немного, уважаемый! Мы ведь друзья, нам надо обменяться одеждой. Ещё мне нужна твоя лошадь…
Отставший торговец соскочил с коня и услужливо передал нищему бродяге свой пыльный, но богато расшитый халат и дорогую чалму. Пыхтя, стащил мягкие дорожные сапоги. Дестан со зловещей улыбкой сменил рваньё на достойный наряд, нащупал в кошельке рядом с седлом звонкие золотые монеты. Ограбленный путешественник стоял рядом в молчаливом оцепенении. Но через сутки он очнётся, будет рвать и метать. Нужно изменить его сознание, чтобы он навсегда забыл о роковой встрече.
Придётся использовать ещё толику драгоценного порошка. В дальнейшем тратить надо разумно: никто не обещал пополнения запаса.
Пальцы сложены в необходимую фигуру, щепотка набрана. Теперь пасс – подуть на «заряженные» пальцы в сторону жертвы, видя её глаза, и пожелать что-нибудь интересное. Ну да, торговцу должно отшибить память. Пусть плетётся дальше пешком в неведении, кто он и зачем здесь.
Нервный жеребец шарахнулся было, но его успокоил вид и запах знакомого одеяния. Кривой посох достался бывшему наезднику.
Решив закрепить мешочек с порошком рядом с тугим кошельком, Дестан удивился. Дар, найденный в колодце, намного увеличился в объёме. Сияние песка теперь не серебристое, как раньше, а зеленовато-жёлтое.
Бессмертный, ставший таковым лишь несколько дней назад, не смог тогда объяснить причину метаморфозы, да и не придал ей особого значения. Обладание магией важнее её цветовых оттенков.
Там, откуда он ушёл, в этот миг обвалилась стена его родной, но ненавистной лачуги, погребая под собой два уже холодеющих тела.
А по дороге, уже заметно отклоняющейся в сторону заходящего солнца, медленной рысью двигался совсем другой Дестан. Возврата в прошлое не было. Впереди ждала полная самых разных событий жизнь. Очень долгая жизнь…
Глава 3. Господин Штырёв рассказывает
Москва, 12 июня 2002 года
Кто-то умеет читать мысли, кто-то – нет. Лучше, конечно, уметь. Но остальным ужасно неприятно
Туземцы, встреченные в количестве трёх душ, никак не могли определиться с указанием направления. Были они или сильно перегарны, или не сильно трезвы. Хорошо, помогла женщина с лицом вчерашней колхозницы, покупавшая в ларьке химическую дрянь – растворимый сок «Юпи».
Любительница химических растворов охарактеризовала искомый магазинчик мебели, сувениров и всяких мелочей ёмким словом «хламушник». Потому, несмотря на приятный колокольчик на входе, Сэм Олдбрук зашёл внутрь с соответствующим предвкушением.
Обе продавщицы, оценив клиента, изрядно напряглись, лихорадочно отыскивая в памяти скудный запас английских слов. Но Сэм, ныне не скрывающий прекрасное владение русским, моментально отверг предложения самых дорогих и чудовищных «презентов».
Он немного побродил по пятачкам тесно заставленного торгового зала, где разномастная мебель соседствовала с безвкусно оформленными витринами. Столы и диванчики источали смесь ароматов плесени и формальдегида. Вспыхнуло воспоминание, как в последние годы советской власти пришлось зайти разменять десятирублёвку в один сельский магазин.
Там, конечно, было хуже. Прямо-таки хрестоматийный беспорядок, почему-то никого не смущавший. Продавщица же наверняка была уверена, что подобная раскладка товара вполне естественная и единственно верная, как дорога к коммунизму.
Половину прилавка занимали наваленные пачки мерзко пахнущего моршанского «Беломора», из которых обильно сыпалась и разлеталась во все стороны мелкая труха. Сзади, на широкой полке, стояла небрежно вскрытая жестяная банка с олюторской сельдью. По жёлтой жирной рыбине сосредоточенно ползала зелёная муха. Тоже жирная.
Сверху, едва не касаясь кончиками селёдочного сока, рядком висели чешские галстуки фирмы «Цебо». Один красивее другого, каких и в столице практически было не достать.
Мухе надоело ползать. Она подпрыгнула на пару сантиметров и грузно шмякнулась на запасной аэродром небесно-голубого цвета. Прошлась по галстуку туда-сюда, оставляя за собой жирный след, и уселась удовлетворённо потирать лапы.
Сэм передёрнулся от отвращения, возвращаясь в реальность. Он указал на большой подарочный набор инструментов для столярных работ и резьбы по дереву, который выглядел чужеродным среди многочисленных куколок, зайчиков, трубок и зажигалок, и пылился на полке несколько лет. Товар был упакован с завидной поспешностью. Попытку дать сдачу дипломат отогнал небрежным движением руки, как недавно вспомнившуюся муху. Зато пожелал увидеться с хозяином.
Господин Штырёв оказался тучным, с квадратным подбородком и короткой стрижкой «ёжиком». Лисьи глаза выражали сложную смесь настороженности, природной наглости и отсутствия способности сострадать. Толстячок с ходу предложил чем-нибудь угостить – и тут же смутился. Возможно, сообразил, что в кабинете только одна приличная на вид кружка, и та пивная. А в холодильнике неважный коньяк: початая бутылка, захватанная липкими пальцами.
Сэм, окинув быстрым взглядом убогое помещение, в ответ довольно невежливо хмыкнул.
…Многие знакомые ещё недавно именовали господина Штырёва просто «Штырь». Судьба оберегла его от тюрьмы и от нищеты, но крутиться пришлось ох как. Закончив профтехучилище, Штырь долго занимался «фарцой», потом умудрился организовать неплохое мебельное производство, а там и несколько торговых точек открыл. По итогам многочисленных «наездов», бесконечных «разборок» и прочих атрибутов жестокой конкуренции, у него остался только один магазин, зато надолго наступило относительное спокойствие.
Сорокалетний Штырёв смирился, понимая, что выше ему уже не прыгнуть. Оттого не рисковал щеголять малиновыми пиджаками и дорогими чёрными авто. Статус должен быть умеренным. На шее – не самая толстая золотая цепь, а на мясистой руке тикают поддельные часы фирмы Rolex.
У посетителя дорогущий и тяжёлый швейцарский механизм с сапфировым стеклом явно был настоящим, и секундная стрелка двигалась предельно плавно и беззвучно. Штырь мгновенно оценил разницу и непроизвольно вздохнул.
– Можете называть меня Сэмом, – без лишних церемоний заявил иностранец. – А выпить было бы неплохо, но, естественно, не здесь.
– Как угодно, – быстро ответил Штырёв. Чутьё подсказывало ему, что незнакомец – человек, перечить которому не стоит. – Может, хотите договориться об оптовых поставках? Или желаете найти что-то особенное? У меня большие связи…
– Давайте-ка пообедаем в хорошем ресторане, – остановил поток догадок Сэм. – Я угощаю.
…Через полчаса Сэм и господин Штырёв не спеша приступили к дегустации фирменных блюд одного из тех заведений, которые владелец магазинчика обычно, не стесняясь в выражениях, хаял за абсолютно безумные цены. Толстяк в мятых брюках, не гармонировавших с чопорностью обстановки и предполагаемыми тратами (к чему только он упорно пытался хотя бы примерно подсчитать их в уме?), чувствовал себя не в своей тарелке и покорно предоставил выбор блюд своему спутнику. Правда, вместо мартини попросил более привычную, но зато самую дорогую в длинном списке водку.
– Мне нужна небольшая информация, – перешёл к делу Сэм, покончив с холодной закуской. – Плачу от пяти до десяти тысяч долларов в зависимости от того, насколько полезной она окажется.
– Конечно, я готов… – Штырёв чуть не поперхнулся и растерянно вытер руки о скатерть, начисто забыв о салфетках. – Только я сразу должен сказать, что не знаю никаких военных секретов и не знаком с политиками. Я всего лишь мелкий коммерсант, человек маленький. Правда, я как-то ездил на рыбалку вместе с…
– Мой интерес другого рода. Недалеко от вашего магазина есть детский дом. Я хочу знать как можно больше о нём и о том, кто там живёт и работает.
Небольшая пауза была вызвана приближением к столику сразу двух официантов, моментально усовершенствовавших без того сказочной красоты натюрморт. Толстяк напряжённо размышлял, украдкой поглядывая на безмятежного покупателя странной услуги. Когда художники белой скатерти удалились кошачьей походкой, хозяин мебельно-сувенирной лавки расслабился и выразил полную готовность говорить о чём угодно.
– Кажется, я понимаю, в чём дело, – переходя на доверительный тон и непроизвольно понизив голос, начал Штырёв. – Сейчас многие интересуются детишками для заграницы. Хорошее дело, как по мне, нужное. И стране легче, и ребятишкам сладкий пирог вместо чёрствой корки, и подзаработать можно. Короче, намекните, это интерес чисто личный или…
Поскольку жест иностранца подтвердил последний пункт из предложенного выбора, коммерсант слегка вздохнул, но продолжил свой монолог не менее бодро:
– Значит, не сами хотите присмотреть сыночка или дочурку. Между нами говоря, отличные варианты можно отыскать. Ну да ладно, буду всё по порядку выкладывать. Конечно, те курицы, что у меня работают, могли бы тоже помочь. Бабы всё-таки, сплетни всякие собирают, да и за прилавком больше чего увидишь да услышишь, чем в кабинете да по базам. Но и я знаю достаточно: и в самой богадельне не раз по делам был, и начальство тамошнее знаю, да и воспитанников некоторых. Так что обратились вы к нужному человеку.
Сэм слегка кивнул в знак того, что удовлетворён началом.
– Район у нас, значит, не элитный, но всё ж за Москвой числится. Деревянные бараки вокруг посносили, и деловые люди стали к землице присматриваться. Тут новую школу построили, большую, со многими корпусами, старьё школьное сначала тоже хотели убрать, но передумали. В девяностые-то стало совсем много сирот всяких, вот и решили под них отдать. Набрали ребятишек-одногодков, они тогда в первый класс должны были идти. С тех пор там так и живут. Последний год им остался. Поговаривают, что после выпуска всё-таки уберут приют.
– Давайте подробнее про воспитанников.
– Не знаю, по каким понятиям их собирали. Не только по столице и области, но и издалека. Кто-то тёр, что таланты по всей стране отбирали. Гаврики, правда, культурные, вежливые, не хулиганьё. Когда магазин открывал, трухал, что с детдома беспокойство будет. Кражи типа, а то и налёты. Охрану поначалу крепкую нанял, сколько потратился на дармоедов! Напрасно переживал! Так, заходят иногда, поглазеть. Девчонки, значит, побрякушками интересуются, самой дешёвкой. Обычно ничего не покупают, деньги-то откуда. А воровства нету, ни одного случая не могу припомнить.
Толстяк начал нахваливать сирот, как ценный товар, словно сам был готов их продать. Но предупредил, что руководство детдома стоит за воспитанников насмерть, отваживает «благодетелей» и нечистых на руку чинуш. В общем, не подпускает сомнительных опекунов за километр.
– Директриса тамошняя и особо её замша Нина Николаевна – те ещё стервы! Слишком идейные, глупые, несовременные. Значит, хоть заведение на хорошем счету, но средств выделяют им очень даже меньше, чем другим. Они от спонсоров ничего не берут, если хоть чуток неладное почуют. Сам слышал, как они меж собой пиликали, что все предлагаемые деньги от коммерсантов – грязные.
– Наверное, правильно думают? – прищурился старый дипломат.
Штырёв хмыкнул. После третьей рюмки говорить ему стало намного легче. Водка была удивительно приятной, разливала по всему телу живительное тепло. «Чего ещё я на такие бабки могу наболтать?» – назойливо толкалась беспокойная мысль, но иностранца он перестал опасаться и честно старался угодить.
– Нет, ну всяко бывает. От меня под Новый Год приняли несколько костюмов для праздника. Страшное было китайское барахло, никто не брал. Ещё, помню, партию тетрадей туда сплавил. Брак оказался, надо же было куда-то девать. Взяли, ещё и спасибо сказали. В общем, если постараться и подумать хорошо, подходы можно найти.
Здесь толстяк, опасавшийся, как бы от него ненароком не уплыло обещанное минимальное вознаграждение, сделал красноречивую паузу. Пачка, перекочевавшая в карман необъятного пиджака, окончательно разрядила обстановку. Сэм, хотя и дал понять, что переданная сумма не подлежит возврату ни при каких обстоятельствах, всё же намекнул, что ничего особо ценного пока не услышал.
– Скажи мне вот что, – перейдя на «ты», сменил тему англичанин. – Знаком ли тебе такой мощный паренёк по прозвищу Капитан? Он как будто на тебя работает.
– Ах, этот! Зовут парня Володя, ходит постоянно в одной и той же компании. Так-то мне до лампочки, кто там и с кем. Но с полгода назад ввалились они толпой в мой кабинет. Оказалось, что у Капитана руки откуда надо растут, и умеет он мастерить кораблики. Красивые модели получаются.
Хитро ухмыляясь, Штырь долго объяснял, как заключал выгодный контракт. Сначала сувениры от Капитана удавалось перепродавать раз в двадцать дороже, и раскупали кораблики здорово. Потом явилась сама Нина Николаевна с претензиями, что хозяин магазина дурит воспитанников, платит слишком мало. Договорились, что в обмен на поделки детдому будет поставляться какой-нибудь неходовой товар: столы попроще, стулья, табуретки. А модели действительно качественные. Один ценитель сказал, что в жизни ничего подобного не видел, просил достать ему ещё и обещал… много.
– Теперь контракт, значит, будет на всё лето. Им там, в детдоме, разрешают зарабатывать на каникулах. Девчонки из его компании просились в магазин подработать продавщицами, да у меня и так комплект.
– И что, теперь им некуда будет устроиться?
– Да ну… – Штырёв, полупьяно ухмыляясь, подцепил на вилку кусочек сёмги. – Найти всегда можно, если борзую оплату не просить. Девки пойдут, как обычно, на почту. Приятель Володьки, умник, в технике разбирается. Так он хвастал, что его в автосервис обещали взять.
Пиршество длилось ещё целый час. Толстяка окончательно развезло. Он плохо соображал, что говорит. Сэм всё время возвращался к интересующей четвёрке подростков, выспрашивал детали встреч и разговоров. Иногда информатору казалось, что не он сам старательно пытается вспомнить что-то ещё, а просто собеседник бесцеремонно копается у него в голове. От этого радужное настроение улетучилось, стало тоскливо, страшно захотелось пожаловаться на свою нелёгкую долю: на бывшую жену, презрение власть имущих, крутые поборы и конкурентов.
– Вот хотя бы Хусаинов. Прямо со свету сживает! Всю клиентуру переманил, гад! У него магазин неподалёку. Мебель-то вся палёная, делают местные армяне, а он её за элиту сдаёт. Ещё и угрожает мне: мол, либо закрывай свою лавочку, либо переходи на одни сувениры. Да я на них мигом прогорю!
– Так разве кораблики не помогут? Кстати, в магазине что-то я их не заметил.
– Так ведь не с конвейера они идут. Разбирают хорошо, а пацан не может их печь как пирожки. – Штырёв громко рыгнул. – Р… работа штучная. Халтуру брать никто не будет. Вот я и говорю этому паразиту Хусаинову…
Олдбрук перестал вслушиваться в пьяное бормотание соседа по столику. Штырь вдруг представился в виде громадной жирной мухи, поганящей хорошие вещи. Второе «я» охотно согласилось с такой ассоциацией, навеянной недавним воспоминанием. Ещё и добавило, что таким коммерсантам, нагло обманывающим несчастных сирот и сплавляющим в приют откровенно негодный товар, вполне справедливо устраивать «тёмную». Или вообще…
«Кораблики, надо же! – немного взволнованно думал Сэм. – Неужели бывают такие совпадения? Как может всё так удачно складываться? Подозрительно удачно! А предполагаемый подарок? Почему, по какому наитию, я выбрал именно такой набор инструментов и попал в самую точку? Жизненный опыт? Возможно. А вдруг кто-нибудь играет против меня? Кто-то умный и тонкий, изощрённый в плетении интриг. Конкурент. Идиот Штырёв постоянно говорит о конкурентах. Чему удивляться, если соперники встречаются повсюду и в любом деле…»
Созвучная мыслям память услужливо предложила заново пережить один мрачный эпизод, когда случилось так внезапно прозреть…
* * *
Франция, Прованс, 1720 год
Грязная придорожная харчевня в поздний час была пуста. Всаднику, проделавшему за день немыслимый путь, требовались отдых и ночлег, и угрюмый хозяин несказанно обрадовал, буркнув, что одна из двух комнат наверху свободна.
С низкосортным пристанищем, где на стенах в помине не было ковров или гобеленов, а в качестве подсвечников использовались донышки битых глиняных кувшинов, волей-неволей пришлось смириться.
Путник бегло осмотрел номер. Какой мерзкий стол! На грубые козлы ленивый «умелец» взгромоздил обрезок широченной плахи – и так сойдёт! Невдомёк дураку, что такое изделие напоминает эшафот. Стол к тому же усыпан обглоданными рыбьими костями.
Постоялец отцепил ставшую немыслимой обузой шпагу, сложил вещи в угол. Нужно спуститься перекусить, пока хозяйка сменит бельё на чуть более чистое. И хотя бы смахнёт остатки чьего-то пиршества с шершавого, плохо обработанного дерева.
После холодного цыплёнка (за шестнадцать су, грабёж!), запитого бутылкой очень плохого вина, приезжий поднялся по шаткой лестнице, позёвывая и с трудом разлепляя то и дело смыкающиеся от усталости веки. Трактирщик с женой давно удалились к себе, получив плату вперёд и проверив засовы, чтобы застраховаться от ночных воров и разбойников.
Для ориентации на площадке второго этажа хорошо было бы родиться котом. Огарок свечи, поставленный хозяином на стол для ужина, с шипением погас, когда утомлённый путешественник, морщась, допивал последние глотки. Лишь почти прогоревший внизу очаг слегка разгонял мрак безлуния, воцарившегося вокруг.
