скачать книгу бесплатно
Через несколько минут подъехала патрульная машина, из которой медленно вышли два полицейских в бронежилетах и с автоматами. Они приняли наркомана у Титова, сцепили ему руки впереди наручниками и затолкали в заднюю часть УАЗика. Нож лежал на видном месте, и его убрали в пластиковый пакет. Подошла трясущаяся, обнимающая свою сумочку пострадавшая.
Полицейские записали с паспортов данные Титова и девушки, коротко опросили, сообщили, что на этом человеке, похоже, еще несколько нападений и что он действительно конченый наркоман, и предложили подойти в отдел для дачи показаний завтра или послезавтра.
– Дело ясное, нужно закрывать человека, пока кого-нибудь не зарезал, где-то тут их притон завелся, не можем найти никак, – с сожалением сказал сержант. – Спасибо вам, Александр Михайлович, за смелость. Хотя, конечно, лучше бы вы или девушка сообщили нам по телефону. Мы бы сами его взяли на территории, как положено, с вещдоками, глядишь – кого-то еще зацепили бы. Так безопаснее. Но получилось как получилось. Искренне говорю вам: вы молодец, ждем вас для дачи показаний. И вас, девушка. Отдел на Гагарина знаете? Тут рядом. Вот и хорошо. Дадите показания следователю, это не долго, дело-то очевидное. Если забудете, вам позвонят, теперь вы обязаны прибыть в рамках расследования. Гражданский долг, так сказать. Удачи вам.
В лифте Александр подумал, что, наверное, искупил что-то своим поступком. Компенсировал злодеяние подвигом. Он грустно усмехнулся: «Может быть, лучше, чтобы он меня зарезал насмерть. По горлу резко, и всё. Пал смертью храбрых. Чтоб не мучиться. Почетно и назидательно. Однако поздно, заказ размещен».
Кабина остановилась на девятом этаже. Приехал. Домой идти не хотелось до тошноты.
– Я все видела в окно, Сань, – возбужденно суетилась Варвара. – А что там было? Ты преступника задержал? На тебя напали? Сашка! Я и подумать не могла, какой ты. Слышу крики: «Караул, грабят!» – а тебя нет. Высунулась в окно – вижу, какая-то свалка, потом полиция с мигалкой, гляжу – ты. Санечка, расскажи скорее. Весь подъезд вывесился в окна. Ты не ранен? Слава Богу! Я так волновалась, мог бы позвонить, что всё нормально. Костюм испортил, но ладно, главное – сам цел. Рассказывай скорее. А что за коза там? Твоя знакомая? Нет? А я, главное, смотрю на часы, что-то задерживаешься. Волнуюсь. Тебя полиция записала? Да? Теперь затаскают. К ним попадешь – не вырвешься, еще и виноватым сделают. Это у них нормально: кто вызвал, того и сажают, чтоб далеко не ходить и экономить деньги налогоплательщиков. Так кто на кого напал? Обалдеть! Возможно, про тебя по телевизору расскажут в криминальной хронике. Пример для подражания – «Если бы все были такими, как мой Санечка, жизнь в городе стала бы безопаснее!» С ума сойти! Могут, кстати, и к награде представить, сейчас это тренд патриотического воспитания. И у меня интервью возьмут, как у жены. Прикольно, да?
Выслушав рассказ, Варвара с гордостью посмотрела на мужа.
Весь вечер она подчеркнуто внимательно обслуживала его, покормила и уложила спать. Засыпая, Титов слышал, как жена позвонила своей маме и пересказывала приключение этого вечера. Рассказ получился длинным, гораздо длиннее самого происшествия, и Александр уснул, так и не дождавшись окончания. В его тревожном сне перемешались наркоман и Михаил, полиция, фотография, грамота от начальника УВД. Мозг, напоминавший кипящий чайник, выдавал удивительные комбинации, переставляя людей и события местами. То он свалил Михаила, то наркоман скрутил его самого.
***
На другой день, в свой обеденный перерыв, Александр подъехал в полицию. Дежурный, записав в журнал фамилию, пропустил его в отдел и подсказал номер кабинета на втором этаже. Следователь Токарев Николай Иванович занимался данным происшествием.
Титов приблизился к двери кабинета с чувством победителя, который пришел за орденом. Вид имел скромный, но торжественный, готовый к похвале и восхищению. Он даже слова приготовил: «Не стоит, любой мужчина поступил бы так на моем месте. Невозможно пройти мимо, когда обижают женщину». И прочее в этом роде, если дадут сказать.
Кабинет разочаровал – маленькая, пыльная, захламленная комнатка площадью метров десять, с окном, двумя рабочими столами, двумя сейфами, нечистым электрочайником и горами запыленных папок на всех пригодных для складывания местах. Сам Николай Иванович оказался почти полностью седым человеком на вид лет под пятьдесят, с усталыми глазами, в помятом костюме без галстука.
– Очень хорошо, что сразу пришли, – нерадостно начал он работу. – Дело ясное на первый взгляд, но формальностей не избежать. Присаживайтесь. Итак: ваши фамилия, имя, отчество, год рождения, место постоянной регистрации, место работы.
– Титов Александр Михайлович, семьдесят первого года, Строителей, дом восемь. Генеральный директор ООО «БВРК», женат, детей нет пока, образование высшее. Номера телефонов запишите. Вот мой паспорт, вот ксерокопия с него, специально для вас сделал.
– Благодарю вас. Очень хорошо, предупредительно! Рассказывайте, как дело было.
Поняв, что хвалить его не будут, Титов сдулся и обмяк.
– Двенадцатого апреля сего года, во вторник, я возвращался домой с работы, припарковал у подъезда машину.
– По Строителей, восемь?
– Естественно.
– Хорошо. В котором часу?
Титов вздрогнул. Он не следил в тот вечер за временем. И вообще, с этим героизмом даже не продумал ответы на стандартные вопросы. Непростительная халатность! Итак. С работы ушел примерно в шесть – шесть десять, потом дорога минут десять, с Михаилом минут тридцать, потом домой минут пять от силы.
– Около семи, наверное. Без пяти, скорее всего, я на часы не смотрел, сами понимаете.
– Понимаю. А вот вызов поступил в половине восьмого.
«Неужели я час провозился? – удивился Александр. – Вдруг начнут выяснять, где я был? Да зачем им, дело-то ясное».
– Значит, в половине восьмого. Должно быть, на работе задержался. Да, я не сразу поехал, прогревался пока, стекло отчищал. Это важно так?
– Пока не знаю, Александр Михайлович, но должно быть точно. Ладно, припарковались. Дальше что? – следователь размашистым неразборчивым почерком вел протокол.
– Дальше, – начал раздражаться Титов. – Вышел. Слышу крики: «Помогите, ограбили», что-то в этом роде.
– Кто кричал?
– Девушка кричала, Маша вроде ее зовут, потерпевшая, она свои данные сержанту называла.
– Вы уверены, что именно она кричала? Вы это точно видели?
– Ну, там, конечно, темно было. Крики шли с ее стороны, а больше рядом никого не было.
– Не было или вы не видели?
– «Не было, не видели». Что вы цепляетесь к словам. Ну, не видел!
– Вы не злитесь, Александр Михайлович. Поймите, все должно быть точно. Если «видел», то именно видел или слышал. Если «кажется» – то другое дело: предполагаю, значит. Закон требует точности, особенно когда дело касается человеческой судьбы. Потом, знаете, адвокат на суде все эти «кажется» вывернет как оговор, опровергнет и развалит дело. Хорошо? Продолжайте.
– Попробую продолжать, только, знаете, совсем не такого я ожидал от вас. В каком-то смысле я сделал работу полиции – поймал грабителя и передал властям, а вместо благодарности – допрос. Пробежал бы он мимо и кого-нибудь своим ножиком пырнул. Я, рискуя здоровьем, сохранил кому-то жизнь. В другой раз подумаешь: вступаться или пусть убивают, насилуют, грабят. Пусть? Моя хата с краю?
– Александр Михайлович, думать никогда не вредно, а про героизм потом поговорим. Есть порядок. Рассказывайте, что дальше происходило.
– Я увидел бегущего на меня парня лет двадцати. В левой руке он держал нож, я отлично его разглядел, в правой – сумку, предположительно принадлежащую девушке Марии, предположительно пострадавшей, кстати, только предположительно девушке, я ж не гинеколог, сами понимаете.
– Быстро учитесь, – усмехнулся Токарев. – Но все-таки не перебарщивайте.
– Хорошо, не буду перебарщивать. Как скажете. Скажете «перебарщивай» – начну перебарщивать, скажете «не перебарщивай» – буду недобарщивать. Короче, я принял решение задержать предположительно молодого человека и, когда он поравнялся со мной, повалил его на землю. Нож, который он держал в руке, отбросил в сторону. Девушка вызвала полицию, это она сама сказала позже. Ну а дальше приехала патрульная машина, и парня заковали в наручники и заточили в воронок.
– В автомобиль ППС.
– Вот именно.
– Вы его били?
– Нет, конечно. Этого и не требовалось, он почти не сопротивлялся. Я схватил его и прижал к тротуару. Руки, естественно завел назад. Опять же его нож рядом валялся.
– Хорошо, хорошо. Что дальше было?
– Я же ответил уже. Через минуты три подъехал патруль. Кстати, быстро подъехали, я удивился даже. Переписали наши с девушкой данные, расспросили о происшедшем, поблагодарили, погрузили парня и уехали. Всё. Больше, товарищ следователь, мне по этому делу сообщить нечего. Спрашивайте, если что-то требует уточнения.
– Свидетели были? Вы кого-то можете назвать?
– Свидетели? Нет, я никого не видел. Не могу назвать.
– Не торопитесь, подумайте.
– Точно не было никого.
– Понятно, так и запишем: свидетелей не видели.
– Так и запишите, товарищ следователь.
Токарев дописал последние слова в протокол, положил ручку и с любопытством оглядел Титова.
– А вот скажите, не для протокола, что побудило вас кинуться на человека, имеющего нож, который в принципе на вас не нападал? Бежал по своим делам мимо.
– А девушка? Она же взывала о помощи, он сумку вырвал у нее.
– Про девушку я помню. Вопрос мой вот в чем: благородные рыцари – они в жизни большая редкость. В кино или книгах – другое дело, но в реальности почти никто никогда не заступается на улице, а если кто-то ввязывается в разборки, то либо пьяный или спортсмен, военный, полицейский. Я знаю, о чем говорю, больше двадцати лет в органах. Нормальный человек всегда проходит мимо, пробегает. Наверное, он страдает в душе некоторое время, но целая физиономия, сохранившаяся одежда, а может быть, и жизнь – достойная компенсация за муки совести. Здравый смысл и чувство самосохранения удерживают трезвого человека от подобных эксцессов. Может быть, вы выпивали в тот день?
– Ах, вот оно что! Вот вы куда ведете. Разочарую – я был трезв. Утверждаю и могу пройти освидетельствование.
– Охотно верю, к тому же патрульные признаков опьянения не обнаружили, как следует из их объяснений, – Токарев вдумчиво смотрел Титову в глаза несколько секунд, пока тот не заерзал на стуле. – Тем более странно. Видите ли, к такому поступку должно что-то подтолкнуть. Из ваших слов следует, что человек был вооружен ножом, значит, риск получить смертельную рану вы осознавали – и все-таки схватили его.
– Мне показалось, он не сможет применить нож, не успеет, хотя кто его знает на самом деле.
– В том-то и дело. Мое мнение, если угодно – моя теория, заключается в предположении о некоем внутреннем, латентном стремлении к смерти в результате чего-то очень плохого, совершенного героем. Человек допускает, например, огромную подлость, страдает и приходит подсознательно к желанию самоубийства. Именно подсознательно. Тогда появляется безотчетная, отчаянная храбрость, и, если случай совершить нечто на грани самоубийства не подворачивает, он сам провоцирует подобную ситуацию, чем, кстати, часто только умножает страдания. Своего рода искупление, реабилитация в собственных глазах. Или подвиг, или раны, или даже смерть.
– Вы научную статью пишете по психологии преступника? – растерянно парировал Титов. – А я типа подопытной крысы?
– Пишу, лет уже пять, для журнала «На страже порядка и законности». Фактического материала не хватает. Кстати, вы употребили выражение «подопытная крыса», хотя чаще говорят «подопытный кролик». «Крыса» только подтверждает мои выводы о самоуничижении. Есть за душой что-то? Может быть, на работе?
– По-моему, вы несколько выходите за рамки своих полномочий, господин следователь.
– Я же предупредил: не для протокола, как товарищи беседуем, не сердитесь.
– Да ладно вам! Нет у меня на совести грехов такого масштаба. Ваша теория здесь не работает. Просто я в молодости много занимался карате и был уверен в своих силах, а девушка нуждалась в помощи. Вот и все мотивы, а вы теорию тут развернули. Я и теперь, между прочим, посещаю спортзал, поддерживаю форму.
– Куда ходите?
– Фитнес-клуб на Кирова.
– Знаю. Элитный, дорогой.
– Не слишком и дорогой, но и я человек не бедный. Рекомендую вам, у меня там скидка есть, могу поделиться.
– Подумаю. Стало быть, ваша совесть чиста, так? Ну что же, на нет и суда нет. Интересно было поговорить с умным человеком. А то у нас, знаете, алкаши сплошные и дегенераты в разработке.
– Другие вопросы есть? Мне на работу пора, бизнес не ждет.
– Пока вроде вопросов больше нет. Подпишите внизу: «Мною прочитано, с моих слов записано верно», фамилия, подпись и дата. Вот здесь и тут еще.
Следователь перечеркнул свободные поля протокола, вложил листки в тоненькую папку, захлопнул ее, отложил в сторону и придвинул к себе другую, толстую.
– Думаю, сегодня этот деятель оклемается к вечеру, – проговорил он, погружаясь в другое преступление. – Допросим и завтра откроем уголовное дело. По предварительным данным – чистое ограбление. Девушка завтра обещала к вечеру подойти. Она должна еще заявление написать. Потом постановление. Бюрократия, одним словом, но иначе никак. Ладно, спасибо за оперативность. Я позвоню вам, когда прийти еще. Практика показывает, что могут потребоваться дополнительные сведения, так что настраивайтесь на несколько встреч. Правосудие, сами понимаете, процедуры, экспертизы, опрос свидетелей. Следствие, одним словом. Потом еще суд, вы же свидетель. Это только преступления быстро готовятся и совершаются, а следствие – штука долгая, кропотливая. Поэтому мы их в конце концов и ловим. До свидания.
Токарев поднял трубку телефона, набрал короткий номер и произнес: «Федоров? Сережа, заводи через пять минут, да вот еще что…» Поймав на себе растерянный взгляд Титова, Токарев сделал движение рукой: мол, «свободен, что стоишь» – и продолжил разговор с невидимым собеседником.
«Вот так жук этот Токарев. Кто бы мог подумать, чуть на признание меня не раскрутил. В какой-то момент показалось: еще чуть-чуть нажмет на совесть, и я сам все расскажу, чтобы предотвратить убийство. Мурашки по спине. Жуть! Права Варька, замордуют теперь, – горевал Титов по пути в офис. После допроса у него развеялось впечатление собственной неуязвимости и интеллектуальном превосходстве. – Вот же, как все сложно. Знаю точно – не виноват, правда на моей стороне, наоборот, девушку защитил, грабителя задержал, а выходишь из конторы – и тошно на душе. С другой стороны, может быть, всё и не зря. Когда моя акция начнется, наверняка и ко мне вопросы возникнут. Пусть, такая тренировка вовсе не лишняя. Нужно быть готовым отвечать четко и не сбиваться. Ладно, поезжу к Токареву, поговорю, оботрусь. В принципе, чем чаще я там буду, тем легче мне потом общаться. Они все-таки не такие дураки, как я думал. Этот Николай Иванович, видно, опытный следак, психолог, вон как за слова-то цепляется, теории выводит. Ничего, нормально всё. Что ни делается, всё к лучшему. Черт с ними, разберусь. Вот что мне с Семигиным делать – проблема».
Было что-то опасное в фигуре нового компаньона, но что?
7
Настораживал странный стиль работы Семигина. Формально он являлся начальником отдела по работе с клиентами московского торгового дома. Это формально, а фактически Виктор Юрьевич представлял собой передатчик. Он сам ничего практически не говорил, ничего не обещал и, видимо, ни в чем не разбирался. Вопросы к Титову строго зачитывал с бумажки, собирал информацию и на следующий день доводил свое мнение. Получая вопросы, он отвечал: «Мне нужно подумать, вникнуть, посоветоваться, тут все непросто, документы отправляйте на почту», фиксировал вопрос в ежедневнике. Был как-то чрезвычайно зажат и, казалось, запуган. Вместе с тем много времени проводил на заводе, много перемещался, и его часто можно было видеть в КБ, в отделе продаж, в лаборатории, в цехах. Причем в лаборатории он вел длинные разговоры с Волковым, который полюбил всей душой Семигина, видимо назло Титову. Удивительный энтузиазм для дилетанта. На контакт с Александром он не шел, тем, за исключением производственных, не поддерживал. Самое же занятное то, что он не казался заинтересованным в результате работы.
Тем не менее работа шла согласно утвержденному графику. Инженеры делали фотографии и описания изделий, юристы и бухгалтерия согласовывали договор, начальник отдела продаж вела финансовое согласование. Контролировал работы Титов лично. К нему в кабинет то выстраивалась очередь, то все вместе вваливались для решения общего вопроса. Настроение команды выглядело крайне настороженным. Все боялись Москвы. Говорили: «Сожрет и не поморщится. Все наши секреты и рецепты узнают – и привет». Однако решение совета директоров – закон.
Надо сказать, что в целом сделка выглядела достаточно привлекательной. Москвичи обещали на пятьдесят процентов увеличить продажи завода. Требовался переход на работу в две смены, увеличение закупок сырья, набор персонала. За хороший дисконт клиенты обещали предоплату на квартал вперед, позволяя, таким образом, безболезненно преодолеть нехватку оборотных средств, погасить просроченную кредиторку и вообще – жить. На следующей неделе Титов планировал командировку в Москву для ознакомления с контрагентом лично и персонально.
В обеденный перерыв, когда секретарша обычно перекрывала доступ в кабинет генерального для посетителей и жестко фильтровала звонки, в дверь кто-то робко постучал. Титов не успел отозваться, как в проеме появилась голова Волкова.
– Привет, Саша, – виновато проговорил Олег и робко вошел. – Извини, что в обед тебя беспокою, нужно поговорить.
– Здравствуй, Олег. Давай без церемоний. Что-то случилось? – Титов поднялся и прошел навстречу компаньону. «Извиняться пришел, – подумал он, испытывая некоторые терзания за подброшенную фотографию. – Совесть замучила». Жалости, тем не менее, он в себе не заметил.
– Ты в курсе, Женька собирает нас в воскресенье?
– Он мне не звонил еще. Послезавтра? Он же на конец месяца планировал… – занервничал Титов. – Проблемы какие-то?
– Не сказал. Говорит, на собрании все объяснит.
– А где?
– В «Острове». Наше любимое место. Он приглашает нас с тобой на два часа, а семьи на пять. Пикник такой, на обочине жизни.
– Странно, что мне не позвонил.
– Позвонит еще. Ты жену возьмешь?
– Ну, а чего? Конечно. Что ж он все не по-человечески организовывает-то?
– Тебе не все равно? Я вот думаю: брать семью или нет? Хочется, конечно, вывезти на природу. Дашке полезно. Но как-то… Большая она уже, доченька моя.
Волков замолчал, отвернулся к окну, и глаза его увлажнились.
К сожалению, лечение дочери, несмотря на огромные деньги, приносило мало пользы. Девочка несколько отставала в развитии, практически ничего не знала из того, что знают девчонки в ее возрасте, обучение проходила заочно по специальной программе для аутистов. В свои восемнадцать она по развитию едва дотягивала до пятнадцати. Прогнозы врачей неутешительные – это не лечится в принципе, она навсегда останется странной, не способной строить жизнь самостоятельно, но некоторый прогресс будет. Рекомендации – продолжать лечение, платить и не скупиться. Сама из дома Даша выходила не дальше двора. Гуляла сидя на скамейке с книгой. Дополнительные трудности из последних – начавшееся половое созревание оказывало свое специфическое влияние.
– Говорят, природа отдыхает на детях гениев, – промокнув глаза платком, продолжал Волков. – Я, конечно, не гений, способности некоторые есть. Доктор наук, опять же, – он засопел. – Знаешь, я отказался бы от всего: от науки, от способностей этих, от денег, – лишь бы Дашка была просто нормальной девочкой. Такой, как все, не надо больше. Знаешь, Саш, мы, здоровые люди, мучаемся всякой ерундой, мечтаем о чем-то, а кому-то нужно просто быть нормальным. Чтобы ножки ходили, ручки двигались. Эти детки ни о чем больше не мечтают, как о том, чтобы побегать с другими ребятами во дворе, просто побегать, мяч погонять. Вот и все их счастье. Нам этого не понять, нам денег давай, власти, роскоши. Поэтому мы и несчастные всю жизнь, что счастье свое видеть не умеем. Бог нам, дуракам, показывает примеры, а мы не понимаем. Помнишь меня в институте?
– Такое не забудешь, Олежка!
– Вот-вот. А зачем оно все было? Не знаешь? И я сейчас не знаю. Стыдно мне теперь, хочешь верь, хочешь не верь. Словно Бог меня за заносчивость и глупость унизил, раз я слепой. Дашенька моя! В чем она-то виновата? Или это хромосомы мои, будь они неладны, – он снова вытер слезы. – Самое ужасное, что ничего сделать нельзя, исправить нельзя. Живи и смотри, пока сердце выдерживает, а там… – он махнул рукой. – Сил нет, тяжело! Работа только и отвлекает на время, но дома… – он замолчал на минуту, потом продолжил: – Сань, ты не сердись на меня за тот разговор. Я совсем так не думаю. Ты много делаешь для фирмы и для нас, а получаешь мало. Я это вижу и знаю. По-честному, тебе впору на нас собак спускать. Но ты молчишь. Дал слово и терпишь. Ценю твое благородство, я бы так не смог. Женька сказал, что на нашей встрече сделает предложение, которое воздаст тебе по заслугам. Наконец-то. Думаю, ты будешь доволен.
Титов молчал, глядя на слезливого друга.
– Так как думаешь, брать мне девчонок моих? Там Женькины дети будут, смогут они правильно среагировать? Ты не думай, Дашка не имбецил, просто она живет в каком-то своем мире, где свой порядок и свои ценности. Она много читает. Когда ее разговоришь на интересующую ее тему, она, оказывается, знает столько, что удивишься. Мистикой увлекается, пророчествами. Сейчас вот медицину сама изучает зачем-то. Со стороны это выглядит дико, дети таких отклонений не прощают. Наверное, не стоит ее брать.
– Обязательно бери. Обязательно! Не смей комплексовать! Все всё поймут, не скоты же мы, в самом деле!
