скачать книгу бесплатно
улыбаешься,
мам?
–
спросил
он.
–
Ничему, – опять улыбнулась мама. Просто вижу, как быстро
ты взрослеешь. Тебя волнуют уже такие взрослые вопросы. Так и
не замечу, как ты вырастешь и женишься.
–
Вот
ещё!
–
фыркнул
Глеб.
Народному артисту Аркадию Райкину цветы вручал Саша Тимо- феев – мальчик с красивым русским лицом. Никто не догадывался, мама Саши была еврейкой, потому что на родительские собрания в школу всегда приходил Сашин папа.
14.
В конце четвёртого класса многие мальчишки и девчонки за- болели «низкопоклонством перед Западом». В принципе, у них это проявлялось в двух особенностях осознания нового бытия: в попытках добыть жевательную резинку и в стремлении заполу-
чить или хотя бы послушать пластинки с песнями групп «Beatles» и «Rolling Stones». Высоко ценились и самопальные фотографии этих групп, и их солистов по отдельности. Фотографии печатались путём пересъёмки обложек заграничных журналов, попадавших в СССР неведомым путём. Вернее, все знали, что журналы контра- бандой завозили советские моряки торгового флота. Дело это было рискованное, об этом знали даже школьники младших классов.
Конечно, бесспорным лидером по добыче всей этой прелести был Алик Короблёв, батя которого продолжал бороздить необъят- ные просторы мирового океана. И мировой поп-музыки, как вскоре стало понятно Алькиным одноклассникам. К счастью, Алик Кораб- лёв был тюфяком и не мог сполна стричь купоны, используя своё привилегированное общественное положение сына моряка загран- плаванья. Но с ним охотно поддерживали приятельские отношения почти все в классе. Не был исключением и Глеб. У Кораблёвых была просторная комната в малонаселённой коммуналке, выходившая двумя окнами на Большую Подьяческую улицу. Естественно, в комнате было много иностранного барахла, от которого у каждого входящего в неё впервые захватывало дух. Чего стоил только умо- помрачительный магнитофон «Panasonic»!
Алик не жадничал и щедро делился с одноклассниками своим богатством. Дорогостоящие альбомы грампластинок выносить из дома Алику было запрещено. Но он часто нарушал запреты и давал приятелям пластинки послушать или переписать на магнитофон, которые, правда, мало у кого были. Пластинки порой не возвра- щали, и Алик бывал бит отцом за это широким морским ремнём, который висел в их комнате на почётном месте среди иностранной швали.
Некоторые одноклассники вроде Генки Скобельдина после шко- лы ошивались в центре города, надеясь выпросить у какого-нибудь иностранца жвачку. Часто получалось. Но ещё чаще мальчишек гоняла милиция.
Глеб жвачку никогда не пробовал, да ему почему-то и не хоте- лось. Честь и достоинство советского пионера он понимал как-то буквально, по-газетному, и она, эта совсем невидимая честь, не по- зволяла Глебу унижаться перед холёными иностранцами.
В один из вечеров, когда Глеб делал уроки, а мама читала своего любимого Чехова, неожиданно раздался звонок. Оказалось, приехал
дядя Сеня. Военная форма ему по-прежнему была очень к лицу. Он странным образом заметно помолодел и словно расправил крылья. Мама почему-то очень смущалась его неожиданной молодости и старалась больше молчать, суетясь то на кухне, то у стола в комнате.
–
А как там поживают мои апартаменты? – спросил через какое-
то
время
дядя
Сеня.
Мама
в
очередной
раз
смутилась,
засуетилась
ещё
больше
прежнего:
–
Ждут вас, Семён
Игнатьевич, не сомневайтесь!
–
Да
я
не
к
тому,
–
тоже
засмущался
дядя
Сеня.
–
Просто
привёз
шалуну сувенир из дальних странствий, хотел посмотреть, как он
будет
гармонировать,
так
сказать,
с
имеющимся
интерьером.
Дядя Сеня открыл свой скромного вида чемоданчик и достал из него огромную морскую раковину нежно розового цвета. Глеб и мама смотрели на неё зачарованно.
–
Значит,
всё
же
были
на
Кубе,
или
где-то
в
тех
краях?
–
Что вы, что вы! – дурашливо замахал руками дядя Сеня. –
Купил
в
ближайшей
комиссионке.
Они втроём прошли в комнату Глеба. Дядя Сеня одобритель- но посмотрел на обстановку. Порядок в комнате был образцовый. Дядя Сеня поставил раковину на широкий подоконник, и сразу же создалось впечатление, что она тут стояла всегда.
Потом пили чай, как в прежние времена. Дядя Сеня балагурил, справлялся о маминой работе, о здоровье Глеба и его учёбе. О себе ничего не рассказывал. Только, прощаясь, с неожиданной грустью посмотрел на маму и сказал:
–
Я в Ленинграде проездом. Сейчас еду на аэродром. Лечу в
Москву,
а
потом
–
к
новому
месту
службы,
на
Чукотку.
Труба
зовёт,