скачать книгу бесплатно
Несколько месяцев до поступления они с мамой слушали бесконечные воспоминания разговорчивой «Шапокляк» о работе в Комитете. Конечно, это были времена молодости заслуженной чекистки. Когда вовсю бушевала шпиономания, а на фронтах идеологической войны кипели бои и велись тайные сражения.
Особое место в воспоминаниях соседки занимали разнообразные секретные приспособления и курьезные случаи из жизни разведчиков.
Сам термин «Spion» в числе прочих германизмов давно укоренился в русском языке. Хотя любители певучего итальянского предпочитают в качестве исходника куда более романтическое определение – «spione».
Но «Шапокляк» не была шпионом. Антонина долгое время работала в одном страшно засекреченном НИИ. В отделе технического обеспечения. Нейтральной крышей учреждения являлся крупный ленинградский завод, производивший оптические, оптико-механические и прочие интересные приборы. Исключительно в мирных целях, разумеется.
По роду службы «Вдове» доводилось контактировать с самыми разными службами контрразведки. И цепкая память, уже не связанная тридцатилетним сроком запрета, выдавала на десерт к вечернему чаю любопытные тайны из «боевого» прошлого соседки.
Однажды, в начале шестидесятых, был такой случай. Антонину пригласили осмотреть личные вещи, найденные при досмотре у сотрудника одного иностранного посольства. Речь шла о миниатюрном приборе со спичечный коробок. С крошечным микрофоном в форме мужской булавки для галстука.
Задержали подозрительного типа прямо на берегу Невы. Бдительный сторож лодочной станции заприметил странного мужика в красивом плаще, стоящего у самой кромки воды.
Кругом слякоть, сезон не купальный, что ему тут делать? Тут все и прояснилось: расстегнув плащ, незнакомец вдруг нахально защелкал фотообъективом. Да к тому же направленным в сторону судов у причала. При этом чуть наклонял голову и что-то шептал.
Вражеские резидентуры тогда очень интересовались спусками на воду кораблей и подлодок, сходившими со стапелей питерских заводов. Количество любопытных «гостей» все нарастало. Они облюбовали места для наблюдения на берегу, изучили графики спусков. И тайно фотографировали наши секреты, попутно наговаривая донесения. Нужно было срочно узнать, что именно содержалось в тайных комментариях.
Решили проблему быстро. На территории судоверфи установили длиннофокусную оптику и стали считывать тексты по губам. Получите, вражины!
Но ушлые шпионы сменили тактику. Теперь они делали снимки, не раскрывая рта, с плотно сжатыми губами. «А мы должны были выведать, о чем они молчат?», – с азартом откровенничала старушка.
Консульств в Ленинграде тогда еще не было, и псевдо-дипломаты жили в «Интуристе». Они, конечно, знали, что номера напичканы прослушкой и просматриваются. Но не сильно беспокоились.
Аппаратура наша была ни к черту!» – «Вдова» горячилась и отчаянно колотила себя по коленке сухоньким кулачком. Переживала так, будто все случилось вчера. Закашлялась, попросила Марину по спине похлопать.
Наблюдаем за ними по возвращении в номера отеля, – продолжала, блестя глазами за стеклами очков. Даже блюдце с чаем отодвинула в сторонку, – и что видим? Они вытаскивают у себя из разных карманов кусочки бумаги и начинают раскладывать. Представляете? Они в карманах донесения записывали. Прямо так, не вынимая рук. Разложат эти клочки, а потом переносят все на один лист. Вот нам и нужен был, листочек этот.
Димка спросил тогда удивленно: «Они, что наизусть заучить не могли? Зачем писать в штанах?» Но проблемы с памятью у иностранных шпионов Антонину не сильно волновали:
– Начальство обещало сорвать с нас погоны! И отправить за полярный круг. Говорят, белых медведей пошлем фотографировать, если секретные донесения врагов не можете толком заснять. В общем, пришлось нам похлопотать. Подтянули науку, физиков всяких, конструкторов, ученых. Кое-что позаимствовали, не без того. Наши то разведчики не зря свой хлеб заграничный ели, – одобрительно хихикала сама себе соседка.
Пробовали, оказывается, даже фотопленку особую использовать, что извлекли из сбитого над Уралом самолета-шпиона. Знаменитое дело было в тысяча девятьсот шестидесятом. Пилот «У-2», Пауэрс, летая над турецкой границей, чуть-чуть «заблудился». Остановили его только над Свердловском.
– Ну, хоть сбили все же американца. А почти через тридцать лет побоялись. Стыдоба! – кипятилась Антонина Сергеевна. – В Москве, на Красной площади сел. Пять часов летел самолетик над нашим СССР. А летчик? Какой-то немецкий пацан! Как его? … Матиас Руст. И когда? В аккурат двадцать восьмого мая, прямо на День пограничника. Позорище! Сталина на них нет! – искренне сокрушалась рассказчица вегетарианским горбачевским временам.
Но лично для «Вдовы», да и для всей группы, та давняя история с «Интуристом» закончилась вполне благополучно. Сделали какую-то хитрую оптическую штуковину. Научились снимать донесения зарубежных гостей особой скрытой камерой с вынесенным зрачком. В то время это было супер круто! И все прочли. Потом получили награды и звания. Тося стала тогда майором.
Эффект Домино 13. Светлана
Димка не хотел никому признаваться, но была еще одна веская причина, почему он хотел уехать подальше, в Калининград. Двигала им не только мечта о военной карьере и службе в ФСБ. Он попросту… сбежал.
…Город стремительно таял в облаках, уменьшаясь в размере. Дима глядел в иллюминатор и вспоминал:
– Димочка, прости меня! Только не бросай! Прошу тебя, миленький», – всхлипывала Света, пытаясь дотянуться губами до гладко выбритой щеки. Она обхватила его за шею двумя руками и неловко подпрыгивала на высоченных шпильках. Дима молчал, отвернув голову в сторону.
– Ну, пожалуйста, родненький. Я не знаю, как так получилось. Но никогда, слышишь, никогда больше такого не повторится. Я ведь тебя люблю, слышишь? Ну, повернись, ко мне, Димочка! – шептала с отчаянием.
А Дима будто окаменел тогда. Мысли крутились вяло, ни о чем: «Вот так значит. Ну, ладно. Не бросай, да? И все? Не было, получается, ничего особенного. Интересно, а как они это делали? И где? В их кровати? Или стоя? Надо Толика спросить. Самого. Он же, сука, типа друг. Пусть скажет, как было. Да нет, зассыт. Знает меня… Нажраться что ли? Как же, б***ь, хреново».
Они были вместе уже больше года. Дима ее тоже любил. Очень. Даже стеснялся этого чувства. Словно делал что-то недостойное. Подшучивал над собой, в разговорах с друзьями прикрывался шуточками, как щитом.
Светлана, миниатюрная, привлекательная блондинка, жила отдельно от родителей. Папа, серьезный строительный делец, на восемнадцать лет преподнес дочурке громадную студию. В новостройке, в самом центре города. Да еще с отдельной гардеробной и спальней размером с детскую площадку.
Девушка занималась дизайном интерьеров и мебели. Несколько лет училась во Львове. В национальной академии искусств. А теперь трудилась в одной из фирм отца, оформляя дизайн-проекты квартир.
Последнее время Света «подсела» на стиль фьюжн. Ее привлекала возможность соединить несочетаемое. Синтез разных идей и совершенных противоположностей. Лед и пламя. Добро и зло. Инь и Янь.
Сама маленькая, как подросток, и колоритный здоровяк Дима. Оба они, даже внешне, были в том же ряду явлений, что и обыкновенное чудо или правдивая ложь. Словом, сплошной оксюморон[16 - Оксюморон или оксиморон от греческого ????????, что буквально означает «остроумно-глупое»].
Познакомились в клубе, где Дима как-то отдыхал с друзьями. Присматривались недолго. Протанцевали, пару коктейлей, веселый треп… И завтракали уже у нее, любуясь через широко распахнутые окна на панораму Дона.
Прихлебывая кофе, Димка с любопытством оглядывался: «Да-а, хата просто огонь! С ремонтом постарались. И, походу, не узбеки… Турки скорее всего. Все аккуратно, вылизано до блеска, без строительных косяков. Папа-то серьезный товарищ, Света вчера обмолвилась. Что ему лишний лям для любимой дочурки, чтобы уютное гнездышко свить».
Стена над здоровенным мягким диваном представляла из себя красочное панно. Широкие мазки различных оттенков складывались в замысловатые геометрические узоры. Панель экрана домашнего кинотеатра, дюймов восемьдесят, не меньше. Барная стойка. Камин настоящий, ух ты, это в многоэтажке! По блестящему светлому ламинату ломаной лентой изогнулась широченная полоса черных костяшек с белыми точками.
Димка присмотрелся внимательней к полу. Архитектор явно никогда не играл в забаву советских пенсионеров. Фишки были сложены невпопад. Шесть и два. Один и четыре. «Вот же лошара!»– хмыкнул Дима. Его учил этой игре еще дед, с которым опасались садиться самые бывалые «козлятники».
Но лошарой оказалась сама Света. Эскиз дизайна квартиры она выполнила лично. Света любила Димку. Ей была пофигу его ментовская служба. Это был ее мужчина. Высокий, под два метра ростом, крупный, с открытой детской улыбкой. Порой откровенно безбашенный, постоянно шутил и смеялся. Она хохотала над его рассказами. Но девушке не всегда удавалось понять, о чем он на самом деле думает. Этим, кстати, Дима напоминал ей папу. И только.
Когда парочка оставалась наедине, Света обожала изучать любимого мужчину. Начинала сверху. Проводила пальчиком дугу по лбу с широкими густыми бровями, бритой щеке. Потом спускалась к поросшей жесткими волосками груди.
Особо девушку интересовали небольшие шрамы на лице. Их было два. Продолговатая ниточка под левым глазом заканчивалась звездочкой на скуле. Как будто бежала слезинка, а потом застыла. Шрамы были явно давние, но не обычного розоватого цвета, а черные. Как тату.
Похожие штуки она видела в американских боевиках. Там такие слезки часто носили киллеры. Словно в издевку, якобы жертв оплакивали.
Света ошибалась. В далеких Штатах это часто означает лишь то, что владелец побывал за решеткой. Иногда слезы подчеркивают горький стыд за прошлое, который просто разрывает сердце зэка. Типа, человек сожалеет, но вынужден нести эту боль в себе. Иногда их наносят те, кто, мотая срок, не смог проводить близких людей в последний путь. Плакать же в тюрьме не принято. Вот и выражают свое горе в виде чернильных капелек на щеках.
– Расскажи мне, котик, – как-то попросила она, свернувшись рядом калачиком, откуда у тебя это? – и погладила шрамы.
Димка усмехнулся: «Да, так, ерунда». Потом лениво потянулся, прижимая рукой податливое тело поближе:
– Жили мы недалеко от шахт. Пацаненком поехал раз на велике вынести мусор. Ведро прицепил на руль и кручу педали. Вдруг цепь как соскочит. А я разогнался с пригорка, впереди дорога. По ней вечно грузовики, – Димка помолчал секунду, вспоминая. – В общем, как дебил, чтобы остановится, на ходу ногу в колесо сунул. Велик перевернулся, ну я и влетел с размаху мордой в гравийку, – парень тронул свободной рукой шрам и продолжил. – Весь в кровище, штаны порвал. Потащился домой. Велик тоже привел. Спицы повылетели, а оставить нельзя. Подрежут в секунду, хоть и сломанный. Мама, думаю, в обморок упадет… Ну, нет, – он мягко улыбнулся, – она не такая. Зато я свалился, когда в дом шагнул. Так и грохнулся в отключке. С ведром в руке. А там мусор, остался, обратно привез.
– А черные они отчего? – чуть притронулась к «звездочке» губами.
– Так у нас пыль такая, угольная. Она везде была. И на гравии.
Помолчали. Света прижалась сильнее. Изучение особенностей строения тела продолжилось. Незаметно перешло в обнимашки… Повезло ей с Димкой, что скажешь.
Теперь он не мог простить измены. Света ждала его после дежурств, ловила возле самого подъезда. Звонила на мобильный и плакала в трубу. Но Димку как заклинило. Он будто окаменел изнутри. «Упал на мороз». Представлял ее с другим и не мог перешагнуть обиду. Отпустить.
Неожиданная помощь «Шапокляк» вовремя разрулила тупиковую ситуацию. Соседка предложила на выбор несколько вариантов куда можно поехать учиться. Дима выбирал самые дальние точки. Ну, конечно, не совсем. Так, чтобы мама могла приехать. Вот и сошлись на Калининграде.
Свете Димка ничего так и не сказал на прощание. Даже не позвонил. Бедняжка, она так и не поняла главное. Что виноватым в их разрыве был отнюдь не внезапный всплеск чувств к Толику. Ну, может, отчасти, гормоны там, молодость. А истинная причина крылась в ее дипломном дизайн-проекте, привезенным из Львова. Именно в соответствии с которым была оформлена ее уютная студия.
Назывался проект коротко: «Domino».
Эффект Домино 14. Шпионские страсти.
Мокрая закладка
Во время дождя Димку как-то занесло на полосу. По счастью – не на встречную, а общевойсковую. Штурмовую полосу препятствий. За наличие собственного мнения «шибко умный» курсант получил разовый наряд. Провинность требовалось искупить очисткой тренировочного полигона от скудной растительности.
Лениво помахивая тяпкой, курсант медленно двигался по границе плаца вдоль ряда разрисованных металлических щитов, на которых мускулистые парни лихо преодолевали немыслимые преграды. Рвы, заборы, пропасти и прочие военные трудности легко покорялись будущим пограничникам.
Остановился возле картины, изображающей розовощекого бойца на бревне. Тот стоял с раскинутыми руками, очень похожий издали на распятие. Внизу шел текст с инструкцией из наставления по физподготовке.
Дима решил передохнуть и принялся читать казенные строчки:
«Двигаясь по стене разрушенного дома, военнослужащий пробегает по одиночной балке», – а далее следовало неожиданное продолжение – «… как же я устал писать этот бред, хочу спать, есть и, вообще, пошло всё в жопу! После прыжка через пролом на землю военнослужащий преодолевает траншею и двигается по направлению к проволочным заграждениям».
Вот что бывает, когда начинают экономить на наглядной агитации и прибегают к творчеству личного состава. Сколько времени простоял здесь замечательный щит? И куда смотрел замполит? Ответы, похоже, знал только автор откровения. Судя по облупившейся от времени краске нагоняй от руководства института художнику-самородку уже не грозил.
Димка постоял немного. Потом достал маркер, оставшийся в кармане после занятий по тактике, и дописал прямо на стенде: «…я тоже».
Но это была минутная слабость. Скорее всего вызванная накатившей вдруг тоской по гражданке и сырой погодой. На самом деле учиться на пограничника Диме нравилось. Особенно, когда пошла специализация и курсанты на наглядных примерах могли оценить степень коварства потенциального противника.
Как-то на занятиях изучали приспособления для ведения скрытого наблюдения и фиксации перемещений объекта. Разгорелся спор. А зачем сейчас, в век интернета и спутников, при наличии специальных технических средств, нужны живые люди, агенты?
Мнения разделились поровну. Преподаватель, уже в годах, в штатском, но с военной выправкой, с интересом наблюдал за перепалкой возбужденных курсантов. Вмешался только когда основные спорщики выдохлись, исчерпав аргументы.
Подняв верх указательный палец, он веско произнес:
– Запомните, коллеги. Самое надежное оружие разведки – это шпион! Именно он нажимает все кнопки, расставляет хитроумные приборы, вербует агентуру А еще рискует собственной задницей.
Далее курсанты выслушали несколько любопытных историй, в которых вполне затейливо переплелись достоверные данные, известные и малоизвестные факты, курьезные происшествия. Признаться, некоторые скорее смахивали на байки. Может препод просто прикалывался над ними? Но все внимали, открыв рты.
Диме тогда запомнились несколько случаев, когда самые обычные предметы имели «двойное дно», порой дурно пахнущее.
Далеко не каждый владелец пса решится поднять с земли собачью какашку. Да еще от чужой псины. Особенно в России. А зря, не проходите мимо в следующий раз. Особенно если этот артефакт валяется на московском газоне на улице Знаменка, 19[17 - Официальный адрес Министерства обороны РФ]. Или, к примеру, у проходной знаменитого «Уралвагонзавода». Ведь, сумев побороть брезгливость, вы исполните свой долг по защите Отечества. Под видом собачьего дерьма легко может скрываться замаскированный вражеский радиопередатчик или телекамера.
А еще в незапамятные времена, когда еще выпускали «Казбек», любители подымить прятали автоматические распознаватели радиации на местности в пачку знаменитых в СССР папирос. В это самое время их «коллеги» из ГДР умело вклеивали кадры фотопленки с разведданными в свои картонные билеты на поезда, чтобы тайно перевезти добытые сведения в ФРГ.
Квадрокоптеров в прошлом веке еще не было. Зато существовало специальное «ружье», на котором устанавливалась электронная аппаратура. Чудо прибор улавливал запахи на дальнем расстоянии. Например, запах аммиака, который издает тело человека. Так можно было распознать скопление противника, который скрывается в лесу либо овраге…
Когда зашла речь о методах организации тайников для размещения агентурных «закладок», Димка вспомнил одну из бесчисленных историй «Вдовы».
…На окраинной улице Ленинграда стояла неприметная кирпичная будка, обшитая по низу листовым железом. Обычное для таких мест замызганное бесхозное строение, залепленное доверху клочками объявлений. Согласно надежным источникам, это место регулярно использовалось одной западной резидентурой для закладок.
Между будкой и стеной соседнего здания была щель, сантиметров пятнадцать. Идеальное место для тайника с применением магнитного контейнера. Приостановился вроде бы прочесть объявление. Просунул в щель руку. И… контейнер послушно прилип к железному листу. Второму связному будет очень легко закладку снять, не привлекая чужого внимания.
В общем, задача была поставлена начальством следующим образом: выявить связного, когда забирать будет и взять вражеского пособника с поличным. А дальше – органы разберутся.
Но не стоять же возле будки часами. В тот раз Тоня и сотрудник по силовой поддержке, Василий, применили уже испытанный в деле микродатчик на движение. Очень чувствительный. Дежурили вдвоем рядом, в дворницкой соседнего дома.
Сигнал раздался ближе к полуночи на вторые сутки. «Шапокляк» чуть замешкалась, отключая прибор и, когда прибежала на место, все уже закончилось. На земле, испуганно тараща глаза в свете фонарика, лежал интеллигентный очкарик. Его руки, умело заломленные Василием за спиной, были пусты.
Мужчина ерзал, все пытался подтянуть колени к животу. Пока напарник держал очкарика за плечи, «Вдова» резко дернула того за лодыжки.
Стало понятно, что незнакомец прятал. Из расстегнутой ширинки выглядывало его мужское достоинство. Причем весьма внушительного размера. «И чего стесняться, – мелькнула мысль у Тони. – Таким хозяйством гордиться надо».
Контейнер оказался на месте. Но весь мокрый, датчик сработал от струи. С мстительным чувством напарники не стали ополаскивать пахучий коробок. Спустя сутки загаженный контейнер снял настоящий связник…
Закончил лекцию преподаватель историей о состязании шпионов и разведчиков, где в качестве непосредственного орудия классовой борьбы использовались обычные провода. Прямо как в начале двадцатого века, когда перетягивание каната было олимпийским видом спорта.
В разгар «холодной войны» некая европейская страна решила выведать секреты местного советского посольства. На этом настаивало коварное ЦРУ, как штаб мировой экспансии империализма. За крупную сумму американских денег в рекордный срок была возведена новая гостиница. Причем здание расположили впритык к стене нашего загранучреждения. И неспроста.
Задумка была простой, как и все гениальное. Прошурфить незаметно насквозь стены номеров нового отеля и нашего посольства. Заложить прослушивающие устройства рядом с кабинетами советских дипломатов. И секреты потекут рекой. Потягивай себе холодный «Budweiser» под гаванскую сигару. Да только успевай бобины на магнитофоне менять.
Но разведчики были начеку. Когда шпионы уже были готовы нажать на клавишу «Start» на аппаратуре, выявилось невероятное. Вражьи норы оказались также бесшумно вскрыты. Но теперь уже с нашей стороны. Всех интересуют чужие тайны.
Супостаты спохватились, когда их техника медленно поползла вслед за кабелями вглубь пробуренных скважин. Обе группы, пыхтя и тихо матерясь, каждая на своем языке, тянули на себя провода.
Конечно же, победили разведчики. Как иначе. Они успешно завладели иностранными электронными трофеями. Пиво же осталось посрамленным американцам.
…Димка слушал эти рассказы с любопытством. Тайники, секреты. Он тогда ещё не представлял, что пресловутая закладка окажется не просто шпионской фишкой, а тем «кирпичом» с крыши, который однажды упустит судьба. Из рук упоротого наркоши. Прямо на его буйную голову.
Ничего удивительного. У каждого времени – свои герои. И свои враги. Во времена Антонины Сергеевны чужака было легко отличить. Он обязательно носил добротную одежду и обувь. Источал запах мужского парфюма. Был вежлив и галантен с женщинами. Словом, сразу видно – не наш человек.
А вот в поколении Димки врагом мог оказаться каждый. Так, по крайней мере, его учили старшие товарищи и личный опыт. В силу вступали другие законы уже новой эры, где шпионы не были главной бедой. Опасностью веяло от самой жизни. Беспощадной к тому, кто не уверен и слаб. Зато выносящей на гребень мутной волны всякую пену. Дерзких и решительных.
Но, слегка покрутив в бурунах, бездна охотно затягивала в свою воронку и тех и других. А потом с наслаждением била о скалы.
Эффект Домино 15. Митя. Дитя «войны»
Шел последний год жизни СССР. На дворе стоял жаркий август тысяча девятьсот девяносто первого года. Это было время странного путча в одной, отдельно взятой столице. Танки, баррикады, невинные жертвы…
Президент великой империи, которая разваливалась на глазах равнодушных граждан, пребывал в почетном «заточении». На госдаче номер одиннадцать в украинском Крыму, она же объект «Заря» на окраине поселке Форос. Только не путать с Фаросом в дельте Нила, где в древности возвышался Александрийский маяк, одно из семи чудес света. Египетское направление туризма не было столь популярным в начале девяностых. Даже для президентов.
Остальная страна занималась в те памятные дни своими делами. Люди привычно женились, рождались и умирали. В роддоме провинциального шахтерского городка, под звуки «Лебединого озера», громко заявлял о своих правах новый гражданин России. Пока только криком и исключительно на бесплатное питание. Звали младенца – Митенька.
Горластый крепыш, суча ножками, бессмысленно таращил глаза на этот мир. Новорожденный вообще ничего не понимал. И был в этом не одинок. Миллионы куда более взрослых людей также не представляли, чем обернутся для них последующие годы.
Есть такое понятие «дети войны». Причем определяется эта «советская» общность совсем не по схожести нелегких судеб: голодному детству, массовой потери родителей, тяжелой юности. А весьма бюрократическим способом – по датам рождения.
Вот не исполнилось малолетке четырнадцати лет к началу Великой Отечественной. Или же младенец появился на свет исключительно в военные годы, с двадцать второго июня вплоть до третьего сентября сорок пятого, когда самураев разбили. Считай, что это счастливчики, в «рубашке» родились. Заботливое государство хоть как-то позаботится на старости лет, выделит подаяние на хлебушек. А на день раньше или позже – да какое ты отношение имеешь к подвигу советского народа в великой битве с врагами?
Мите Корбашову довелось стать ребенком новой эпохи. Он оказался дитем смутного времени. Как, собственно, и весь миллион восемьсот тысяч младенцев образца девяносто первого года. Эры бесконечных кризисов и катаклизмов. Представителем того поколения, на которое всем, по большому счету, было наплевать. Ну, конечно, кроме мамы с папой. И то, случалось по-всякому.
По причине совсем еще нежного возраста Митенька не понимал, почему окружающие взрослые заламывают руки и бесконечно проклинают какого-то страшного «Павлова». А еще злодея по имени «Сбербанк». Эти неведомые разбойники в год рождения малыша украли все кровные сбережения родителей. И родителей их родителей – тоже.
А карапуз лишь радостно улыбался и каскадом пускал слюнявые пузыри.
Потом Мите исполнилось два года. И ясным октябрьским днем российские танки прямой наводкой расстреляли «Белый» дом. Но не в далеком Вашингтоне, а прямо в центре Москвы. Свой же, российский парламент. Крови уже пролили побольше, во вкус вошли.
Но это было совсем малышу не интересно. Гораздо более его занимал здоровенный синий грузовик, на котором так хорошо было кататься по дощатым полам. Родители почти всю зарплату потратили на покупку заморской пластмассовой игрушки.
В декабре тысяча девятьсот девяносто четвертого всей стране, не только трехлетнему Димке, государство подарило первую чеченскую войну. На Новогодние праздники. Щедро, от всей души. Обещали управиться быстро, за месяц. Но этот подарочек оказался куда живучее хлипкого грузовичка. Радовал дольше, года полтора, до самого пятилетнего «юбилея» мальчишки.
