скачать книгу бесплатно
Механизм формирования результатов «невербальных» следственных и судебных действий в уголовном судопроизводстве. Монография
Сергей Борисович Россинский
Монография посвящена комплексному анализу сущности и процессуальных механизмов формирования доказательств, предусмотренных ст. 83 УПК РФ в общей системе средств уголовно-процессуального познания и доказывания. Исследуя современные методологические подходы к познанию и доказыванию в контексте возможного отхода от «традиционных» постулатов советского (марксистско-ленинского) диалектического материализма, учитывая научные достижения в области психологии, психофизиологии, нейропсихологии, автор приходит к выводу о существовании «невербального» способа уголовно-процессуального познания как одного из методов восприятия органом дознания, следователем или судом фрагментов объективной реальности и формирования на этой основе соответствующих мысленных образов. По мнению автора, именно этот гносеологический механизм и составляет сущность доказательств, подпадающих под диспозицию ст. 83 УПК РФ, которые впредь предлагается называть не протоколами, а результатами «невербальных» следственных и судебных действий. Методологически отталкиваясь от закономерностей «невербального» способа процессуального познания, автор рассматривает гносеологическую сущность следственных действий, основанных на наглядно-образном восприятии фрагментов объективной реальности, предпринимает попытки их систематизации. Помимо этого, в работе исследуются отдельные и, по мнению автора, наиболее актуальные проблемы теории, законодательного регулирования и практики некоторых «невербальных» следственных и судебных действий, в частности судебного осмотра, следственного и судебного освидетельствования, обыска, выемки, проверки показаний на месте и т. д. Законодательство приводится по состоянию на март 2015 г.
С. Б. Россинский
Механизм формирования результатов «невербальных» следственных и судебных действий в уголовном судопроизводстве
Монография
[битая ссылка] ebooks@prospekt.org
От автора
Построение в Российской Федерации правового государства, обусловленного признанием приоритета прав и свобод личности, ратификацией ряда международно-правовых документов в этой области, неизбежно требует принципиально новых концептуальных подходов к юрисдикционной деятельности, в том числе к предварительному расследованию и судебному разбирательству уголовных дел. Итоги реформирования процессуального законодательства, судебной системы и правоохранительных органов показывают неизбежность определения для современной России своего собственного пути развития уголовного судопроизводства, отвечающего, с одной стороны, существующим международным стандартам, а с другой – учитывающего национальные традиции и свой собственный опыт, накопленный в этой сфере за многие годы. Уголовно-процессуальный кодекс РФ, построенный на свойственных для демократического общества правовых идеях, закрепляя важнейшие гарантии осуществления правосудия, содержит целый ряд принципиально новых положений, коснувшихся практически всех аспектов деятельности органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры, суда, а также иных участников уголовного судопроизводства. Очевидно, что указанные законодательные новеллы не могли не коснуться механизмов познания и доказывания обстоятельств уголовного дела, осуществляемых в настоящее время в условиях состязательности, свободы оценки доказательств, обеспечения прав и свобод личности и других важнейших принципов современной уголовно-процессуальной деятельности.
Различные аспекты теории, нормативного регулирования и практики уголовно-процессуального познания и доказывания, в частности отдельных видов доказательств, традиционно являлись и продолжают оставаться предметом самых жарких научных дискуссий. Причем в настоящее время существующие здесь проблемы приобрели особую актуальность в связи с изменением самой государственной идеологии в этом вопросе. Современные научные исследования свободны от прежних «оков» марксистко-ленинской диалектики как «единственно верной» методологической основы любой гносеологической деятельности. В этой связи появляются принципиально новые научные возможности исследования закономерностей уголовно-процессуального познания и доказывания в контексте иных философских школ и течений, которые, несомненно, позволят несколько по-иному взглянуть на, казалось бы, достаточно разработанные и устоявшиеся постулаты доказательственного права. Более того, на сегодняшний день теория уголовно-процессуальных доказательств, безусловно, может получить новый импульс своего развития благодаря последним достижениям психологии, психофизиологии, нейропсихологии и других наук, изучающих природу человеческого восприятия закономерностей объективной реальности и создания на их основе соответствующих мысленных образов. Представляется, что именно такие закономерности, лежащие в основе формирования различных видов уголовно-процессуальных доказательств, позволят более четко упорядочить их систему, выявить и заполнить имеющиеся здесь пробелы.
В настоящее время в теории уголовного процесса наименее разработанным видом доказательств являются предусмотренные ст. 83 УПК РФ протоколы следственных действий и судебного заседания, связанные с непосредственным восприятием дознавателем, следователем или судом материальных фрагментов окружающего мира, каких-либо элементов вещной обстановки. Несмотря на свою познавательную значимость, они традиционно не привлекали должного внимания исследователей. Отдельные аспекты формирования и использования этих доказательств в уголовном процессе рассматривались в работах В. Д. Арсеньева, Р. С. Белкина, В. П. Божьева, В. М. Галкина, Л. М. Карнеевой, Л. Д. Кокорева, Н. П. Кузнецова, В. А. Лазаревой, А. М. Ларина, Ю. К. Орлова, М. С. Строговича, А. И. Трусова, Ф. Н. Фаткуллина, М. А. Чельцова, С. А. Шейфера и других уважаемых авторов. Более того, в современной уголовно-процессуальной науке, безусловно, имеется определенная тенденция, направленная на более детальный анализ протоколов следственных действий и судебного заседания как доказательств по уголовному делу в контексте их гипотетической равноценности с другими средствами процессуального познания. Некоторые ученые уделяют данному виду доказательств гораздо более пристальное внимание по сравнению с тем, чем это делалось ранее. Протоколам следственных действий и судебного заседания специально посвящено несколько кандидатских диссертаций: а именно А. Ф. Соколова «Протоколы следственных действий как доказательства в советском уголовном процессе» (1882 г.), Л. В. Ворониной «Протоколы и иные документы как источники доказательств в советском уголовном процессе (по материалам Казахской ССР)» (1987 г.), Х. А. Сабирова «Протоколы следственных и судебных действий как вид доказательств в российском уголовном процессе» (2000 г.), И. В. Ананенко «Допустимость протоколов следственных действий» (2005 г.) и, наконец, О. В. Савенко «Протоколы следственных действий и судебного заседания как доказательства по уголовному делу» (2014 г.). Кроме того, отдельные вопросы, связанные с данным видом доказательств, достаточно подробно рассматриваются в диссертационных исследованиях О. О. Анищика (2002 г.), В. О. Агабаловой (2003 г.), Ю. А. Веселовой (2005 г.), О. М. Колесова (2006 г.) и В. С. Шишкина (2012 г.).
Вместе с тем указанная тенденция лишь набирает обороты. Поэтому многие вопросы, касающиеся протоколов следственных действий и судебного заседания как средств доказывания обстоятельств уголовного дела, остаются практически не исследованными. Ученые, как правило, ограничивались и, к великому сожалению, продолжают ограничиваться лишь понятием протоколов следственных действий и судебного заседания по делу, а также перечнем самих процессуальных действий, обуславливающих появление данного вида доказательств. В ряде работ, посвященных указанной проблематике, затрагиваются вопросы правильности составления протоколов следственных действий и судебного заседания как условия допустимости данного вида доказательств. И наконец, некоторые авторы пытаются рассмотреть механизмы использования в доказывании наглядных приложений к протоколам следственных действий и судебного заседания (фотоснимков, аудиозаписи и т. д.).
Вот, пожалуй, и все. Все остальные вопросы формирования и использования в доказывании протоколов следственных действий и судебного заседания традиционно находились и продолжают оставаться преимущественно «за бортом», т. е. они не входят в состав предметов многочисленных научных публикаций. Так, до настоящего времени малоисследованной остается сама гносеологическая сущность протоколов следственных действий и судебного заседания, в частности характер, способ восприятия и осмысления запечатленной в них доказательственной информации. Отсутствие выработанных теоретических подходов к познавательной сущности протоколов следственных действий и судебного заседания, пробелы в их правовой регламентации неизбежно приводят и к серьезным затруднениям, возникающим в повседневной правоприменительной деятельности органов дознания и предварительного следствия, судов и прочих участников производства по уголовному делу. Поэтому случаи неправильного применения или использования положений уголовно-процессуального закона в части работы с протоколами следственных действий и судебного заседания еще весьма и весьма нередки. В этой связи представляется целесообразным осуществление дальнейших исследований правовых и гносеологических закономерностей формирования доказательств, подпадающих под диспозицию ст. 83 УПК РФ. Именно это обстоятельство и побудило автора написать данную книгу.
Некоторое время тому назад вышла в свет первая монография автора, посвященная данной научной проблематике: «Результаты “невербальных” следственных и судебных действий как вид доказательств по уголовному делу» (М.: Юрлитинформ, 2015), в которой была предпринята попытка рассмотрения понятия и сущности доказательств, основанных на наглядно-образном «невербальном» восприятии дознавателем, следователем, судом материальных фрагментов объективной реальности, элементов вещной обстановки, а также их соотношения и разграничения с другими средствами познания – показаниями, вещественными доказательствами, иными документами, результатами оперативно-розыскной и административной деятельности правоохранительных органов. Настоящая работа является логическим продолжением указанной монографии. С учетом ранее достигнутых результатов в данной книге автор постарался комплексно рассмотреть правовые механизмы производства «невербальных» следственных и судебных действий в общей системе средств процессуального познания и доказывания.
В работе не ставилась задача исследования всех процессуальных и тем более криминалистических аспектов осуществления осмотра, освидетельствования, обыска, выемки, эксперимента и других следственных и судебных действий, основанных на закономерностях наглядно-образного восприятия материальных фрагментов объективной реальности. Эти вопросы достаточно подробно проанализированы в трудах О. Я. Баева, Р. С. Белкина, В. М. Бозрова, В. М. Быкова, И. Е. Быховского, Л. В. Винницкого, И. Ф. Герасимова, Г. И. Загорского, В. В. Кальницкого, А. М. Ларина, А. Р. Ратинова, В. А. Семенцова, А. Б. Соловьева, М. С. Строговича, Ф. Н. Фаткуллина, М. А. Чельцова, С. А. Шейфера и многих других выдающихся представителей отечественной науки. В последнее время проблемы следственных и в особенности судебных действий стали предметом целого ряда диссертационных исследований.
В настоящей монографии следственные и судебные действия рассматриваются в контексте их направленности на формирование определенных познавательных результатов. Автор также старался обратить внимание на наиболее спорные моменты, возникающие в нормативном регулировании и практике применения отдельных «невербальных» следственных и судебных действий. Поэтому ввиду ограниченного объема работы другие вопросы, связанные с производством следственных или судебных действий, не освещались или были затронуты лишь фрагментарно. В частности, не представилось необходимым подробное рассмотрение процессуальных правил составления протоколов как завершающего элемента формирования результатов «невербальных» следственных и судебных действий, поскольку данные проблемы проанализированы в специальной литературе, в том числе в вышеупомянутых кандидатских диссертациях, весьма обстоятельно. Вместе с тем в книге уделяется повышенное внимание особенностям протоколирования «невербальных» следственных действий, осуществляемых в новой сложной организационной форме – в форме специальной операции.
Настоящая работа представляет собой своеобразный итог научных исследований, проводимых автором на протяжении более чем 10 лет.
Автор выражает признательность коллективу кафедры уголовно-процессуального права Московского государственного юридического университета им. О. Е. Кутафина (МГЮА) за поддержку и помощь в работе над монографией. Особые слова благодарности хотелось бы выразить профессорам Лидии Алексеевне Воскобитовой, Юрию Кузьмичу Орлову, Ларисе Николаевне Масленниковой, Людмиле Мильтоновне Володиной и, конечно, безвременно ушедшей Полине Абрамовне Лупинской за те неоценимые советы и рекомендации, которые были учтены и использованы при написании книги.
Автор благодарен коллективу кафедры уголовного процесса и прокурорского надзора судебного-следственного факультета Байкальского государственного университета экономики и права и лично профессору Ираиде Вячеславовне Смольковой, а также профессору кафедры уголовного процесса и криминалистики юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета Наталии Павловне Кирилловой за положительную оценку монографии, данную при ее рецензировании. И наконец, хочется высказать слова признательности всем остальным ученым и практическим работникам, оказывавшим содействие и помощь автору в его научных изысканиях.
Глава 1
Результаты «невербальных» следственных и судебных действий в системе механизмов уголовно-процессуального познания
§ 1.1. Обновленная информационная теория доказательств как методологическая основа современных механизмов процессуального познания
Проблемы доказывания обстоятельств уголовного дела традиционно порождали и продолжают продолжать множество научных дискуссий. И в этом нет ничего удивительного. Ведь процессуальное доказывание неразрывно связано с познавательной деятельностью суда, прокуратуры, органов дознания и предварительного следствия. Ведущие отечественные ученые-процессуалисты неоднократно отмечали, что доказывание составляет сердцевину уголовного судопроизводства, пронизывает деятельность всех его участников и осуществляется на всем его протяжении
. Поэтому наряду с правовой сущностью оно имеет весьма глубокие философские (гносеологические) корни, которые подчас достаточно сложно перевести в созданную человеческим разумом и, кстати, далеко не всегда безупречную процессуальную форму. Как справедливо отмечал С. В. Бородин, природа доказательственного права, его сущность обусловлены формой уголовного процесса, присущей той или иной исторической эпохе
. В то же время законы гносеологии существуют сами по себе и не связаны с установленными правилами человеческого общежития. Следовательно, теория уголовно-процессуального доказывания представляет собой совокупность научных положений, уже изначально наполненных целым спектром внутренних противоречий. Причем в условиях нестабильности существующей в нашем государстве процессуальной формы, достаточно частых, в том числе и кардинальных реформ Уголовно-процессуального кодекса
обозначенные противоречия приобретают еще более острый характер. Существующие здесь проблемы, считает А. А. Давлетов, исчисляются несколькими десятками. И их количество постоянно возрастает, так как научное исследование различных аспектов уголовно-процессуального познания продолжает расширяться и углубляться
. Причем вплоть до настоящего времени ученые даже не выработали единой позиции по поводу соотношения наиболее базовых категорий «познание» и «доказывание», хотя факт их тесной взаимосвязи уже ни у кого не вызывает сомнений. В литературе по этому поводу существует несколько наиболее известных позиций. Так, некоторые процессуалисты советского периода отождествляли указанные категории, полагая, что доказывание и есть познание обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела
. Другие специалисты понимали и продолжают понимать под доказыванием более узкий правовой инструмент (разновидность познания), характеризующийся, например, наличием строгой процессуальной формы
, возможностью опосредованного восприятия обстоятельств уголовного дела
или направленностью на строго определенный круг обстоятельств
. Кстати, примерно такие же подходы к соотношению познания и доказывания присущи и другим отраслям юридической науки, в частности гражданского процесса и административного права
.
Существует и еще одна достаточно интересная научная позиция, в определенной степени разводящая познание с доказыванием. Ее представители указывают, что доказыванием следует считать процесс формирования и изложения различных доводов и аргументов, позволяющих обосновать правильность своей позиции перед субъектом правоприменения. Так, еще М. С. Строгович толковал понятие доказывания в двух различных смыслах:
а) как исследование, познание истины органами дознания, следователем, прокурором, судом с участием потерпевшего, подозреваемого, обвиняемого, защитника и других лиц;
б) как обоснование определенного тезиса участников, выдвинувших этот тезис
.
Позднее С. А. Шейфер писал об этом как о доказывании в широком и узком смыслах
. А. Р. Ратинов говорил о доказывании как об удостоверении, подтверждении, обосновании правильности каких-либо мыслей или решений при помощи доводов, аргументов и фактов перед определенным адресатом. Он утверждал, что доказывание имеет как познавательную, так и удостоверительную стороны
. Аналогичные взгляды высказывалась Э. С. Зеликсоном
, В. Д. Арсеньевым (в более поздних работах)
, Р. Г. Домбровским
, А. А. Леви
и некоторыми другими специалистами.
Вместе с тем наибольшее развитие данная концепция приобрела в связи с переходом отечественного уголовного судопроизводства к состязательным механизмам, сопровождающимся отказом от целого ряда постулатов советской процессуальной науки. Как отмечает Л. А. Воскобитова, сама Конституция РФ определила правовые параметры реформы судебной власти и заложила основы для пересмотра сложившихся методологических представлений о судебном познании
. В свою очередь, В. А. Лазарева пишет, что сложившиеся в советский период представления о доказывании как о процессе, тождественном познанию, мешают развитию состязательной формы уголовного судопроизводства
. Придерживаясь данной точки зрения, Л. М. Володина считает, что доказать что-либо означает не только познать, но и убедиться в достоверности полученного результата, убедить в правильности своих выводов и иных лиц
. Несколько противоречивой точки зрения по данному вопросу придерживается Е. А. Карякин. Автор, с одной стороны, указывает, что процессуальное познание и доказывание являются самостоятельными структурными элементами. Однако при этом процессуальное познание он считает более широкой категорией, включающей в свой состав в том числе и доказывание
.
Развивая идею о разграничении юридического познания и доказывания в контексте принципа состязательности, Ю. П. Боруленков полагает, что при определении сущности этих категорий следует исходить прежде всего из функций субъектов и наличия их специфического интереса. Он говорит о доказывании как о деятельности, обуславливающей функции сторон, в противовес функции суда, выраженной в познании. Таким образом, под доказыванием ученый понимает деятельность по обоснованию сторонами утверждений, которая, по его мнению, должна быть разграничена с процессуальным познанием
. Иными словами, фактически под процессуальным доказыванием он подразумевает сугубо логические операции, в ходе которых обосновывается истинность определенных суждений
. Несколько ранее данная точка зрения выдвигалась Л. А. Татаровым
. Кстати, в этой связи весьма примечательно, что в науке гражданского процесса позиции, связанные с полным разграничением познания и доказывания, появилась значительно раньше и укоренились значительно глубже. В частности, Л. А. Ванеева еще в 1972 г. писала, что доказывание в гражданском процессе – это деятельность сторон и иных участников процесса по обоснованию истинности предъявленных требований или возражений. А познание – всего лишь форма восприятия обстоятельств, имеющих значение для дела
. Аналогичные взгляды также высказывались О. П. Чистяковой
и некоторыми другими учеными. Авторы современного курса доказательственного права в гражданском и арбитражном процессе вообще считают познание и доказывание исконно гетерогенными категориями
.
В целом разделяя научные взгляды, предполагающие рассмотрение процессуального познания и доказывания в контексте принципа состязательности, позволим себе не согласиться с доводами Ю. П. Боруленкова, Л. А. Татарова и наших коллег – специалистов в области гражданского судопроизводства о жестком разграничении этих двух категорий. Представляется, что доказывание нельзя рассматривать исключительно как некий логический процесс, направленный на убеждение сторонами суда в правильности своих позиций. Безусловно, он имеет и познавательную составляющую. Особо наглядно это прослеживается в досудебном производстве по уголовному делу, где органы дознания или предварительного следствия для обоснования своей позиции осуществляют полноценное познание всех обстоятельств уголовного дела посредством производства следственных и иных процессуальных действий. В частности, проверяя различные версии в период между возбуждением уголовного дела и моментом привлечения лица в качестве обвиняемого, следователь в различных формах осуществляет познание, но свои выводы относительно обвинения он должен основывать лишь на достаточных доказательствах (ст. 171 УПК РФ). В свою очередь, наделяя суд познавательной функцией, нельзя забывать об его обязанностях давать надлежащую оценку всем имеющимся доказательствам, на основании чего логически обосновывать и мотивировать любой приговор или иное решение (ч. 4 ст. 7, ч. 1 ст. 88 УПК РФ). Как разъяснил Пленум Верховного Суда РФ, при вынесении приговора должны получить оценку все рассмотренные в судебном заседании доказательства, как подтверждающие выводы суда по вопросам, разрешаемым при вынесении приговора, так и противоречащие этим выводам. Суд в соответствии с требованиями закона должен указать в приговоре, почему одни доказательства признаны им достоверными, а другие отвергнуты
.
Таким образом, для определения сущности доказывания в уголовном судопроизводстве необходим компромиссный подход, предполагающий сочетание познавательных и аргументационных приемов в деятельности как суда, так и сторон. Безусловно, уголовно-процессуальное доказывание полностью не вписывается в более широкую категорию «познание», и конечно, эти категории не тождественны. Вместе с тем доказывание нельзя категорично развести с познавательной деятельностью, т. е. лишить его гносеологического фундамента, на котором и сроятся все доводы и аргументы как суда, так и сторон. Мы не можем солидаризироваться с Ю. П. Боруленковым, считающим, что в содержательном плане понятия «процессуальное познание» и «доказывание» не только не совпадают, но и вообще могут не пересекаться
. Скорее следует согласиться с Л. М. Володиной, отмечающей совпадение уголовно-процессуального познания и доказывания лишь в определенной части – когда речь идет о способах собирания доказательственной информации
. Доказывание в уголовном судопроизводстве целесообразно рассматривать как двухэтапный процесс, состоявший в процессуальном познании обстоятельств уголовного дела и в логическом обосновании данными обстоятельствами правоприменительных решений
. Ю. К. Орлов в своих работах, также полагая, что доказывание не сводится только лишь к познанию, идет еще дальше и пишет о нем как о трехэтапном процессе:
а) доказывание-познание;
б) доказывание-удостоверение;
в) доказывание-обоснование
.
Примерно такие же взгляды высказываются и в некоторых современных работах по гражданскому процессуальному праву
.
Следовательно, в части осуществления своего первого этапа доказывание действительно является разновидностью процессуального познания в целом и имеет с ним общую внутреннюю гносеологическую сущность, общие механизмы постижения человеком обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела. С этих позиций и уголовно-процессуальное познание, и доказывание являются всего лишь частными случаями познания в целом; им присущи все основные законы и закономерности познавательной деятельности. Законы эти, как писал А. И. Трусов, едины для всякого познания. Они действуют как при познании больших процессов и явлений (например, при установлении закономерностей природы, общества, человеческого мышления), так и при восстановлении картины единичных фактов, явлений, событий (например, факта преступления и виновности определенного лица). Без использования этих закономерностей не может протекать никакой процесс познания, не может быть установлена истина
. Л. Д. Кокорев и Н. П. Кузнецов, рассматривая уголовно-процессуальное доказывание в контексте его гносеологической сущности, отмечали, что оно представляет собой разновидность познания человеком реальной действительности. Оно осуществляется в соответствии с общими закономерностями, присущими познавательной деятельности во всех областях теории и практики
.
Эти закономерности во многом обусловлены концептуальным философско-методологическим подходом к сущности познания. Причем в отечественной науке таковым традиционно являлся диалектический материализм (в советский период – марксистско-ленинская диалектика); на нем вплоть до настоящего времени зиждется вся национальная теория доказательств; на него опирались и продолжают опираться фундаментальные процессуальные и криминалистические исследования
. Более того, диалектический материализм расценивался не просто как основной методологический подход к сущности познания. В контексте проводимой советским государством радикальной политики воззрения и идеи этой философской школы приобрели официальный государственный статус и фактически превратились в неоспоримую научную догму. Иные мировоззренческие позиции гносеологического характера, пусть даже выдвинутые в духе диалектического материализма, но, тем не менее, не соответствующие господствующей марксистско-ленинской идеологии, изначально были обречены на провал.
В последнее время советские философы, пытаясь «наверстать упущенное», прикладывают немало усилий для изучения ведущих мировоззренческих концепций XX в.; основываясь на положениях неореализма, неопозитивизма, прагматизма, феноменологии, герменевтики и других школ ученые ищут новые концептуальные подходы к наиболее базовым категориям гносеологии. Очевидно, такое стремительное развитие философской мысли рано или поздно приведет к переориентированию методологии юридического, в частности уголовно-процессуального, познания, объективно потребует пересмотра большинства существующих научных положений и создания новых, альтернативных теорий. Готова ли сегодняшняя юридическая наука к такому переосмыслению своих методологических основ? Данный вопрос представляются крайне сложными и неоднозначными, поскольку связь уголовно-процессуальной науки с современной философией существенно ослаблена. Как справедливо полагает В. И. Пржиленский, расхождение между современным уровнем развития философского знания и теми философскими положениями, которые применяются в правовых теориях, становится все более вопиющим
. Многие разработки по вопросам познания философской науки XX в. просто неизвестны или мало известны современным процессуалистам, и их еще предстоит освоить, осмыслить и соотнести с имеющимися процессуальными представлениями.
Диалектический материализм позволил сформировать некую упрощенную схему представлений о познании, которая и легла в основу теории уголовно-процессуального доказывания. Тем более что в работах советских ученых унаследованы многие мировоззренческие идеи других философских школ и направлений, история которых насчитывает не одну сотню лет. Как отмечается в философской литературе, диалектико-материалистическое учение об истине является приемником классической концепции истины и вместе с тем представляет собой качественно новый этап в ее развитии. А истоки самой классической концепции восходят к античной философии; первые попытки ее теоретического осмысления были предприняты еще Платоном и Аристотелем
.
Представляется, что в настоящее время резкий отход теории уголовно-процессуального познания и доказывания от постулатов диалектического материализма пока реально невозможен; он, несомненно, повлечет за собой достаточно серьезные негативные последствия как в науке уголовного процесса, так и в правоприменительной практике. Тем более что для юриспруденции вообще наиболее разумным является умеренный консерватизм, не революционный, а именно эволюционный путь развития. Поэтому современные подходы к сущности познания и доказывания в уголовном судопроизводстве должны носить в некотором роде компромиссный характер. Так, с одной стороны, следует согласиться с теми учеными, которые считают, что методология процессуального познания не может быть оторвана от диалектической теории
. Вместе с тем с другой стороны, диалектико-материалистический подход не должен расцениваться как неоспоримая научная догма. Полагаем, что существующие в теории доказывания постулаты вполне могут получить новый виток своего развития в контексте заимствования ряда положений и взглядов из области других, в том числе современных, философских школ и течений. Именно в таком направлении нам видятся дальнейшие шаги в этом сегменте процессуальной науки.
Итак, для диалектического метода познания характерно несколько базовых положений: а) о первичности материи и вторичности сознания; б) о возможности познания человеком объективного мира; в) об объективной, относительной и абсолютной истине; г) о ступенях познания; д) о роли общественно-исторической практики в познании и т. д
. Существует и еще одна весьма важная закономерность диалектического материализма – способность материи к отражению, которая, по мнению советских ученных, основывающихся на работах В. И. Ленина, «существует в фундаменте самого здания материи»
. В философской литературе под отражением понимается свойство материи (материальных систем) в процессе взаимодействия посредством своих особенностей воспроизводить особенности других систем. В ходе отражения осуществляется в некотором смысле перевод некоторого содержания (отражаемого) в такую форму, в которой это содержание становиться внутренним достоянием отражающего. Тем самым вещи в некотором смысле оставляют свой след друг в друге, существуют не только «в себе», но и «в другом»
. Некоторые представители марксистско-ленинской философии писали об отражении в широком смысле как относящемся к любым проявлениям объективной действительности и узком смысле как относящемся исключительно к человеческому сознанию. Причем узкий смысл отражения ими отождествлялся с познанием
. Как отмечал известный болгарский философ Т. Павлов, теория отражения позволяет объяснить сущность процесса познания и доказывания в различных сферах человеческой деятельности
.
Очевидно, что подобное свойство материи играет первостепенную роль и применительно к расследованию и судебному разбирательству уголовных дел. Его особая ценность обусловлена преимущественно ретроспективным характером процессуального познания. Ведь обстоятельства, подлежащие доказыванию (ст. 73 УПК РФ), как правило, находятся в прошлом. Так, обстоятельства подготовки или совершения преступления всегда опережают по времени деятельность органов дознания, следователя или суда по их установлению и исследованию. Они не могут быть изучены непосредственно или воспроизведены повторно. Это же касается и многих других обстоятельств, постигаемых субъектами познания в ходе уголовного судопроизводства. Следовательно, в большинстве случаев они могут быть установлены лишь посредством оставшихся следов – отражений прошлого. Именно такие следы – отражения прошлого события в памяти людей, на предметах, в документах – несут сведения, которые являются тем объективным материалом, на котором основывается ретросказательное исследование и формируются его выводы
. Вместе с тем ретроспективность процессуального познания, на наш взгляд, не носит исключительного характера. При расследовании в судебном разбирательстве уголовного дела встречаются некоторые обстоятельства, которые существуют в настоящем времени. Например, это могут быть обстоятельства, влияющие на вид и размер уголовного наказания: прежняя судимость виновного, наличие у него на иждивении малолетних детей и т. д. С. В. Курылев характеризовал подобные обстоятельства как факты, которые, возникнув до процесса, вне процесса, продолжают существовать и во время процесса. Более того, именно с их наличием во время разбирательства дела, а не только в прошлом, закон в ряде случаев и связывает юридические последствия
. Кстати, к подобным обстоятельствам можно отнести и основания для избрания в отношении обвиняемого (подозреваемого) меры пресечения в виде заключения под стражу или домашнего ареста. Как известно, в настоящее время они могут быть установлены лишь посредством надлежащей проверки представленных сведений в ходе судебного заседания (ч. 1 ст. 108 УПК РФ). Однако все вышеприведенные исключения не имеют концептуального значения; они не связаны с главным фактом (событием преступления, виновностью и т. д.), а скорее влияют на решения частных вопросов: о виде наказания, его размере, об избрании меры пресечения и т. п. И к тому же, несмотря на их действительность во время производства по уголовному делу, органы предварительного расследования и суд зачастую познают их также по следам-отображениям (справкам, характеристикам, копиям приговоров и т. п.). Таким образом, подобные обстоятельства можно расценить как исключения, которые лишь подтверждают правило о ретроспективности уголовно-процессуального познания.
Советская юридическая наука изобиловала различными исследованиями, направленными на «имплантацию» указанных постулатов марксистско-ленинской философии в теорию уголовно-процессуального познания и доказывания. Причем дальше всех в этих вопросах, безусловно, продвинулись представители так называемой информационной теории доказательств, возникшей в 1960-е гг. По справедливому высказыванию Ю. К. Орлова, она зародилась в самый разгар кибернетического бума и была обусловлена передовыми кибернетическими идеями и теориями того времени; она явилась мощным толчком для интенсивной разработки информационного аспекта теории доказывания, максимального использования достижений кибернетики в теории доказательств
. Ими была выдвинута идея о доказательственной информации как о сигнале, поступающем из объективной действительности в сознание субъекта доказывания и формирующем там некий «отпечаток»
. Данная концепция на первое место в понимании доказательств ставит сведения (информацию), имеющие значения для уголовного дела, которые в процессе расследования и судебного разбирательства получают органы дознания, следователь, суд. Однако при этом подобные сведения должны восприниматься в единстве с их источником – лицом или материальным носителем, без которого их существование и восприятие просто невозможно
.
Информационная теория доказательств не утратила своего влияния и в постсоветский период развития уголовно-процессуальной науки, приобретая все новых сторонников. В частности, Л. Д. Кокорев и Н. П. Кузнецов в своей монографии, посвященной доказательственному праву и вышедшей в свет в 1995 г., отмечали, что единственным средством доказывания в уголовном процессе являются доказательства, которые представляют собой фактические данные (сведения о фактах), полученные из перечисленных в законе источников определенными законом способами, на основании которых устанавливаются обстоятельства, имеющие значение для правильного разрешения дела
. Близкими по существу подходами характеризуются работы Р. С. Белкина
, С. А. Шейфера
, В. С. Балакшина
и рядя других современных ученых. Итогом развития информационной концепции доказательств явилось фактическое введение ее основных положений в текст нового Уголовно-процессуального кодекса РФ. Так, в соответствии с ч. 1 ст. 74 УПК РФ, доказательствами по уголовному делу являются любые сведения, на основе которых суд, прокурор, следователь, дознаватель устанавливает наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, а также иных обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела. При этом, согласно ч. 2 ст. 74 УПК РФ, в качестве доказательств допускаются различные показания, заключения и иные информационные ресурсы, содержащие сведения, имеющие значение для уголовного дела.
В целом поддерживая информационную теорию доказательств, мы вместе с тем считаем, что в современных условиях она не должна «застаиваться на месте», особенно в своем первозданном виде, обусловленном жесткой связью с постулатами марксизма-ленинизма. На сегодняшний день она нуждается в дальнейшем развитии. Тем более что в науке и практике уже выявились определенные недостатки информационной теории, например полное игнорирование логической стороны доказывания и отрицание роли доказательственных фактов
. Представляется, что в настоящее время нет никаких причин, создающих препятствия для гармоничного наполнения этой разработанной советскими процессуалистами концепции современными идеями и представлениями о закономерностях восприятия обстоятельств объективной реальности, о состязательных началах уголовного судопроизводства и т. д. В подобном контексте обновленная информационная теория доказательств вполне может выступить в качестве методологической основы для современных подходов к механизмам установления обстоятельств уголовного познания и сущности отдельных средств процессуального познания, в частности предусмотренных ст. 83 УПК РФ протоколов (результатов) «невербальных» следственных и судебных действий.
§ 1.2. «Невербальный» способ познания в уголовном судопроизводстве
Рассматривая возможность использования обновленной информационной теории доказательств в качестве методологической основы для изучения сущности и особенностей различных средств познания в уголовном судопроизводстве, необходимо обратить внимание на немаловажное обстоятельство. Несмотря на полувековую историю развития данной теории, практически не исследованным остается один из ее важнейших вопросов – вопрос, связанный с закономерностями восприятия субъектами познания отраженной информации, т. е. тех сведений, которые поступают к ним от объектов познания. Большинство отечественных процессуалистов и криминалистов традиционно оставляли эти проблемы за рамками своих исследований, видимо, считая такие закономерности самими собой разумеющимися и основанными на неоспоримом постулате марксизма-ленинизма о возможности отражения объективной реальности в сознании субъекта. Авторы некоторых фундаментальных работ старались углубиться в диалектико-материалистические законы философии и позиционировали уголовно-процессуальное познание (доказывание) как разновидность высшей формы отражения, характеризующейся известной степенью субъективизма
.
