скачать книгу бесплатно
2
Что может быть лучше столовой в жизни курсанта? А ничего. Увольнительные или самоволки, конечно, это тоже неплохо, но только в том случае, когда в желудке не пусто. А после утренней зарядки с ревностно исполняющим свой долг Садюкиным столовая вообще кажется домом родным.
В это утро дом родной встретил курсантов запахом перловки и какао.
Тетя Клава, стоящая в столовой на раздаче, сегодня была доброй и накладывала порции почти в соответствии с нормой. Над ее головой, а точнее над окошком, словно нимб, полукругом красовалась надпись: «Здоровое питание – основа успешной работы». Судя по тому, какую пищу выдавали из этого окошка, можно сказать: кто-то сильно не хотел, чтобы будущие милиционеры вообще могли работать. Пышная желтая заколка-бант на самой макушке довершала ощущение ореола над головой женщины и смешила каждого подходящего к окошку.
Сдобная тетя Клава, неровно дыша, шлепнула Зубоскалину порцию побольше и изобразила на лице улыбку Джоконды. Как же он похож на ее Агафона в молодости. Те же глаза, те же волосы, те же уши врастопырку… И шутить так же любил. Вот так десять лет назад шутя признался в любви, с задором запланировал Миньку, а потом весело уехал. Сказал, что про любовь – это он пошутил. А она, Клавка, души в нем не чаяла. Кстати, почему не чаяла? И сейчас вот же млеет при виде молоденького курсанта, своего-то вспоминая.
– Тетя Клава, побольше перловки, если можно, – вкрадчиво попросил Дирол. Он давно уже заметил слабость женщины по отношению к себе и бесстыдно ею пользовался, выпрашивая у безотказной поварихи лишнюю порцию и порою – неслыханное дело! – дополнительный кусок масла.
– Конечно, голубь. Что ж мне, чужого добра жалко?
Она опустила большой медный половник в стоящий рядом бачок, поводила им по дну, собирая самое вкусное, и вывалила в тарелку Зубоскалина столько мяса, что Ганга, стоящий в очереди вторым, шумно сглотнул.
Дирол просиял улыбкой и вдруг с головой залез в открытое окошко.
– А масло сегодня есть, тетя Клав? – полушепотом спросил он.
– Найти-т можно, – засмущавшись, ответила повариха.
Она раздобыла откуда-то из своих закромов желтый, промасленный сверток, быстро развернула его и отделила ножом от общего куска солидную часть.
– Спасибо, тетя Клав. Я вам говорил, что вы сегодня особенно выглядите?
– Нет, – покраснев, смутилась тетя Клава.
– Не иначе как забыл. Этот бант…
И на этой многозначительной ноте Зубоскалин удалился за столик. Голодные глаза Ганги с завистью проводили его взглядом, не забыв заглянуть в тарелку товарища. Ганге тоже так хотелось. Чем он хуже какого-то там Дирола? Федор окинул себя взглядом, решил, что не хуже, и просунул голову с плечами заодно, для верности, в окошко.
Текст, что говорил Санек, он приблизительно помнил, а потому решил ограничиться кратким пересказом.
– Тетя Клава, замечательный у вас бантик.
Повариха шлепнула кашу в тарелку, проворчав: «Сама знаю», – и крикнула:
– Следующий.
Федор отвалил от окошка. За столом он сел рядом с Диролом, который со смаком поедал продукцию тети Клавы.
– Как это у тебя получается?
– Что? – не понял Зубоскалин.
– Ну, – Федор кивнул по направлению к тарелке, – это.
– А-а, – догадался Санек и ложкой зацепил солидную порцию, развивая и без того чрезмерно разросшуюся зависть в сокурснике. – Тут целая политика. – Дирол неопределенно повел бровью. – Спас я ее как-то.
– Хорош заливать, – не поверил Ганга.
– Ну, может быть, и не спас, но на ее глазах произвел задержание.
Дирол многозначительно замолчал, демонстративно увлекшись перловкой. Федор посматривал на него, не зная, верить или нет.
– Что ты смотришь на меня, как монах на святой образ? – не выдержал пристального взгляда Зубоскалин и отодвинул тарелку. – Было как-то. Увольнительная у меня была, и я поздно вечером возвращался в общагу. А тут смотрю, тетя Клава с работы чешет по другой стороне улицы. И прямо навстречу ей тинейджеры обколотые. Много их было, как тараканов. Давай приставать.
– К поварихе, что ли?
Ганга удивленно взглянул в розовощекое недовольное лицо, торчащее из окошка и всеми своими тремя подбородками опирающееся на пухлые, короткие ручки. Желтый бантик, затерявшийся среди нагромождения, изображающего прическу, придавал образу поварихи особенную неповторимость.
Либо тинейджеры сильно обколоты были, либо Дирол ездит по Федоровым ушам, не нажимая на тормоза. Зубоскалин тоже бросил взгляд на тетю Клаву и понял, что загнул.
– Сумки они у нее отнять хотели. С продуктами.
– А-а, – понимающе протянул Ганга и в который раз сглотнул слюну. – И ты их задержал?
– А то! Я же в форме был.
Последняя фраза внушила Федору доверие. В почти магическое воздействие формы на окружающих он верил еще со времен школы. Тогда, в пятом классе, он неправильно перешел улицу, на красный, и невесть откуда появившийся милиционер больно оттрепал его за ухо. С тех пор, завидев человека в форме, Ганга замечал непонятный трепет в сердце и чувствовал, как его коричневые уши наливались красной краской, отчего цвет получался совершенно невообразимый.
– Мне бы так.
Зубоскалин посмотрел на однокашника и проявил сочувствие:
– Организуем. Сегодня же и организуем.
* * *
Криминалистику вел сам капитан Мочилов. Этот человек был из той редкой нынче породы, представители которой по праву считаются раритетом. Где еще можно встретить нынче такого человека, который совершенно, до абсолютного нуля, не понимает юмора? В то время как все продвинутые и не очень члены современного общества единогласно сошлись во мнении, что юмор строить и жить помогает, капитан Мочилов упорно отказывался признавать справедливость этого. Строить (курсантов) ему помогало свирепое лицо и зычный голос, а вот что помогало ему жить, не знал никто. Поистине темной личностью был капитан Мочилов.
Помимо занятий по криминалистике, в обязанности Мочилова входило курирование третьего курса. То есть капитан являлся как бы их классной дамой. Или классным меном, это кому как больше нравится.
Его патологические старания подходить ко всем делам серьезно привели к возмутительнейшему факту: курс, в котором учились наши герои, стал лучшим во всей школе милиции. Сей вопиющий факт раздражал некоторых курсантов. Особенно претило ходить в любимчиках Зубоскалину и близнецам Утконесовым. Вероятнее всего, именно оттого они изо всех сил старались нарушать дисциплину мелким хулиганством и плоскими шуточками.
Сегодня в аудиторию Мочилов вошел в прекраснейшем расположении духа. Он улыбался почище самого Дирола, сияя стройным рядом изъеденных кариесом зубов. За ним следом торжественно шествовали полковник Подтяжкин и еще какой-то незнакомый лейтенант. В последнем радостной эйфории не чувствовалось.
– Курсанты! – с пафосом сказал Мочилов. – Мне радостно сообщить, что нашему курсу предоставляется большая честь и, если хотите, доверие, которое мы обязаны оправдать, мы просто не имеем права его не оправдать…
– Запутается, – тихонько шепнул Антон Утконесов соседу по парте, а также собственному брату в одном лице.
– Нет, выкрутится. – …то, что вы являетесь лучшим курсом во всей Высшей школе милиции, делает вам честь, но плюс к тому прибавляет некоторую ответственность…
– Ставлю бутылку пива, что запутается.
– Две, что скажет.
– Мочила скажет, он речь дня два теперь учил, – вставил свое слово сидящий сзади Кулапудов. – Две бутылки против твоей одной.
Ставки потихоньку возрастали. К спорящим присоединялись все новые и новые курсанты. Счет шел три к одному: уверенных в том, что капитан Мочилов не договорит свою речь до конца, потеряв начатую мысль, было в три раза больше. – …компетентные органы оказали нам честь, оказав высокое доверие, которое мы должны оправдать… – Капитан запнулся, растерянно хлопнув поросячьими глазками.
Напряжение повисло во всей аудитории такое, что кружащаяся под потолком муха испугалась собственного зудения, показавшегося в тишине громоподобным. Слабые женские силы ее не выдержали, и она упала без чувств Мочилову за шиворот. Возможно, посторонний предмет, скользящий по позвоночнику, возымел на капитана странное, умоотрезвляющее действие.
Во всяком случае, Мочилов стал говорить дальше.
– Вам предоставляется возможность найти и обезвредить настоящих преступников! – завершил Мочилов, торжественно обведя аудиторию взглядом.
Вздох разочарования вылетел из груди третьей части курсантов.
Кислые лица лучшей группы озадачили капитана, но ненадолго.
– Подробнее о задании вам расскажет лейтенант Ворохватов.
Незнакомый лейтенант смущенно одернул форменный пиджак и пробежался глазами по аудитории. Никто не заметил подделки в его фамилии?
Дело в том, что от рождения и до девятнадцати лет лейтенант был Вороватовым, благодаря чему получил в школе множество нелицеприятных для будущего милиционера кличек. Это злило, перерастало в раздражение, а затем в твердую решимость сменить фамилию. Но не так-то просто оказалось это сделать. Дед, Вороватов Мефодий Поликарпович, умирая, выразил свое последнее желание, чтобы род их не прекращался, а фамилия продолжала свое существование и дальше. Что оставалось делать единственному наследнику?
Только жениться на толстой и некрасивой Люське Ворохватовой и мучиться с нею всю жизнь. А от одной лишней буквы, лейтенант решил, фамилия хуже не станет, да и дед не обидится. Мертвый все ж таки.
Ворохватов всегда чувствовал за собою эту подмену в фамилии, оттого часто смущался, а смущаясь, заикался.
– Ту-т-тут такое дело, – начал он, густо покраснев. – Весна. Сами понимаете, эта пора делает людей активнее не только по л-любовной части, – краска залила уши и шею, – но и во всех остальных с-сферах деятельности. Преступность повышается, понимаете, а милицейские кадры и их з-зарплаты остаются на месте. Понимаете, к чему я клоню?
Ребята не понимали, о чем честно промолчали.
– Вы-в-вы уже многое прошли, о многом узнали на с-своих занятиях. Самое время применить знания на деле. А дело очень ответственное – поимка д-дурковедов, понимаете.
Курсанты опять же не понимали и напрасно старались выудить из памяти это странное слово «дурковеды». Особенно грустно было смотреть на Пешкодралова. Его не обремененный особенными знаниями ум в данном случае совершал титанические усилия, вороша весь словарный запас, достойный Эллочки Людоедки. Мыслительный процесс отражался на лице невероятными муками.
– В н-нашем славном городе этих н-недостойных граждан нынешней весной словно кто разводит. Каждый день в участки обращаются за помощью пострадавшие горожане, по большей своей части женского полу – что понятно, – но сил и времени на них у доблестной милиции не х-хватает. – Лейтенант еще раз смутился, сообразив, что последнее говорить не следовало, и решил быстренько закруглиться, пока еще чего не разболтал. – В общем, дерзайте. Если возникнут какие вопросы, обращайтесь к капитану или лично ко мне. В-всегда рад буду вам помочь.
На этой ободряющей ноте официальная часть занятия закончилась, и Ворохватов смущенно удалился. За ним, на прощание бросив: «Я рад за вас», – последовал и полковник Подтяжкин. Курсанты с замиранием сердца следили за Мочиловым, ожидая дальнейшей своей участи. Это странное слово «дурковеды» нервировало своей неопределенностью. Действительно, кто они такие?
Судя по тому, как слово звучит, можно предположить, что дурковеды – специалисты по людям не совсем умным.
Мочилов, придумывая свою следующую фразу, перекатился с пяток на носки.
Затем обратно. Понравилось.
– Завидую я вам, господа курсанты, – сказал капитан. – В мое время учащимся не доверяли серьезных дел. Чтоб не наворотили.
Ну, да ладно. Разговор не о том. Сейчас же наша первоочередная задача – выявить лучшего курсанта, которому можно было бы доверить ответственную обязанность старшего группы, кто смог бы разработать стратегический план по поимке преступника и помочь привести его в действие, – лицо Мочилова изобразило хитрую прищуренность. – Чувствую, всем вам хочется попробовать себя на месте командира.
Курсанты со своей стороны подобного не ощущали. Ловить неизвестно кого, возможно, преступников очень опасных, им не улыбалось.
– Мне и самому хотелось бы тряхнуть стариной да включиться в дело, но… Годы уже не те. Чтобы быть объективными, ответственного за операцию назначим по результатам контрольной, которую вы сейчас и напишете.
Утконесовы переглянулись.
– Думаю, не стоит слишком хорошо контрольную писать, – шепотом предложил Андрей.
– Угу, – согласился Антон. – Предоставим занять почетную должность другим.
* * *
По случаю необычного задания на всех занятиях преподаватели особенно пристально следили за уровнем знаний курсантов, отрываясь на них за все те бесцельно прожитые годы, которые они провели за штудированием учебников в пыльных библиотеках. К вечеру учащиеся третьего курса чувствовали, что багаж знаний в них пополнился под завязку и скоро попрет через край, дивя окружающих феноменальной для простого мента эрудицией. После пятой пары Пешкодралов готов был плюнуть на все и вернуться домой на своих двоих, так же, как пришел сюда три года назад.
Он мог бы и на автобусе, но денег у бедного студента, как и тогда, не было.
Один Зубоскалин сохранял бодрость духа и ясность мысли, поскольку этого добра у него было завались, с избытком на весь третий курс.
Именно благодаря сему факту Санек просто не мог забыть об обещанном Федору Ганге содействии в нелегком деле очарования тети Клавы. Но то ли по странной случайности, то ли еще почему Зубоскалин об этом деле сперва заговорил не с Федором, а с Утконесовыми.
– Надо бы парню помочь. Влюбился в нашу повариху по уши, а как подойти к ней, сказать, не знает.
– Не волнуйся, Дирол, проконсультируем, – заверили братья.
– Я не о том. Красиво все нужно обставить, чтобы сочинители «мыльных опер» позавидовали.
– Амнезию, что ль, устроить?
– Нет. Захват с последующим счастливым избавлением.
* * *
День клонился к вечеру, украшая горизонт и крыши домов красками заката, когда над зеленым забором с полинялыми красными звездами появились две коротко остриженные головы, одинаковые до безобразия, и огляделись. В поле их зрения никаких нежелательных личностей, как то патруль или вышестоящие чины, не наблюдалось. Удостоверившись в том, что путь безопасен, личности, мало походящие по своему прикиду на курсантов, перемахнули через забор и, воровато оглядываясь, скрылись из виду.
Почти одновременно с ними из общежития, находящегося при школе милиции, вышли опять же двое, но примеру первых не последовали, а прошли, как и положено, через ворота. Этих спутать ни с кем нельзя было – настоящие курсанты, – поскольку на них была форма, а в глазах решимость ловить преступников всех калибров и специальностей.
Но и они, отойдя недалеко, выбрали лавочку, замаскированную зеленью, чтобы присесть на нее никем не замеченными.
Через те же ворота минуту спустя прошагал еще человек, на этот раз в единичном экземпляре и женского пола.
– До завтра, тетя Клава, – попрощался с нею дежурный, стараясь быть особенно любезным и надеясь за это назавтра получить кусок повкусней.
Нагруженная сумками с нечестно заработанными синими курами, не успевшими отойти еще от заморозки, повариха, тяжело пыхтя и отдуваясь, отправилась домой пешком. Пройти предстояло совсем немного, каких-то пару остановок, потому тетя Клава общественным транспортом принципиально не пользовалась, экономя Миньке на кроссовки, а себе на губнушки.
Об опасностях такого пути женщина как-то не задумывалась, а следовало бы. Дорога ее лежала все дворами, в которых фонарей не было.
Парочка, облюбовавшая замаскированную скамейку, тихонько снялась с места и, крадучись, последовала за поварихой. Стороннего наблюдателя привел бы в изумление случившийся факт, и он решил бы, что курсанты милиции затевают что-то ужасное по отношению к несчастной женщине. Так оно и произошло. От зелени, которая оккупировала скамейку, отделилось трико того же цвета, в котором находился пожилой гражданин с блокнотом в руках. Он набросал что-то на листке и, стараясь сливаться с окрестностью, двинулся в ту же сторону.
– А если на нее никто не нападет? – полушепотом спросил один из двоих преследовавших курсантов, тот, что повыше. Насколько смогло определить зеленое трико, на голове у этого преступника был черный чулок. Без сомнения, здесь намечается кража. Возможно, ограбление века.
– Будь спокоен, Дирол свое дело знает, – ответил второй, и оба замолкли.
Ничего не подозревающая беспечная женщина шла совершенно безбоязненно, думая о том, что ноги у нее опять отекли и вытащить их из туфель будет довольно проблематично. К тому же неизвестно, что еще Минька принесет из школы. Уж больно неуправляем стал со своим переходным возрастом. Да и вообще, жизнь не удалась, ребенок хамит, одиночество заело. Хоть бы мужичонку какого завалящего для успокоения души.
Впереди возникли и материализовались граждане мужского пола.
