скачать книгу бесплатно
Проговорив все это, Ляхов схватился за голову и упал на стул. Руководство удалилось на совещание, а когда вернулось, в кабинет был зван Ляхов, где ему было сказано, что хвататься за голову пока рановато, сначала нужно проверить, так ли серьезно обстоят дела, а уж потом решать по обстоятельствам. В крайнем случае, можно перекупить технологию у черноголовского кустаря.
Ляхову в фирме «Солнышко» доверяли, но все же на встречу с Валовым поехал вместе с Ляховым заместитель президента фирмы. Ехали они недолго и наконец остановились на окраине поселка Черноголовка у какого-то обшарпанного кирпичного здания, внутри которого работающие механизмы станков издавали такой ужасающий гул, что стены здания едва не разваливались на кирпичики. На стук Ляхова в массивную металлическую дверь вышел громадного роста охранник с совершенно бандитской физиономией, при одном взгляде на которую заместитель президента понял, что угрозами подмосковного кустаря пронять будет невозможно, и поэтому кротко выразил желание встретиться с господином Валовым.
Металлическая дверь закрылась и открылась снова ровно через полчаса, выпустив на волю бородатого мужика в засаленном фартуке, источающем ароматы свиного шпика и восточных специй. Заместитель президента фирмы «Солнышко» скромно попросил об аудиенции и, получив ее, скрылся с Валовым в своем автомобиле. Порядком изнервничавшийся Ляхов, оставшись в одиночестве, решил узнать, что же так ужасно гудит в обшарпанном здании, и попытался пройти в дверь, которую господин Валов оставил открытой, но навстречу ему шагнул верзила-охранник и продемонстрировал Ляхову кулак размером с хороший свиной окорок, заставив Ляхова поскорее ретироваться.
После часа переговоров вернулся заместитель президента. Бородатый мужик, не попрощавшись, нырнул в помещение своего цеха и запер дверь изнутри.
Ляхов с озадаченным заместителем президента фирмы «Солнышко» возвратились в офис, руководством фирмы незамедлительно было собрано экстренное совещание, на котором и выяснились подробности разговора с бородатым.
Как оказалось, Валов собирается начинать свою коммерческую деятельность, опираясь не на правовые структуры, а на криминальных авторитетов Москвы, которых, как выяснил заместитель президента, знает очень хорошо и в рассказе о них оперирует такими деталями, что не поверить невозможно. Это первое. Второе – Валов ни за что не хочет разглашать секрет своей технологии, не разрешил даже одним глазком взглянуть на собственноручно сконструированные станки. Третья новость, наименее печальная, заключалась в том, что Валов в принципе согласен продать свою технологию – правда, цена, которую он запросил, была, по общему мнению руководства фирмы «Солнышко», запредельной, да и на раздумье он давал фирме всего два дня, так как уже в скором времени собирался рассылать товар по подмосковным магазинам.
Ляхов, в исключительном порядке допущенный на закрытое совещание руководства, высказался за то, чтобы все-таки отдать деньги Валову, предварительно немного поторговавшись. Ляхову же и поручили проверить личность господина Валова по братве, так как Ляхов, в отличие от своих начальников, обучавшихся в европейских университетах, свое образование получал главным образом в зоне под городом Сыктывкаром, где отбывал наказание за совершенное в молодости экономическое преступление.
Ляхов согласился и тут же на предоставленной ему для этих целей машине поехал в Черноголовку, где у известного уже кирпичного здания нашел спокойно покуривавшего на солнце господина Валова. Завидев Ляхова, Валов отклеил от лица бороду и скинул воняющий свининой фартук, превратившись в результате этих действий в Николая Щукина. Готовый уже праздновать победу Ляхов заверил Щукина, что дела идут на лад, и посоветовал тому выбирать маршрут заграничного путешествия и покупать два билета на самолет. Щукин подробно расспросил Ляхова о совещании и после этого рассказал, как он сам, проявив чудеса расторопности, арендовал на три дня пустующее помещение общественной бани Черноголовки и свез туда несколько купленных за бесценок неисправных ткацких станков с соседней фабрики. В конце разговора с подельником Ляхов упомянул о том, что кое-кто из руководства собирался звонить соответствующим спецслужбам, дабы пресечь явно незаконную деятельность Валова. Щукин не на шутку встревожился, но Ляхов успокоил его, сказав, что лично отсоветовал своему руководству делать это, сославшись на то, что с криминалом такие штуки не пройдут, если узнают, дескать, то быть большой беде…
Щукин похвалил Ляхова за сообразительность, но все же решил ускорить действия – на всякий случай.
Через Ляхова уже на следующий день была назначена встреча. Господину Валову передали сумму денег, которая была хоть и несколько меньше назначенной в час первой встречи, но все равно достаточно крупной. Господин Валов, получив деньги, немедленно отбыл в неизвестном направлении, а потирающие руки представители фирмы «Солнышко» направились в цех, чтобы ознакомиться с технологией. И когда обнаружилось, что заплачена эта немалая сумма за разбитое одноэтажное здание и несколько никуда не годных ткацких станков, у президента фирмы «Солнышко», по слухам, случился сердечный приступ. Кинулись искать Ляхова, но тот, конечно, пропал. Впрочем, его нашли через неделю на Павелецком вокзале – обросшего бородой и порядком обтрепавшегося: выяснилось, что Валов, то есть Щукин, на назначенную встречу не пришел, решив, видимо, что человек, за полчаса продавший своих хозяев и переметнувшийся к новому хозяину, права на материальное поощрение не имеет. Ляхов, конечно, с потрохами выдал обманувшего его подельника, но так как Щукин был известен ему под другой фамилией и документов Щукина он в глаза не видел, ничего не вышло.
Николай Владимирович Щукин благодаря вдохновенному полету своей фантазии, исключительной предприимчивости, тонкому знанию психологии (он ведь мгновенно раскусил Ляхова и умело использовал его), знакомству с московскими криминальными авторитетами и, конечно, благодаря удивительному везению получивший легкий куш как сквозь землю провалился. Милиция начала было копаться в этом странном и запутанном деле, провернутом, впрочем, с молниеносной быстротой, но найти Щукина и вернуть деньги обманутым коммерсантам не удалось. Очевидно, сотрудники правоохранительных органов пытаются разобраться в проис7шедшем и сейчас, а Щукин тем временем пьет коньяк в поезде, все дальше уносящем его от центра России.
А в три часа пополудни поезд, в котором ехал Щукин, остановился на станции небольшого городка недалеко от границы с Эстонией.
Стоянка была пятиминутная, но этого времени Щукину хватило на то, чтобы помочь девушке Гале вытащить на перрон все ее сумки и сойти самому. У него-то вещей не было.
Глава 2
Седой медленно прохаживался из угла в угол своего маленького кабинета. Несмотря на то что день был по-весеннему яркий и солнечный, плотные шторы были опущены и горел тусклый свет старинной лампы, угрюмый и тоскливый, как лунный луч в ночном ущелье.
Раздавшийся внезапно телефонный звонок заставил Седого встрепенуться. Он прыгнул к столу и схватил трубку антикварного телефонного аппарата, служившего, по всей видимости, еще в начале двадцатого века какому-то неведомому владельцу.
Телефон отозвался нескончаемым глухим гудком, а спустя секунду звонок повторился. Выругав себя за недогадливость, Седой протянул руку к мобильному телефону, лежащему на столе.
– Слушаю, – надорванным и сиплым голосом проговорил он и слушал довольно долго.
Затем лицо его перекосилось, будто Седого вдруг пронзила сильная боль, и он произнес:
– Везите этого урода сюда. Никому ничего не говорить. Мешок ему на голову и в багажник. Рот его поганый заткните чем-нибудь, чтобы не гавкал по дороге. На воротах скажите, чтобы отволокли его в подвал… Ладно, я сам скажу… Через сколько?
Помедлив несколько секунд, Седой выпрямился и заорал, словно тот, кому он отдавал приказ, не находился невесть где, а стоял прямо перед ним:
– Через полчаса чтобы здесь были! Понятно, падлы?!
И положил трубку.
Ровно через полчаса Седой сидел в глубоком кресле, которое специально для него принесли в эту подвальную комнату. Сырые стены сочились какой-то скользкой дрянью, а под низким потолком неприятным ярким светом горела голая электрическая лампочка на перекрученном шнуре, очень похожая на повешенного утопленника.
Напротив сидящего в кресле Седого стояли Петя Злой и Филин, а между ними – щуплый и маленький человечишко с разбитым в кровь лицом. Неясные, стертые, словно у старой монеты, черты лица его были пронизаны смертельным ужасом, а тусклые глаза растерянно блуждали по голым подвальным стенам.
Уже несколько минут в подвале висело тяжелое молчание.
– Люблю я эту комнату, – придушенным голосом заговорил Седой, ни к кому специально не обращаясь, – стены приятные… Удобные – тряпочкой протер – и никаких проблем. С полом еще проще – кровь в него впитывается, как в сухой песок. Через минуту и следов никаких не остается… А? Как считаешь, Ярик, удобно?
Человечишко, носивший гордое имя Ярослав, давным-давно переиначенное в пренебрежительное Ярик, встрепенулся и издал пересохшим горлом неопределенный звук.
– А трупы, – меланхолически щурясь на ослепительную лампочку, продолжал Седой, – я в море сбрасываю. Со скалы. Р-раз – и нету. Если ветер и шторм, то еще лучше. Человек с двадцатиметровой высоты о воду гребнется, а его волнами по скалам в мелкий, сука, порошок разотрет…
Ярик передернул плечами и снова ничего не смог выговорить.
– Скажет, – подал голос Петя Злой, – это он просто стесняется. А когда разойдется, то пойдет базарить, как заводной, только затыкай.
И ткнул человечишко перевязанной рукой в плечо, совсем легонько, но тот дернулся и на мгновение закрыл глаза, словно от сильного удара.
– Моменто море, – сказал еще Петя Злой, а Филин хихикнул и добавил:
– Моментально… в море!
– Итак, – подытожил Седой, – значит, наш маленький друг боится говорить. Интересно, кого он боится больше, чем меня? Кого, пропадлина?
Ярик молчал.
– Кого, гнида магаданская?! – сильно повысил голос Седой. – Кого, сука?
Резко подавшись вперед, Седой подал мгновенный знак. Филин кивнул и, не размахиваясь, врезал Ярику под дых. Тот задохнулся, согнувшись пополам. Филин отступил на шаг, уступая место Пете, который осторожно, оберегая раненую руку, развернулся и заехал Ярику по уху открытой ладонью. От звонкого удара беднягу отбросило в сторону – и вовремя шагнувший вперед Филин поймал жертву за жиденькие короткие волосенки и, рванув его голову вниз, подставил мощное колено.
Гукнул тупой и сильный удар, Ярик мучительно простонал и мешком рухнул на утоптанный земляной пол подвала. С минуту он, подвывая от боли и страха, ворочался в луже крови, потом затих, негромко всхлипывая и все еще роняя из переломанного носа крупные алые капли, которые действительно почти моментально впитывались в сухую землю.
– Не говорит, – полувопросительно произнес Седой, – странно… Может, вы ему говорилку отбили?
– Не-а! – поддержав шутку хозяина, бодро ответил Филин. – Но сейчас отобьем, если хочешь…
Седой подождал минуту, но с пола ничего, кроме всхлипываний и невнятных бормотаний, слышно не было. Тогда он поднял глаза на Филина и кивнул.
– Вставай! – зарычал Филин, подходя к лежащему на полу человеку.
Тот зашевелился и поднял на своих мучителей окровавленное лицо, но не встал, видимо, из-за страха получить очередной страшный удар. Филин пожал плечами и несколько раз сильно двинул лежащего ногой в живот. Тот запищал, и тогда подскочивший Петя Злой левой рукой легко поставил избиваемого на ноги. Качнувшись, Ярик устоял, но, получив от Филина хук с правой, полетел в сторону, а там Петя ловко поймал его на вовремя выставленный кулак. Ярика отбросило назад, он наткнулся на Филина спиной, и Филин сильнейшим ударом в почку опять отправил его на пол.
– А теперь, – вкрадчиво поинтересовался Седой, – будешь говорить?
– Бу… ду… – плюясь кровью и плача, выговорил избиваемый.
Его снова поставили на ноги и удерживали с двух сторон. Ярик поднял трясущиеся руки к залитому кровью лицу и тут же опустил их, не в силах даже утереться.
– Меня интересует только один вопрос, – медленно проговорил Седой, – куда повезли Лилю? Если ты, сучья кровь, пидор позорный, будешь и дальше молчать, то пацаны тебе жабьи лапки замастырят… Знаешь, что такое жабьи лапки? Это когда бритвой отрезают большой палец, но не до конца, а чтобы он на куске кожи болтался – действительно очень на лягушачьи лапы похоже… Ведь ты, блядина гнилая, терся в том кабаке, где Лиля в последний раз сидела, да? А через два часа, когда ее те уроды из кабака увозили, ты слинял на вокзал. И если бы ты, гнида, в кабаке на Лазурном берегу не засветился, то хрен бы мы тебя нашли. Почему свалить из города решил?
– Испу… испугался, – проблеял Ярик, – что я под расклад попаду…
– Под расклад ты по-любому попал бы, – заверил его Петя Злой, – потому что при любом шухере без тебя никогда не обходилось. Потому что ты нос свой поганый всюду суешь… Говорили тебе, сука, что когда-нибудь твоя привычка тебя без жопы оставит?
– Го… говорили, – плакал Ярик, – только я и на самом деле не виноват ни в чем… Просто слышал, как те… которые ее увезли, между собой база… базарили…
– Так какого хрена ты ко мне не пришел, падаль, а из города побежал, как крыса?! – срываясь, заорал Седой. – Чего ты мне целый час мозги канифолишь, а? Говна кусок?! Куда Лилю отправляют?!
– На северо-запад, – корчась от страха, прокричал Ярик, – вроде в Питер… а потом в Швецию… Я ни при чем, я просто разговор слышал!!! А убежал, потому что испугался очень! Седой! – умоляюще завопил Ярик. – Ведь ты же меня знаешь! Я ведь никогда ничего никому… Просто…
– Что – просто?
– Судьба у меня такая… – сникая и угасая, договорил Ярик, – все время попадаю…
– Да, – как-то сразу устало и задумчиво, словно уже размышляя о чем-то другом, согласился Седой.
Он тяжело поднялся со своего кресла и, не говоря ни слова, вышел, плотно притворив за собой тяжелую металлическую дверь. Ярик дернулся было за ним следом, но Филин толчком в спину сбил его с ног.
– Да я же ничего! – завизжал Ярик, извиваясь на утоптанной земле. – Я же все сказал!!! Я же правда ни при чем! Только испу… испугался, что, как всегда, крайним окажусь… Петя… Ведь ты меня знаешь… Филин… Я молчать буду! Я…
Он увидел пистолет в руках Филина и замолчал, трясясь.
Седой отошел от металлической двери и в сопровождении охранника направился к лестнице, ведущей из подвала.
Однако на первой же ступеньке Седой остановился и стоял, прислушиваясь, пока в подвальной комнатке не грохнул глухо единственный пистолетный выстрел.
Тогда Седой кивнул сам себе и пошел дальше.
* * *
Приятно возвращаться в город, где провел много незабываемых дней заслуженного отдыха после рискованных авантюр, зачастую грозящих не только длительным тюремным заключением, но и безвременной гибелью от шальной пули какого-нибудь не менее шального коммерсанта, материальные ценности ставящего превыше бесценного, богом данного человеку дара жизни.
Щукину нравился этот маленький городок на северо-западе страны, немногочисленное население которого знало Щукина как преуспевающего бизнесмена средней руки. Поэтому ничего удивительного нет в том, что прямо с вокзала Николай отправился в лучший ресторан города. Ресторан назывался «Золотой гребешок». Какую смысловую нагрузку несло это название, сказать трудно, но ряд ассоциативных сравнений неизменно приводил к старинной детской песенке про петушка: «Петя-Петя-Петушок, золотой гребешок, выгляни в окошко, дам тебе горошка…» Тем более что хозяина ресторана звали Петр Петрович Петров.
Щукин, легко сходившийся с людьми, был знаком с Петровым и, следовательно, со всеми швейцарами, гардеробщиками, официантами и особенно официантками.
Вот и сейчас началось с того, что швейцар Митрич, вольготно покуривавший на крыльце ресторана, едва заметив выходящего из такси Щукина, бросил сигарету и подтянулся, словно ефрейтор перед генералом, хотя на самом деле был полковником в отставке.
– Привет труженикам общепита! – весело приветствовал Митрича Щукин, проходя в распахнутую перед ним дверь.
Митрич низко поклонился, льстиво пробормотал что-то насчет удачной сделки и, осторожно прикрыв за Николаем дверь, отошел в сторону, сжимая в руке только что полученную купюру.
Точно такую же купюру сунули в свои карманы и гардеробщик, ринувшийся из-за своей конторки только для того, чтобы смахнуть с безукоризненно сидящего пиджака Щукина какую-то незаметную пылинку, и немолодой степенный официант Иван Степанович, гордящийся тем, что его сын учится в Московском университете. Щукин сел за излюбленный свой столик – у окна, в прохладной полутьме зала, наполовину скрытый от всех присутствующих громадной пальмой, – а Иван Степанович, чуть не подпрыгивая от радости, что он первым успел перехватить такого перспективного клиента, как Арнольд Маслов (под этим именем был известен Щукин в «Золотом гребешке»), направился на кухню лично распорядиться насчет закусок.
Щукин оглядел зал ресторана. Еще довольно рано было, и, кроме пожилой семейной пары, скромно отмечающей какой-то свой юбилей, никого в зале не было.
Николай закурил и только успел сделать первую затяжку, а в проеме кухонной двери уже показался Иван Степанович с огромным подносом, сплошь уставленным тарелками, тарелочками и розетками с самыми разнообразными закусками.
– Да, – проговорил Щукин, когда Иван Степанович, сервировав стол закусками, остановился, почтительно склонив голову, – да, – повторил он, наливая из хрустального графинчика первую рюмку и цепляя на тяжелую серебряную двузубую вилку кусок омара, – жизнь стоит того, чтобы жить. А жить нужно вот в этом городке… Работая, конечно, в центре.
Иван Степанович, деликатно покашляв, кивнул, выражая свое полнейшее согласие с клиентом.
– У вас городок хоть и маленький, – продолжал Щукин, рассматривая на свет напиток в хрустальной рюмке, – но чистое дыхание Европы чувствуется здесь сильнее, чем в Москве. Чистое дыхание. Смущает только одно… Почему у вас Митрич зубы не чистит? – строго осведомился вдруг Николай. – Чуть мне весь аппетит не перебил!
Степенный Иван Степанович почтительно посмеялся и, подождав, пока Николай выпил первую рюмку и закусил, осведомился:
– Какие будут распоряжения насчет горячего?
Николай откинулся на спинку стула и покрутил в воздухе растопыренной пятерней.
– Понимаю… – закатил глаза Иван Степанович и засеменил на кухню.
Николай выпил вторую, снова закусил и негромко рассмеялся, вспомнив, как он, сидя в одном московском ресторане с цыпочкой, с которой только что познакомился, каждый раз, когда заказывал какое-либо блюдо, давал, чтобы произвести впечатление на цыпочку, на чай официанту крупную купюру. Купюру эту он тырил из кармана официанта и ему же с вальяжным видом подавал – за тот вечер купюра не один раз перекочевала из кармана официанта в руки Щукина и обратно, а в конце вечера Щукин – совсем тогда молодой человек – обнаглел до того, что расплатился за свой ужин, не потратив ни копейки собственной, даже чаевых оставил немерено – а тяжесть всех расходов понес ничего не подозревающий официант, обслуживающий Щукина.
Николай выпил третью и зажмурил от удовольствия глаза. А когда открыл их, понял, что сегодняшний его вечер в этом ресторане явно удался, потому что увидел приближающуюся к его столику Веронику, девушку, с которой он познакомился два года назад и без плотного общения с которой в последнее время не обходился ни один приезд Щукина в этот город. У Вероники были удивительные волосы, ровными волнами спускавшиеся до восхитительных бедер, своей округлостью напоминавших античную амфору, ласковые, всегда влажные глаза и умопомрачительная грудь, каждый раз волновавшая Щукина так, будто он видел ее впервые.
– Снова в гости? – осведомилась Вероника, по-хозяйски присаживаясь за стол Щукина.
– В гости, – ответил Щукин, наполняя свою рюмочку и уж заодно вторую. – А у тебя как жизнь?
– Так же. – Вероника пожала плечами, отчего ее грудь словно подмигнула Щукину.
«Н-ну… – жмурясь, как кот, подумал Николай, – понеслась душа в рай…»
– Разлюбил ты меня совсем, Арнольд, – проговорила Вероника, с удовольствием выпив.
– Это почему? – удивился Щукин.
– Поишь водкой, как вокзальную шлюху, – пояснила Вероника, – фи… Почему ты шампанского не заказал?
– Айн момент! – воскликнул Щукин, щелкая в воздухе пальцами. – Я же не знал, что тебя встречу…
Иван Степанович, успевший уже узнать о приходе Вероники, нес ведерко со льдом, в котором, как остроконечный айсберг, возвышалась большая бутылка французского шампанского.
– Что на этот раз удачно продал? – поинтересовалась Вероника. – Ты ведь в наш город приезжаешь исключительно после крупной сделки какой-нибудь.
– Удачно завершившейся, – договорил за нее Щукин и поднял фужер шампанского. – Выпьем за…
Он покосился на Ивана Степановича, старательно укладывавшего бутылку шампанского в лед. Иван Степанович мгновенно оставил в покое бутылку и слинял с такой неслыханной скоростью, что можно было подумать, будто он растворился в воздухе.
– За твою восхитительную грудь, – договорил Щукин и чокнулся своим фужером с фужером Вероники.
Выслушав привычный тост, Вероника улыбнулась и отпила глоток ледяного шампанского.
– И все-таки, – заговорила она, поставив фужер на стол, – я чувствую, что последняя твоя сделка удалась на славу. Идешь в гору?
Щукин кивнул.
– Этот костюмчик… – Вероника прищурилась, глядя на черный строгий костюм Николая, за который тот отвалил никак не меньше трети вырученных им в Москве денег, – стоит таких бабок…
– Костюм стоит столько, на сколько он выглядит, – с удовольствием погладив мягкую ткань, проговорил Щукин, – но на этот раз мне кажется, что я переплатил. Дорогой одежды в столице уйма, мне захотелось хоть раз одеться по-человечески, так с меня содрали столько… А чем этот костюм отличается от тех, что висят в ваших галантерейных магазинах, заметит не каждый.
– Не скажи… – рассматривая костюм, ответила Вероника, – я вот, например, заметила. Разве тебе, Арнольд, этого мало? Считай, что на меня ты уже произвел впечатление… Впрочем, – добавила она, – ты на меня каждый раз производишь впечатление.
