скачать книгу бесплатно
В воздухе словно клубилась звериная мощь сдерживаемой мужицкой ярости. Кажется, даже будь Вик нагишом в своем первозданном виде, никто даже на секунду не усомнился бы в его половой принадлежности. И Костик в страхе перед более сильным самцом, всхлипывая разбитым носом, поспешно бежал… пополз в сторону. Однако моя чуйка подсказала, как близок не полностью оправившийся после операции Вик в своей браваде к блефу. Предательская слабость была готова подкосить его в любую минуту и, чтоб не допустить ее приход, я, шагнув вперед, прижалась к отчиму, словно залезая под его крыло, чмокнула его в щеку и громко как бы прошептала:
– Спасибо, па!
Поднявшийся на ноги Костик, опасливо оглядываясь, шустренько, полу бегом, двигался к выходу из нашего двора.
***
– Послушай-ка, отчим… – начала я, когда мы уже вошли в подъезд.
– «Па» мне понравилось больше, – проворчал негромко Вик.
– Будет тебе и «па» и «ма» и «батя», но только потом, после того, как ты мне кое-что пообещаешь.
– Типа мужик сказал, мужик сделал?
– Типа. Ну так как?
– Лен, ну что ты цепляешься? – попыталась вступиться мама
– Ма, дай поговорить. Ну так как, сделаешь?
– Говори уж…
– Я хочу, чтоб ты никогда не руководствовался нелепым мужским комплексом – страхом показаться слабым. Мы уверенны в твоей мужественности. Нам не нужны доказательства.
– Но сейчас…
– Я не говорю про сейчас. Речь идет о после сейчас. Ведь тебе нужно отдохнуть? – Вик смутился, – а кое-кто собирался гордо показывать, что ничего не требуется.
– Викусь, тебе плохо? – тут же включилась мама, и меня чуть не сбил с ног мощный поток любви, заботы, нежности, беспокойства и ревности. Последние было явно моим и не таким сильным. Конечно, ощущать себя просто ответственностью неприятно, но рана зарубцевалась, оставив лишь неприятно ноющие боли, которые, впрочем, можно перетерпеть.
– Ма, подожди, – остановила я ее, – он отдохнет и восстановится. Вопрос в том, чтоб он, отбросив ложную мужскую гордость, признал необходимость отдохнуть.
– Хорошо, – смутившийся Вик, глубоко вздохнул, – я отдохну.
– Речь идет не только о сегодня, – продолжала додавливать я, – и если ты не отбросишь боязнь проявить в чем-то слабость, позаботившись о себе, то подведешь тех, кто рядом.
Вик стрельнул глазами в сторону матери, потом посмотрел задумчиво на меня.
Слегка кивнув, я постаралась подтолкнуть его мысли в нужном мне направлении, поэтому, выждав пару мгновений, спросила:
– Ну так как, отец, договоримся?
– Договоримся, дочь, – ответил он, прижимая покрепче мою мать к себе.
***
Наше возвращение домой, стараниями мамы приобрело некую взбалмошную суетливость. Уж очень ей хотелось и Вика уложить отдохнуть, и погордиться им перед нами. Переживаниями за дочь она тоже делилась, причем так, что растревожено возмущенный дед почти побежал с ремнем, за «этим… самым». Удержал его от агрессивных действий приход Валерки, да не одного, а в компании с моим биологическим отцом. Они с ходу поведали о том, как крупно не повезло Костику. Оказалось, что, «распрощавшись» с нами, незадачливый ухажер сразу натолкнулся на моего паладина. Тот, по его словам, мгновенно поняв, что произошло, без долгих разговоров засветил незадачливому кавалеру в неподбитый глаз. Отлетевший в сторону, Костик, в качестве ответных действий решил просто удрать от очередного психа. Причем на запредельных скоростях. В результате Валерка, несмотря на все тренировки и пробежки, стал очень быстро отставать. Однако тут, словно идущий на подмогу паладину, навстречу удирающему недокавалеру вышел мой папаша, которого крик «Этот Ленку… Вот!» мгновенно привел в не самое мирное расположение духа.
Надо отметить, что сам по себе отец никогда не отличался ни физической силой, ни устрашающей внешностью, но вот глотку имел просто лужённую. Я маленькой, часто всем говорила, что мой папа-лев, так как от его рыка все бродячие собаки удирали, поджав хвост ну очень быстро. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Костика буквально смело звуковой волной праведно возмущённого родителя. Убегал ухажер с воем и мокрыми штанами. И мне было его ничуть не жалко.
Больше о нем я ничего не слышала. Почти не слышала, так как спустя пару месяцев после начала занятий в универе, одна из одногруппниц поинтересовалась, к какой народности я принадлежу, что у нас так сильно следят за девушками до свадьбы. Слово за слово и мне поведали душещипательную историю о парнишке, который, проводив понравившуюся девчонку до дома, не удержавшись, легонько «чмокнул» ее в щечку на прощание. Рассказ о внезапно налетевшей толпе родственников, рвущихся отомстить за невинную шалость, мог легко посоперничать с крутыми американскими боевиками.
– Так это что все неправда? – с круглыми от удивления глазами спросила Юлька в конце своего повествования.
– Ну почему же, – сдерживая сильное желание рассмеяться, ответила я, – здесь на удивление много правды. Однако и пропущенных деталей тоже немеряно. К примеру, он не в первый раз меня провожал, поэтому стал не с поцелуйчиками приставать, а руки распускать, да еще против моей воли. Вот моему бывшему, следящему за нами, это и не понравилось. А так как парень он крутой, на разных единоборствах слегка двинутый, то отмесил ухажера за здорово живешь. На родственников же этот горе-кавалер потом совершенно случайно налетел, и если б не стал орать, что, мол, от меня не убудет, то они бы его и не тронули.
Кажется, я воочию увидела как у новоявленной «подружки» в голове закрутились колесики печатного пресса и… новая история ушла в тираж, удерживая от меня на расстоянии любителей покрутить шуры-муры.
Не могу сказать, что они мне раньше сильно докучали, но, как правило, раз в неделю находился человече, желающий ознакомить нелюдимую первокурсницу в мешковатой одежде с настоящей студенческой жизнью и с собой в частности. После ознакомления Юльки с «подробностями» приключения, число предложений погулять-познакомиться заметно сократилось. Хотя может ко мне уже просто привыкли.
Сама же студенческая жизнь поначалу не шибко отличалась от школьной. Точнее, перемены-то были, но вот расписание и ритм жизни оставались практически неизменёнными… вплоть до первой сессии.
Вот она-то налетела, закружила и бросила, оставив восторженно испуганное ощущение непривычной свободы. Я словно оказалась на пороге удивительного, но опасного приключения. Однако пришедшие в мою жизнь изменения не тянули ни на опасность, ни на приключения.
Началось все с того, что отец нашел для меня подработку. Теперь ежедневно с семи до полдесятого, я с умным видом следила, как компьютеры одной из строительных контор осуществляют бэкап. Местный админ прекрасно автоматизировал весь процесс сохранения данных. Тем не менее, хозяин требовал, чтоб в конторе присутствовал кто-то разбирающийся в компьютерах. В итоге я получила место и время для занятий, компьютер, бесплатный интернет, неограниченный кофе и зарплату. Копеечную, но зарплату.
Следующим шагом во взрослую жизнь стало предложение вступить в долю, чтоб снимать на троих квартирку в двух шагах от универа и в трех от работы. Собственно местоположением исчерпывались все достоинства этого жилища. Предназначенная мне кресло-кровать вообще находилась в бывшей кладовке, по недоразумению называемой комнатой без окна. Однако домашние в один голос решили, что дело того стоит. Мол, у них на душе станет гораздо спокойнее, если их солнышко не будет ночами ездить на перекладных. После чего дед официально переехал к бабушке. Его же квартиру стали сдавать за бешеные деньги. То есть старикам хватало на оплату лекарств и еще оставалось мне на жилье.
Потом пришла вроде как безобидная, но все же довольно неприятная новость: у Эйри заканчивался контракт на его основной работе, и он возвращался в Израиль. Совесть не позволила тренеру бросить своих любимых учеников на произвол судьбы. Он начал подыскивать нам клубы для продолжения занятий. Поэтому частенько мы отправлялись на «показательные тренировки» в какой-нибудь новый зал. В итоге я стала раз в неделю заниматься с пожилым хромым спецназовцем, имевшим с Эйри схожие понятия о благородстве, точней его отсутствии, в драке. Глядя на нового тренера, невольно вспоминались строчки Блока об азиатах-скифах «с раскосыми и жадными очами». И имечко у него было подходящим – Тимур. Но главным его достоинством в моих глазах был ровный стальной запах практически полного эмоционального контроля. Причем он не менялся и во время схваток, когда тренерские руки… и прочие части тела вольно или невольно приходили в соприкосновение с моими женскими формами.
Валерка же решил «пойти по рукам», посвятив себя изучению разных стилей, прибегая раз в месяц для шлифовки пройденного к моему спецназовцу.
К сожалению, поиск тренера имелся еще один результат: во время разъездам по разным залам я, на свою беду, нарвалась на знакомых с универа. Поэтому вскорости по месту учебы распространилась информация, что эта СэСэЧэ (то есть симпатичный Синий Чулок) с первого курса обладает роскошной фигуркой (спортивная форма мало того, что скрывает, так еще подчеркивает) и еще умением эту самую фигурку защитить в драке без правил. Похоже, второе оказалось притягательнее любого магнита, поскольку вокруг меня постоянно оказывались спортивно-ориентированные товарищи, пытающиеся зазвать на какие-то тренировки, соревнования, показательные выступления, или просто поболтать о единоборствах, и даже о борцовских диетах. Некоторые всерьез интересовались моим мнением, напоминая мужиков рассуждающих о хоккее с бабушкой. Однокурсницы, видя мальчиковый ажиотаж, тоже стали проявлять активное дружелюбие, создавая незваную свиту. А главное нежелательную, поскольку я прекрасно ощущала запах их ревности и обиды.
Кстати, запахи порой становились значительной проблемой. Мне теперь приходилось избегать толп народа, забитого транспорта, да и просто многолюдных улиц. Однако по какой-то необъяснимой причине, стремясь к одиночеству и раздавая направо и налево ехидно-саркастические колючки, я никогда не оставалась без компании. Какой-то остряк однажды обозвал вечно обитающих вокруг меня личностей «клубом ССЧ». Название жутко понравилось, и все решили, что это классная альтернативка гламурным компашкам.
Валерка на мои жалобы посмеивался, говоря, что если не можешь прекратить, то возглавь. И я возглавила… но совершенно случайно. Просто очередной любитель единоборств, подсев рядышком в перерыве между лекциями весьма настойчиво нудил про субботние соревнования у них в клубе. Мне откровенно было лень объяснять в стотысячный раз, что красота руко-ного-махания меня интересует не больше прошлогоднего снега, и что мое амплуа – это грязные бесчестные приемчики обеспечивающие выживание. Тем более в ближайшие выходные мы с Валеркой собирались отвезти его старые игрушки в детдом и походу дела узнать, если можем еще чем-то помочь.
Героическая самопожертвенность, естественно, не планировалась: мы собирались внести свою лепту в благое дело, а не возложить жизнь, на алтарь социальных проблем. Однако выкроить раз в месяц чуток свободного времени нам было вполне по силам. Во всяком случае, поход в детдом, лично для меня, звучал намного привлекательнее глазения на драку по правилам. Поэтому, желая отвязаться от назойливого мачо, я, недолго думая, сказанула правду: мол, в субботу ничего не получится: в детский дом игрушки отношу. И как специально активно бурлящий студенческий ропот в аудитории внезапно затих, заставив мои слова прозвучать неожиданно громко.
– Ой, как интересно! – радостно захлопала глазками Юлечка, которая чуть ли не единственная в «клубе ССЧ» крутилась рядом со мной из чистого любопытства, не источая ни капли негативных чувств.
– И часто ты так? – с некой настороженностью, спросила вечно сердитая Ольга, оторвавшись от штудирования своих записей.
– Если честно, впервые, – призналась я, слегка растерявшись от того, как привычный запах ревности сменяется удивлением и искренней заинтересованностью.
– А че вдруг?
– Не знаю, – сказала я, и, подчиняясь внезапному порыву, продолжила, – просто в одной книжке почерпнула мысль, мол, на самом деле, людям нужен бог, чтоб быть кому-то благодарным, когда дела идут хорошо[4 - Об этом говорит один из героев книги Д. Дункана «Меченые Проклятием»]…
– Наверно это приятно, когда дела идут хорошо, – подключилась сидящая через проход Сашка, уколов знакомой иголочкой зависти с надписью «А нам такое не суждено».
Я невольно усмехнулась:
– Ну, началось все как раз с обратного. Сидела я как-то, жалея себя несчастную. И все у меня не очень-то хорошо, и что вряд ли найдется кто-то, у кого ситуация еще хуже, – ожидаемые ехидные смешки-хмыканья со всех сторон слегка разрядили общий агрессивно серьезный настрой, – буду считать, что всем знакома ситуация, когда себя несчастную пожалеть хочется. Вот и я, увы, не исключение. Однако главное не впасть в хандру, а суметь из нее выползти. Поэтому начала себя уговаривать: мне повезло – есть крыша над головой; мне повезло – есть кусок хлеба. И так далее. И получилась, что жизнь не так уж плоха. За нее благодарить надо. Вот только благодарить кого? И вспомнилась книжка…
– А детдом тут причем? – попыталась связать концы с концами Ольга, и до меня донеслось ощущение, что ей почему-то очень важен ответ.
– Почти ни при чем. Просто изливать благодарность в молитве неведомой сущности, по-моему, глупо. Я бы сказала, надо молиться делами… ну знаете, как цепочка писем счастья. Глупо звучит, конечно, но с другой стороны, почему нет. Мне самой такая жертва практически ничего не стоит, только сравнительно небольшой кусочек личного времени. Так почему не потратить его на радость для других?
– Ха, – влез единоборец, – так приходи к нам на соревнование и ты гарантированно принесешь радость другим. Мне, например. Или…
– Жень, заткнулся бы ты, а? – прервала его Сашка, – гарантированно радость другим доставишь.
Под раздавшимися смешками, мачо, буркнув невнятное о своей паре, слинял из аудитории. Народ на периферии как-то ожил, завозился, создавая фоновой шум. Но для сидящих рядом я осталась в центре внимания.
– Твои разговоры звучат, как цитаты из «Незнайки», – Ольга пристально смотрела мне в глаза, – буду поступать хорошо, и тогда мне за это что-то обломится.
– А для меня звучало как письмо дед Морозу, – призналась я, – буду вести себя хорошо, а ты мне конфет и подарков…
Усмехнувшись, Ольга согласно кивнула.
– … Но на самом деле, это ложный путь рассуждений. Во-первых, потому что хорошее дело все равно останется хорошим, даже если побудительные мотивы не очень. А во-вторых, я же сама осознаю, что это не так, почему же меня должно волновать, кто о чем и почему подумает?
Сашка вздохнула:
– Вот только за один раз мало что сделать можно.
– Можно как минимум узнать, что нужно и что можно сделать, – ответила я, – у меня папа когда-то игрушки отвез в детдом. Одноразово, но может кому-то пригодилось. Вот теперь у меня вызрело решение съездить и узнать.
– Попутчиков берешь? – раздался сверху тяжелый бас.
Вздрогнув, я подняла глаза, уставившись в массивное лицо Малюткина, самого молчаливого однокурсника. По совместительству он удерживал еще несколько «самый-самый»: самый высокий и самый мощный… не толстый, а именно мощный, а еще самый длинноволосый, самый небритый, самый хмурый и так далее. Всезнающая Юлька утверждала, что пару особо нервных девушек в натуральную обмочились, когда поздним вечером, налетев впотьмах на Малюткина, услышали сердито-хриплое «Ну и что мне с вами сделать?» Поэтому не было ничего удивительного, что смысл его вопроса не дошел до меня с первого раза.
– Я спросил, ты хочешь поехать в одиночку или к тебе можно присоединиться? – расшифровал одногруппник в ответ на мое полуиспуганное «Ч-ч-что?»
– Да нет, можно компанией… Может даже лучше компанией.
– Окей, – Малюткин взглянул на входящего преподавателя, – тогда позже договоримся.
В результате сопровождающих набралось десять человек. Да еще Валерка, не один, а с компашкой. Я прикинула и решила связаться заранее с директрисой детдома. Оказалось, наш поход пришелся как нельзя ко времени, поскольку требовалось привести в порядок после растаявшего снега детскую площадку, что мы и сделали шумно весело и хорошо. Так состоялся выход нашего клуба ССЧ за пределы факультета в люди.
С тех пор раз в месяц… конечно, кроме сессий, я находила какой-нибудь фронт работ, «свистала всех наверх», и наша разношерстная компания «молилась добру, творя безвозмездное добро». Мы сажали деревья в парках, помогали в восстановлении монастыря, убирали мусор на берегу речки, ездили на какие-то местные раскопки… хотя последнее больше из любопытства, и, конечно, не забывали детские дома. Здесь все же больше верховодила признавшаяся в своем детдомовском прошлом Ольга. Она, сохранив в памяти далеко не радужные картинки, очень строго следила, чтоб при общении с детьми мы избегали проявлений жалости и ни в коем случае не подавали несбыточных надежд, особенно насчет усыновления. Поэтому наш клуб больше занимался условиями быта. Например, ремонтом, уборкой, или ребята с нашего программистского факультета на базе старых компьютеров создавали классы информатики и обучали работе детей. Юристы тоже пригодились, помогая бесплатно с документами желающим усыновить ребенка… Но самое интересное было, когда мы для воспитанников устраивали Новогоднюю Елку. Из Малюткина вышел такой потрясный Дед Мороз! Он моментально стал звездой не только у детей, но и у девчонок нашего клуба… к большому неудовольствию юристки Снегурочки. Однако ее черед растаять пришел вечером, когда в ответ на весьма зазывные девчачьи предложения, Дед Мороз пробасил, что ему, как порядочному дедушке, за внучкой проследить нужно. Народ пришел в восторг от ответа, и я не унюхала даже ни одного намека на какой-нибудь негатив. Через пару месяцев вездесущая Юлечка, кивая на стильную бородку Малюткина, по большому секрету рассказала, что у него дело, не идет, а просто мчится экспрессом к загсу. Собственно своим «супернюхом» я давно учуяла изменение в их отношениях, но без объяснений оно «выглядело» как неизвестное экзотическое блюдо. Точнее, даже несколько блюд, поскольку подобные ароматы разной концентрации уже стали завязываться вокруг некоторых сложившихся пар.
Естественно, я невольно… и вольно, конечно тоже, примеривала ситуацию на себя. Мысли гуляли от «Ну и чего она в нем нашла?» до «А была бы на ее месте я…», после чего все упиралась в осознание, что снова сравниваю реальных парней с принцем. Настроение становилось раздраженно-паршивым, вызывая язвительные комментарии в адрес окружающих. Девчонки дружно вынесли вердикт, что меня просто искрит от неудовлетворенности, и, поверив им, я решила завести ни к чему не обязывающую интрижку.
Однако верный паладин встал поперек планов своей богини. Трех парней он откровенно запугал, одного свел с жадной до мальчиков особой, а пятого напоил вусмерть прямо перед свиданьем.
В результате никчемность кавалеров была осознана, но и на Валерку я обиделась. Правда, ненадолго, поскольку сама осознавала ущербность своей затеи. Вот только факт, что такая идея не просто залетела в голову, но почти успешно пустила корни, заставил как-то тщательнее взглянуть на себя и окружающих.
Оказывается, я изменилась. Мы изменились. Кружа по спирали учебного процесса, мы незаметно для себя взрослели, постепенно истончая и теряя что-то волшебно детское. Мы откидывали эту часть себя как ненужную, омертвевшую шелуху, даже не задумываясь, чего именно лишаемся. И вот приближаясь к концу второго курса, оглядываешься и видишь, что та девчонка, которой ты была, осталась в прошлом. Она мечтала попасть в будущее, но умерла под давлением сегодняшних забот. Потускнела и растворилась в свете «взрослого» понимания жизни. Только бабушка с дедом видят еще ту девочку во мне, не зная, что я ее уже убила, забрав себе как трофей ее прошлое.
Впрочем, Валерка, зазвавший как-то меня перед работой в «Кафешку», отреагировал на рассуждения довольно странно.
– Забываешь богиня, что глобальное большинство людей не могут похвастать такой же восприимчивостью, как ты, – сказал он, отодвигая в сторону чашку недопитого латте, – Мы живем, не задумываясь об этих вещах, поэтому для нас взросление подобно переходу на новую, более удобную одежду.
– Ты так говоришь, будто я не такая как все.
– Да, другая, – в его голосе не чувствовалась даже намека на шутливость, – я давно знаю, что ты особенная.
– Не смешно.
– А я и не смеюсь. Ты возьми хотя бы сегодняшний разговор. Кто еще отнесется к взрослению как к убийству? Наше детство просто изживает себя. Нам трудно двигаться дальше, опираясь на детское восприятие мира. А топтаться на месте не хочется…
– Но я не об этом говорю.
– … А о том, что мы теряем что-то ценное при взрослении, – дождавшись моего кивка, он продолжил, – ты вот лучше своего шоколаду пригубь, и меня послушай. Так вот большинство относится к детскому восприятию мира как к костылям: нужны на определенном этапе, но надо побыстрее избавляться от их использования. Насколько я понимаю, есть индивидуумы, для которых детство… ну не знаю… Может как учебное оружие. Мол, выросли, перешли на настоящее, однако и для учебного в жизни осталось место. Ты же более особенная…
