скачать книгу бесплатно
Тем более он хотел прослушать метеосводку и проконтролировать показания высотомера, ветер, эшелон, и все то, что необходимо было знать и запоминать, потому что ему надо было поднимать машину с пассажирами и занимать свой эшелон в районе аэродрома, а уже потом запрашивать следующий эшелон – для следования по маршруту. При этом он еще раз глянул в ее сторону. Она штурман и это ее касалось в первую очередь…
Увидел, как она слушает и быстро записывает указания диспетчера, но потом она, почувствовав на себе его тяжелый взгляд… От нее он что угодно мог ожидать, но только не этого.
Она, она… Она ему показала высунутый язык и как бы лизнула им дважды, быстро убирая его и высовывая!
Он с ходу и со злостью, пережав тангенту радиосвязи больше чем надо, проскочил положение для переговоров по СПУ, то есть переговоров внутри самолета между членами экипажа и, сжав сильнее, чем нужно переключатель, включил на передачу, и выпалил по рации в эфир.
– Я тебя сука…
Тут же понял свою оплошность, постарался как можно спокойнее и произнес ровным голосом запрос диспетчеру.
– Я борт 856. Разрешите занять исполнительный?
– Борт 856. Исполнительный разрешаю, РД – три, пропустить…
И дальше, как всегда. Когда самолет выходил на старт, то его вели, указывая рулежные дорожки и очередность, при этом нередко давали указания на пропуск самолетов, которые уже совершили посадку и проезжали мимо к пассажирскому перрону или к указанной им стоянке.
Встала, высунулась в проходе и снова показала ему язык!
– Колдун! Молитву! – привычно скомандовал.
Молитва – это перечисление исходных положений закрылков, показаний давлений в системах и тому подобных данных перед самым взлетом или посадкой самолета. При этом бортинженер читает специальную карту, а все члены экипажа докладывают, одновременно или заранее, включая, и контролирую, положения и показания приборов, агрегатов. Так, было принято и эти обязанности надо было выполнять!
Ага! Как бы не так! Все в экипаже отвечали, а она продолжала молчать…
– Штурман! Мать твою! Отвечать молитву! – зарычал Михалыч, – я, кому говорю?
– Пошел ты!
– Молитву!
– Не буду!
– Ну, еж твою мать! Взлетаем и так!
Как взлетели, то песня! Взлететь-то взлетели, а теперь им надо было еще долететь и, как-то сесть…
Весь полет не утихала грызня в кабине. Она, то смолкала, то вспыхивала с новой силой. То Правочок заступался за штурмана, то Колдун, а Михалых сражался… И все время бил и бил ее словами, метил и как бы больнее подцепить…
При подходе к конечному пункту начались маневры в воздушных коридорах и Михалыч, успевая работать…
Вот что значит, профессионал!
Одновременно успевал и ей насовывать…
А она огрызалась и беспощадно комментировала все его действия. И когда ведомый им самолет уклонился случайно, вывалился вправо, ну так случалось, то она тут же ему ехидно…
– У старый! Даже как следует самолет не можешь, не то что бабу…
– Да, заткнешься же ты, наконец?!
И она, как он и просил, заткнулась!
А как же заход на посадку?
А тем временем аэродром посадки затягивал туман. И уже не на шутку встревожился наземный персонал, который ждал посадок самолетов, обеспечивал контроль снижения, выход на глиссаду. Глиссада, это условная плоскость, по которой самолет снижается при посадке. А тут еще ветер боковой и порывистый! Все к одному, как случалось уже не раз. К тому же стало темнеть…
Видимость хоть и была все еще в норме, но…
Сверху сплошная облачность, из которой прорываясь вылетали борта. Все это говорило о близости аэродрома…
Снижение начали в облаках, пробиваясь к аэродрому.
Оценивая сложившуюся ситуацию, на земле приняли решение и включили аэродромные и посадочные огни. А надо ли?
С одной стороны, наверху – светло, а книзу туда, куда стремительно спускался Ил… Неясные контуры в дымке, к тому же огни… Много огней!
Город жил, ехали машины с включенными фарами, взлетали самолеты, поблескивая красными проблесковыми световыми маяками. И все как в феерическом тумане… Все огни сливались, смещались…
– Штурман! Высоту и скорость?
– Пошел ты…
– Штурман, высоту? Да ты, глядь, будешь сегодня работать?
И тут не выдержал Правачок. Внезапно встрял и со злостью всем…
– Да она может работать только своей…
– Что? Это ты мне, щенок?!
– Заткнись!
– Сам заткнись! Импотент!
– Что?
– Что слышал! Недаром говорили, что ты только лапать умеешь, а как до дела дошло, так у него… Фить….
– Закрой рот!
– Ага! Правда! Импотент…
– Да заткнись ты! – рявкнул Михалыч, снова передавив тангенту… Адресованный ей рык снова ушел в эфир…
И тут же служба контроля переговоров… – Что происходит. Кто это? Кто это влез на частоту борта?
– Борт 8, 5, 6 перейдите на частоту… – услышали в наушниках.
– Что это они? Опять связь?
Переход на произношение раздельных слов и цифр применяют в случае нарушения или плохой связи.
– А в прошлый раз то же самое и теперь! Да что там, у них…
– Что, что? Как у всех мужиков… – теперь не выдержала, чтобы не съехидничать она. – Повылезало, да тут же скисло…
– Ну, сука, заткнись! Чтобы я тебя больше не слышал!
Михалыч потный, с серьезным лицом, не переставая отгавкиваться от нее, вел машину…
Вошли в зону и, прокрутив коробочку, стали снижаться… Звонок дальнего привода… Дзинь! Прошли дальний привод.
– Штурман! Параметры на заход!
Тишина… Сам же сказал, заткнись! – так рассуждала штурман. К тому же она уже такого о себе наслушалась от него, потому решила, что больше она и рта не откроет, а будет молчать!
А как же посадка? Как же люди? Как же ее обязанности следить, докладывать о метрах высоты до земли…
Уяснив себе, что она будет молчать за эту обязанность взялись другие, упустив свои.
Боже… Останови безумцев… Прошу… тя…!
К тому же переключаясь на новую частоту, задерганный руганью Правачок, перекрутил рукоятку оцифрованного диска, сбившись с указанной им частоты. И этого так и не понял! Не понял, отчего же так внезапно пропала связь. А тут еще Михалыч, спустя секунды, отличился.
Задерганный, разгоряченный, он поначалу не понял, что это им с земли красные ракеты… Ведь борт шел на посадку без связи и с не выпущенными шасси…
Диспетчер посадки, как увидел, так сразу же вылетел и стал шмалять…
Бах, бах, бах! Взлетали одна за другой красные сигнальные ракеты… Так подавали сигнал в случае не выпущенных шасси самолета при отсутствии с ним связи.
Он так торопился их выстреливать, что если бы он все проделывал медленнее, то Михалыч непременно догадался…
А диспетчер, как автомат…
Патрон – ствол вверх – выстрел! Гильзу долой, другой патрон в ствол – вверх, пистолет-выстрел…
Вот же какая ерунда, подумал Михалыч, всматриваясь в неясную мглу… Чего только не увидишь в такой дымке? Надо же, как маячки самолетов причудливо? Такого я еще не видывал… Но это только мгновенье он так подумал.. Потому что в следующее мгновенье внизу он увидел посадочную полосу…
Машину тянуло в сторону, сбивало с посадочного курса порывами сильного бокового ветра… Потому самолет заходил на полосу боком и уже перед самой землей, рулем, пилоты выравнивали машину и направляли ее по оси посадочной полосы.… А это сложно и это уменье! Михалыч мог и потому старался… А тут еще ветер и самолет стал клевать носом, пришлось штурвалом приподнимать носовую часть… Ему надо было одновременно сам самолет удерживать на глиссаде, боковой ветер парировать и все это проделывать сразу… И они с Правачком увлеклись работой и вместе старались…
Самолет приспустил закрылки… Следом руки летчика потянули вперед рукоятки РУД, сбрасывая скорость. РУД —рукоятки раздельного управления двигателей. И тут Михалыч…
Не подвело, ведь чутье старого аса! Вспомнил и ужаснулся…
Катастрофа
– Шасси! – только и успел истерично выкрикнуть Михалыч…
Как огромная восьмидесятипятитонная машина начала ложится на бетонку, удивительно низко приближаясь к земле…
– Что это? – только и успел спросить беспокойный пассажир с десятого места…
И в следующую секунду…
Абсолютно исправный и с опытным экипажем на борту самолет в всем телом друг начал касаться полосы.
Сначала кончиками лопастей своих четырех турбовинтовых двигателей АИ-20-х, которые сразу же ударившись, бешено вращающимися концами винтов о бетонку, разлетелись в прах, рассыпая вокруг искры, а следом вся масса самолета задрожала, бешено вибрируя…
Самолет какие-то доли секунд чиркал, все еще, как бы не веря людям, что такое возможно, а может быть, сказывался эффект воздушной подушки от воздуха, который сжимался и не успевал выскользнуть между землей и прижимающимися к ней плоскостями крыльев, заставляя самолет еще несколько мгновений только лишь чиркать и сыпать брызгами ослепительных искр…
В следующее мгновение произошло то, что и должно было произойти с восьмидесятипятитонной машиной, летящей на скорости около двухсот тридцати пяти километров в час. Машиной, которая, словно забывая совсем о своих авиационных колесах – шасси, стала ложиться с огромной скоростью на бетонку взлетно-посадочной полосы, прижимаясь к ней фюзеляжем и теряя скорость…
От пожара двигателей пока что спасала противопожарная система, которая сама включилась, от штырей, что первыми коснулись бетона и тем самым заставили выстрелить пиропатроны баллонов систем пожаротушения.
В следующее мгновение газ фреон ворвался в пространство гондол внутренних двигателей, а те, начавшие, было гореть, тут же загасли от газа фреона, который вытолкал весь воздух из мотогондол двигателей, собою заполнив все свободное пространство. И если бы не выгороженный, довольно объемный кессон-бак под фюзеляжем в центроплане самолета на этом типе Ил-18Д, который первыми опустошили насосы, то все бы и обошлось, но…
Вспомогательная силовая установка ВСУ ТГ-16А первой начала разваливаться на части, детали которой, накаляясь от трения по бетону, подожгли пары керосина в этом самом кессоне и самолет вспыхнул, о чем не знали ни экипаж, ни его пассажиры…
Потом все, кто находился в самом самолете и надеялся на скорую встречу с родными и близкими после посадки, и сами родные их, близкие, все они, но в разной степени, услышали дикий скрежет, невероятно, неестественно противный и такой ужасающий для аэродрома визг… Затем грохот и завывание разрываемого на части металла, его силовых узлов и деталей из сплава силумина… А они, эти детали из этих сплавов, в обычной жизни такие крепкие и легкие сейчас, от трения об бетонку стали вспыхивать ярким и ослепительно белым пламенем…
Все! Теперь время пошло на мгновения, а впрочем, как и жизнь пассажиров и летчиков, всего экипажа…
Их всех на эти мгновения словно перед воротами ада и рая поставили, вопрошая, кто они и зачем они так все вместе сюда пожаловали? Ведь по спискам и небесным законам им рано еще было представать перед Богом! И они, сами того не зная, уже стояли в очереди своими душами, слегка касаясь друг друга перед этими небесными, неземными вратами…
А в самолете, который уже начал гореть и разваливаться на части, искать свои жертвы среди пассажиров, их таких обездушенных и полумертвых от страха, но пока что с живыми телами, они, убоявшись смерти, кто как повели себя…
Одни, все еще пытаясь найти избавление от страшной и неминуемой участи, цеплялись из последних сил за кресла. И их с этими креслами вырвало и потащило вперед по салону, сминая перед собой и всей своей массой уже спутавшихся между собой деталей кресел, кусков обивочной ткани, костей и мяса, сидящих еще секундой назад в них людей живых и дышащих…
Других повыбрасывало, словно они воздушные шарики, как невесомые мячики, и они, обрывая ремни безопасности, переламывались, разрывались на части своими телами, только что живыми и пульсирующими, борющимися за свои жизни…
Третьи, более опытные и как следует пристегнутые, члены только что, такого недружного, смертельно разругавшегося между собой буквально ведь смертельно разругавшегося экипажа, вдавились, перевалились через ремни авиационных сидений летчиков своими здоровыми и крепкими, годными для летной работы телами. Но их спасали и гении авиационной безопасности, и инженеры, которые на всякий случай подстраховались и заложили в эти ремни и ткани такие прочные материалы, замки и нитки, что те не рвались, спасая и удерживая их в своих надежных объятиях…
Теперь сам Боже отвел им время на испытания их человеческих сил и качеств, как бы давая им, экипажу, время на оправдание их оплошности, забывчивости человеческой в порывах гнева…
То, что еще секундой назад собою представляло летающую машину, невероятно смелое достижение человеческой мысли, сейчас разваливалось на части, разрывалось, круша шпангоуты, обшивку и стрингеры, разрываясь, ломая трубопроводы и кабели…
И первыми двигатели, что оторвались, срываясь со своих креплений, круша разгоряченными своими частями титановые перегородки противопожарные в отсеках мотогондол и отрывая такие крепкие трубопроводы, не дюралевые, а, заметьте, из нержавеющих крепких сталей, ведь… И следом крылья, такие гибкие почти тридцати пяти метровые вразмах напоследок взмахнули, как у смертельно подраненной птицы, и сложились бессильно, и разрушаясь…
И в этой мясорубке они все пытались выжить, такие слабые и беззащитные…
Остатки пылающие, исковерканные и горящие, они протянулись по бетону десятки метров… и, наконец-то, замерли…
Все! Теперь включился отсчет на время их истекающих жизней!
Рождение героев
Она задыхалась от едкого дыма, еле пришла в себя и тут же закашлялась. Секунды ничего не могла понять, горло разрывало от едкого привкуса, к тому же голова гудела, а тело просто разламывало от боли. Медленно словно из тумана выплывали неясные очертания служебного отсека…
