скачать книгу бесплатно
Да, Вика была не единственной.
Старшая медсестра приёмного покоя третьей городской больницы, где он проходил практику после двух лет обучения в медицинском университете, поехала с ним в устье Кожуха без вопросов. «На природу» – ей было достаточно. Тридцатидвухлетняя, замужняя женщина не очень понимала, что с ней происходит. Степан – немногим больше. Он не помнил её имени, да и не хотел вспоминать. У него уже была «Нива», не «шевик» – короткая инжекторная версия старого доброго Ваз 2121, – которую он с трудом мог вести из-за нахлынувшего обморочного «узнавания»…
Ему не пришлось долго терзаться – «а что дальше?».
Под Илгун-Ты, она повела себя так, словно хотела, чтобы Бурхан вселился в него.
Они совокуплялись неистово, рыча как животные и царапая друг друга. Отсветы костра скользили по её влажной от пота коже юркими саламандрами. Она извивалась под ним, но внутри была горячей и сухой, как песок в пустыне, пока не ударила его по лицу и замерла в ожидании. В глубине зрачков шевелились бездны. Она замахнулась снова. Он перехватил её руку, ошеломлённый, которую она тут же притянула к себе, положив его ладонь на шею, сжала, бешено толкая тазом навстречу. Лицо её плыло и плавилось, меняя очертания, шире становились скулы, менялся разрез глаз, мягко очерченные надбровные дуги проступили упругими валиками, мокрые волосы липли к вискам и шевелились, словно змеи. Степан изо всех сил прижимал к земле бьющееся тело, когда она вдруг пролилась горячо, маслянисто, а из перекошенного рта с почерневшими губами вырвался торжествующий сиплый крик.
Содрогаясь от чудовищной отдачи, он кончил, словно расстрелял измочаленное тело короткой очередью.
Нити, как ему казалось ещё несколько часов назад, накрепко связывающие их, истончались и рвались старой пыльной паутиной. Остывали тела, испарина становилась холодной, похожей предсмертный пот. Он испытывал мучительный стыд и ужас, словно Эдип. Женщина на смятых покрывалах казалась Сфинксом, загадки, которого он не разгадал. Пахло потом, спермой и отчего-то кровью. Холодно. Смертно.
Выстрелило полено в костре, угольки отлетели в сторону и тихо рдели в темноте злыми глазками. Степан слышал чужое дыхание рядом, и не мог пошевелиться. Саднила прокушенная губа, кровь потихоньку скапливалась во рту. От «узнавания» осталась глубокая дыра, словно что-то вырвали из нутра с корнем – длинным, ветвистым, – как корни Илгун-Ты. И тревожно-испуганный взгляд женщины, которой приходилось (приходилось не раз, это же ясно) изменять мужу, чтобы погасить жар неудовлетворённости от привычного домашнего секса, пресного и постылого, – эту пустоту заполнить не мог. Он ошибся. Его чувство оказалось обманом.
Какое-то время он жил с этим, словно с дополнительной системой сосудов в теле, пустой и пересохшей, как арыки в заброшенном ауле. Пока не появилась Вика. Девчонка с эзотерической мечтательностью, эльфийскими ушками и характерным жестом, которым она закладывала за них непослушные, перетравленные готскими красками пряди волос. Её близость пролилась по его пересохшим руслам мощным кровяным потоком, заполнила до краёв и наполнила жизнью увядшие надежды. Всё, что ему потребовалось сделать – привезти девчонку сюда, что бы она провела ночь, одну ночь под ветвистым кровом Илгун-Ты.
И всё.
Ни камланий, ни обрядов, ни жертв, ни подношений, ни молитв, ни насилия. Бурхан уже вселился в неё. Незадачливого ухажёра отшивал другой человек. Вернее, уже не совсем человек, но это не важно. Важно, что он получит все ответы о себе: почему, зачем, как, для чего. Получит от существа, плотью от плоти, которого не является, но духом…
***
Вика приподнялась на локтях и её вырвало.
Подбежавший на крик, Сергачёв бестолково топтался в метре от девушки. Она тяжело перевернулась на спину. Нити рвоты запачкали щёку, волосы прилипли в уголке рта.
– Эй, ты чего?
Спьяну мысли ворочались тяжело, реакции никакой.
Девчонка не ответила. Лоб покрывала испарина, плечи вздрагивали, её трясло. Она согнула ноги в коленях и уронила их набок. Руки прижались к животу. Совсем как в его сне.
«Зачем ты нас убил?»
Виктор осоловело моргнул, отступил на шаг и вовремя. Мимо, уже падая на колени, скрежеща галькой, пронёсся Степан. Пыли не было, песок под галькой – сырой, чёрный, – не взвился, словно уже напитался не то речной водой, не то кровью из его сна.
– Вика! – услышал он. – Смотри на меня! На меня смотри! Что?!
Он цапнул её за запястье, нащупывая пульс.
– Болит…
Она едва успела повернуть голову набок, её снова вырвало. Лицо посерело, носогубный треугольник отливал белым. Степан стирал жёлто-зеленые потёки со щеки.
– Живот?!
Солнце, перевалившее за полдень, многократно отражалось в бисеринках пота на лбу. Взгляд Вики блуждал, пока не упёрся в Сергачёва, губы зашевелились.
– Вика! – подбежала Оксана. Её возглас и тяжёлое дыхание заглушили слова.
«Зачем ты нас убил?!»
Виктор отступил ещё на шаг.
– Что?! – Степан наклонился.
Вика подняла руку, дрожащий палец ткнул в сторону Сергачёва, а потом, в тишине, нарушаемой лишь сиплыми вдохами Оксаны и плеском воды, он услышал:
– Это он. Он сделал…
Всё, выпитое за утро и день, подкатило к горлу кислым бурлящим комком. Степан повернул к нему лицо, белое, бешеное. Радужка как два кусочка угля в голове снеговика.
– Я… – сглотнул Сергачёв, губы дёрнулись улыбнуться и обвисли.
Степан выпустил руку Вики и разогнулся. Пальцы, испачканные рвотой, шевелились, как у Оксаны: по-паучьи, ищуще.
– Что ты сделал?!
– Я, – Виктор безуспешно боролся с волной слабости, страх пробежал вдоль позвоночника ручейком пота. – Я ничего…
Он пропустил бросок Степана. Веки только сомкнулись один раз, а тот уже висел на Сергачёве, сминая в горстях нагрудные карманы рубахи. Вскрикнула Оксана. Виктор ухватил запястья нападавшего, ворот давил шею, а потом перед глазами взорвалось, хрустнуло, и болью ударило в затылок. Его отпустили тут же. Перед глазами плыло и кружилось, на губы, подбородок полилось – горячо, солоно. Жутко слезились глаза. Он отплевывался кровью из сломанного носа. Ноги подгибались, Сергачева шатало и, когда мозг перестал бултыхаться в черепе, словно желток в яйце, он сообразил, что Степан попросту боднул его.
Он ждал новых ударов, но в глазах прояснилось.
Смятая упаковка мефипрестона, желто-зеленая, как Викина рвота, лежала в ладони Степана на остатках левого нагрудного кармана его рубахи. Сергачёв несмело потрогал прореху против сердца, а потом Степан разорвал упаковку и вытряхнул на свет блестящий и стандарт-блистер. Пустой.
Таблеток не было. Виктор открыл рот, глаза полезли из орбит. Тошнотворный ком ухнул вниз, в желудок, а слова ринулись к горлу, столпились, забили рот вместе с кровью.
Тихо постанывала Вика.
– Знаете, доктор, – произнёс Степан, глядя Сергачёву в лицо жёстко, словно пощечинами хлестал наотмашь, – А ведь больше вас так называть не будут…
Виктор в очередной раз сплюнул кровавые сгустки и набрал в грудь больше воздуха, но Степан уже отвернулся…
***
Мысли скакали как жабы на болоте.
Побочные эффекты мефипрестона он помнил плохо, и противопоказания – едва, едва. Инструкции в коробке не было. Чёрт! Если он дал ей таблетки, надо немедленно ехать до первой больницы… Пульс слабый, наполнение плохое… Рвота, боли в животе, кожа холодная… Лихорадка, испарина… Мифепрестон с осторожностью применяют у астматиков, и вообще, с обструктивными болезнями лёгких… у курящих женщин после тридцати пяти… Дьявол! Не то.
– Что с ней?
Оксана задышала над плечом. Он отмахнулся.
– Вика, – позвал он. – Вика, он давал тебе что-нибудь?
У неё задрожали ресницы, лицо скривилось.
Надо ехать, надо… Воспаления половых органов… Гиперчувствительность?.. Почечная недостаточность?
– Вика, ты в туалет сегодня ходила по-малому? Сколько раз? Вика?!
Но отёчности нет. Тошнота и рвота может быть при уремии. Гиперкалиемия? Пульс слабый, но ровный, аритмии нет. И все же интоксикация… явная.
– Оксана, неси аптечку. Она в багажнике…
А если надпочечники?! Гидрокартизон нужен, внутривенно, сотню. И капать физраствором. И снова картизон, через сутки, ещё сотню, а то и двести. Кардиомониторинг постоянно… Да, может быть. Надпочечники. Но тогда плохо…
– Вот.
Оксана что-то совала в руки. Зачем? Аптечка – это нервное. Лабораторию из неё не развернёшь, а без точной диагностики, и немедленной терапии быстро наступит шок и кровоизлияние в надпочечники. Перемещать её нельзя: строгий покой, горизонтальное положение… Пульс участился, в нитку, кожа липкая и холодная, похоже давление ни к чёрту… Она сейчас слабей котёнка…
– Вика, – позвал он.
Не отвечает, глаза закрыты. Степан приподнял веко: зрачок расширен, но на свет реагирует, взгляд блуждающий, без фокуса – сознание нарушено. Думай, коновал! Ведь что-то же ты можешь сделать! В голове гудело и ухало, и самого пальцы ледяные. Этого не может быть сейчас! Особенно сейчас…
Идиот!
– Оксана, сумку мою быстро! На водительском…
У него же преднизолон есть! И антишоковое! Захрустела галька, за спиной захлопали дверьми. Степан надорвал рукав спортивной курки Вики и с хрустом, раздирая ткань по шву, обнажил бледную руку. Из аптечки достал жгут, быстро наложил на предплечье, похлопал по сгибу. Вены бледные и тонкие, как нити, едва проступили…
Рядом плюхнулась сумка. Степан дёрнул за молнию, запустил руку внутрь, подал Оксане:
– Открывай, – закатал рукава, подставил ладони, – Лей!
Вытер полотенцем.
– Вытряхивай всё…
На гальку посыпалось разноцветьем коробок и бинтами. Мезатон… Инъекцию делал подкожно, в обнаженный красным топом живот. Прижал ваткой, отбрасывая шприц. Что там с венами?
– Вскрывай! – перебросил упаковку Оксане.
Мимоходом отметил, как сноровисто, без суеты она надрывает полупрозрачный блистер, аккуратно извлекает шприц, пальцы твёрдые, ловкие. Он сломал ампулу с преднизолоном. Приготовил укол. Вновь пошлёпал по локтевому сгибу, ни черта толком… Ладно, некогда. В вену попал с первого раза, медленно вдавил поршень. Всё! Сорвал жгут… Сейчас все из машины выкинуть, оставить только водительское сидение, накидать спальников поровнее… И капельницу можно, физраствор есть. Хуже не будет. Оксану непременно с собой, присмотрит…
У Вики в уголке глаза набухла слеза. Нос заострился, тени на щеках легли глубже. Разом запали виски. Она вытянулась в струнку – он видел, когда люди вот так вот вытягиваются, окончательно, без возврата, – выдохнула.
И остановилась.
Пульса не было. Всхлипнула Оксана, в отдалении бормотал Кожух. Ветер шевельнул волосы надо лбом Вики, облака тенями ползли по её лицу. И его сердце продолжало биться, сильно и ровно, толкая по телу то, что было в нём от несчастливой, склонной к мистике деревенской девчушки и его собственной неведомой матери, но уже неживое, остывающее и ядовитое, как некроз.
***
Когда Степан начал делать массаж сердца, Виктор отступил за машину, а потом – боком, боком, по-крабьи, – перекатился к палатке. Кровь унялась, но ощущение, что у него вместо носа выросла килограммовая свёкла, клонило голову к земле. Начали заплывать глаза…
Значит, всё это был не сон. Вернее, не всё – сон. Он действительно растолок таблетки, но как умудрился подсунуть их Вике – решительно не помнил. Но это теперь не важно. Он нащупал в складках спальника карабин. Надо выбираться. Чёрт его дёрнул тащиться в магазин в той деревеньке?! К старику вязаться?! Вспомнят ведь. Всё вспомнят. Навороченную внедорожными ништяками Ниву вспомнят, девок и высокого симпатичного балагура в клетчатой ковбойке…
«Хау! Дерсу Узала! Белку в глаз бил, однако!»
– Дыши, Вика! Дыши!..
Сергачёв прижал к себе «вепря». Как в кино, ей богу! Тяжесть оружия убеждала: нет, всё взаправду, по-настоящему, доктор.
«А ведь больше тебя так называть не будут…»
Нестерпимо стало себя жаль. Как же так всё запуталось-то? Отличное место в клинике, хорошие перспективы, и на работу, и на жизнь… Необременительную работу и обеспеченную жизнь. Туго накрахмаленный халат, и обязательный чай от сестрички, а лимон, нарезанный аккуратными дольками. От сестрички тоже вкусно чисто пахнет, и под халатом у неё ничего нет, кроме всегдашней готовности, необременительной, без особых претензий, в рамках, так сказать, служебных обязанностей, но за отдельные привилегии, для него пустяковые. Всё просто и ясно: дофамин, серотонин…
Ничего этого теперь не будет.
И даже петтинга с Кариной не будет…
Он покатал внутри спальника оставшиеся патроны. Он же ничего не делал! Он не давал этой дуре никаких таблеток! Когда?! Ну, вытряхнул их из блистера по-пьяни, может быть, даже растолок, но давать – нет! Не было этого… Она умерла от чего-то другого, от другого!
У патронов были скользкие бока. Не маслянистые, а именно скользкие и жирные, какими бывают некоторые виды пластика. Они глухо перестукивались под плотной тканью: «Докажи, докажи, до-ка-жи!»
Виктор вздохнул, кое-как натянул ветровку, бумажник с водительским удостоверением положил во внутренний карман. Сначала нужно ещё добраться до мест, где тебя станут слушать. Слушать и разбираться. Где можно подключить связи, позвонить, заплатить в конце концов… Пока, снаружи только тараканий царь с мёртвой возлюбленной на руках под деревом Истины и испуганная девчонка-художница с бурным воображением.
Но выходить надо…
Солнечный зайчик сидел на капоте «Нивы», пуская слепящие лучики. Сергачёв, держа карабин наперевес, осторожно обошёл машину спереди, вытягивая шею. Вика лежала там же, и в той же позе, только голова запрокинута: ну да, он же ей вентиляцию, наверное… Смятым комком поодаль валялась сумка, разноцветным конфетти разбросаны коробочки с лекарствами, пакеты, бинты. Резиновый жгут свернулся дохлой змеёй прямо на камнях, нагретых солнцем. Степан сидел на коленях рядом с трупом и таращился на свои руки. Оксана сгорбилась в сторонке и беззвучно плакала.
Воздух тек в лёгкие густой как сметана. Сергачёв навалился грудью, ноги не гнулись, под подошвой хрустнуло. Степан поднял голову.
– Что, Витя, надумал-таки пострелять?
Узкогубый рот перекосило, словно топором рубанули. Оксана охнула.
– Послушай, послушай, – заговорил Сергачёв. – Я ей ничего не давал, понял?! Понятия не имею, что там с ней случилось…
– Конечно, – отозвался Степан, отводя руку за спину и кренясь, – Ну, разумеется…
– Мы должны ехать в город, сейчас же… Там разберутся…
– Ну, да…
Он что-то взял там, за спиной. Звук скребущего по камням металла насторожил Сергачёва, и нож на поясе – в чехле камуфляжной окраски, – притягивал взгляд. Щипало заплывшие глаза, вспотели ладони, карабин в руках сделался скользким, и мокрый палец все никак не мог толком упереться в планку предохранителя.
– Мы поедем, – Степан поднялся на одно колено, – Только сначала…
В опущенной руке Виктор увидел лопатку, ту самую, которую зачем-то взяла Вика перед тем, как…
– … ты отдашь мне оружие, – закончил Степан и встал.
Он двинулся в обход Вики прямо на Виктора.
– Не, не, не… – Сергачёв хотел покачать головой, но воображаемая свёкла вместо носа превратила простое движение в американские горки, перед глазами все закачалось, понеслось: облачное небо, поросший пихтами берег, галечная коса и тальник, моргающий светлой изнанкой острых как бритва листьев. Степан в этом мельтешении двигался рывками, попадая в размытый фокус, словно освещался стробоскопической вспышкой. Ближе. Ещё ближе…
