скачать книгу бесплатно
Всю следующую неделю я вкалываю на пределе, преследуя две цели сразу. Во-первых, отвлечься от мыслей об Агаткиной смерти, а во-вторых, успеть сдать вовремя роман Берсеньевой. Дело продвигается медленнее, чем хотелось бы.
Если бы проблема редакторской правки рукописи заключалась только в исправлении грамматических ошибок, то, быстренько подправив орфографию и синтаксис, я бы на этом закруглилась.
Увы! Мадам Берсеньева – человек, увлекающийся сюжетом настолько, что различные мелочи просто ускользают от её внимания. То у неё героиня в начале эпизода появляется в бикини, а через пару минут её страстный любовник почему-то расстёгивает на ней платье, неизвестно как на ней оказавшееся. То она садится в автомобиль, а выходит по неизвестным причинам из автобуса.
Да ещё если учесть, что порой мне приходится исправлять фразы типа: «она хотела что-то сказать, но открывшаяся дверь закрыла ей рот», то стоит ли удивляться, что сроки сдачи поджимают.
Очередной рабочий день не предвещающий, на первый взгляд, ничего из ряда вон выходящего, неожиданно комкается странной новостью, принесённой мне на хвосте Галочкой Суриковой из рекламного отдела. Она заглядывает в мой кабинет минут через десять после начала трудовой смены, держа в лапках свёрнутую трубочкой газету и, пуча глазки, интересуется:
– Тань, это ты у нас, кажется, новый труд Берсеньевой обрабатываешь?
– Ну, я. А что? Какие-то проблемы?
– Ага. Проблемы. Только не у нас. У Берсеньевой. Читала свежую прессу? – Она раскатывает газетную трубочку и тычет маникюром в крупный заголовок.– Вчера её нашли мёртвой в собственной квартире. Лучшей рекламы её новой книге просто не придумаешь. Уже решено тираж увеличить в два раза.
Наслаждаясь произведённым на меня впечатлением, Галочка чуть не забывает о цели своего визита:
– Да, я зачем пришла-то… Мне надо узнать фабулу последнего романа Берсеньевой. Там, случайно, главная героиня не умирает во цвете лет? Или, может, на худой конец, убивают там кого-нибудь?
– Галка, ну откуда у Берсеньевой убийство? Ты же знаешь, в её романах даже таракана-то ни разу не убили, не то что человека. Там всё опять про любовь. Ну и тем более, где ты видела, чтобы в женском романе главная героиня погибала?
– Жаль, – кровожадно вздыхает Сурикова. – Представляешь, как лихо можно было бы закрутить рекламную компанию! Придётся раскидывать мозгами в другом направлении.
Она убегает, хлопнув дверью и забыв на столе газету. Я пробегаю глазами статью о смерти Берсеньевой.
Так… Была найдена мёртвой вчера в собственной квартире… Очевидно, произошла утечка бытового газа… Судя по упаковке лекарства, лежавшей на туалетном столике, Берсеньева приняла перед сном сильное снотворное, и её не разбудил бы даже выстрел из пушки, не то что запах газа. Зато запах этот почувствовали соседи, которые и подняли тревогу… Когда дверь в квартиру Берсеньевой была взломана, писательница была ещё жива, хотя и находилась в бессознательном состоянии. Она скончалась через пятнадцать минут в машине «скорой помощи» по дороге в больницу… В пишущей машинке найден чистый лист с единственным напечатанным словом – «Завтра». Нелепая смерть оборвала только-только начавшуюся работу над новым романом… Ну, это уже пошла лирика. Дальше неинтересно.
Итак, вроде бы никакого криминала. Бытовуха.
Мысли мои возвращаются к работе. Галка права: издательство обязательно захочет воспользоваться ситуацией с трагической смертью Берсеньевой для рекламы её последнего романа. Роман должен быть издан как можно скорее, пока ещё сенсация не остыла, а значит, мне надо вкалывать по-стахановски. Благо, осталось мне закончить всего ничего – к концу дня управлюсь.
Я с головой погружаюсь в работу. Какое-то время тишину в моём кабинетике нарушает только тихое скрипение бегающей по бумаге ручки и шуршание страниц. Переворачивая очередную страницу рукописи, я замечаю маленький листок с напечатанным текстом, очевидно послуживший закладкой: «92-22-72. Ирина». Я уже хочу отложить его в сторону, как вдруг моя рука повисает в воздухе. Мне точно знаком этот телефонный номер! Я уже где-то видела раньше и сам этот листочек.
В памяти всплывает объявление на автобусной остановке.
Не может быть! Таких совпадений не бывает. Но если присмотреться внимательнее, этот листок с одной стороны имеет неровные края, как если бы его действительно оторвали от объявления. Но от того ли самого? Память на цифры у меня не очень хорошая. Может, я зря провожу параллели, и это телефон одной из подруг ныне покойной госпожи Берсеньевой или номер её маникюрши?
Способ выяснить истину только один, и я снимаю телефонную трубку.
– Добрый день. Вас слушают, – прозвучал в трубке приятный женский голос.
– Ирина?
– Да.
– Я по объявлению, насчёт знакомства в Интернете. Вы оказываете такие услуги? – спросила я и замерла в ожидании ответа. Сейчас пошлёт меня эта Ирина куда подальше.
– Да, конечно, – ответила трубка уже совершенно сахарным голосом. – Это именно то, чем мы занимаемся: соединяем одинокие души в счастливые пары.
Я мысленно готовилась к отрицательному ответу, и такой поворот событий стал для меня полной неожиданностью. Получив слишком хорошее воспитание, не позволяющее мне прерывать разговор на полуслове, я промямлила первый пришедший мне в голову вопрос:
– И сколько стоят ваши услуги?
Цены оказались настолько приемлемыми, что не смогли послужить достойным поводом для моего отступления. Не оставляя мне возможности передумать, сладкоголосая Ирина перешла в контратаку:
– Всё, что от вас потребуется, – это заполнить небольшую анкеточку и предоставить несколько своих фотографий. Это вы сделаете при личной встрече. Давайте я запишу вас, скажем, на завтра, на шесть часов вечера. Вас устраивает это время? Я продиктую вам адресочек. Нас очень легко найти.
Ого, как меня ловко взяли в оборот! Я сижу, немного ошалелая, глядя на трубку, из которой доносятся короткие гудки. Так значит, это тот самый телефон. Звонила ли по нему Лариса? Если да, ходила ли на встречу? Встречалась ли с Ириной и Агата? Имеет ли эта Ирина какое-то отношение к смерти моей подруги?
Я просто обязана это выяснить. Не успокоюсь, пока не взгляну на эту электронную сваху.
В конце концов, мне лично это ничем не грозит. Ну, в крайнем случае, найдёт она мне какого-нибудь мужа. Решено. Завтра встречаюсь с Ириной.
Вечером я вытаскиваю с антресолей фотоальбомы в поисках подходящих снимков. С трудом нахожу несколько приличных своих фото, на которых в объектив не лезли бы из-за моего плеча ещё чьи-то лица.
Увлёкшись процессом, до глубокой ночи перебираю черно-белые и цветные застывшие моменты моей жизни. Погружаюсь в воспоминания. Сетую на свою дырявую память, утерявшую многое из того, что ещё помнят фотографии. Решаю начать вести дневник, как когда-то, в девичестве.
Достаю из письменного стола тетрадь на девяносто шесть листов в скучной серой обложке, открываю и пишу, пишу, потоком сознания выплёскивая на бумагу всё, что произошло со мной за последние недели.
Становится легче: словно поговорила с кем. Засыпаю прямо за письменным столом, уронив голову на исписанную страницу.
Передо мной возникает Агаткино лицо, и она громко и членораздельно произносит: «Видеть себя голым во сне – к неразумным поступкам». Я вздрагиваю, просыпаюсь, чуть не упав со стула, осознаю ситуацию и тащу своё затёкшее тельце на диван. Перед тем, как снова погрузиться в сон, успеваю подумать: «Интересно, мой звонок по тому загадочному телефону, это разумный или неразумный поступок?»
Глава 7
Утро на рабочем месте начинается по-боевому. Открывая дверь своего кабинета, я уже слышу, как надрывается на моём столе телефон. Оказывается, меня жаждет услышать давешний мой знакомец, Анатолий Петрович Гуляев. Он огорошивает меня одним единственным вопросом:
– Скажите, Татьяна Владимировна, не упоминала ли Агата при вас когда-нибудь имени Вениамин?
– Нет, – удивлённо отвечаю я, не раздумывая.
– Не торопитесь, вспомните, – мягко настаивает следователь.
– На память не жалуюсь, – начинаю тихо свирепеть я: за дуру он, что ли, меня держит? – Уж такое редкое имя я бы точно запомнила.
Не успела я открыть рот, чтобы поинтересоваться, какое отношение имеет этот Вениамин к Агате, как, буркнув то ли «спасибо», то ли «до свидания», Анатолий Петрович повесил трубку.
Куда только подевались его приличные манеры, которыми он так поразил меня в кафе! А самое главное, что он оставил меня умирать от любопытства, кто такой этот Вениамин. Это жестоко с его стороны…
Вениамин… Веня… Не знаю ни одного Вениамина, кроме актера Смехова.
Ещё минут пять я ломаю мозги над этой загадкой, потом говорю себе вслух: «Да, воистину, трудно вспомнить то, чего не знаешь»,– и в таком слегка взвинченном состоянии, открываю лежащую передо мной папку с рукописью.
С романом Берсеньевой я вчера разделалась. Дора Сергеевна только что подбросила мне свежую работёнку.
«За час до убийства». Михаил Кожин»,– читаю я на обложке папки.
Кожин… Где-то я уже о нём слышала. Ну, разумеется, это тот самый тип, которого так нахваливала Агата. Как в воду она глядела – действительно мне придется править его рукопись.
Я частенько разговариваю сама с собой. Привычка, тянущаяся за мной из самого детства. Вот и сейчас я развязываю трудно поддающиеся тесёмочки папки, нараспев бормоча себе под нос возникающие в моей голове рифмы:
– Интересно, что ещё за Кожин? Может, ни кожин, ни рожин? А хорошо ли сложен?
И вздрагиваю от неожиданности, услышав мужской голос за своей спиной:
– Не знал, что вы увлекаетесь стихосложением, помимо своих редакторских обязанностей.
Круто разворачиваюсь на своём вращающемся стульчике и упираюсь взглядом в высокого, крепкого сложения, мужчину с упрямым подбородком и серыми глазами какого-то стального оттенка.
– Простите, с кем имею дело? – произношу я вежливо-холодным тоном.
– Как вы точно выразились. Именно так. На данный момент мы с вами имеем одно общее дело, и это дело – мой роман «За час до убийства», – обаятельно улыбается мой собеседник. – Позвольте представиться. Кожин Михаил Борисович.
Я запоздало заливаюсь краской. Вот, блин, ничего не скажешь – вовремя он вошёл. Надо, надо избавляться от своей отвратительной привычки разговаривать вслух.
Пытаясь исправить положение, я пожимаю протянутую мне руку и бодро представляюсь:
– Рощина Татьяна Владимировна.
– Я уже знаю, как вас зовут. Только что разговаривал с заведующей отделом. Это она подсказала мне, где вас найти. Я к вам вот по какому вопросу. Татьяна Владимировна, раз именно вы будете редактировать мой роман, у меня к вам большая просьба: не исправляйте в тексте ничего, кроме ошибок.
-Что вы имеете в виду? – поднимаю я бровь.
– Я слышал, многие редакторы страдают профессиональным заболеванием, которое я бы назвал "зуд карандаша". Они беспощадно кромсают и извращают авторский текст. Вы не из таких? Знаете, я очень серьёзно и добросовестно подходил к каждой строке, к каждому слову. Не хотелось бы, чтобы мой труд претерпел большие изменения под вашим пером, – он подкупающе улыбается, достаёт из-за спины и кладёт на мой стол шоколадку огромных размеров.
– Что это? Взяток я не беру.
– Это не взятка, а знак внимания очаровательной женщине, – с шутливым поклоном отвечает мне Кожин.
Подозреваю же, что это голая лесть, а всё равно таю.
– Михаил Борисович, сразу видно, что вы автор начинающий. Я могу вас успокоить. У меня нет ни времени, ни желания переписывать заново ваши произведения. Я просто исправляю ошибки: грамматика, иногда стилистика. Вы, кажется, пишете детективы? Не переживайте, я не поменяю преступника и жертву местами, – улыбаюсь я, про себя заметив, что одолевавшее с утра раздражение куда-то улетучилось, и получаю в ответ ещё одну обаятельную улыбку «начинающего автора».
– А сейчас извините меня, но мне надо работать, – говорю я, давая понять, что аудиенция окончена, и добавляю, уже склоняясь к папке на столе, – над вашим романом, между прочим. До свидания, Михаил Борисович.
– До свидания, Татьяна Владимировна, – большой человек неловко разворачивается в моём крошечном кабинетике, задевает плечом полку, на которой стоят словари и моя любимая кружка, с которой я всегда бегаю к девчонкам в соседний отдел погонять чаи.
Пара книг и кружка летят на пол.
Словари отделываются испугом, зато кружка – в осколки.
Кожин виновато начинает извиняться, я останавливаю поток извинений взмахом руки – ну не убивать же мне его за разбитую посуду! – и выпроваживаю писателя из кабинета.
Собирая осколки, я бормочу себе под нос в качестве успокоительного средства: «Посуда бьётся к счастью – верная примета». Остаток рабочего дня проходит в труде и в тщетном ожидании обещанного счастья.
Глава 8
Ровно в шесть часов я робко нажимаю кнопку звонка у обшарпанной, обитой коричневым дерматином двери квартиры в типовой «хрущобке». Да, в общем, я и не ожидала, что меня примут в шикарном офисе.
Хорошо хоть, что всего второй этаж, потому что лифта в этом доме отродясь не было, а после рабочего дня топать пешком куда-нибудь чуть не на чердак – сомнительное удовольствие.
Дверь распахивается, но – вот уж чего я точно не ожидала – за дверью никого нет. Точнее, никого нет на уровне моих глаз, потому что через долю секунды откуда-то снизу раздаётся:
– Здравствуйте, проходите.
Я вздрагиваю и ошеломлённо опускаю взгляд: передо мной в инвалидной коляске, с пледом на коленях, сидит красивая женщина лет тридцати. Точнее, это женщина когда-то была красива, но теперь несколько неровных, грубых шрамов безобразят её лицо, искривляя точёные черты.
– Здравствуйте, – выдавливаю я из себя, всеми силами пытаясь скрыть замешательство, но, боюсь, мне это плохо удаётся.
Я никак не могу определиться, куда пристроить взгляд: кажется одинаково невоспитанно смотреть в лицо этой женщине или отводить глаза куда-то в угол.
Наверное, уже привыкшая к такой реакции на её уродство, женщина коротко поясняет:
– Автомобильная авария. Семь лет назад.
Потом торопливо, словно боясь услышать слова сочувствия, она улыбается, отчего её лицо причудливо перекашивается, и произносит:
– Я – Ирина. А вы, наверное, Таня? Мы с вами договаривались на шесть часов, верно? Вы пунктуальны. Это замечательное качество.
– У меня есть в запасе ещё несколько не менее замечательных качеств. Надеюсь, мужчины их оценят, – натужно шучу я, чтобы разрядить обстановку.
Женщина опять улыбается своей странной улыбкой – словно морщится от боли, затем гостеприимно предлагает:
– Куртку можете повесить вот сюда, на вешалку. Нет-нет, не разувайтесь. Сумочку можете оставить здесь, на столике.
– Я возьму её с собой.
– Как хотите. Пожалуйста, проходите в комнату: прямо по коридору и налево. А я пока сварю кофе. Вы не желаете чашечку?
– Спасибо. С удовольствием. Чёрный и без сахара, если можно.
Она кивнула, и, тихо шурша колесами инвалидного кресла по линолеуму, удалилась в направлении, противоположном указанному мне.
Я несмело двинулась по коридору и остановилась на пороге средних размеров комнаты, оклеенной забавными обоями с плюшевыми мишками. Кажется, раньше она служила детской. Теперь же в ней вдоль одной стены жались друг к другу большой уродливый шифоньер и продавленный узкий диванчик, а у другой стены размещался письменный стол, на котором стоял пузатый компьютерный монитор и валялось множество каких-то исписанных бумаг, бумажек и клочков бумаги. Пара стульев не первой молодости довершала меблировку.
Здесь меня ожидала ещё одна неожиданность. За компьютером спиной ко мне сидел мужчина. Над спинкой стула мне были видны широкие плечи, обтянутые свитером, и лысина, уже начинающая хозяйничать на голове владельца в окружении волос блеклого, линяло-соломенного цвета.
Очевидно, он не слышал моих шагов, так как продолжал что-то увлеченно печатать на компьютере. Я вежливо кашлянула, заявляя о своём присутствии. Мужчина оглянулся через плечо, напечатал ещё несколько знаков, наверное, ставя точку в своей работе, и после этого повернулся ко мне.
Лицо у него оказалось не более выразительным, чем затылок. Такое увидишь – и через пять минут не сможешь воспроизвести в памяти. На вид ему было около тридцати пяти-сорока лет.
– Проходите, пожалуйста, – извиняющимся тоном сказал он. – Я не слышал, как вы вошли. Желаете разместить своё объявление в Интернете?
– Да. Но погодите, разве этим занимаетесь вы? Почему же у вас в объявлении указано женское имя?
Пойманный мною на этом несоответствии, он, похоже, вовсе не смутился.
– Позвольте вам объяснить. Имя, указанное в объявлении, это имя моей жены Ирины. Она помогает мне. У нас своего рода семейный бизнес, можно так сказать. Из нас двоих в компьютерах хорошо разбираюсь только я, так что большую часть работы беру на себя. Но представьте, что в объявлении о подобного рода услугах было бы указано мужское имя. Вы лично позвонили бы тогда? Только честно.
