banner banner banner
Согласна умереть
Согласна умереть
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Согласна умереть

скачать книгу бесплатно


Также стараясь не улыбаться, он заявил:

– Этого я не боюсь. Я могу, совершенно не опасаясь последствий, говорить какие угодно комплименты женщинам до сорока лет включительно.

– Думаете, мне ещё далеко до сорока?

Сорок ей будет лет через пять.

– Сорок вам будет лет этак через десять, – прищурился Готовцев.

– Намного раньше, – не без торжества улыбнулась Маргарита.

Однако тотчас же с тревожной пытливостью взглянула на собеседника. Вероятно, она произвела мысленную рокировку и обеспокоилась, не является ли она в глазах Готовцева той женщиной, которой не следует комплименты сорокалетних мужчин (а Готовцев, стопроцентно, не старше) воспринимать всерьёз. Готовцев сделал вид, что не заметил её тревоги. На его лице было то, что и должно было быть обозначено, – удивление и недоверчивость.

– Ну уж, намного раньше! – произнёс он.

– Идёмте-идёмте! – заторопилась женщина. – Холодно. И ветер мерзкий. Да, так вот… Я расскажу о себе. Вкратце. Они не любят меня, но мне что до того. У меня столько врагов, что… И не такого калибра, как эти… сплетницы. Я ведь – вы уже знаете – предпринимательством занималась. Нас было двое: я и мой друг Саша. Просто друг, без всяких там. Его убили полгода тому назад. У нас были фирмы, были контракты отличные с зарубежными фирмами. И всё рассыпалось. Мы были как брат и сестра. И работу не делили. Вообще никак не делили, ни на мужскую и женскую, ни по-другому как. И – на общий котёл, поровну всё. Один на телефоне, другой отрабатывается. Никогда не считались по мелочам, как у некоторых, знаете, бывает. Он, правда, ещё и по уголовной линии работал. А я только по коммерческой. Мы никому не платили. Тотоша был врагом нашим. То Саша по пьянке его подругу обругал – у Кобыльского собирались, – то столовку на Кирова, с аукциона продавалась, перехватили у него. Сначала мы и не знали, что юнец тот – его подстава, а когда сказали нам, всё равно решили покупать – зря, что ли, деньги из оборота вытаскивали. И Туземец нас не любил. Тоже. Саша не очень-то с ним считался. А по пьянке так… Раз как-то, тоже у Кобыльского все были, он…

Она замолчала, чтобы обойти оказавшегося на её пути пьяного мужчину, который выглядел остекленевшим, во всяком случае, глаза его были словно два отполированных и раскрашенных кусочка льда. Мужчина не двигался, только ветром его чуть покачивало, да по щекам ползли пьяные слёзы.

– И Саша так вот порой напивался, – сказала, покачивая головой, Маргарита.

– А кто его убил?

Маргарита пожала плечами. Выглядела она усталой и печальной.

– Приезжали, разбирались. Кто только не приезжал. Воры в законе приезжали. Сначала на похороны. Столько чёрных и тёмно-красных роз никогда не видела, а ветки еловые – по всему пути. И – памятник двухметровый. Ведь и деньги пропали. А мы же все обналичили. Под готовые контракты. Всё рухнуло. И захирело постепенно. Теперь вот сижу здесь потихоньку. Оклад плюс премия. На работу да с работы. Кварталами хожу. И друзей – никого.

– У него при себе они были? Деньги – при нём?.. – поинтересовался Готовцев.

– Квартиру выхлопали. Уже после того, как он исчез. Его же всё ещё не нашли. – Маргарита остановилась около бетонного павильона автобусной остановки. – Не хочется сегодня пешком.

– А не мог он с деньгами смотаться куда-нибудь?

– Да нет. Исключено. И машину его нашли. Побитую. В двадцати километрах от города, в лесу. А я свою продала. Вынуждена была.

Некоторое время они стояли молча и смотрели на приближающийся автобус. Спустя минуту автобус этот увёз Маргариту по маршруту №16.

А во вторник, возвратившись с обеда, Готовцев обнаружил Маргариту Заплатину, стоящей за его, Готовцева, столом и энергично пинающей ногами что-то расположенное на полу или, скорее, кого-то, то есть нечто одушевлённое, ибо это нечто издавало некие звуки, что-то вроде стонов, покряхтывания, хрипловатых полувзвизгов.

– Получи! Получи! И ещё! – вскрикивала Маргарита, растрёпанная, с красным лицом, с дыроколом в руках и злым азартом в глазах.

Готовцев вытянул руку за спину и постучал в только что закрывшуюся за ним дверь.

– Минутку! – крикнула Маргарита.

Готовцев растерялся. «Минутку!» Но он уже вошёл, он стоит и наблюдает, как кого-то избивают ногами. Правда, ногами орудует женщина. И всё же, и тем не менее. Готовцев скорым шагом приблизился к столу и, перегнувшись, глянул Маргарите под ноги. Мужчина, отметил он с облегчением.

И всё-таки это необходимо прекратить.

– Маргарита Альбертовна! – позвал он и стал обходить стол.

– Михаил Петрович! В чём дело?! – раздражилась Маргарита и, обернув лицо к Готовцеву, угрожающе встряхнула правой рукой с зажатым в кулаке дыроколом. – Уйди! Христом молю!

– Но… мне дырокол нужен. То есть я хотел сказать, что прекратить бы…

– Прекратить?! – взъярилась Маргарита. – Да это начало!

И она с силой плюхнулась задом на спину сгруппировавшегося на полу мужчины. Теперь она боком сидела на потерпевшем, таким образом, как сидели на лошадях наездницы прошлых веков, но с той лишь разницей, что прошловековые были в длинных платьях, а не с оголёнными ногами немилосердной привлекательности. Готовцев зажмурился невольно на миг, однако разглядев затем, что Маргарите удалось ухватить отчаянно мотающего головой страдальца за воротник куртки, приблизился вплотную к женщине и принялся ловить её правую руку с зажатым в ней дыроколом. Боковым зрением он увидел, что в дверях уже торчат зрители. Поймав вооружённую дыроколом руку, Готовцев нагнулся к лицу Маргариты и зашептал:

– Народ собрался! Смотрят! Надо бы закончить с этим.

Маргарита неожиданно быстро прекратила сопротивление, уступив дырокол Готовцеву, основательно выдохнула и с раздражённой капризностью сказала:

– Помоги же подняться! Джентльмен называется! – Поднявшись, она повернулась в сторону двери. – Все свободны! Кина не будет. Собрались!

Продолжая ворчать, Маргарита стала приводить себя в порядок. Поднялся с полу и её противник. Отряхиваясь и ощупывая себя, он направился к зеркалу, однако заметил, что к зеркалу же двинулась и Маргарита, и остановился посреди комнаты.

– Ты иди, – не оборачиваясь, сказала ему Маргарита, и Готовцев с удивлением обнаружил, что голос у неё спокойный вполне и ничуть не злой.

Готовцев открыл ящик своего стола и подал мужчине зеркальце. Тот глянул мельком – синяк в стадии созревания под левым глазом, ссадина на лбу – и сразу же вернул зеркальце.

– Ты ещё здесь? – поинтересовалась Маргарита. Тем же ровным голосом.

– Покурить хотел, – ответил мужчина, разглядывая извлечённую из кармана куртки пачку сигарет, – а сигареты помялись. Ты их растоптала своими сапожищами.

Маргарита удивлённо обернулась.

– Я их растоптала? Ты по ним катался костями своими. Катала!

Готовцев вытащил из ящика стола пачку «Винстона», вынул из неё и сигарету и протянул мужчине. Взял сигарету и себе.

– За дверь! – приказала Маргарита.

Они вышли. Закурили. Посмотрели друг на друга.

– Спасибо, – поблагодарил мужчина. – А то она совсем озверела.

– На полу-то как оказался? – полюбопытствовал Готовцев.

– Да как-то… – смутился тот. – Споткнулся обо что-то. Если б не споткнулся… Или поскользнулся – не помню. Налетела, как тигра какая.

– А вы, простите, кто ей будете?

– Муж. Бывший.

– Ясно. Я так и подумал.

– Если б не муж – чего бы она меня била! – отозвался «бывший муж».

– А цель какая? Её действий.

– Террор. Тотальный террор, – последовал ответ.

– Понятно, – счёл нужным произнести Готовцев, хотя и не ощущал никакой ясности, напротив, по-прежнему находился в состоянии обескураженности и некоторого возбуждения.

Пришёл заместитель директора по экономике Вадим – кто-то сообщил ему о скандале. Весело осмотрел мужа Маргариты, заглянул, приоткрыв дверь, в кабинет.

– Шумим, братцы, шумим, – покачал головой. – Маргарита, говорят, мужика своего утюжит. А какая Маргарита? Дело дрянь, думаю, если Валова, и идти не стоит – поздно в любом случае.

Вадим рассмеялся, поглядывая на обоих мужчин и как бы приглашая их посмеяться вместе с ним.

– Да пошёл ты! Ворюга! – зло огрызнулся пострадавший и отвернулся, а затем и вообще сорвался с места и стремительно ушёл, отшвырнув сигарету.

– Маргарита-то не пострадала? – спросил Вадим.

– Полагаю, нет, – пожал плечами Готовцев.

Вадим, потоптавшись, удалился. Он, Вадим Варзаков, всех называл только по имени, не употребляя отчеств, подобного же обращения, по имени, требовал к себе. В результате, все стали называть его Вадиком, большинство только за глаза, а некоторые, Рита Валова, например, и во всех случаях. Хотя, по мнению Готовцева, уменьшительно-ласкательное имя Вадик не особенно вязалось с очень плотной фигурой Вадима, на четверть лысой его головой, а также возрастом и занимаемой должностью.

Как опозорить звание шпиона

– Ха! И он ещё спрашивает, почему Фээм скрылся с места встречи!

Чистяков выпрыгнул из кресла и побежал по дуге в направлении окна, глядя при этом на Готовцева очень странным образом, а именно – через плечо своё, полуобернувшись. И в глазах Чистякова было удивление, а также всякие другие краски, свидетельствовавшие о том, например, что он не в состоянии с полным доверием отнестись к только что услышанному.

– Михаил Петрович, вы действительно не понимаете, какую ошибку допустили? – проговорил Анатолий Иванович, которому, по-видимому, хотелось несколько смягчить ситуацию, напряжённую реакцией его коллеги на рассказ Готовцева о неожиданном срыве встречи с агентом, проходившим под псевдонимом «Фээм». – Разведчик, шпион должен быть неприметным. Неприметность, незаметность, невыразительность, типичность внешности. Лицо, одежда, манеры – всё должно быть незапоминаемым, более того, не должно привлекать внимание окружающих, задерживать чей-то взгляд. По возможности, конечно, – закончил он, бережно прикоснувшись к своим усикам.

– А вы устраиваете драку. Драку! И весь трамвай пялится на вас! Да разве ж такое допустимо?! – продолжил своё минуту назад отзвеневшее выступление Чистяков. В ритме митингового запала. – И это – во время проведения мероприятия! Ну как, скажите, вы объясните ему, для чего вы затеяли драку?

– Но это же, мне кажется, и не требует объяснения, – заупрямился Готовцев, хотя уже и осознавал вполне свою ошибку.

– В том-то и дело, Михаил Петрович, что требует, – возразил Анатолий Иванович. – Фээм скрылся с места встречи. Почему? – задаём себе вопрос. Потому, очевидно, что не хотел быть запримеченным рядом с вами. То есть он знает, как себя должны вести шпионы.

– И резиденты! – встрял Чистяков.

– Да, и резиденты.

– А вы к тому же для него начальством являетесь! – вновь вмешался Чистяков.

– Вы бы говорили как-нибудь по очереди, а то не знаю, кого и слушать! – ворчливо контратаковал «резидент», всё более злясь, так как к недовольству, испытываемому им по отношению к собеседникам, добавилось и недовольство своим собственным поведением, до недавнего времени не представлявшимся до такой уж степени предосудительным. – И почему он меня фотографировал? Лучше бы над этим задумались.

– Да, это вопрос, – согласился Анатолий Иванович и, нахохлившись, тяжело вздохнул.

Последняя неделя прошла в напряжённом ритме. Кроме производственных хлопот, шпионские эти дела. Ежевечерне он являлся к Анатолию Ивановичу, в его местное пристанище о трёх комнатах, а в дневное время даже побывал в городском отделе.

Вчера, впервые после длительнейшего перерыва, он занимался карате. Сначала же в течение целого часа искал кимоно, разнервничался, а найдя кимоно и надев его, неожиданно расчихался, да так, словно ему закапали по паре столовых ложек «доктора» в каждую ноздрю. Сняв кимоно, выхлопал его в ванной, но надеть на себя не решился и бросил в стиральную машину. Занимался в спортивных брюках и майке, начав почему-то с отработки ударов, однако потянул одну из мышц правой руки и перешёл на отработку блоков. В итоге остался собою недоволен по причине обнаружения чрезмерной скованности, заторможенности движений. И утомился неожиданно рано.

Однако сегодня, тем не менее, чувствовал себя скорее бодрым, чем взвинченным, скорее сильным и крепким, чем слабым и рыхлым. Дзасин. Это состояние постоянной психологической и физиологической готовности отразить любую возникшую опасность. И оно более чем к лицу Готовцеву в его нынешнем качестве. Вот только обусловленная волнением как бы некоторая степень нереальности происходящего делает окружающее несколько размытым, смещая фокус внимания на внутреннее, – в результате, ладони кажутся влажными, сердце излишне активным, а артерии жёсткими, словно глиняные трубки. И не удержи человек, тронутый волнением, себя в руках – заиграет ветер трагической музыки, одно за другим позахлопываются резонансные окошки, превращая человека в замкнутую энергетическую систему, изнутри разрушаемую, снаружи беззащитную.

Отрицательные импульсы зла, исходившие от этого мрачноватого типа в коричневой кожаной куртке, лысоватого, толстогубого и широконосого, достигли Готовцева, кажется, ещё до того, как этот молодой мужчина определённым образом обозначил своё присутствие в трамвае. И позднее Готовцев вспомнил, что ещё до возникновения конфликта он почему-то – возможно, виной тому энергетический след человека – обернулся и посмотрел на будущего своего оппонента.

А позднее, когда он опять бросил взгляд на этого парня, то увидел в руках его фотоаппарат-мыльницу.

– Снимаете? Меня? Почему? – удивился Готовцев.

Парень спрятал фотоаппарат в боковой карман куртки.

– Я девушку фоткал. Ты-то мне зачем? – ухмыльнулся он и кивнул на совсем юную девушку, стоящую неподалёку от Готовцева.

– Очень сомневаюсь, – сказал Готовцев.

– Отвянь! – бросил парень, затем приблизился к девушке и ухватился за ремешок её сумки. – Со мной, красотка, выйдешь.

– Молодой человек, вы бы оставили девушку в покое, – предложил Готовцев.

Он развернулся на девяносто градусов, чтобы была возможность самым непосредственным образом наблюдать за развитием событий. Возможно, пристальное его внимание удержит хулигана от излишнего проявления наглости по отношению к растерявшейся девушке. Внимательно осмотрев хама, Готовцев не мог не отметить, что внешность тот имел достаточно криминальную – из поверхностных касаний грязных граней окружающего мира вылепился внутренний мир ценностей данного субъекта. И в случае конфликта с подобным типчиком следует ожидать удара пальцами в глаза, ножом в спину или чего-то подобного. Или того, что вам вцепятся в волосы.

Именно в этом вечернем трамвае, отправляющемся с конечной после двадцати часов, была назначена встреча с Фээм, который наверняка уже узнал Готовцева по внешнему виду, а также по торчащему из-за отворота плаща журналу «Спид-инфо». И Готовцев, конечно же, понимал, что он как бы при исполнении, что он следует в этом трамвае как бы даже и по делам службы, а не просто так. И в связи с этим…

Однако не выглядит ли происходящее как проявление элементарнейшей трусости? И Готовцев проговорил:

– Молодой человек, вы бы оставили девушку в покое.

– А в чём дело? Ты-то чего западаешь? – мгновенно отреагировал «молодой человек» и агрессивным взглядом заощупывал Готовцева.

– Но комментс.

– Грамотный сильно?

– Не без того, – пожал плечами Готовцев.

– Вот и не вякай! – с вызовом бросил противник грамотности.

Готовцев хотел уже приблизиться к парню и понудить того отпустить сумку уже готовой расплакаться девушки, однако увидел, что кисть правой руки хулигана упрятана под куртку, что называется за пазуху. Уж не нож ли у него там? Парень заметил внимание Готовцева к засунутой за пазуху руке и презрительно ухмыльнулся. Хорошо, подумал Готовцев, будем действовать по-другому. Он глянул в окно и отметил, что метров через пятьсот будет остановка «Хлебокомбинат». Что ж, сделаем паузу небольшую. И посмотрим, много ли людей на выход будут готовиться. В это время, как правило, почти никого не бывает, ни на выход, ни на посадку.

И действительно, к средней двери приблизился один мужчина, а к задней и вообще никто не подошёл. Пора. Готовцев был убеждён в успехе. Главное – действовать в установленных (умозрительных, правда) жёстких пределах продолжительности и эффективности.

Готовцев подошёл к хулигану почти вплотную. На начальном этапе следовало добиться, чтобы левая рука злодея перестала сжимать ремешок сумочки. Для этого, приблизившись, Готовцев стал обеими руками теребить противника за плечи, словно был намерен вцепиться в его куртку.

И парень выпустил сумочку.

– Полегче! Руки, дядя!

– У меня – хватка, – сообщил Готовцев.

И это не было правдой, ибо именно вцепиться во врага должным образом он не особенно и умел. Однако трамвай уже остановился, и скрипучая дверь ползёт влево. На площадке остановки – никого, напротив задней двери, по крайней мере. И необходимо действовать очень быстро. Иначе оппонент пустит в ход правую руку, в которой, судя по всему, всё-таки нож или нечто похуже (а то, что рука до сих пор находится за бортом куртки, как раз подтверждает данное предположение), и задуманное осуществить станет проблематично.

Готовцев схватил противника за запястье левой руки и рванул на себя, после чего, мгновенно отпустив эту руку, шагнул вперёд и вправо, обеими руками ухватился как можно крепче за куртку в области спины и протаранил врага наискосок через проход до дверного проёма. И сильно толкнул. Не коснувшись, кажется, ногами ступенек, враг вылетел на трамвайную остановку и распластался на бетонном её шершавом покрытии. Занимая позицию напротив двери, чтобы при необходимости ногами встретить противника, Готовцев увидел финку с наборной ручкой, крутившуюся в метре от вытянутых вдоль грязного бетона рук упавшего.