скачать книгу бесплатно
Звоночек прозвенел. Правда, не очень громко. Фоновый мотив городской улицы, несущей автомобильный поток, звучал едва ли не более убедительно. И всё-таки Дмитрию стало тревожно. Было ясно, что разговор свернул на опасную дорожку, однако степень этой опасности нетрезвый Дмитрий оценить затруднялся.
Анюта, между тем, повторила вопрос:
– Как тебе удаётся предвидеть несчастные случаи? Может, ты экстрасенс?
– Да нет, я не экстрасенс. Хотя, между прочим, мне и приходилось исполнять роль эту, роль этакого колдуна и мага. Посмотрел многозначительно, подчёркиваю, мно-го-значительно и изрёк.
– А что изрёк?
– Это ерунда, это скажут. Что велят, то и изречёшь.
– И кто велит-то? – не отставала Анюта. И сама же догадалась: – Баба твоя, которая начальник?! Так?
Дмитрий опустил голову.
– Ясно: она, – подвела итог Анюта. – А она и в самом деле может предвидеть чужие смерти?
– Иногда, по всей видимости, может, – с усмешкой сказал Дмитрий.
– Это в каких же случаях?
– А когда точно знает, что человек умрёт.
– Как, то есть, знает?
– Знает, что человек приговорён.
– Как, то есть, приговорён? Кто его приговорил?
– Да болезнь его приговорила, – вмешалась в разговор Шура. – Заболел человек, скоро умрёт – видно ведь. Тем более для знающего-то человека.
– Но мы говорили о несчастных случаях, – не согласилась Анюта. – Товарищ говорил… Кстати, как тебя зовут?
– Дмитрий.
– А нас – Анна и Александра. Анна – я. А она, соответственно, – Александра. Ты, Дима, говорил, что то ли ты, то ли твоя супружница-начальница знаете, что человек приговорён и умрёт.
– Ну, – подтвердил Дмитрий.
– Как это может быть? Каким образом она это определяет? Или это большой секрет? – сыпала вопросами Анна.
– Да, секрет. Вот именно что секрет. Я уж тут и так наговорил, кажется, лишнего. Но, опять же, я вас не знаю, вы меня не знаете. Встретились, поболтали да и разбежались.
– Кажется, я начинаю понимать, – запрокинула голову Анюта и допила свой джин-тоник, а потом, прищурившись, посмотрела на Дмитрия. – Ты тут употребил слово «приговорён». Приговорён – это значит заказан? Так?
Подобной прыти от Анюты Подлесный не ожидал и потому растерялся. Растерянность его Анна истолковала однозначно.
– В самую точку! Я угодила в самую точку! Шура, ты видела?
– Ты с ума сошла, Анька! – всполошилась Шура. – Да разве ж Дима похож на бандита? А ты тут такое городишь! Не обращай на неё внимания, Дима. Заносит её, бывает. Как понесёт, бывает… Анна у нас натура увлекающаяся, с фантазией.
Но Анна сдаваться не собиралась.
– Ты много бандитов-то видела, подруга? – вскинулась она. – В повседневной-то жизни? Они ведь, поди, разные бывают. Уличная шпана – это одно, а организованная преступность – это совсем другое. На них академики и кагэбэшные генералы работают, на них такие люди работают, что ого-го и о-ё-ёй! А ты говоришь…
Женщины спорили, а Дмитрий слушал их и размышлял. Размышлял он, конечно, не о том, чью ему сторону принять следует, а как вообще ему выбраться из пограничной ситуации.
***
Уквасов внимательно осмотрел проходившего мимо него Дмитрия, затем ещё и проводил его довольно-таки продолжительным взглядом.
– Шурка, а твой Уквасов очень даже и ревнивый мужичок, – лукаво поглядывая на Уквасова, сказала Анна. – Ты видела, как он пялился на Дмитрия?
– Видела я, видела, – покивала Шура. – Если бы ещё он выводы из своей ревности делал правильные, то цены бы ему не было. В смысле, повыше цена была бы.
– Кто с вами тут сидел? – поинтересовался Уквасов, стараясь говорить максимально безмятежным тоном.
– Успокойся, Уквасов, это не её ухажёр. И даже не мой, – со вздохом сказала Анна. – Это – так, просто один знакомый. Он – киллер. У него что-то там не склеивается в киллерской деятельности – вот он и попивал водочку вместе с нами. Поболтали немножко, на жизнь свою он нам жаловался. А всё, если вас, мужиков, послушать, мы виноваты, бабы.
– Анюта, по-моему, не он, а ты обвиняла бабье племя во всех грехах, – решила поправить её Шура. – Это же ты говорила, что, мол, если баба – начальник, то это уже последнее дело.
– Да просто потрафить ему хотела. Я же вижу, что мужик услышать хочет. Что он желает, несчастный киллер, услышать, то я ему и выдаю.
– Да что вы заладили: киллер да киллер? – воскликнул Уквасов. Он только что уселся в кресло, которое недавно занимал Дмитрий, и теперь ему предстояло решить, чего же ему больше хочется: пива или водки.
– Дак он же киллер! – Анна мотнула головой в сторону метро. – Этот парень работает киллером, а начальником у него – баба, к тому же его собственная! А баба-начальник, да ещё при такой профессии, сам должен понимать… А если ещё плюсом ко всему идут и личные отношения…
– Вы это серьёзно? – перебил поражённый Уквасов.
– Что? – не поняла Анна.
– Он сам сказал, что он – киллер?
– Ну да, – подтвердила Анна. – Не сами же мы это придумали. Нам-то зачем выдумывать всякое?
– Так прямо и сказал?
– Так прямо и сказал.
– Да нет, Анюта, что ты тут такое говоришь?! – вмешалась Шура. – Прямо он, конечно, не сказал, но вполне можно предположить, что, возможно, что-то тут такое есть.
Уквасов вскочил на ноги.
– Может, я… Может, ещё догоню, а? – вскричал взволнованно. – Не говорил, куда направился?
– Нет, увы, – развела руками Анна. – И телефона он нам не оставил. Если только Шура ему свой тайком от меня сунула, то, возможно…
Уквасов уже не слушал её. Догнать! Надо попытаться догнать этого человека! Если он пошёл в метро, то… Да, у кассы, возможно, окажется очередь. Или поезд, такое вполне может случиться, уйдёт у него из-под носа.
– Как он у тебя смешно бегает, ты только посмотри, – заметила Анна, указывая на Уквасова. – С такой побежкой только за киллерами и гоняться.
– Неуклюжий и невезучий он, – печально проговорила Шура. – Бегает всё, крутится, суетится всё, а толку – чуть.
– Где он у тебя щас работает?
– Он сам толком не знает, думаю, – махнула рукой Шура. – В общем-то, как и раньше, частным сыщиком. А ещё называет себя независимым журналистом. Теперь и вообще папарацци решил заделаться.
– Папарацци?
– Ну, это те, которые не в своё дело всегда лезут. Короче, вмешиваются в частную жизнь всяких знаменитостей. Сфотографируют какую-нибудь звезду в неподобающем виде и тащат снимок в газету. Принцесса Диана когда погибла…
– Да, припоминаю! – оживилась Анна. – Там этих самых папараццей обвиняли, что они в той аварии виноваты. Они на мотоциклах, кажется, за ней гнались.
– Вот и он собирается какой-то там длиннофокусный аппарат покупать. В тот раз, когда мы тут Пугачёву видели, – тоже так вот сидели за пивом, а она из машины выскочила и в туалет побежала, – то едва с ума не сошёл, что без фотоаппарата оказался.
Анна неверяще потрясла головой.
– Ты смотри-ка! Она – в туалет, а ему-то, казалось бы, какое дело?
– За такой снимок можно неплохие деньги получить, – пояснила Шура.
– А побить не могут? Недели две тому назад он, помню, с фингалом ходил.
– Били его уж. Даже не один раз, а два. Он собирает сведения о дачах всяких Дьяченко да Орбакайте, а потом идёт на промысел.
– Ну и?..
– Ну и нарывается.
– Понятно, – покивала Анна, сочувственно глядя на подругу. – А я тут на днях, позавчера, познакомилась с одним молоденьким.
– Молоденьким? Ты с ума сошла! – Шура даже сигарету затушила, чтобы ничто не помешало ей выслушать историю о новом романе Анюты.
– Да он не совсем и молоденький. Тридцать четыре ему. Я просто с собой сравниваю.
– Почему молчала-то столько времени? – сказала Шура, с некоторой даже обидой в голосе.
– Ну ты извини, а почему я должна посвящать тебя в свою личную жизнь?
– Подруги ж всё-таки, – смущённо пожала плечами Шура.
– Не во все сферы жизни, ты знаешь, и подруги допускаются, пусть и самые близкие.
– Анюта, ну ты, прямо… Я же не выпытываю интимные подробности. Просто – кто он, что он?
– А не поняла я. В общем-то, он такого, знаешь, завирального типа субъект. То про одно рассказывает, то по-другому то же самое преподнесёт.
– Аферист какой-нибудь? – предположила Шура. – А может, альфонс? Деньги не пытается вытягивать?
– Альфонсы – это для богатеньких штучек. Тут – симпатия. Естественно, я не собираюсь его к себе навсегда привязывать… И свет клином на нём не сошёлся. Но пока, вроде бы, всё неплохо идёт. Он, между прочим, такой, знаешь, непосредственный. «Чего смотришь? – спрашивает. – Тебе вдуть? Ладно, подставляй, курва!» Меня сначала это даже несколько шокировало. Или: «Чего облизываешься?» – спрашивает. Ну и в том же духе.
Дикий результат грубой вербовки
В глазах Бояркиной вспыхнули гневные огоньки, и Подлесный, готовый к обороне, сжал зубы и прищурился. Невозможно сжимать пружину до бесконечности. Так и с ним. Он слишком многое позволял ей в отношении себя. Однако – хватит, пора бы уже и положить конец этому безобразию. Сколько, в конце-то концов, можно! Будь сейчас на дворе даже и не патриархат или равенство, а самый что ни на есть суровый матриархат – всё равно. Он, в конце-то концов, свободный человек!
Однако Марина, видя его решительный настрой (Дмитрий стоял сжав кулаки и набычившись, ноги на ширине плеч), не стала обострять ситуацию.
– Разувайся, проходи. Сейчас ужинать будем, – произнесла она приветливым голосом и ушла на кухню.
Дмитрий хотел отказаться, но не успел – Марины уже не было, а кричать не хотелось. Ладно, он поест. Он будет вести себя как обычно, но будет твёрд. Хватит вить из него верёвки. Нет и нет. Он будет немногословен, но непреклонен. Никаких дискуссий. А поесть он поест. Так как проголодался. И пусть даже с ложечки начала бы она кормить его – без разницы, она ничего не добьётся. Говорят, в кормлении неизбежно присутствует элемент приручения. Объявить бы голодовку, а то и вообще домой не являться – вот беспроигрышное решение. На все сто процентов. Но он припёрся. И не отказался от приёма пищи. Из этих реалий и надо исходить.
– Всё ещё не разулся? Диман, что с тобой? – удивилась вновь объявившаяся в коридоре Марина. – Мой ручки и на кухоньку. Давай-давай!
«Ручки», «кухонька» – вконец обнаглела. Дмитрий злился и с удовлетворением отмечал у себя признаки данного состояния. Главное – не удариться в благодушие. И эти её «ручки» и «кухонька» – это она зря, совсем нюх потеряла. Нельзя же держать его за полного-то идиота.
Подлесный явился к ужину с каменным лицом и в полном молчании приступил к трапезе. Огромный бифштекс, предварительно вывалянный в специях, был безупречно прожарен. Картофель также выглядел превосходно. Очищенная головка чеснока, горчица и перец. И блюдце с мелко порезанным лучком. Дмитрий понял, что ему придётся очень трудно, ибо Маринка просто так не отступит, она пойдёт до конца. Ему бы отойти на заранее подготовленные позиции и закрепиться. Однако таковых нет, не подготовил он заранее-то. Остаётся бежать в никуда. Просто – в никуда. От бифштекса с картошечкой. От стопарика с алмазно поблёскивающей жидкостью.
Дмитрий решил остаться. Он поужинал и переместился к телевизору. Расслабленный организм вяло отметил – ошибка. Следовало сразу завалиться спать. Не приняв душа и не раздеваясь. Он же улёгся на диван, подложив под голову две подушки, и принялся шарить по телевизионным каналам в поисках чего-нибудь такого, что соответствовало бы его теперешнему состоянию.
А необходимо было нечто бодрящее. Рано было успокаиваться.
– Тебе кофейку не сделать? – спросила Марина. Она уже минут пять была в поле периферийного зрения Дмитрия. Она то протирала подоконник, то рылась в шкафу, то зачем-то перемещала торшер.
– Нет, спасибо, – отказался Дмитрий, подумав, что это как раз то, чего бы ему сейчас действительно хотелось.
Но он обойдётся и без кофейку. Как и без кое-чего другого. И напрасно она надела этот свой халат, который правильнее было бы назвать пеньюаром. Когда Марина была в нём в присутствии посторонних мужчин, Дмитрий жутко бесился. Порой это приводило даже к скандалам, один из которых, кстати, закончился тем, что они подрались. Во время того мордобойного инцидента Марина разбила ему голову в области темечка, а Дмитрий поставил ей синяк и провёл на вокзале ночь да две – у Коротковых.
А у халата этого был провокационный характер, и когда Марина садилась, на стул, на диван, в кресло ли – всё равно, одна нога оставалась открытой практически полностью. Марина, конечно, обычно брала пальчиками подол халата и прикрывала ногу, но происходило это уже после того, как бдительный взгляд постороннего мужчины успевал увидеть то, что ему видеть вовсе не следовало. Да и в области груди этот халат-пеньюар… В общем, в присутствии гостей мужского пола Дмитрию оставалось только мучительно переживать, не вывалится ли правая либо левая грудь наружу и не поставит ли под угрозу их семейное благополучие.
– Я всё же решила приготовить тебе кофе, – сообщила Марина, и Дмитрий увидел рядом с диваном столик-консоль на металлических ножках.
Подлесный недовольно сморщился, но кофе принял. А когда Марина уронила салфетку и нагнулась за нею, то не смог удержать своего взгляда, метнувшегося непроизвольно к вырезу на груди женщины. Кстати, не напрасно – он на мгновение увидел сразу обе груди, что его ощутимо встряхнуло и насторожило. Специально уронила салфетку, решил Дмитрий. Но зря старается. Хоть голышом пускай бегает по квартире, он не затрепещет и не запылает. И когда Марина расположилась в кресле, Дмитрий даже не посмотрел в её сторону. Ни когда она только устраивалась в кресле, ни когда уже сидела и попивала кофе. Он словно бы не замечал её присутствия, как бы захваченный льющимися из телевизора новостями в стране и мире.
– А что ты думаешь по поводу этого кризиса, Дима? – поинтересовалась Марина. Голосом, обращённым к внутренней необходимости его не быть одному на фоне известий о финансовом кризисе, как бы и далёком, заэкранном, но всё равно нежелательном.
– О каком ещё кризисе? – неприязненно буркнул Дмитрий. – Плевать я хотел на него.
– Ты хочешь сказать, что думаешь о другом? – нежным голосом спросила Марина.
– О чём это ещё о другом? – покосился на неё Дмитрий.
– Да знаю я, о чём уж.
– О чём? Что ты знаешь?
– Да уж знаю. Смотреть на меня боишься – вижу ведь. Опасаешься неконтролируемых поступков. Решил дуться на меня до бесконечности? И вовсе зря. Я же вижу, как ты мучаешься.
– И не мучаюсь, и не опасаюсь, – сурово отрезал он.
