скачать книгу бесплатно
Славик отмахнулся, и бывший прапорщик осерчал: «Это вам, молодым, всё море по колено, а потом как прихватит!.. Ты знаешь что сделай? Купи „Сибирской“ бутылку и жгучий перчик туда на нитке пусти. Дай поплавать неделю, потом пей. Напалм!.. Средство проверенное… – Дядя Витя помрачнел и добавил: – Вот только внучке, пацанке, давать боюсь, соплива ещё водку-то жрать. Вакцину для профилактики им в садике обещают-обещают, а в Москве, говорят, уже смертные случаи есть… С детьми причём… В „Апрашке“ у чёрных сам видел – полпенсии, да ещё того гляди всучат бодягу… Со СПИДом бесплатным… Так ты перчик сам купишь или, может, тебе принести? Мне земляк с Ташкента таких прислал – хоть пожарников вызывай…»
Славик заверил дядю Витю, что всенепременно заглянет на рынок к корейцу, торгующему пряными травками, и ушёл по тропинке через пустырь, направляясь к станции метро. Он нёс полиэтиленовый мешочек со всеми своими пожитками. Его сборы не вызвали никаких подозрений, ибо личных вещей в сторожке он не оставлял никогда, предпочитая таскать в сумке через весь город. Вот только на сей раз он знал, что больше сюда не вернётся. И дядю Витю, если ему хоть сколько-нибудь повезёт, в жизни своей уже не увидит… Получалось, предчувствие не обмануло его. Надолго на автостоянке он не задержался. Вот только почему он воображал, будто обязательно покинет её для нового взлёта?..
…Ехать было от «Проспекта Ветеранов» до «Ладожской», и в поездах, направлявшихся к центру города, давилась невыспавшаяся толпа. Люди пёрли как на субботник – а говорят ещё, будто заводы стоят. Зато из центра, как всегда по утрам, было свободно. Основной контингент составляли пенсионеры, ехавшие кто на дешёвые рынки, кто к отселившимся на окраину детям. Эти самые дети требовали независимости и невмешательства, но стариков для своих нужд мобилизовали исправно: ни с возрастом, ни с городскими расстояниями не считались. После пересадки на «Достоевской» Славик рухнул на освободившееся место и немедленно задремал, не обращая внимания на ворчание бабок, тотчас объявивших его «с утра пораньше нажравшимся». Инстинкт, как обычно, разбудил его перед нужной станцией. Он дотопал домой на автопилоте и даже поставил кофе, намереваясь позавтракать, но переоценил свои силы. Начавшийся «отходняк» было уже не превозмочь. Он так и не дождался, пока отработает кофеварка, – переоделся в домашний спортивный костюм и прилёг на диван. Всего на минуточку. Когда он снова открыл глаза, за окном опять сгущалась темнота. Что в позднедекабрьском Питере соответствует часам этак трём дня. Он посмотрел на подсвеченный дисплей наручных «Касио» и чуть успокоился. По крайней мере, день недели был всё ещё тот же. А значит, он проспал лишь несколько часов, а не сутки с хвостиком, как ему показалось вначале. Хотя, если подумать, какое это имело значение?
Снов своих Славик позже вспомнить не мог, только то, что, проснувшись, испытал немалое облегчение. Он хмуро покосился на кофеварку, безропотно державшую на подогреве бурую жидкость, начисто утратившую аромат. Потом полез в холодильник и обнаружил, что у него кончилось масло.
Район «Трёх Дураков» получил своё прозвание ещё в социалистическую эпоху. Как гласила одна из версий – затем, что здесь имели место проспекты Наставников, Ударников и Передовиков. Тех, кого тогдашняя пресса, призывавшая молодёжь стройными рядами в ПТУ, каждый день по десять раз называла героями нашего времени. Другая версия подразумевала, что только дурак согласится переехать в район, застроенный очень по-нашенски: одни жилые дома и практически никаких магазинов. Магазины и красивые здания, предназначенные составлять фасады кварталов, были запланированы на потом. Когда вечно неимущее (и куда только оно нефтедоллары девало в те времена?) государство наконец-то разбогатеет.
Деньги – и то не у государства – нашлись, когда первопоселенцы успели состариться. Через два двора от Славикова дома вдруг выросла добротная тонированная стекляшка, в которой открылся неплохой круглосуточный универсам. Там продавалась уйма аппетитнейших вещей, начиная от сёмги и парной свинины и кончая продуктами для диабетиков. По мнению окрестного населения, магазин был дороговатый. Славику – до последнего времени – было как раз.
Он решил сходить туда за «Валио» или вологодским и присмотреть ещё чего-нибудь вкусненького для успокоения нервов, а заодно прогуляться по свежему воздуху. Сказано – сделано! Славик подобрал в прихожей ботинок и в задумчивости совершил с ним несколько кругов по квартире, бесцельно перекладывая предметы с места на место. Отхлебнул кофе, обжёг рот и поставил колбу обратно на подогрев. Потом бросил ботинок прямо на ковёр посреди комнаты, снял с полки блок видеокассет с записями «боёв без правил» – и взял в руки тяжёлый синеватый «ТТ». Тот самый.
Пистолет у него был «левый». Помнится, чёрт понёс его с ним, только что приобретённым, только что опробованным в загородном лесочке, мимо одного из питерских вещевых рынков… и – по великому жизненному закону – прямёхонько под омоновскую облаву. Проверявшую не только пресловутых «лиц кавказской национальности», но почти подряд всех мужчин, особенно плечистых и крепких. «Оружие?» – строго спросил юный милиционер. Славик преисполнился весёлого вдохновения и ответил с улыбкой, точно младшему коллеге по службе: «А у кого его сейчас нет?» Омоновец в чёрной маске и бронежилете, ничего подобного не ожидавший, только моргнул: «Разрешение?..» Славик почувствовал себя победителем и расплылся ещё шире: «А у кого оно сейчас есть?» Милиционер о чём-то подумал, нахмурился и мотнул головой: «Проходите…»
Славик потом долго гадал, за кого его приняли. Не иначе как за старшего брата. При исполнении важного таинственного задания…
И вот теперь он снова держал в руках свой «ТТ», полсуток назад спасший ему жизнь, и понемногу приходил к убеждению, что пару бутербродов с твёрдокопчёной не западло съесть и без масла. Его передёрнуло, когда он подумал про уличный холод. Про липкий мокрый снег, который далеко не везде убрала специальная техника. Нет, действительно, глупость какая. Вовсе незачем переться наружу.
Он и не попёрся. И слопал-таки свои бутерброды без масла, и запил их не кофе, а припасённой в ячейке холодильника большой бутылкой крепкого «Хольстейна». Потом сунул в «Панасоник» кассету и один за другим просмотрел несколько старых фильмов со Шварценеггером. Особенно он любил «Хищника». Вот только в этот раз ему никак не удавалось сосредоточиться на происходившем среди кинематографических джунглей. То уплывало внимание, и он обнаруживал, что незряче таращится в телевизор, размышляя о совершенно посторонних проблемах. То начинало казаться, будто пальба и экранная ругань маскируют некие шорохи, доносящиеся из прихожей…
После пятой проверки и подкручивания всех замков он вдруг облился потом и вырубил видюшник, оборвав Шварца на полуслове. Выключил по всей квартире свет и наглухо задёрнул шторы. И долго сидел в темноте, слушая звуки отходившего ко сну дома и постепенно осознавая, что отказался от вылазки в магазин вовсе не из-за снега и холода. Да плевать он хотел на холод и нечищеные тротуары!
Он просто боялся.
Испарилось лучезарное чувство победы – ОТБИЛСЯ!!! И ещё отобьюсь, ну, кто первый?! – и на смену пришло трезвое ощущение загнанности. У него шевельнулись волосы, когда он вспомнил свою утреннюю поездку домой. Господи!.. Ему ли было не знать, как ЭТО бывает!.. Идёшь ты, к примеру, через пустырь… да какое – просто по улице! – и совершенно случайно встреченный незнакомец интеллигентно спрашивает прикурить. Или даже не спрашивает – минует тебя, слегка коснувшись рукой. Ты стоишь в набитом метро, и кто-то, притиснутый к тебе толпой, читает через твоё плечо рекламу супермаркета «Кайзер». Ты сидишь в полупустом вагоне, и дедуля с палочкой – другого места не нашёл – устраивается рядом и начинает рыться в хозяйственной сумке. Тебя останавливают в магазине: «Вы ценник не прочитаете, а то я очки дома забыл?..»
А потом твоё бездыханное тело увозят на машине с мигалкой, и равнодушный судмедэксперт извлекает на божий свет проткнувшую сердце заточку, сделанную из хрупкого надфиля.
Всё просто. И ни свидетелей, ни следов.
Да хоть бы и были – тебе-то до этого…
Если уж Михал Иваныча Шлыгина… за которым Базылев, пулковские… в итоге всех дел – в собственном кабинете… длиннющим строительным гвоздём, по шляпку загнанным в глаз…
Он, Славик, ни звука тогда ни о чём не сказал. Ни единой живой душе. Ни сразу, ни после, когда его допрашивали как свидетеля. Был твёрд в показаниях: собирался домой, выглянул во двор покурить… а что дальше – полный абзац! Не видите, голова забинтована?.. Самих бы вас так, я бы посмотрел, много ли вспомните!!!
…Славик не увидел и не услышал его. Он вообще не подозревал о присутствии постороннего, пока прямо сверху не протянулись руки и не сцапали его за шею, так что дыхательное горло оказалось наглухо перекрыто. Пока Славик таращил глаза и, забыв про «стечкина» в кобуре, судорожно хватал эти руки в попытке вернуть себе способность дышать и кричать – его оторвали от земли и вознесли за край крыши. Ещё через несколько секунд он прижимался лицом к мокрому шершавому рубероиду и наконец-то мог наполнить воздухом лёгкие, но на горле по-прежнему лежали чуткие и очень жёсткие пальцы, так что на героические глупости совсем не тянуло.
Женя Крылов в гараже закричал снова. Сквозь крышу были очень хорошо слышны все подробности. Славик вздрогнул, понимая, что сам угодил в сходную ситуацию. Животное чутьё подсказывало ему: человек, державший его, никакими комплексами не мучился.
«Ну? – дохнул в ухо голос, незнакомый, но очень зловещий. – Кто ещё в здании?..»
Но менты поняли. Умные попались. А то! Они, которые ведут такие дела, только в детективах тупые, если автору зачем-нибудь надо. А по жизни… не приведи господи. Особенно тот, на Листьева похожий, – Плещеев. Сергей Петрович. Из охранного агентства «Эгида», чья хрен знает кем всполошённая группа захвата всё обнаружила. Видали мы такие агентства… Сидел рядом со следователем и больше помалкивал, только усы теребил, слегка улыбался и смотрел сквозь очки… Смотрел, блин!..
Отставной (тогда уже) охранник шлыгинской фирмы готов был поспорить – Плещеев, сука, допёр, с какой это радости его, Славика, пощадил наёмный убийца. Тот, страшный, безжалостно отправивший на приём к Богу Шлыгина, Гошу, Ключа и Трамвая…
Допёр… и хотя бы словечко. Только в конце, когда Вершинина уже отпускали с миром, приватно отозвал его в уголок кабинета: «Возьмите визитную карточку, Вячеслав Александрович. Просто на всякий случай. Мало ли, может, со временем всё же что-то припомните…»
Славик мрачно ответил «угу» и карточку взял. Хотя на деле предпочёл бы не вспоминать, а забыть. Да как можно крепче.
…Подъёмник зарычал и завибрировал, оживая. Горизонтальные штанги медленно пошли вверх и потянули с собой привязанные руки. Женя закачался над полом, царапая по нему носками кроссовок. Он смаргивал с ресниц слёзы и пытался приподняться на носках, чтобы дать хоть какую-то передышку рукам. Ничего не получалось.
«Блин! – сказал Трамвай. – Раздеть-то забыли».
Славик не двигался с места и упорно смотрел в сторону. Остальные трое с хохотом взялись за дело.
Михаил Иванович Шлыгин сидел в десятке шагов на раскладном металлическом стуле. Наверное, он по опыту знал, что сейчас будет, и не хотел пачкаться. Гоша ударил Женю в лицо, и тот отвернулся, облизывая разбитые губы.
Трамвай, помогая ножом, с треском содрал с Жени остатки надетой под свитер тёплой рубашки… И даже подался на шаг назад, присвистнув: «Во дела, блин!..»
Гоша с Ключом немедленно оказались подле него и тоже стали смотреть, и даже Славик покосился узнать, что они там такого увидели. Коронационную татуировку вора в законе?..
Действительная причина, побуждавшая молодого шофёра даже в летнюю жару ходить с длинными рукавами, оказалась совершенно неромантичной. Вся грудь и руки у Жени Крылова были испятнаны шрамами ожогов. От неестественной позы сросшаяся кожа натянулась неровными полосами и морщинами.
«Где?..» – только и спросил Славик, чувствуя, как сводит желудок.
«Дружка из бэтээра вытаскивал…» – просипел Женя.
Гоша хохотнул и стал сворачивать газеты жгутом.
«Керосинчику принести?» – деловито спросил Ключ.
Гоша отмахнулся: «Да ну тебя с твоим керосинчиком… Пожара захотел? И так обойдёмся!»
«Слышь, мужики! – сказал Славик. – Решили мочить, ну и оформляйте быстрей… А это не хрен!..»
«Что? – оскалился Гоша. – Очко на минус пошло? Тоже мне, целка завелась. Иди, поблюй во дворе!»
Славик обматерил его и действительно вышел во двор, с грохотом захлопнув за собой железную дверь. Женя молча смотрел, как Гоша всё туже скручивает в руках жгут. А потом – щёлкает импортной зажигалкой…
Плещеевская визитка и теперь лежала здесь, у него дома, запрятанная ещё надёжней «ТТ». Славик поспешно выкопал маленький бумажный прямоугольник… Тайничок оказался непотревоженным. А он-то уже решил, будто пулковские здесь побывали и, уличив его в сотрудничестве с «Эгидой»…
Что с такими делает Виталя Базылев, тоже лучше было на ночь глядя не вспоминать.
Нет, о злосчастной визитке они, по счастью, ни сном ни духом. Просто эгидовский начальник допёр сразу, а Базылев – без малого через два месяца… и то, скорее всего, не сам, только с этого утешение слабое. А коли так…
…Или это Плещеев ему идейку подкинул?!! Не то подослал ухарей на «лендкрузере», чтобы Вячеслав Александрович наделал в штаны и к нему – с полным раскладом?.. «Когда воротимся мы в Портленд, мы судьям кинемся в объятья…»
Славик начал лихорадочно и сумбурно перебирать наводнившие мозг варианты, и тут у него за спиной требовательно и пронзительно заверещал телефон. Он дико оглянулся… Правду говорят, что неопределённость хуже всего. Однако всё в нём восстало против того, чтобы одним махом превратить её в определённость, когда уже не притворишься, будто всё хорошо. Тело, ещё не забывшее тренировок, сработало моментально – Славик прыгнул к стене и выдернул разъём из розетки.
И долго не мог отдышаться – совсем как на стоянке, когда с пистолетом в руках смотрел вслед отъезжавшему джипу…
В комнате стоял небольшой импортный бар, которым Славик когда-то очень гордился. Он открыл полированную дверцу и вытащил бутылку «Тигоды». На стеклянных полочках лучились гранями нарядные рюмки, но он на них не взглянул даже мельком. Торопясь, раскупорил бутылку и – любите Русь! – выхлебал содержимое прямо из горлышка. Опьянения, к его немалой досаде, почти не последовало…
Это было в первый вечер. Несколько суток назад.
Когда щетина, густо покрывшая лицо, отчётливо закурчавилась под пальцами, он понял, что начал дичать. Алкоголь к тому времени не только самым трагическим образом кончился, но даже и выветрился из мозгов, и сделалось очевидно: навсегда растянуть великое сидение не удастся. Два яйца в холодильнике – и более ни крошки съестного. Месяц или около того можно, говорят, голодать, прихлёбывая из-под крана водичку. Лады, а потом что? Лечь сдохнуть?.. Не, лучше уж сразу…
В квартире по-прежнему был выключен свет и плотно задёрнуты шторы. Наручные часы он давно куда-то закинул, но сквозь сантиметровую щель между кухонными занавесками (не сходились, хоть тресни, уж такие купил) проникал свет из окон дома напротив. Стало быть, вечер, а может, даже самый конец рабочего дня…
Приступ безумной надежды заставил Славика ощупью разыскать телефон, торопливо засунуть вилку в розетку и, сглотнув слюну, поднести к уху беспроводную трубку… Нет, он не то чтобы всерьёз ожидал из неё могильной тишины и ледяного загробного голоса, вещающего: «Ты покойник!» Но всё-таки привычный писк зуммера странным образом обнадёжил его.
Номер с плещеевской визитки так и горел у него в памяти. Он мрачно решил быть мужчиной и стал одну за другой нажимать слабо светившиеся кнопки. Хотя если честно – а захомутать бы машину времени – да на вторую попытку… лет этак на двадцать назад… снова маленьким мальчиком, чьи самые горькие горести без следа исчезали при виде купленного мамой мороженого… Эх, мама, мало ты одного такого в детстве драла…
Палец между тем нажал последнюю кнопку.
– Охранное агентство «Эгида-плюс»! – после первого же гудка отозвался невероятно юный девичий голосок. – Здравствуйте!
Славик подумал о том, что ещё может прямо сейчас положить трубку и всё оставить как было. Он сказал:
– Здравствуйте, девушка… Это некто Вершинин вас беспокоит… Вячеслав Александрович… Мне бы, если можно, Сергея Петровича. Мы с ним некоторое время назад договаривались…
Произнося эти слова, Славик сам не ведал, чего ему больше хотелось. Если Плещеев на месте… как знать… вдруг да заново ощутится в ладони «ТТ», нацеленный в паскудные рожи тех четверых, и покажет корму, отчаливая в ночь, здоровенный «лендкрузер»… Не всесильные же они там, в самом-то деле, отбились раз, отобьёмся ещё…
С другой стороны, если Плещеева не окажется, у него, Славика, добавится несколько часов времени для размышления. Чего доброго, и взбредёт в голову путная мысль. Или ситуация сама каким-то образом переменится…
– Одну минуточку! – прекратила его сомнения далёкая барышня. – Вячеслав Александрович, вы слушаете? Сергей Петрович сейчас вам ответит. Не вешайте трубку!
В динамике зазвучала приятная электронная музыка. Славик не мог видеть, как в двадцати километрах от него, в двухэтажном особнячке на Смоленской, девочка-секретарша (действительно только-только из школы, но школа была окончена с золотой медалью) проворно нажимала кнопочки пульта. В результате её манипуляций в ничем не примечательной голубой «девятке», катившей по Загородному проспекту, ожил сотовый телефон.
– Добрый вечер, Вячеслав, слушаю вас, – спустя ещё секунду долетел приятный плещеевский баритон.
– Здравствуйте, Сергей Петрович… – выдавил Славик. – Мне с вами… встретиться бы…
– Буду очень рад вас увидеть, – отозвался Плещеев. – Где и когда вам удобнее? – И добавил: – Можете быть спокойны, нас никто не прослушивает.
Славик почувствовал, как сквозь густую поросль на висках и губе прокладывают себе путь полновесные капли пота. Ощущение было удивительно мерзким: казалось, в неухоженной щетине бегают насекомые. Ничего общего с тем благородным трудовым потом, что когда-то прошибал его в спортзале, впитываясь в кимоно. Он проговорил, сглатывая:
– Я… дома сейчас. На меня тут… как вам объяснить… нападали. Если бы от вас… кто-нибудь…
Сергей Петрович понял его с полуслова.
– Вячеслав, мы выезжаем немедленно, – сказал он по-деловому спокойно. Однако рука его откинула панельку на приборной доске автомобиля. Там вспыхнула неяркая лампочка, и в недрах особнячка на Смоленской немедленно сорвалось с места пять человек в камуфляже с фирменными нашивками, и вслед за людьми побежали две большие собаки. – Пожалуйста, не покидайте квартиру и держитесь подальше от окон, – посоветовал эгидовский шеф. – Не подходите к двери, никому не открывайте и желательно не снимайте трубку, если вам позвонят…
– Да ладно, – проворчал Славик. – Сам знаю… Не первый день замужем… А от вас кто приедет – те самые?..
– Те самые, – улыбнулся Плещеев. – Вы их сразу узнаете.
– Тогда до скорого… – И Славик, взмокший уже насквозь, прижал пальцем отбой. Он рад был бы держать связь до тех пор, пока эгидовцы не появятся во дворе, и ему бы, наверное, не отказали. Но уже до такой степени признать себя раздавленной тряпкой?! Спасибочки…
На крыше голубой «девятки» ожил и засиял проблесковый маячок, а под капотом встрепенулась сирена. Плещеев вдавил педаль газа и полетел боковыми улицами на Обводный, распугивая обывателей и не обращая внимания на светофоры. Там, на набережной, немного обогнав его, уже разгонял широченными колёсами слякоть большой вместительный внедорожник. Домашний адрес Вячеслава Вершинина у них, естественно, был.
Посидев ещё немного с телефонной трубкой в руках, Славик осторожно положил её обратно на аппарат. Полчаса, чтобы побросать в сумку кое-какие пожитки, у него, наверное, были. Не на космической же ракете они за ним прилетят. Славик решил ориентироваться по автомобильному шуму во дворе и приступил к сборам.
Фантазия у него, как и у большинства людей в сходной ситуации, не пошла дальше чистого белья, зубной щётки, спортивного костюма, домашних тапочек и полотенца. А что ещё? Музыкальный центр в рюкзак запихнуть?..
Эта воображаемая картина до того насмешила его, что он громко расхохотался. Чувство освобождения от страха было ослепительным и пьянящим. Он всё-таки принял решение. На фоне которого легко и весело было бросать квартиру и барахло. Ведь теперь, если всё пойдёт как надо, у него всё будет новое: и фамилия, и документы… Только вот с родителями как быть?..
Он поскрёб пятернёй заросшую челюсть и несколько вернулся к реальности. Он хорошо помнил эгидовскую группу захвата. Особенно её командира, Лоскуткова. Да! Такое не забывается. И его заместительницу, эту, как её… ну…
Предстать перед ними на нынешней стадии одичания – грязным, небритым и пахнущим, точно бомж из помойки?.. Славик положил сумку на пол и двинулся было в сторону ванной, но на полдороге остановился.
Между кухонными шторами зияла сантиметровая щель. Очень нехорошая щель.
Его однокомнатная пронизывала пятиэтажку насквозь. Окно комнаты выходило на улицу и раскинувшееся за нею обширное незастроенное пространство; говорили, будто кусты и болотце скрывали совершенно невозможный для нынешних технологий плывун. А вот напротив кухонного окошка никакого плывуна строители не обнаружили, и там благополучно стояла другая такая же пятиэтажка. До неё можно было камень добросить. Или что-нибудь посущественней камня. Не говоря уже про всевозможные стреляющие устройства… отечественного и импортного образца…
Квартирка была спроектирована ужас как экономно. В результате коридорчик, куда выходила дверь совмещённого санузла, для возможного снайпера был как на ладони.
Того архитектора самого бы здесь поселить…
Минуту Славик стоял в угрюмой задумчивости, однако любовь к чистоте победила. Очень осторожно, медленно пластаясь по стенке, он добрался до двери, юркнул внутрь – и только тогда, плотно закрывшись, включил в санузле свет.
Кажется, бритьё и помывка ни разу ещё не доставляли ему столь полного удовольствия. Он сразу почувствовал себя совсем другим человеком и понял истину, хорошо известную каждому тюремщику и палачу, а именно: с грязным и желательно голым «клиентом» гораздо легче сговориться, нежели с чистым, опрятно одетым и полным собственного достоинства. Натянув трусы, Славик попробовал сосредоточиться и вспомнить, что из повседневных мелочей он, быть может, забыл. Мелочи на ум не являлись, зато всплыла мысль о «ТТ». Ну то есть «левый» ствол, конечно, таковым и останется, но терять Славику было нечего, и, опять же, по сравнению со всем остальным… «Когда воротимся мы в Портленд, клянусь, я сам взбегу на плаху…»
Он повесил полотенце, распахнул дверь ванной и шагнул в коридор.
Успел увидеть обои на противоположной стене коридора, озарившиеся ярким люминесцентным светом из ванной, и сообразить, что забыл-таки повернуть выключатель.
А больше он не успел ничего. Ни шарахнуться назад, ни даже руку поднять. Потому что пуля, выпущенная из бесшумной винтовки, проделала аккуратную дырочку в оконном стекле точно посередине незашторенного сантиметра. Пролетела по коридору и вошла ему в голову как раз над ухом. Чтобы там разорваться.
«Но только в Портленд воротиться нам не придётся никогда…»
Несколькими минутами позже из парадной соседнего дома (парадные у них, к слову сказать, смотрели в разные стороны) вышел симпатичный молодой человек и зашагал, не оглядываясь, прочь. На нём были чёрные джинсы, кожаная тёплая куртка и неброская шапочка, а в руках – спортивная сумка. Слякотным зимним вечером в питерской толпе таких, как говорится, в любой дюжине по двенадцать.
То, что молодой человек сутки с хвостиком торчал на промозглой верхотуре пятиэтажки, дожидаясь одного-единственного момента, – никого не касалось. Там осталась винтовка с глушителем и оптическим прицелом; она ещё хранила тепло его тела, но никаких следов, могущих указать на стрелка, не было ни на ней, ни вокруг.
Молодой человек шёл и улыбался своим мыслям, он был доволен. Долгие недели он ездил на Невский и посещал там вполне определённый книжный лоток, но разбитная продавщица не предлагала ему новых изданий, предпочитая в упор не замечать постепенно мрачневшего покупателя. Потом, в один прекрасный день, женщину у лотка сменил парень – кудрявый, темноглазый, с лицом, каких много в южной России. Молодого человека сначала насторожила эта замена, но лоточник тут же сосватал ему альбом о храмах православного Петербурга. Пришлось купить… И, соблюдая всю мыслимую конспирацию, отправиться в Пушкин.
Молодой человек ждал западни, но скоро у него отлегло от сердца. В заветном абонентском ящике на Ленинградской улице его без всяких подвохов ждал привычный конверт. С фотографией короткостриженого парня, лаконичной сопроводиловкой и хорошим задатком.
Если гражданин государства Российского зарабатывает в течение года больше двенадцати миллионов, его начинают считать жутко богатым и взимать дополнительные налоги. Двенадцать миллионов – это примерно две тысячи долларов. Молодой человек привык тратить большие суммы в течение одного месяца. Так что задаток, опять-таки превышавший годовой доход статистического гражданина, пришёлся весьма кстати. Не говоря уже обо всей сумме, которая теперь, после успешного выполнения, была практически в кармане…
Оскудевший было финансовый ручеёк вновь весело зажурчал, радуя душу.
Был, правда, один небольшенький нюанс. Раньше – во времена весёлой лоточницы – содержимое предварительных конвертов несколько отличалось от нынешнего.
Там «клиенту» ещё и давали характеристику. Ему заказывали полных и окончательных негодяев: владельца подпольного заводика, производившего отраву в бутылках, чиновницу по недвижимости, разбогатевшую на взятках… растлителя малолетних из коммунальной квартиры… И куда, спрашивается, Плещеев смотрит, «Эгида»?.. Или рук на всех не хватает?
Сам он первое время все сведения тщательным образом проверял. Потом проникся доверием и прекратил трудоёмкий процесс, вынуждавший медлить с исполнением – и получением заслуженного гонорара.
А теперь, изволите видеть, сменился посредник, и про сегодняшнего «клиента» в плане морального облика не написали вообще ничего. Пожалуй, всё же надо будет уточнить. Кем он был, бандитом? Сволочным ментом вроде тех, с Ладожского вокзала, которые ребятишек приспособили грузовые контейнеры потрошить? Или…
Нет. Если уж ЕМУ заказали – парень, стало быть, заслужил. За тех, кто не заслужил, таких денег не платят. Точка. И вообще, он бы сразу почувствовал фальшь. Он – мастер!
Молодой человек улыбнулся, поймал на ладонь снежинку и стал смотреть, как она тает. Через несколько часов наступал Новый год.
Часть первая
