скачать книгу бесплатно
– Про кого?
– Ну, про того парня, которого я взял в кассу. Про мальчишку этого…
– А что такого?
– А то, что водку жрать нельзя перед делом! Хорошо, если он смылся, а ну как его поймали? Начнут мотать… А вдруг мы с тобой что-нибудь ляпнули ему? Я, вроде, ничего не говорил, а ты ведь трепач, особенно когда банку примешь.
– Я молчал.
– Ты и молча умеешь трепаться.
– Сам больно хороший.
Сударь легонько стукнул Читу по щеке и вздохнул.
– Вставай, – сказал он, – пойдем жрать. У меня с похмелюги башка трещит.
– Куда? В «Москву»?
Сударь подумал с минуту, а потом ответил:
– Не-е. Я в центр не хожу. Там народу много. Поехали в Парк культуры. Чайки летают, мамаши одинокие с деточками прогуливаются.
– В парк – так в парк…
– Слышь, а Надька с тобой в кабак пошла, мне ногу жала, а уехала с тем парнем.
– С каким?
– Ну, с черным с этим, который ее танцевать клеил…
– Она одна ушла.
– Киря… Он ее за углом в такси ждал.
– Точно?
– Точно.
– Вот паскуда…
– То-то и оно…
Чита стал одеваться. Он натянул носки и майку: прыгая на одной ноге, влез в брюки и только потом, помахав руками, что заменяло ему зарядку, сказал:
– Зараза. Меньше чем за ящик коньяку не прощу.
– Я б за чекушку простил, – сказал Сударь, – она ж проститутка. Скучно. Все заранее известно – как расписание поездов. Лично я влюбиться хочу. В девственницу. И чтоб любовь была – со слезами, с ревностью, чтоб пострадать можно было… А Надька твоя как животное…
– Не обижай мою подругу. У нее комната с видом на Пушкинскую площадь. А девственницы твои с родителями живут, им родители шмон учиняют, давят авторитетом… Я пистолет возьму, ладно?
– Это зачем?
– К Надьке съездим.
– Расстрелять хочешь?
– Ага. Приведу в исполнение.
– Ладно, пошли. Наган не бери, заметят – шухер будет. А Надьку лучше душить, у ней шея толстая, под пальцем будет ерзать…
Снова ходят
Теперь Садчиков, подменивший Рослякова, который уехал на другое задание, шел вместе с Ленькой, а Костенко с оперативником фланировали параллельно с ними, только по другой стороне улицы. Они по очереди закусывали в столовой на углу проезда МХАТа и улицы Горького, а потом снова выходили в жаркий шум и бродили от проспекта Маркса до площади Маяковского.
Садчиков сказал:
– Обидно, Лень, мы с т-тобой бандитов ищем на таких хороших улицах. Одни названия чего с-стоят. Как ты думаешь, что формирует у нас бандитов?
– Не знаю.
– А ты п-подумай…
– Я думал…
– Водка, Л-леня… Пить не умеешь – глотай кефир. Ненавижу пьяниц.
– Это вы все про меня? – спросил Ленька.
– Отчасти, – улыбнулся Садчиков, – но ты еще н-начинающий алкаш.
– У меня начало оказалось концом.
– Как на торжественно-траурном заседании излагаешь, – снова улыбнулся Садчиков, – ты проще г-говори, это с-сближает. Мы ж с тобой условились… Проще из-злагай…
– Так я ж просто и говорю. В жизни больше водки не выпью.
– Ну, зароков вслух не давай, не н-надо. Ты про себя больше ст-тарайся. Вслух – все легко. У нас одного товарища в управлении прорабатывали на с-собрании. За дело, правильно прорабатывали. А он потом вышел на трибуну – и айда себя помоями обливать. «Я, говорит, и т-такой и с-сякой, я и негодяй, я и слепец…» А потом – фьюить! «Все, говорит, o-осознал, все понял и вас, говорит, благодарю». Даже, представь себе, хлопать ему н-начали. А по-моему, он подонок. Если б он выш-шел на трибуну и минуты две просто-напросто помолчал и в глаза людям посмотрел, – куда как п-правдивей это все было бы, честное слово.
Садчиков легонько подтолкнул Леньку в бок и показал ему глазами на парня, шедшего им навстречу. У парня был шрамик на лбу и половину лица занимали большие зеркальные очки.
– Нет, – сразу же ответил Ленька, – не он.
– Тише, – поморщился Садчиков, – г-головой качни, и достаточно.
Он отошел на самый край тротуара, вытянул руку по направлению к витрине магазина, мимо которой шел парень в очках, и сказал Леньке:
– Смотри, как к-красиво «Березку» отделали, а?
Ленька не понял и переспросил:
– Что?
– Красиво, говорю, в-витрину отделали, – ответил Садчиков и пошел дальше.
А оперативник, который был рядом с Костенко, заметил знак Садчикова, быстро перебежал улицу и двинулся следом за парнем в зеркальных очках и с маленьким шрамом на лбу.
Росляков вернулся в управление к девяти часам. Он объездил десять спортивных обществ и отобрал фотографии всех высоких тренеров от двадцати пяти до тридцати лет, у которых когда-либо была кожаная куртка с желтой «молнией» и с потертыми манжетами на рукавах. Почему-то именно эта деталь – обтрепанные манжеты, – о которой ему рассказал рыжий геолог Гипатов уже в передней, провожая, врезалась Рослякову в голову и никак не давала покоя. Ему казалось, что именно по этой детали он должен выйти на второго преступника. Споря с самим собой, он думал: «Шерлокхолмовщина заедает. Манжеты, видите ли! Еще пушинку мне надо для полноты картины. Ребята засмеют, если узнают…» Он настойчиво отвергал эту «манжетную шерлокхолмовскую версию», но она неотступно сидела у него в голове.
Впрочем, Костенко всегда спорил с теми, кто потешался над Шерлоком Холмсом.
«Это от интеллектуальной недостаточности вы на англичанина нападаете, – говорил он. – Дедуктивный метод в ваши годы не проходили, его, наверное, считали буржуазным и идеалистическим… А мозг тренировать надо… И Конан Дойль именно к этому призывал своих читателей… И потом это благородно-отважный сыщик… Шерлоку Холмсу даже памятник стоит в Лондоне. А у нас про майора Пронина рассказывают анекдоты; и если милиционеру нужен свидетель, бегут люди, как лани… Конан Дойль был логик; это качество не столько врожденное, сколько благоприобретенное, в нашей работе необходимое, а мы от него, как черт от ладана…»
Росляков спустился к дежурному и спросил:
– От Садчикова нет ничего?
Дежурный ответил:
– Молчит.
– Может быть, мне туда подключиться? – сказал Росляков.
– Пожалуй, лучше вам быть здесь.
– Пожалуй, – согласился Росляков, – я пойду перекушу на полчасика, ладно?
– Валяйте…
– Если оттуда позвонят – я в буфете.
Ленька спросил:
– Может быть, немного посидим?
– Это ночью, – ответил Садчиков.
– Ноги отваливаются.
Садчиков остановился и сказал:
– А ну, п-покажи! Никогда не видел, как н-ноги отваливаются.
Ленька улыбнулся.
– Знаете, – сказал он, – я хотел у вас попросить совета.
– Это можно.
– Что мне делать?
– Смотреть по сторонам, – ответил Садчиков.
– Я не о сегодняшнем дне.
– Ах, так… Ну что ж… По-моему, надо хорошо сдать эк-кзамены – и сразу на завод. Чтоб до суда тебя р-рабочие успели узнать, понимаешь?
– А судить все равно будут?
– Почему «все равно»?
– Ну, потому что я с вами хожу, помогаю…
– Так ты уходи. Милый мой, если т-ты только для суда нам помогаешь, тогда т-топай домой.
– Я хожу с вами не для суда!
– Ну, извини, з-значит, я тебя не так понял.
– Просто я думал, что судят преступников, а настоящий преступник никогда не будет помогать искать вам своего сообщника.
– Милый мой, ты не п-представляешь себе, как ты не прав. И попросил я тебя помочь просто потому, что думаю о т-тебе неплохо, понимаешь? И потом стихи у тебя хор-рошие. Больше ничего не написал?
– Нет.
Садчиков показал глазами на парня, который шел с забинтованным лбом. Ленька отрицательно покачал головой.
– Напишешь, – закурив, пообещал Садчиков. – Я отчего-то верю, что ты много напишешь.
– Когда на заводе писать? Там надо успевать поворачиваться.
– Ты знаешь, что такое им-мпульс? – спросил Садчиков.
– Знаю.
– Так где у тебя будет больше импульсов для т-творчества – на заводе, когда надо только успевать поворачиваться, или в полном спокойствии, дома, когда все тихо и птички щ-щебечут?
– Не знаю.
– А я знаю. Вот у меня когда б-башка особенно здорово соображает? Когда все решают минуты, когда очень т-трудно, когда надо принять только одно решение и оно должно быть точным. А если у меня много времени, оп-пасности никакой, так я тюфяк тюфяком. Что смеешься? Я верно говорю. У п-поэтов так же.
– У поэтов иначе.
– Не может быть.
– Может быть. Думать надо много, чтобы образ родился.
– Дома холодно д-думать, уж больно все со стороны выйдет.
