Записки из кармана пальто

скачать книгу бесплатно


– А почему он мне тогда не подойдет?

– Вам нужен обычный, а у нас детский.

– А какая разница? Фотоальбом же.

– Давайте я вам покажу.

– О, ну нет, мне такой не подходит.

А я вам о чем!

Выхожу из магазина, и на меня всей своей красотой обрушивается небо. Листья, рисуя в воздухе замысловатые линии, падают с деревьев. Шагаю в противоположную от дома сторону и скоро оказываюсь в центре города. Натыкаюсь на секс-шоп, к которому ведет длиннющая лестница. Следующий кадр: стою и смеюсь. Нет, cекс-шоп для меня не шок и не новость, просто это забавно, что туда надо подниматься по лестнице у всех на виду. Это же не продуктовый, сами понимаете. Не каждый открыт для такого богатства интимной жизни. Может, я в кои-то веки решилась посетить такое заведение, и тут мне предлагается прошагать, будто по ковровой дорожке, к магазину удовольствий, и эти удовольствия отнюдь не сыр с молоком. Неудобно. Мало того что при свете дня ты должен признаться прохожим в своих интересах, так еще и нужно одолеть эту лестницу с независимым видом. Не всякий скажет, что хочет купить себе надувную попу или пусть даже просто презервативы. Кажется, тема секса у нас открыта не совсем и не у всех.

Город меняет одежды. Из лазурного переодевается в лиловатые оттенки заката, а я, проголодавшись, покупаю пиццу и устраиваюсь с ней на скамейке. И тут прилетает товарищ голубь.

Как известно, голубиная братва подваливает толпой, но есть у них вожак, самый задиристый, за которым понтят все остальные. Словом, этот друг любезный меня порядком смешит и даже пугает. Покрутившись возле меня на тротуаре, он понимает, что так ничего не добиться, и взлетает мне на коленку. Как человек, боящийся близких контактов, я дергаюсь, но голубя это не смущает. Таким образом, я кормлю его с руки тестом, но ему и этого оказывается мало, он придвигается ближе и… откусывает у меня прямо от пиццы! Мне становится смешно и жутко одновременно. В природе что-то происходит. Голуби сошли с ума и готовы чуть ли не в рот тебе залезть, лишь бы ухватить свое. Динамика современности не проходит даже мимо птиц.

Пока вожак ест у меня на коленях, его клика рассаживается вокруг меня почетным караулом, так что я чувствую себя повелительницей голубей. И это было бы смешно, если бы не было так стра(ш)нно. Слышь, пицца есть? А если найду?

Позже, отряхнувшись от шока и крошек, я пускаю по городу почетный круг и залезаю в трамвай. «До чего техника дошла!» – думаю я, когда мой взгляд натыкается на зарядный разъем для телефона на поручне. И вайфай, и зарядка, и кондиционер! Просто мини-отель со всеми удобствами. Только соседей многовато. М-да…и кондуктор, затеявшая скандал со старушкой, не желавшей платить. «ЖКХ плати, налоги плати! Совсем обалдели!» – возмущается эта злостная нарушительница, расталкивая объемными авоськами ближайших пассажиров. «Не платим – выходим», – упирается кондуктор, не желая понимать старушек и замечать меня с моими зажатыми в ладошку монетками. Тем временем пассажиры вступаются за бабушку и собирают ей денег на проезд. Я думаю, стоит ли мне поучаствовать в благотворительности, но решаю, что в другой раз. Всегда найдутся те, кому нужно помочь рубликом. Хотя рубликом в наше время не обойтись, ведь даже клошар недавно пристыдил мое скромное подаяние – что так мало? Инфляция не щадит никого…

***

Нарезая на работе визитки, я краем уха слышу, как женщина по телефону нанимает продавца в пекарню. И тут мне вспоминаются мои походы на собеседования и вся их идиотичность. Ну разве не странно, не будучи актрисой, идти и разыгрывать сценку под названием «Я мечтаю у вас работать»?

«Кем вы видите себя через пять лет в нашей компании?» Для меня это был вопрос на засыпку, потому что хотелось спросить встречно: а почему вы уверены, что я через пять лет все еще буду в вашей компании?

Кем я себя вижу? Скажешь «директором» – слишком самонадеянно, не возьмут. «Никем» – вы недостаточно мотивированы. «Я хочу поднять у вас миллион за месяц, уехать на Багамы и курить бамбук в собственном шале»"– скажут «да ты о***л». Усиленно делаешь вид, что тебе очень интересно их предложение весь день сидеть на телефоне и быть посланным на хурму, хрен и холодец – спасибо, вы очень хлебосольны. «Почему хотите работать у нас?» Денег мне надо, вот почему. Зачем нужно придумывать оригинальные ответы вместо очевидностей? Это что, собеседование на уровень креатива в мозгу? Люди не от большого счастья идут работать. Ну по крайней мере не все. И это отлично знаем и я, и работодатель. Но мы оба натягиваем маски идиотов и получаем соответственно идиотское общение. «Сколько вы хотите зарабатывать?» Сто тыщ в месяц, что за вопрос. Если я оценю свою работу на десятку, решат, что можно на мне ездить. Если скажу «сто», решат, что я ненормальная. Балансирую между идиотским ответом и ответом кретинским. Собесе, вы меня взбесе.

Но прежде чем получить разрешение на участие в этом спектакле, сначала нужно составить себе похвальный лист, что тоже сомнительная идея. «Назовите свои хорошие качества». Как вообще можно говорить о своих хороших качествах? Попахивает бахвальством. Странно сказать о себе «я сообразительный». А вдруг в критической ситуации я затуплю? А если опоздаю, а уже написала «пунктуальная»? Слова не скажут больше, чем дела, но пока ты должным образом не похвалишь себя… И вот ты в офисе, где тебе предлагаются стол, пятнадцатиминутный обед и телефон, который к концу дня должен раскалиться от моих звонков и от посыла меня людьми на три буквы. Вы что, думаете, это работа моей мечты? Вообще ни разу. Так зачем играть этот дурацкий спектакль, где никто никому не интересен и не говорит правды, потому что того требует этикет? Работодатели вечно ищут идеальных сотрудников, готовых работать на энтузиазме и растворимом кофе с утра до ночи, а неидеальные работники ходят на собеседования, где, скрывая зевок и унылое улыбало, делают вид, что им безумно интересно сидеть в офисе с видом на кладбище.

После приходишь домой и включаешь «Бриджит Джонс» на том моменте, когда на очередном собеседовании она называет в качестве причины увольнения «я переспала с боссом». По-моему, это лучшее резюме.

В момент моих раздумий в магазин бочком заходит подросток. Мнется.

– Мне надо спросить, – мямлит он.

– Ну, говорите, – подбадриваю я его.

– Мне стремно, – говорит он, опуская глаза. – У вас тут есть работа?

Ах вот оно что.

– Нет, – отвечаю я с сожалением. Хотелось бы помочь подростку.

Под вечер в пустой магазин заваливается наркоман.

Пока он крутит глобус и разговаривает сам с собой, я задумываюсь: к наркоманам люди относятся с презрением – мол, докатился, сидит на игле. Но общество тоже сидит на многих иглах – например, информации, – однако это не считается опасным и никто не скажет, что это дурная наклонность. При этом социальная жизнь наркомана, который играется с глобусом, уже сочтена. Что ж, он выбрал очевидный и короткий путь самоубийства, но, может, это и лучше. Пытаюсь вежливо отобрать у него глобус и выпроводить. В конце концов уходит, но через пару минут слышу стук в стекло – машет, счастливый, с улицы. Недолгий путь ему на улице. Впрочем, моя ли печаль?..

Позже сама оказываюсь на улице. Отблески светофоров сливаются в лужах – прошел дождь. Свежо… Долго стою на переходе. Горит красный – наша жизнь. Красный – страсть, динамика, деятельность, дороги, дороги, дороги. «Не спеши, а то успеешь», – сказал кто-то однажды. Но как не спешить, если горит красный? Надо успевать жить. Успеть узнать. Столько всего успеть сказать. Загорается желтый – ждите. Подумайте. Передохните. Вдох-выдох. Взвесьте, оцените. Не спешите, выбирайте. Живите с удовольствием. Загорается зеленый, и тут же появляется секундомер. Держитесь отчетности. Тридцать, двадцать девять, двадцать восемь… Дышите, но не забывайте двигаться. Лет до конца остается все меньше. Двадцать три… Возможностей для самореализации, для любви и для дружбы остается все меньше. Девятнадцать… Не паникуйте.

Нигде так не проявляется инстинкт толпы, как на переходе. Если кто-то начинает идти, не дождавшись пары секунд, когда загорится зеленый, трудно не пойти за ним. Ожидание зеленого – это мука: в ногах нарастает напряжение, в толпе – наэлектризованность. Кто-нибудь один обязательно не дождется. Дожидаешься, когда загорается зеленый, и ощущаешь себя героем. Внутреннее напряжение прорывается наружу вздохом облегчения. Если так сложно дождаться даже сигнала светофора, как можно обрести душевный покой в этом городе, где у каждого горит красный?

Бегут мамы с детьми, бегут офисные работники, бегут замуж, бегут на работу, учебу, в магазин или кружок рисования. Городские джунгли и толпы людей, обтекающие меня на улице, – и все со стаканчиками кофе, но как кофе он себя не являет – скорее служит признаком организованности горожанина, хотя этой самой организованности он мешает. Звонит телефон или нужно найти в сумке документы либо бумажный платок – и спокойствие нарушается поисками и деловой суетой со стаканчиком в руках. Кофе создает атрибут современной жизни, бега, динамики, деловой суетности, для которой нет поводов. Люди сами создают их. Опаздывая на автобус, заламывают руки, обжигаясь кофе, звонят друзьям, чтобы обсудить вчерашний день. Хлопают двери, гудят машины, собаки выгуливают людей – будто дикими нервическими мазками накладывается картина большого города, огромное суетливое панно, собранное из разноцветных пятен, ни в одном из которых нельзя угадать знакомые очертания, но в целом образующее законченное изображение.

Я поднимаюсь на крышу новостройки и гляжу сверху на город – громадный улей, закрытый, как колпаком, запахом кофе, единственным властителем, устойчивым императором этого царства. «Да, – думаю я, – хорошо!» И одним глотком допиваю остывший капучино.

Позже, заскучав, делаю страничку на фейсбуке. Холодный пустырь очередной соцсети меня нервирует, и я решаю: нехай, добавлю всех! Все оказываются арабами, которые незамедлительно начинают названивать в видеочатах. И тут я пугаюсь. Я, видимо, отстала от жизни. В наш динамичный век люди ведут себя иначе. Все быстро знакомятся, начинают общаться, нравятся друг другу, едут в гости, женятся или дружат полжизни, но меня старт с места в карьер пугает. Мол, раз добавились, надо сразу показаться друг другу, заценить внешность, рассказать, где ты и кто ты… Эдакое виртуальное анкетирование, но я оказываюсь к нему не готова. Возникает странное ощущение, что меня рассматривают как лошадь на базаре – взять или не взять? Поразившись холодной расчетливости и рыночному подходу в общении, я удаляю страничку. От дельцов подальше…

***

Скука – любопытное явление. Умирая со скуки, ты можешь оказаться в неожиданном месте вроде студии засушенных бабочек или в стриптиз-баре. Слякотный вечер в преддверии зимы. «Попробуй сейчас!» – говорит мне тертая стриптизерша-руководитель в мужском клубе. Я сижу на плюшевом диване, по лицу тенями расползается красноватый свет, ноги утопают в ковре. «Хочешь узнать, что это такое, пробуй сразу, что ждать-то», – говорит мне эта уже не совсем свежая богиня любви. И я соглашаюсь.

Позже такси подвозит меня ко входу. Странное чувство – в десять вечера начинать работу, а не заканчивать ее. Я оказываюсь в гримерке с жрицами удовольствия. Мне выдают стрипы – туфли на таких головокружительных платформе и каблуке, что я стою в них, покачиваясь, словно осина на ветру. Вы серьезно? Мне красят губы, завивают волосы, дают сарафан из латекса. Зеркало отражает мою вторую, незнакомую сущность. Ну здравствуйте! Ощущая себя ростом с Петра Первого, мелкими шажками выбираюсь из гримерки и иду исследовать территорию. В злачных местах есть своя притягательность. Рассеянный свет, подиум, пилон. Не знаю, с какой стороны к нему подойти. Берусь за него, как за спасительный жезл, удерживающий меня на высоте самоубийственных каблуков на скользком полу. Повсюду зеркала. Себя не узнаю, но спасибо, что отражаюсь. Удивительно все-таки, как каблуки заставляют распрямиться и приобрести модельную походку, которой раньше не наблюдалось. Трудно представить себе горбатую стриптизершу. Прилипаю к зеркалу. Латекс я тоже никогда не носила. Шагаю по полу, словно по осколкам стекла. В другом зале тоже подиум, но высокий. Американский стриптиз. Узенькая площадка, несколько пилонов. Пробую крутануться и ударяюсь коленом об зеркало. Да, гопак тут точно не станцуешь. «Девочки, у нас гости!» – слышится голос администратора. Девочки тут же налетают, как стайка птиц на хлеб. Что там, что здесь главное – занять место поближе к кормушке. Я не успеваю и прислоняюсь рядом. Двоих мужчин сразу начинают окучивать, и тут я понимаю, что эта ночь – моя первая и последняя здесь. Не знаю, чего я ожидала от мужского клуба. Едва ли разговоров о политике или философии Канта, но материальная прозаичность внезапно захлестнула меня такой волной омерзения, что я вдруг поняла: эта узконаправленность задушит меня своей узостью, как девочки душат грудями клиентов. Поскольку я новенькая, меня отпускают со смены пораньше. С облегчением стаскиваю каблуки и душный латекс. Через десять минут вдыхаю полной грудью свежий морозный воздух и ловлю ртом снежинки.

Некоторые идеи держат нас до тех пор, пока мы не испробуем их на себе. Это может быть что угодно – новая прическа или новая работа, книга или блюдо, которое мы никогда не готовили. И сколько бы ты ни отнекивался – мол, это не мое, не пойду, не буду, – эти мысли все равно зудят в голове и других местах, пока не плюнешь и не попробуешь. Зато после того, как ты совершил нечто, можно уже успокоиться и сказать – я это сделал и удовлетворился. Продолжать или нет – это уже дело десятое, но попробовать надо было. В конце концов, жизнь от этого не перевернулась, а интересный опыт складываешь в копилку к другим опытам, на которые сперва не хватало духу. Таким образом я как-то раз, вереща, взвалила на себя питона и после поняла, что бояться там нечего. Выходит, не так страшны черти, как их малюют. Однажды ты переступишь за меловой круг… и зайдешь обратно.

***

Вновь на работе. В новь – это когда ты приходишь на вроде бы ту же работу, но не помнишь, как ее работать. Стою на кассе, сплю с открытыми глазами. Резкий старушечий голос разрушает мою аморфность:

– Девушка, календари на следующий год не поступали?

Началось.

Календарный сезон в книжном – это период в три месяца, когда в книжный идут не за книгами и не с вопросами о книгах. Тут ты меняешь свое негустое знание о литературе на еще более жиденькое знание о календарях, и начинается представление. В чем тут может быть фокус? Календарь – такая простая вещь, скажут многие. Зачем он нужен вообще? Сейчас все есть в телефоне. Но это касается молодых. Поколение постарше считает календарь необходимым аксессуаром. Он может служить обоями, картиной, времяисчислением и просто нужен. Нужен, и все тут. И нет предела календарному совершенству. Самым актуальным вопросом является размер – и он имеет значение. Маленький никому не требуется.

Упражняясь в сворачивании листовых календарей в трубочки, я ломала голову, зачем в современное время люди, не такие уж пожилые, покупают эти листочки с цифрами. Можно понять бабушек, которые уже не разберутся, с какой стороны подойти к телефону – но бодрая и еще далекая от почтенного возраста женщина тоже покупает у меня календарь, и я, не сдержавшись, спрашиваю: «А зачем он вам нужен?» И получаю исчерпывающий, милый и простой ответ: «Ну мне просто нравится». Я поражаюсь. Просто, понимаете? Нет никакой сложно выстроенной логики, умозаключений или принципов – просто нравится. Простоту познать сложнее всего. Эта женщина буквально оставляет после себя аромат легкости бытия.

С этим же легким дурманом в голове я берусь за уборку. В жизни все так относительно. Никогда толком не знаешь ничего наверняка. Едва построил логическое умозаключение, как порыв чьего-нибудь суждения сносит его, как карточный домик. Мои идеалы не совпадают с чужими, я вдруг осознаю множество мнений, помимо своего. Костюм диктатора становится мал, не хочется наводить свои правила, потому что на каждое правило находятся исключения, и это – другие люди. Мое отношение к другому – это мой субъективизм, который я выбрала, как колбасу в магазине. Ты невкусный, я не буду тебя есть. Но колбасу можно выкинуть, а взаимодействие с окружающим миром никто не отменял. Более того, оно может сильно удивить. Ведь для кого-то совершенно обычно то, что для меня открытие, и наоборот. И кто знает, как жить правильно, а как нет? Может быть, именно сейчас у меня все с ног на голову, а когда-нибудь мир перевернется, и каждый день я буду пить шампанское и поедать икру, а в праздники варить пельмени и уплетать с майонезом из одноразовой тарелки, однажды укушу собаку и не замерзну в минус тридцать, с независимым видом схожу на нудистский пляж, да мало ли что еще…

– Девушка, у вас есть Гончаров? Автор – Обломов, – возвращает меня в реальность, хоть и странную, женский голос.

– Обломов, конечно, есть, – говорю я. – Посмотрите вон на такой полке, там все по алфавиту.

Нет, ну а что? У каждого – своя действительность. Почему бы Обломову не писать Гончарова, а Онегину – Пушкина? «Почему у вас «Портрет Дориана Грэя» стоит не в эзотерике?» – спросила у меня недавно одна покупательница. Не сразу раскусив ее логику, я удивилась: «А почему он должен стоять в эзотерике?» – «вНу мистика же», – последовал ответ. И я задумалась. Каждый видит мир со своей колокольни. Могу ли я спорить с людьми и навязывать им свою точку зрения? Чтобы рассмотреть другие мнения, требуется сместить фокус с себя.

Отдуваясь после уборки, встречаю мужчину с женой. Они ищут книгу, которой у нас нет, и мужчина с легким разочарованием произносит: «Ну, пойдем в продуктовый. Водка всегда есть…» Действительно, можно не найти нужную книгу, можно не попасть на концерт, но на водку в магазине можно попасть всегда. Зачем нужны культурные мероприятия, если ты всегда можешь бескультурно и не отрывая попу от дивана провести время дома, под сериальчик и бутылочку? Этот досуг, в отличие от многих, всегда доступен и дешев. Но это и настораживает.

Я как-то слышала притчу: встретились на улице философ с учениками и проститутка, и она ему бросила вызов: «Мне стоит пальцем поманить, и твоей толпы как ни бывало, все за мной пойдут». «Все верно, мадам, – отвечал ей философ, – ведь вы приглашаете съехать с горы, а я предлагаю подняться в гору».

Действительно так. Скатиться с горы – что может быть проще! Это очень увлекательно и весело. Но даже не отходя от примера, можно вспомнить, как трудно потом тащить санки и снова взбираться наверх, ведь хочется только катиться, а еще лучше, чтобы тебя катили. Тащить себя в осмысленное бытие приходится буквально за волосы. Осмысленность – это слишком тяжело. Куда проще прийти домой, сесть на один ящик и включить другой. Но тут сквозь словесную мешанину, новости и юморок ниже пояса ко мне прорывается понимание: ТВ не умрет. Когда человечество вымрет, останется телевизор. Он будет немым свидетелем утечки мозгов, рассудка и здоровья всех его подопечных.

В настоящее время роль господина ТиВи трудно переоценить. Это досуг, развлечение, успокоение и усыпление для огромного количества людей. Всегда проще создать себе фоновый шум, чем остаться в тишине и быть оглушенным ею. Телевизор господствует и в головах, и в доме. Редко когда у людей в квартире это не главное действующее лицо, а предмет, задвинутый в угол. Скорее всего, он задвинут в угол, чтоб смотреть удобнее было.

Воздвигнув телевизор на пьедестал, я склоняюсь перед ним, и отныне моя жизнь в его излучении. Я спорю, возмущаюсь, сомневаюсь и утверждаю что-то, о чем было сказано в ящике с проводами, – и этот зомби-апокалипсис мне по нраву, почему нет? Не надо выстраивать свое мнение, настроение, суждения – колесо придумано, ничего нового я не создам, так что и нет повода для печали, ешь, пей, смотри! Ешь, пей, смотри! Господин ящик служит наиболее устойчивым и старым манером – создает бесконечный гудящий фон с бликами, поглощающими, словно дементор, наши души и мышление. Создание трендов, страхов и желаний заключается вне меня. Вот я не хочу «Сникерс». А вот уже хочу. А вот и скидки на него: «“Пятерочка” выручает!» – бликует мне жизнерадостный ящик. Побегу.

Телевизор – мой большой старший брат. Он и убаюкает, и развеселит, когда надо агрессиву нагонит. Но агрессив мне к лицу. Еще немножко панической атакой припудрить, и славный мейк получится.

Градус плавления мозга высок. И процесс идет медленно, но верно. Закрашивая серые клеточки черным. Убивая кроссворд внутри головы. Нет вопросов. Нет ответов. Ничего не нужно. Ни о чем не беспокойся.

В восемнадцатом веке в гостиных стояио пианино, камин и кофеек с тартинками. В двадцать первом веке стоит телевизор. Бутер-в-рот, и давай галлюцинировать перед ящиком с картинками. Если вдуматься, забавное и странное это занятие – смотреть телевизор. Вроде погружения с батискафом. Только не на дно океана, а в днище канализации. Но если отступить от реалий к утопии и представить, что все телевизоры мира сгорели… Как это?

Мы не узнаем стандартов красоты, и когда начнутся скидки, и как заказать пиццу на дом, и какой порошок лучше. И политики не оглушат меня своими прениями о том, как сделать россиян счастливыми, и бездарная молодежная эстрада не заставит мои глаза вытекать из глазниц. Хотя… Окей, гугл.