Искупление – Дорога к жизни

скачать книгу бесплатно

Искупление – Дорога к жизни
Влад Сэд

Главный герой книги "бывший мажор", который пытается исправить мучительные ошибки своего прошлого.

Содержит нецензурную брань.

Влад Сэд

Искупление – Дорога к жизни

Пояснение от автора:

Эта книга не ставит перед собой цели научить жить или показать что хорошо, а что плохо. Каждый, кому дано право жить, живет так как может или так как хочется. Главный герой этой книги пытается найти ответ на ключевой вопрос своей жизни: «Так произошло, потому что я этого хотел и сделал или потому что так получилось?». И ответ может во многом может изменить его жизнь.

Пролог:

Я всегда любил скорость, любил это волнующее чувство единения со своей машиной, когда ты с ней становишься словно одним единым целым. Ты нажимаешь на педаль газа и чувствуешь как твоя машина оживает, как огненное топливо бурлит по ее венам, наполняя своей силой ее двигатель. Эта мощная волна увлекает тебя за собой, вдавливая в водительское кресло твое молодое, крепкое, полное сил и энергии тело. Скорость в сочетании с молодостью – это безумие и смелость, а также безрассудность поступков, помноженные на веру в бесконечную удачу. Сколько себя помню, я всегда ездил быстро. Мне часто казалось, что все другие машины на моем пути специально едут медленно, вечно «тошнят» передо мной в левом ряду, слишком резко тормозят в поворотах, а еще почти до минимума снижают скорость в городе. Я никогда не понимал этого, извечно задавая себе один и тот же вопрос: «Зачем нужно ехать 40 километров в час, когда можно 80, а то и больше, дорога ведь позволяет?». На что вы мне конечно же возразите: «Постой –ка, но ведь есть же правила дорожного движения, там все прописано». И я соглашусь, но дело в том, что все эти правила были придуманы почти сто лет назад, когда и машин то толком было, люди ездили на каких-то тележках с двигателями от мопедов. Сейчас же все по-другому – дороги и машины стали совсем другими, поэтому и скорости гораздо выше. Когда я еду на своей новой машине, то немногие могут меня обогнать. А если кто-то вдруг обгонит, то я могу догнать этого наглеца и наказать его за дерзость. Мне всего двадцать с небольшим, но у меня уже есть все о чем другие могут только мечтать, а впереди меня ждет долгая, беспечная жизнь, которая иногда так быстро заканчивается.

Глава 1 Первая встреча

Такое чувство, что мне 12 лет и я снова оказался в своей старой школе. Вокруг меня опять были эти стены, окрашенные в тусклый, безжизненный, бледно-синий цвет, а над головой потемневший от времени грязно-белый потолок. Дополняли картину всеобщего уныния старые, деревянные двери и оконные рамы с облупившейся и потрескавшейся во многих местах белой эмалью краски. От таких видов мне стало не по себе и хотелось как можно скорее покинуть это ужасное место. Сделать это конечно же можно, но я прошел долгий, тяжелый путь чтобы оказаться здесь, а значит глупо будет сейчас струсить и сбежать, когда до моей цели остался последний шаг. Я жажду исполнения своей мечты как можно скорее. Но меня сковывал страх, поэтому я застыл в ожидании чего-то, что должно вот-вот случиться, осознавая чувство своей беспомощности перед тем, что меня ждет.

В одиночестве я стоял на первом этаже старого трех-этажного здания с высокими потолками, судя по всему когда-то давно служившего особняком какому-нибудь богатому графу или князю, а затем, уже во времена когда все и всё стали равны, превращенному в детский приют. Внутри это здание давно утратило свой помпезный вид и богатое убранство, поэтому о былом величии прежних владельцев напоминали разве что остатки лепнины на потолке и массивная лестница в самом центре, уходившая куда-то на верхние этажи. Я находился здесь уже порядочно времени, мысленно снова и снова мучая себя вопросами, на которые не так легко было найти ответы. Мои мысли в тот момент были сумбурны. Я задавал себе вопросы и сам отвечал на них: «Она сказала, что скоро приведет его. А я даже не знаю, что ему сказать при встрече? А вдруг он меня узнает, вдруг вспомнит, что же будет тогда? С трудом верится, но все же что мне тогда делать в таком случае? Что мне ему сказать? Соврать? Наверное да, пока что другого варианта у меня нет. Будем надеяться, что он меня не вспомнит». На какое-то время я вроде бы немного успокаивался, но затем снова и снова начинал мучительно перебирать в своей голове варианты развития событий своей предстоящей встречи. «А что если он меня все-таки где-то видел? Может быть ему показывали мое фото? Нет, это невозможно, – отмахивался я от этой мысли, – Бред какой-то, кто бы ему здесь что показывал, к тому же прошло столько лет. Как же все это муторно. Сколько же мне еще ждать? И почему здесь так пусто ? Где все люди?». Мысли проносились в моей голове с огромной скоростью, выстраиваясь в цепочки событий, людей, встреч и разговоров. Сколько же сотен, а может быть тысяч раз я представлял себе эту предстоящую встречу, но не так и не смог избавиться от страха провала, страха какой-либо ошибки, какого-то очень мелкого косячка, который внезапно выяснится и разрушит все то, что я смог придумать и сделать до этого.

– Нет, он не может меня помнить, ведь он никогда меня не видел, – пытался успокоить я сам себя.

Но другой – странный, насмешливый голос в моей голове парировал:

– А почему нет? Мог. По телевизору или в газетах.

– Но откуда? – спрашивал у него я, – Ведь прошло столько лет, я даже сам иногда с трудом узнаю себя на старых фотографиях?

– Ты сам все знаешь, – отвечал мне голос, – Невозможно полностью стереть прошлое.

Мои губы беззвучно шевелились в этом безумном диалоге, поэтому со стороны я наверное был похож на городского сумасшедшего. Занятый своими мыслями, я вдруг почувствовал на себе чьи-то пристальные взгляды, поднял глаза и увидел, что слева от меня, за стеклами большого, не то окна, не то двери, снаружи здания столпились дети. Их было много, разных возрастов, мальчики, девочки. Все они пристально смотрели на меня, пытаясь поймать мой взгляд своими глазами. Те что помладше – больше смотрели со страхом, некоторые с любопытством и даже с почтением, а те кто постарше нагло, насмешливо и даже с вызовом. Но в целом во всех их взглядах читался один немой вопрос: «Что этот странный человек забыл здесь, в этом детском приюте, на задворках человеческой жизни?». Наша молчаливая дуэль взглядов была прервана появлением дежурного воспитателя этого приюта. Увидев толпу детей за окном, эта мрачная женщина резко махнула им своей рукой, после чего всех случайных зрителей сразу же как ветром сдуло, видимо ее авторитет здесь был непререкаем. Да и по внешности эта женщина-воспитатель выглядела весьма внушительно: высокая, рослая, со стальным взглядом. Как и те странные дети за окном, она очень долго и пристально рассматривала меня. А я сразу же подумал, что эта женщина воспитатель чем-то напоминает мне Бабу Ягу из одной старой детской сказки. Она была даже одета схоже – в длинную черную юбку и коричневую толстую вязаную кофту с высоким воротником. А ее лицо – худое, вытянутое, с большими впалыми глазами и длинным, прямым носом. Воспитатель не представилась мне, видимо считая это ниже своего достоинства. После некоторой паузы, она строго сказала:

– Вы знаете, я сейчас сходила к нему, он еще завтракает. А пока давайте еще раз посмотрим все ваши документы. Для этого пройдемте со мной наверх в мой кабинет.

В ответ на это, я попытался как-то не очень убедительно отказаться, ответив:

– А что там смотреть. Вы же все уже видели.

На строгую женщину-воспитателя мои слова по-видимому не произвела особого впечатления, поэтому она, не говоря ни слова, повернулась ко мне спиной и пошла к лестнице, ведущей на второй этаж. А мне ничего не оставалось как только последовать за ней. Внутри меня уже тлело глухое раздражение, но я все еще пытался оставаться вежливым насколько можно. При этом я понимал, что без скандала теперь уже наверное не обойтись. Мы поднялись по большой широкой лестнице на второй этаж здания, затем прошли по какому-то длинному коридору и вскоре оказались в небольшом кабинете, по-видимому служившим в этом приюте чем-то вроде учительской. На пути сюда женщина-воспитатель несколько раз повторяла мне свои вопросы про то, есть ли у меня все требуемые разрешения, кроме того пыталась выпытать кто я такой и где работаю. А я чаще отмалчивался или бормотал что-то невнятное вроде: «Родственник, разрешили, так надо в общем». В кабинете, строгая женщина-воспитатель снова попыталась начать свой допрос, словно изображая следователя, но теперь я уже не смог сдержаться. После нескольких минут взаимного «трахания» мозгов, я раздраженно произнес ей: «Послушайте, ведь я уже показывал вам все нужные вам документы, в них подробно прописано кто я и зачем». Сказав это, я осекся, ожидая услышать в ответ волну гнева и раздражения, но ничего не последовало. Скорее всего женщина-воспитатель не решилась на это, толком не разобравшись, кто я такой. Если честно, то моя внешность действительно была весьма странной и необычной для этого места. Мой возраст слегка за 30, но выгляжу я моложе, рост выше среднего, спортивного телосложения, но уже слегка заплывший офисным жирком. Для солидности я напялил на себя темно-синий пиджак от своего самого дорого костюма, а под него одел белую рубашку, но без галстука. Все это выглядело немного нелепо в сочетании с потертыми синими джинсами и давно не мытыми белыми кроссовками. Кроме того, в отличии от большей части приходящих в это место людей, мое лицо выражало не жалкую покорность и заискивание, а некоторую наглость и даже надменность, необходимую для тех случаев, когда важный человек приехал получить свое, пусть даже и не совсем по праву. К тому же приехал я сюда на довольно дорогом микроавтобусе с водителем. Надеюсь пока еще никто не заметил наклейки с надписью «Аренда» на заднем стекле. Возможно все здесь думают, что это моя личная машина и водитель. Да и вообще, все происходящее здесь, в данный момент было неслыханно для этого места: какой-то странный человек «с улицы» забирает из приюта ребенка, да еще и официально, со всеми разрешениями и согласованиями, без каких-либо предварительных встреч, уговоров , запросов, расспросов. У большинства обычных людей на это уходят если не годы, то как минимум месяцы, плюс куча бумажной волокиты, ожиданий, нервов и самое главное денег. Конечно, я тоже прошел свой тернистый путь и не свалился сюда как снег на голову. В моем случае все было заранее решено и дата моего появления здесь и то что я приеду сюда для того, чтобы забрать одного из отправленных сюда «доживать» обитателей. Эта женщина-воспитатель ни за что бы не стала ничего для меня делать, если бы не звонок и указание свыше от местного отдела опеки. Они позвонили ей заранее и обо всем рассказали еще до моего прихода, иначе мне бы даже ворота на входе этого приюта не открыли. Тем не менее женщина-воспитатель продолжала упорно делать вид, что ей нужно ускориться, а для этого от меня требуется «инициатива». Я может быть и рад был бы ей хоть что-то предложить, но денег с собой у меня оставалось только на то, чтобы рассчитаться за такси. Еще некоторое время воспитатель тянула время, с задумчивым видом говорила, что в документах что-то не так, потом куда-то звонила, вернее снимала трубку и пыталась набирать какие-то номера, в итоге, поняв что от меня она ничего не получит, посмотрела на меня взглядом полным презрения и разочарованно произнесла: «Хорошо, пройдемте за мной в другое крыло здания».

Мы спустились по широкой лестнице обратно на первый этаж здания, затем прошли через какую-то дверь и долго шли по какому-то длинному, вытянутому коридору. Стены этого места были окрашены ужасной, но теперь уже желтого цвета, краской. Сквозь широкие окна, расположенные с правой стороны коридора, лучи яркого солнца, падая на противоположную стену, отражались от нее, делая путь через это место похожим на дорогу в лучший мир. Воспитательница, широко шагая, быстро и молча шла впереди меня, а я плелся позади нее, стараясь особо не смотреть по сторонам. Я до ужаса боялся того, что на своем пути я встречу кого-нибудь из других служащих этого места, и тогда этот человек заглянет в мои глаза, а затем злобно скажет: «Ага, да ведь это же он, я узнаю тебя тварь». Услышав это, я конечно же не выдержу и буду вынужден с позором сбежать из этого места, закрыв свое лицо руками, а все приютские дети со свистом и криками будут гнать меня до самой ограды. Вот поэтому, я шел, наклонив свою голову как можно ниже, смотря только себе под ноги. По пути мне к счастью почти никто не встретился, разве что местная пожилая уборщица, которая куда-то тащила большое, тяжелое ведро с водой. На меня она даже внимания не обратила, только что-то сердито бормотала себе под нос. Наконец, я и женщина-воспитатель дошли до конца коридора. Здесь мы оказались в небольшом прямоугольное помещении, похожим на тамбур, с квадратным окном по левую сторону и черной, железной дверью в центре, которая по-видимому вела в другой корпус приюта. Дальше этой двери меня не пустили. Воспитатель неожиданно остановилась перед ней и резко повернулась ко мне. При этом ее лицо все так же выражало показное безразличие. Громко и как бы с вызовом она произнесла:

– Так, еще раз напомните мне, как вас лучше ему представить?

– Просто скажите ему, что я знал его отца, – ответил ей я.

– Хорошо, – согласилась она и добавила, – Я сейчас привезу вам мальчика, но если он откажется от встречи или будет кричать и сопротивляться, то дальше я ничем н смогу помочь, разбирайтесь сами с отделом опеки. По всем правилам я обязана буду вернуть его обратно, а вам придется уйти.

Женщина-воспитатель ушла, плотно закрыв за собой черную, железную дверь, а я снова остался один на один со своими мыслями и со своим страхом. «Она сказала что привезет его. Что она имела ввиду? – взволнованно думал я, – Он что вообще не двигается? Или может быть он парализован? Или у него что-то случилось с головой и теперь он превратился в «овощ?». Подобные догадки можно было строить бесконечно. Но от них мне становилось только хуже, поэтому ничего не оставалось как ждать что же будет дальше и действовать по ситуации. Стрелка на моих часах пересекла отметку 10 утра, а мне уже казалось, что прошла почти половина дня. Сказывалась накопившаяся усталость, поэтому больше всего в тот момент я хотел куда-нибудь присесть, хотя бы даже на пол, прислониться к стене и сразу же уснуть. Весь прошлый вечер я не находил себе места, а ночью так и не смог уснуть, поэтому так и пролежал на кровати с открытыми глазами до самого утра, пока будильник в моем телефоне не начал противно пиликать, извещая начало нового дня. Почему-то именно в тот самый момент ты понимаешь, что сильнее всего тебе нужен сон, но уже нужно вставать, поэтому я быстро встал со своей кровати и пошел в душ, где подставив свою голову под струи холодной воды, в очередной раз дал себе обещание что вечером следующего дня или когда-нибудь потом точно высплюсь. После душа я быстро оделся, затем подождал пока приедет заказанный заранее микроавтобус и после пары часов тряски по колдобинам наконец оказался в этом приюте. Теперь я жду встречи, и пытаюсь бороться со своим страхом. Моя жизнь уже никогда не будет прежней. Измениться ли все в лучшую сторону или станет хуже я не знаю. В целом у меня все еще оставался шанс повернуть назад и сбежать из этого места. Возможно на это как раз и рассчитывала женщина-воспитатель.

Прошло не так много времени, думаю минут 10 не больше. Внезапно, черная, тяжелая дверь широко открылась и я увидел что женщина- воспитатель вернулась, но не одна, перед собой она катила старое инвалидное кресло, в котором сидел молодой парень лет 14-15. Он был очень худой, бледный, одетый во все темное – черные брюки и серый свитер. Его тонкие, слабые ноги, словно протезы, неуклюже стояли на подножках инвалидной коляски. Я пристально посмотрел на него и понял, что не могу точно сказать тот ли это кто мне нужен или нет. «Что если эта странная женщина воспитатель прикатила мне сюда какого-то другого ребенка, чтобы проверить меня?» – думал я. Хуже всего было то, что я толком не знал как должен выглядеть тот кого я ищу. Что совсем неудивительно, ведь я видел только его детские фотографии, сделанные много лет назад. За это время лицо любого человека сильно меняется, не говоря уже о ребенке. Если этот парень в инвалидном кресле именно тот кто мне нужен, то его лицо сейчас почти неузнаваемо, оно стало более вытянутым, нос и скулы стали острее, исчезли многие детские черты, а глаза словно еле тлеющие угольки выражали отрешенность и безразличие, словно этому парню совсем нет никакого дела до окружающего мира. Заглянув в них, я понял что наверное все мои самые худшие опасения сбываются. Парень уже давно потерян для мира и в этом приюте ему просто поддерживают жизнь, из гуманных соображений. Да так бывает в жизни, меня постигла неудача, причем в самый последний момент, когда цель была уже так близка. «Что же теперь мне делать? Уходить? А может быть он так себя ведет, потому что просто боится гнева воспитателя?» – напряженно думал я. «Вот это и нужно проверить первым делом», – решил я и своим взглядом попытался подать парню в инвалидном кресле условный знак, как бы говоря ему: «Привет, не бойся, я друг, просто посмотри на меня». Но все было тщетно – парень в кресле ни на что не реагировал. Так мы и стояли друг напротив друга, не произнося ни слова. Время шло, я уже сдался и стыдливо отвел глаза в сторону, не зная что делать дальше. Мне стало понятно, что ничего не получится, поэтому теперь я тупо ждал, когда воспитателю все это надоест и она сама решит закончить эту нелепую сцену, тем самым избавив меня от необходимости что-то говорить. Вот-вот должен зазвучать ее грубый тяжелый голос, и на этом все закончится. Но внезапно, я заметил, что глаза странного парня в инвалидной коляске, словно узнав старого знакомого, ожили и уставились на меня. Через открытое окно, я слышал крики детей, играющих во дворе приюта, но они вдруг сразу же стихли, а все остальное вокруг меня расплылось и исчезло. Теперь я видел только глаза этого парня и поэтому замер боясь упустить момент, когда он что-либо скажет или сделает. Мы смотрели друг на друга, не отводя взгляда. Это было похоже на дуэль жертвы и хищника. Но сегодня все будет иначе, жертва не умрет, а будет спасена из клетки и останется жить. «Значит он не овощ, он реагирует на людей, он все понимает» – радостно подумал я, смотря в глаза этому парню.

Теперь можно было приступить к знакомству. Этот процесс должен был решить исход моего дела. Женщина-воспитатель тоже заметила изменение в поведении парня и поэтому сказала ему:

– Иван поздоровайся, это Илья А., он приехал за тобой.

«Иван, услышав его имя радостно подумал я, – значит все верно, это именно тот кто мне нужен».

В ответ на слова воспитателя от Ивана не последовало никакой реакции, он все так же неподвижно сидел, смотря на меня, но не произнося ни слова. Нахмурившись, воспитатель повернулась ко мне и сказала:

– Давайте, теперь вы, поговорите с ним, – а затем тихо добавила, словно обращаясь не ко мне, – Если и у вас ничего не выйдет, то извините.

– Можете дать нам время, поговорить наедине? – взмолился я.

– Даю вам минуту, – великодушно согласилась воспитатель, и, сделав пару шагов в сторону, отвернулась в окну, держа свои руки за спиной.

А я присел на корточки перед Иваном и немного наклонился вперед, чтобы быть примерно наравне по высоте с ним, а затем снова пристально посмотрел в его глаза и начал говорить с ним таким тоном будто бы знаю его всю жизнь:

– Привет, это я, поехали домой.

В ответ снова ноль реакции. Ни слова, ни звука, мне даже показалось, что тело Ивана полностью парализовано и на лице двигаются лишь его глаза.

– Наверное все так, а эта мадам воспитатель, стоящая у окна, просто издевается надо мной, – с горечью подумал я.

В тот момент она, словно читая мои мысли, обернулась ко мне:

– Ну что, я вижу у вас тоже ничего не получается, – торжествующим тоном сказала она. – Придется в следующий раз, если он у вас будет.

А затем произошло то событие, которое изменило все. Иван вдруг тихо сказал мне: «Здравствуйте», и приветственно кивнул головой. Это выглядело так будто бы он меня узнал, хотя конечно же на самом деле видел первый раз в жизни. Услышав его слова, воспитатель злобно посмотрела на Ивана и угрожающе сказала ему:

– Ты что на самом деле хочешь поехать?

На что он твердо ответил:

– Да, и утвердительно кивнул головой.

Воспитатель в ответ на это повторила свою фразу еще более ожесточенно, словно шипя сквозь зубы:

– Поедешь? Скажи это четко, мне нужно слово.

Иван в ответ приглушенно будто бы немного побаиваясь ее, произнес:

– Да поеду и начал кашлять, закрыв свое лицо рукой.

Услышав его ответ, воспитатель высоко подняла голову и смотря не на меня а куда-то в сторону произнесла фразу тоном царственной особы: «Ладно, тогда забирайте его, только побыстрее. Пойдемте, я вас провожу. Вообще-то он, – она кивнула головой в сторону Ивана, может сам ходить на костылях, но будет быстрее если вы его сами выкатите на улицу. Только коляску вы с собой забрать не сможете, это имущество приюта. В ответ на это я, не произнося ни слова, быстро подскочил к коляске с обратной стороны, взялся за ее ручки и быстро покатил Ивана к выходу из здания. Мне требовалось действовать очень быстро, нельзя было потерять этот момент, когда еще никто не опомнился и не передумал. В сопровождении воспитателя я и Иван проследовали через уже знакомый мне коридор со стенами желтого цвета, затем долго протискивались через тяжелые, старые входные двери здания. Старая инвалидная коляска упорно сопротивлялась этому всеми возможными способами, ее колеса противно скрипели, а левое переднее так вообще подклинивало, поэтому ее постоянно тянуло в сторону. Наконец мы вышли из здания, где перед высокими ступенями главного входа уже стоял ожидавший нас микроавтобус, а также собрались остальные дети из этого приюта. Все они приветствовали нас разными криками, мне даже отчетливо слышались недовольные возгласы вроде: «Куда он уезжает жить», или «Почему он, а не я». Один из них – высокий парень с круглой, на лысо бритой головой, что почти на метр возвышавшийся над остальной толпой, крикнул, обращаясь к Ивану: «Четвероногий, возвращайся, мы все тебя будем ждать», и по толпе детей прошел гул смеха. А Иван в свою очередь ничего не ответил на это, но я заметил легкую улыбку на его лице.

Вот и все, воспитатель принесла мне клетчатую сумку с вещами Ивана и нам осталось лишь загрузиться в микроавтобус. Я подхватил Ивана к себе на руки, пересадил его из коляски на пассажирское сиденье и закрыл дверь. Затем сам запрыгнул в машину и сказал водителю ехать. Мы двинулись к выезду из двора приюта, ворота открывались невыносимо медленно и вскоре остались позади. Впереди была только долгая дорога в город, открытые окна, ветер в лицо, свобода и новая жизнь.

Глава 2 Правда

Мы с Иваном сидели в крохотной кухне площадью всего 6 квадратных метров за небольшим кухонным столом и разговаривали. Я больше молчал, а Иван наоборот говорил очень много, к тому же с каким-то особенным воодушевлением. Я не знал истинной причины этому, но думаю, возможно, так случилось потому, что я оказался первым встреченным им за много лет человеком, которому он смог открыться, не боясь быть осмеянному или уличенному в малодушии. Я слушал эту, почти что исповедь Ивана и мне нельзя было отвернуться, опустить свои глаза или закрыть руками уши. В той комнате теперь нас было трое: я, Иван и его правда.

Этот откровенный разговор стал для меня неожиданностью. Ведь те несколько дней, с того момента как Иван поселился у меня, мы провели в молчании, прерываемом только редкими бытовыми фразами и короткими диалогами. Я искал способы прорвать эту молчаливую блокаду, но не хотел силой лезть к Ивану в душу со своими расспросами. И если днем я находил способ хоть как-то убить время, бывая где-то вне дома, то особенно тягостными становились вечера полные молчания. Когда каждый из нас старался не попадаться на глаза друг другу, запираясь в своей комнате.

Стоит также сказать, что перед тем как забрать Ивана из приюта, я сделал большую перестановку в своей двухкомнатной квартире. Из большей по размеру комнаты я перевез все свои вещи в другую, гораздо меньшего размера, окна которой выходили во двор дома. Иван же должен был разместиться в комнате с балконом, выходящим на одну из оживленных улиц нашего города. Раньше я не любил этот постоянный шум. Мне часто приходилось наглухо закрывать все окна даже летом. Теперь же это обстоятельство показалось мне как нельзя кстати. Я подумал, что Ивану будет не так скучно сидеть одному целый день дома, ведь с балкона его комнаты можно будет видеть весь окружающий мир. Мебель в комнате Ивана конечно же была не новой, но все же выполняющей свои функции. Вот только шкаф уже совсем развалился и его дверки постоянно находились в полуоткрытом состоянии. Раньше я часто использовал их как дополнительные вешалки для своей одежды. Я не знал, хватит ли размеров этого шкафа для всех вещей Ивана, но как оказалось все его «имущество» уместилось в одну небольшую спортивную сумку, где было лишь самое необходимое: нижнее белье, носки, пара рубашек, еще какая-то мелочевка, ценная только для него самого.

После того как моя вылазка в приют оказалась успешной, Иван стал жить у меня. Но что-то пошло не по плану и наше общение так и не наладилось. Шли дни и мне стало казаться, что мы не сможем нормально общаться, ведь у нас нет и не может быть ничего общего. Что было совсем неудивительно. Сказывалась разница в возрасте почти в два раза, да и каких-то общих тем для разговоров по душам не нашлось. Что-то нужно было менять. Поэтому тем вечером, перед той самой нашей беседой, которая изменила все, я был наполнен какими-то особенными чувствами, граничащими между полной решимостью и отчаянием. Я не обладал какими-то особыми педагогическими или воспитательными талантами, не «гуглил» в интернете «Как работать с трудным подростком», а в один момент просто позвал Ивана на кухню и неожиданно поставил перед ним на стол бутылку дешевого виски с предложением: «Выпьем?». В ответ Иван вначале посмотрел на меня с недоверием, будто бы ожидая какого-то скрытого подвоха. Возможно он подумал что я проверяю его. Но затем Иван усмехнулся и сказал: «Давай, если не шутишь». Я налил ему и себе по рюмке, поставил на стол закуску. А после все пошло по стандартному, так знакомому мне, алкогольному плану, который так легко работает со всеми людьми:

Рюмка 1 – закуска – долгое молчание, ожидание наступления тепла от алкоголя по всему телу.

Сидим, молчим, ждем, наконец вот оно – тепло пошло по телу и на душе стало как-то веселее, постепенно исчезает неловкость, скоро все это перейдет в свободное общение без тормозов.

Рюмка 2 – она должна наконец развязать языки, особенно у неокрепших юных организмов.

Пока не получается – ну тогда третья.

Рюмка 3 – Ура. Получилось. Осталось только сделать так, чтобы я в свою очередь сам не сболтнуть что-то лишнее, а для этого мне нужно пить гораздо меньше своего собеседника.

Иван быстро опьянел. Он неуклюже поставил свою пустую рюмку на стол и начал говорить. Делал он это медленно, словно зачитывая чью-то заученную наизусть биографию:

– Знаешь, что у меня все спрашивают чаще всего? – спросил он у меня виновато улыбаясь.

В ответ я отрицательно мотнул своей головой.

– Про то как я стал таким. Тебе ведь тоже интересно? Наверное да, поэтому я расскажу. Я же в детстве лежал в больнице долго, очень долго, полгода, наверное, не меньше. Поначалу со мной вообще почти никто не разговаривал, только в назначенное время медсестра приходила делать уколы и перевязки, а санитарка приносила судно утром и вечером, поэтому приходилось подстраиваться. Когда я пытался с ними поговорить или что-то спрашивал, они ничего мне не отвечали, делали то, что им было нужно, а затем отворачивались и быстро уходили. Сам я не мог встать с кровати, не знал времени, не мог даже пошевелиться толком. Ноги у меня были в гипсе, а в пятках мне сделали дырки и к ним привешивали грузы для вытяжки. От этого мои ноги сильно болели, поэтому днем я все время ныл и стонал, а ночью меня обкалывали какой-то гадостью, чтобы я мог спать. Это немного помогало мне забыться. В палате кроме меня лежало еще два человека, но они были уже взрослые и по состоянию совсем тяжелые. Они почти не приходили в сознание, поэтому поговорить мне было не с кем. Так и проходили мои дни. Вскоре я начал привыкать к больничному распорядку и стал отличать понедельники, так как в эти дни был врачебный обход. Я начал их считать. На шестой понедельник мои ноги сняли с вытяжки и стало полегче, я хотя бы смог чуть привставать и садиться на кровать. Вскоре в палату пришел какой-то другой врач, по его приказу мне сделали рентген. Новый врач посмотрел на мои снимки и сказал что гипс не поможет, нужно ставить какие-то особые аппараты в кости. Услышав это, я очень обрадовался. Думалось мне что эти аппараты помогут быстрее начать ходить. Но не тут то было. Как оказалось все мучения для меня началось заново. Мне срезали гипс, при этом оказалось что он в нескольких местах просто прирос к телу, поэтому его отрывали прямо на живую, а затем мне сделали еще одну операцию – заново раздолбили кости и поставили в них какие-то спицы с железками – это были аппараты, не помню как точно они назывались, что-то типа Елезарова или Ализарова. В общем в мои ноги вогнали штыри, которые торчали наружу как у терминатора, а сверху одели корсет из каких-то железок с болтами и каждые несколько дней врач приходил к мне в палату и подкручивал их. Так прошло еще 6 понедельников, затем эти аппараты с меня сняли и я помню, что на следующий день, рано утром пришли какие-то другие люди, обычные, не врачи, без халатов. Они пересадили меня с койки в инвалидное кресло и куда-то повезли. Эти новые люди со мной тоже не разговаривали. Они везли меня куда-то далеко, но я уже особо не парился. Мне до тошноты стала ненавистна эта больница и хотелось хоть куда-то из нее вырваться. Не важно куда, только чтобы там не было людей в белых халатах и постоянно боли. Мы очень долго ехали по каким-то улицам, затем машина выехала за город. Так я оказался в том приюте для детей-инвалидов. Я настолько отвык разговаривать, что поначалу местные воспитатели решили, что я глухонемой. Они положили меня на койку и особо не парились. Первые несколько дней я провел не вставая с кровати. Затем случайно услышал, что они хотят отвезти меня куда-то в другое место, где лежат еще более тяжелые чем я. Услышав это, я начал кричать им: «Я хочу домой, отпустите меня отсюда». Услышав это, они удивились и видимо изменили свое решение, поэтому я остался в том приюте. Первое время, я любой ценой пытался научиться нормально ходить как раньше. Но, как оказалось, новая операция мне не особо помогла, кости снова срослись неправильно, к тому же одна нога оказалась короче другой, суставы в коленях почти не гнулись, а мышцы ослабели от долгой неподвижности, поэтому мне было трудно даже вставать с кровати, тем не менее вскоре я кое как научился ходить на костылях. Вот поэтому в том приюте меня все прозвали «четвероногим». На этой фразе Иван замолчал и попытался улыбнуться, словно вспоминая что-то. Я решил подбодрить его, но звучало это больше как упрек. Я сказал Ивану: «Тебе нужно попробовать забыть все это. Конечно все это потому что ты очень мало двигался и тебе придется учиться ходить заново». Иван ничего мне на это не ответил, поэтому, решив сменить тему беседы, я предложил ему еще немного поесть. Он не отказался и я выложил ему на тарелку все остатки нашего ужина. Смотря на то как Иван жадно ест, я думал: «Хорошо, что пока он не особо интересуется кто я такой , а может ему это и вовсе не интересно. Не зря же говорят: «От добра, добра не ищут». А что если он все же спросит? Что тогда мне ему сказать? Опять вранье про дальнего друга его отца? Как раз и навсегда объяснить ему кто я такой? А может быть ему реально все равно, куда, с кем и где жить, лишь бы только удрать из того приюта где они жил? Все эти вопросы не давали мне покоя. Я часто представлял себе наши диалоги с Иваном на эту тему и даже придумал довольно примитивную версию с дальней родней, что-то вроде: «Племянник друга брата отца». Возможно она бы мне вполне сгодилась, но я толком не знал, что Иван помнит о своих родственниках. Мне точно было известно лишь одно – из близких родных никого кроме матери у него не было, иначе бы Ивана давно забрал к себе кто-то из них или хотя бы навещал. Хотя о чем я, кому в современном мире нужен чужой ребенок, к тому же еще и инвалид? Такое счастье в кавычках не каждый потянет не только финансово, но и морально. В целом, в современной жизни, сделать выбор в пользу этого варианта равносилен падению с гранатой под каток танка, даже если выживешь уже никогда не будешь прежним.

После ужина мы еще некоторое время сидели за столом. Иван рассказывал мне о своей жизни в детском приюте, и в его глазах я видел человека, который очень рано стал взрослым, у него не было времени на развлечения или игры как у обычных детей, ему нужно было выживать каждую минуту, бороться даже за еду и даже за место в кровати. Это игра на жизнь, самая честная и бескомпромиссная, что может быть в нашей реальности.

Когда на часах была уже почти полночь, я решил что наш разговор пора заканчивать, поэтому сказал Ивану:

– Ладно уже поздно, мне завтра на работу, давай иди спать, я помогу тебе дойти до кровати.

– Хорошо, – согласился Иван.

Я подал ему костыли, затем помог подняться и он неуклюже пошатываясь, сам пошел в свою комнату, а я шел рядом, готовый подхватить в случае если он будет падать.

Той ночью я не смог уснуть. Из комнаты Ивана до меня постоянно доносилось какое-то странное бормотание и вскрики. Но я решил не будить его, подумав: «Пусть он хоть немного успокоится и привыкнет к новой обстановке». «Как странно – при этом думал я, – похоже на то, что я постепенно превращаюсь в заботливую мамашу наседку». Я и сам еще до конца не понимал эту странную трансформацию в своей жизни. Я никогда не жил так, не понимал как можно самому себе готовить еду, жить на одну зарплату, ходить на работу. Откуда у меня все это? Может это всего лишь отголоски воспоминаний из далекого детства, оставшийся после поездок к родителям моей матери в их деревню. Самые светлые моменты того времени навсегда остались в моей памяти. Чаще всего я вспоминаю тот старый деревенский дом, где каждая вещь на своем месте, жарко натоплена печка, дрова приятно потрескивают за ее стенками, а на газовой плите готовится ужин. Я любил подолгу смотреть на это волшебное, голубое пламя. Постепенно по всему дому расходился запах готовящейся еды и когда ужин наконец был готов, все мы собирались за небольшим кухонным столом. Все просто и понятно, не нужно ничего лишнего, все идет как надо. В том доме на самом деле никогда не было лишних вещей и лишних людей. Мои бабушка и дедушка были как сейчас говорят из «совка», именно из той его фазы когда строгий аскетизм и отсутствие лишних вещей являлось нормой для всех. Несмотря на то, что те годы давным-давно остались в прошлом, они так и продолжали жить по минимуму, как будто время остановилось для них навсегда. В их доме всегда была самая простая еда и самая простая одежда, а еще они никогда не выбрасывали то, что еще можно было хоть как-то и куда-то использовать. Таковы были нехитрые заповеди того жилища , которое на некоторое время стало и моим домом. Часто я проводил там по несколько месяцев, а бывало и целое лето.

Теперь у меня тоже есть свой дом, вернее квартира, где я живу в таком же, долбаном стиле минимализм, с тем лишь отличием, что это не мой личный выбор, а ужасное стечение обстоятельств. С моими текущими доходами я могу позволить себе только самые обычные вещи вроде еды и дешевой выпивки, все остальное – уже роскошь, на которую не всегда хватает денег. Вдобавок ко всему теперь у меня появился человек, о котором я должен заботиться. Я до последнего не верил, что у меня это получится, быть может поэтому не особо строил какие-то планы по улучшению своего материального положения. Но затем я смог сделать почти невозможное – найти Ивана в приюте, оформить документы на его опеку, и когда все это случилось, то я дрожащими руками держал те бумажки, стоимостью в жизнь другого человека.

Я часто спрашиваю себя: «Чего же мне все это стоило?». Скажем так: «Пришлось чем-то пожертвовать, где-то пойти на преступление, почти полностью переломать себя, изменить свои привычки и образ жизни, а самое худшее – это пойти против остатков своей совести. В моей жизни цель всегда оправдывала средства. Это одно из умений моей прошлой жизни, которое однажды пригодилось и осталось со мной навсегда».

Глава 3 Дорога к жизни.

Итак Иван теперь стал жить как самый обычный подросток своих лет, в своей комнате, с компьютером, интернетом, книгами, телевизором и прочими достижениями цивилизации. Каждый день жизни Ивана на новом месте теперь начинался по новому, особенному распорядку: ранним утром, еще затемно, он выходил из своей комнаты на балкон и смотрел на просыпающийся город. Он любил чувствовать, как людская энергия наполняет эти, еще недавно пустынные, городские улицы. Люди и машины словно потоки воды постепенно заполняли все вокруг, не оставляя свободного места. Все это очень нравилось Ивану. После стольких лет заточения в тишине среди запыленных серых окон и холодной неприступности стен приюта, шум и грохот издаваемый потоком машин и толпами прохожих, столь нелюбимый многими горожанами, стал для Ивана ценнее, чем любые лекарства. Вот поэтому он специально вставал пораньше, чтобы своими глазами увидеть и ощутить этот процесс и в какой-то мере все увиденное давало ему силы на то, чтобы продолжать жить дальше. Когда город входил в свой обычный ритм и начиналась уже привычная однообразная суета, Иван возвращался в свою комнату, затем шел на кухню, где готовил или разогревал себе завтрак, а после начинал почти до изнеможения занимался на тех нехитрых тренажерах, что у него были в наличии. Для разминки вначале Иван пытался ходить по своей комнате, переставляя перед собой «ходунки» – конструкцию похожую на каркас высокого стула с четырьмя ногами. Затем, лежа на кровати, он до изнеможения поднимал свое тело вверх, держась руками за поручни прибитые к стене. Но больше всего мучений доставляли ему упражнения на сгибание ног. Их он пытался разрабатывать, вставляя свои ступни в специальный станок с велосипедными педалями, после чего двигать ими как можно чаще.

В тот день все шло точно так же как и всегда, поэтому ранним утром, Иван снова стоял на балконе и смотрел на толпы прохожих , которые куда-то спешили по своим делам. Внезапно, среди плотной массы идущих по улице людей, он увидел девушку в светло- зеленом платье, которая шла так легко и свободно, что Ивану показалось будто бы она буквально проплывала между людей. Таких красивых девушек Иван не видел уже давно, можно даже сказать никогда. Ее внешность действительно была весьма интересной: высокая, стройная, на голове копна кудрявых, золотистого цвета волос, спускавшаяся ниже плеч, а неприкрытая платьем кожа рук и ног была покрыта почти что бронзового цвета загаром. Легкое зеленое платье аккуратно подчеркивало ее фигуру. А на ногах у девушки сверкали изящные, серебристые туфельки.

Иван был поражен увиденным, поэтому смотрел на девушку в зеленом платье, не отводя своих глаз. В какой-то момент ему вдруг безумно захотелось, чтобы она его заметила и помахала своей рукой, а он в ответ бы на это спустился к ней с балкона и начал говорить. Ивану захотелось как-то привлечь внимание той девушки, но он боялся сделать глупость, поэтом молчал. Затем, в какой-то момент, он все же не сдержался и крикнул девушке: «Привет», но из его рта вместо крика вырвался только какой-то несвязный звук. Девушка в зеленом платье, конечно же не услышала этого среди городского шума, поэтому просто шла по улице и дойдя до перекрестка спустилась в подземный переход метро. Иван же в свою очередь долго провожал ее взглядом и когда она исчезла из виду шумно выдохнул. «Ну вот упустил» – с грустью подумал он, – Теперь я больше ее никогда не увижу. А вдруг она завтра пойдет той же дорогой?». Ему ничего не оставалось как ждать и надеяться.

На следующий день в то же время Иван снова стоял на балконе, ожидая увидеть ту самую девушку в зеленом платье и ему повезло – она снова шла той же самой дорогой, только теперь была одета попроще – в синих джинсах и серой кофте, потому как на улице немного похолодало, а на небе собирались тучи. Иван снова смотрел на нее, не отрывая глаз, но снова не решился ей ничего сказать, хотя на этот раз ему почему-то даже показалось, что девушка заметила его и улыбнулась ему. Когда девушка снова скрылась в подземном переходе метро, Иван с трудом вернулся обратно в свою комнату. «Ну вот она свободно ходит куда хочет, а я даже не могу выйти из квартиры. Хорошо, что хоть балконная плита закрывает меня почти до шеи и эта девушка не видит мои сломанные ноги и старые костыли» – с грустью подумал он. В своей комнате Иван доковылял до зеркала и наверное в первый раз в жизни критически посмотрел на себя со стороны, пытаясь понять как его видят другие люди, особенно девушки. Увиденное зрелище не добавило ему радости. В отражении он увидел худое, усталое лицо подростка, с тяжелым взглядом взрослого человека, хотя ему всего 15 лет. Одежда тоже была под стать образу – старая и изношенная: застиранная серая рубашка, безразмерные брюки, широкие как шаровары, перешитые для того, чтобы их можно было одевать и снимать самому. Для этого штанины брюк можно было расстегнуть и застегнуть по шву с использованием застежек-липучек. Живя в приюте, Иван никогда не обращал на это внимание. Да и какой в этом смысл если вокруг тебя все плюс минус одинаковые? Все носят одну и туже одежду, проживают схожую жизнь, лишенную каких-либо целей и радостей. В том месте все твое существование превращено в один бесконечный зацикленный день сурка– утро, подъем, завтрак, прогулка, уроки, обед, опять уроки, ужин, сон. Замкнутость пространства, которое окружало Ивана и нахождение среди одних и тех же людей давало ему еще большее ощущение незыблемости и неизменности происходящего. Внешний мир конечно же существовал, но где-то там далеко за горизонтом, в телевизоре, в интернете, в рассказах других людей. Теперь, покинув приют, Иван внезапно стал неотъемлемой частью всего огромного мира, поэтому стал смотреть на себя совсем иначе. Конечно же в глубине души он понимал, что шансов на успех с той безумной красивой девушкой в зеленом платье у него было немного. Но тем не менее Иван решил сделать хоть что-то, для начала хотя бы выйти из своей квартиры на улицу, во чтобы то ни стало, и там непременно встретить ту самую чудесную девушку стоя на своих ногах.

Решившись на этот безумный план, на следующее утро Иван встал гораздо раньше обычного. Дело было в том, что в отличии от обычного человека, которому на то, чтобы собраться и покинуть свое жилище требуется всего несколько минут, Ивану на это нужно было в разы больше времени. Конечно же он пытался спешить, но все сразу пошло как-то не так. Даже одеться у Ивана толком не получалось. Он хотел одеть что-то получше, но теперь вся его одежда казалось ему старой и нелепой. Да и выбора то особо у Ивана не было. Одна рубашка порвана, у другой не хватает пуговиц, а старая майка уже давно не стирана. В итоге Иван остановился на рубашке, подумав что дыру в ней на спине не так просто заметить. Наконец, кое как одевшись, Иван на костылях вышел из своей комнаты и по коридору дошел до входной двери своей квартиры. Он открыл ее и замер , уставившись в открытый дверной проем. Иван еще никогда не выходил из своей квартиры, один, без посторонней помощи. Неизвестность пугала его, от страха у Ивана подкашивались ноги, ему хотелось побыстрее закрыть эту дверь, а затем вернуться обратно к себе комнату. В нерешительности он переводил свой взгляд то на стены подъезда, то на стены своей квартиры. Ему было страшно. Но несмотря на страх упасть, Иван все же решил бороться до конца, и возможно первый раз в жизни, сделать что-то чтобы преодолеть те силы, которые как течение быстрой реки вечно тащили его за собой. Собравшись с силами, он оставил свои костыли у тумбочки в прихожей, а с собой взял только небольшую трость. Опираясь на нее одной рукой ему удавалось двигаться лишь мелкими шажками. Наконец, Иван решился покинуть свою квартиру, и, набрав полные легкие воздуха, как будто собираясь нырять в воду, он сделал первый шаг через порог, затем еще и еще. Оказавшись на лестничной площадке, Иван резко толкнул входную дверь, и она закрылась за его спиной с глухим звуком. Затем медленно, опираясь одной рукой на стену, а второй на трость, Иван прошел от входной двери своей квартиры до дверей лифта. Он остановился перед ними и несколько раз нажал на кнопку вызова, но ничего не происходило. Иван понял, что лифт не работает, поэтому первой его мыслью было сразу же вернуться обратно в свою квартиру и все отменить, но ему не хотелось потом всю оставшуюся жизнь винить себя за трусость и малодушие. Кроме того Ивану как и любому парню его возраста хотелось приключений. Его влекла за собой неизвестность и жажда свободы. Он хотел сам, без чьей либо помощи выйти из дома на улицу. Но для этого ему предстояло совершить немыслимое – спуститься вниз по ступеням обычной лестницы с четвертого до первого этажа своего дома. Простейшая задача для здорового человека и почти подвиг для инвалида. На какое-то время Иван застыл в нерешительности, но медлить было нельзя, поэтому он двинулся к лестнице. Для того чтобы не упасть, Иван решил спускаться по ступеням задом наперед, то есть повернуться лицом к ступеням и так двигаться вниз, по очереди переставляя свои ноги, крепко держась одной рукой за перила. Первые шаги в неизвестность были самыми страшными, но затем постепенно Иван приспособился и начал потихоньку спускаться. Так Ивану удалось пройти вниз до пролета между этажами. Здесь он остановился чтобы немного перевести дух, и вдруг увидел что навстречу ему по ступеням лестницы поднимается какая-то пожилая, сгорбленная женщина, одетая во какое-то старое не то платье, не то пальто, не то халат. Это была соседка с пятого этажа, одна из компании местных сердобольных старушек, что часто «дежурили» на лавочке у нашего подъезда. Увидев Ивана, она пристально посмотрела на него своими подслеповатыми глазами, покачала головой, а затем начала долго и нудно говорить о чем-то «своем». Иван не перебивал ее, лишь молча слушал, раздраженно думая про себя: «Да провались ты пропадом, из-за тебя я не успею выйти на улицу». Выговорившись вдоволь, старушка резко потеряла интерес к Ивану и медленно пошла дальше вверх по лестнице. А Иван вдруг понял, что когда он уступил дорогу этой странной бабушке, то довольно далеко отошел от перил лестницы и теперь стоит на своих ногах, опираясь только на свою трость. Теперь ему каким-то образом нужно было вернуться обратно к перилам. Иван сделал короткий шаг вперед, ему показалось это так легко, затем еще один, как вдруг его сознание пронзила резкая боль в коленях. От нее у Ивана потемнело в глазах и он начал медленно оседать на стену, а затем и вовсе завалился на бок. Сквозь сильную боль Иван увидел, как трость выпала из его руки и скользнула вниз по ступеням лестницы. Через мгновение Иван совсем ослабел и упал навзничь, ударившись головой об пол. Боль была такой сильной, что на несколько минут он даже потерял сознание. Когда же Иван очнулся, то обнаружил что лежит на холодном бетонном полу лицом вниз. Подняться на ноги самостоятельно он уже не мог. Цепляясь за ступеньки Иван начал ползти вниз по лестнице. Так ему удалось добраться до какого-то старого, деревянного ящика, который стоял возле дверей одной из квартир этажом ниже. Трость Ивана лежала рядом с ним. Схватив ее одной рукой, он смог зацепиться за ручку ящика, подтянуться на своих руках и встать.

Весь остальной путь вниз до первого этажа дома занял у Ивана еще примерно полчаса. Уставший и мокрый от пота он толкнул тяжелую железные дверь подъезда и в первый раз самостоятельно вышел на улицу. От внезапного успеха Ивана распирало от гордости. «Вышел. Сам. На своих ногах» – говорил он себе. С непривычки от свежего воздуха у него закружилась голова, поэтому еще какое-то время он стоял у дверей подъезда, держась за поручни пандуса. При этом Иван смотрел по сторонам, думая о том: «Где же она, та девушка в зеленом платье, неужели я опоздал». Он даже не замечал, что вся его одежда была в пыли. Иван закрыл свои глаза и попытался представить сцену встречи с той девушкой. Вот она идет по улице, и с кем-то говорит по телефону. А Иван идет ей навстречу. Она конечно же сама увидела его и узнала, а затем помахала рукой и сказала «привет».

Иван открыл глаза и внезапно понял, что находится совсем с другой стороны дома. Для того чтобы выйти на городской проспект и встретить ту девушку в зеленом платье, ему потребовалось бы пройти через арку, расположенную метрах в пятидесяти от того места, где стоял он. На это у Ивана уже не оставалось ни сил ни времени, поэтому он просто продолжал стоять на улице еще какое-то время. Несмотря на это, Иван все равно непроизвольно искал среди случайных прохожих во дворе, знакомый силуэт, но той самой девушки среди них конечно же не было. Погода в тот день резко менялась поэтому вскоре небо на его головой резко потемнело и закапал дождь. Иван решил зайти обратно в свой подъезд, но вдруг понял что не знает кода от домофона, а на той связке ключей что он взял с собой не было «ключа-таблетки». Он несколько раз подергал ручку двери, затем в отчаянии даже стукнул по ней своей тростью, но в итоге так и остался стоять около подъезда под узким жестяным козырьком. На его удачу дождь очень быстро закончился и когда снова вышло солнце Иван медленно перешел через дорогу и уселся на широкую, деревянную лавку, стоящую на краю детской площадки. Доски на этой лавке были еще сырые, но Ивану было все равно. Здесь он решил дожидаться вечера. Изредка из дверей его подъезда конечно же выходили какие-то мамаши с детьми, они шли гулять в двор и поначалу косились на странного, незнакомого паренька с «палкой», но ничего не говорили.

******

На этом месте я и встретил Ивана, когда возвращался домой с работы. Я конечно же был несказанно удивлен и напуган этим его поступком, но решил не подавать виду, поэтому первым делом осторожно спросил:

– Ты что же так и просидел здесь весь день?

– Да и это был первый день моей свободы. У меня просто не было ключа от домофона. Да и мне не хотелось звонить тебе, чего беспокоиться по пустякам, – гордо ответил Иван.

– Может пойдем домой? – осторожно предложил ему я

Иван одобрительно кивнул головой, а затем уцепился одной рукой за мой локоть и мы медленно двинулись ко входу в подъезд.

– Извини меня, но мне очень нужно было выйти, – оправдывался Иван, – Каждый человек имеет право на глоток свежего воздуха и луч солнца».

Когда мы вошли в подъезд, то оказалось что лифт так до сих пор и не починили.

– Ну что хватайся за мою спину крепче и вперед, – сказал я, и с силой потащил Ивана наверх.

А затем был вечер когда мы в первый раз вместе готовили нехитрый ужин – вареный картофель и жареное мясо. Иван был усталым, но довольным собой и даже пытался чистить картошку, но она постоянно выскальзывала из его рук и падала в воду. Пока он боролся с мокрыми клубнями, я быстро порезал мясо, приправил его специями и начал жарить на сковороде.

– Что ты там возишься , – подшучивал над ним, – У меня уже вода почти закипела, пора закидывать «картофан».

Через несколько часов после ужина Ивану внезапно стало нехорошо, повысилась температура и начался озноб. Я не знал что с этим делать, поэтому вместо того чтобы сразу вызвать врача метался по квартире, думая или бежать в аптеку или вызывать скорую.

– Чем тебе помочь? У тебя такое раньше было? – расспрашивал я Ивана.

В ответ Иван лишь усмехнулся:

– Да, все нормально, обычная простуда, наверное. С кем не бывает. Налей мне лучше еще вискаря, если осталось.

– Нет, уж сейчас точно не налью, – возразил я, – вот есть чай с шиповником, и немного бальзама, давай сделаю тебе.

Я налил Ивану полную кружку чаю. И он пил его очень долго, будто бы тянул время, а когда поднимал чашку со стола, то держал ее двумя руками словно у него замерзли руки, хотя в комнате, где он находился, было очень тепло. Внезапно Иван спросил у меня:

– Скажи а почему у тебя нет своих детей или жены? Или ты развелся?

Все эти вопросы Ивана часто заставали меня врасплох, ведь невозможно держать в голове готовые ответы на все что происходит в твоей жизни. Поэтому я нервно ответил ему: