скачать книгу бесплатно
Беляну встретить Гроза и не надеялась, хоть и могли они столкнуться в Любшине, большой, оживлённой веси в паре дюжин вёрст от острога, если Рарог верно сказал, что туда она просила её проводить. И, честно признаться, глодала обида на подругу: за то, что утаила свои мечтания. Свои намерения сбежать от жениха и отца. Хоть и понимала, почему так случилось.
– Долго ещё до Белого Дола, Калуга? – наконец отвлеклась она от нелёгких мыслей о том, что её ждёт дальше.
– Дня два, если ничего не задержит, – пожал тот широкими, как у многих гребцов, плечами. – Да только Другош давит, чтобы тебя всё ж высадить завтра подле Вельсенки.
И покосился на неё с сожалением. Один он только, кажется, не против был, чтобы Гроза ему и дальше помогала: вдвоём-то всяко веселее. А он ещё тут как будто тоже не до конца свой.
– Рарог не разрешает, – Гроза невольно попыталась отыскать его среди ватажников, но он ещё не вернулся. – Может, и не ссадят?
Не то чтобы она боялась одна до острога идти: люди добрые, что подхватят по дороге, найдутся всегда. Впрочем, как и лихие – такое тоже случается. Но так придётся задержаться больше, а хотелось добраться до места нужного поскорей. Да и с отцом встретиться, узнать, как он сейчас, не стало ли ему совсем худо. Не всегда, конечно, он в странное безразличие впадал, но случалось это всё чаще и чаще, как будто разум его да и душа сама уже утекали по Волани в невидимую даль, за край, куда ведёт любая река.
Хотела она убедиться, что время не истекло, что есть его достаточно, чтобы дождаться, как закончатся те семь лет, назначенные Грозе самой рекой, что звала её всё отчётливей. И казалось с каждой седмицей, что ждать ещё невыносимо долго.
– А ты как тут оказался? – вновь заговорила Гроза, чтобы отвлечься от тягостных мыслей, когда Калуга, отлучившись ненадолго, снова рядом с ней присел. – Ты ведь парень совсем молодой. Неужто там, где родился, тебе места не нашлось?
– А что мне место? Я под Веривечем жил. Да сиротой остался, как случилось нападение то русинов. Три зимы назад. Слышала, может?
– Слышала, – кивнула Гроза.
Да и кто не слышал. Тогда сильно пострадал самый северный, почти что в устье большого притока Волани – Яруна – стоящий острог. Да и весь, что недалёко от него раскинулась, едва не вся дотла выгорела. Многих побили тогда, но и русинов остановить удалось. Помнится, отец надолго уехал в тот край, потому как без воеводы люди остались, почти без защиты на случай, если викинги решат вернуться. Вот и отправил Владивой туда своего ближника. А Гроза тогда в Волоцке жила первый год.
– Так вот меня стрый Щукор укрыл вместе со своими детьми. Самого его ранили крепко, а отец и мать мои погибли, – Калуга вздохнул и швырнул в огонь подхваченную с земли веточку.
– Но у тебя остался твой род, – Гроза заглянула ему в лицо.
– Остался. Не бросили меня, конечно. Да ты понимаешь, верно. После того, как весь, посчитай, сгорела, да ещё и зацепило лядину одну пожаром, где уж какое-никакое зерно поспевало, туго всем пришлось. А у меня и сестрица младшая осталась. И брат ещё меньше. Стрыю Щукору тяжело приходилось. А там у одного из ватажников наших, Жини, тоже родичи дальние были. Он к ним заехал однажды – и меня забрал. Потому что сам с ним напросился. Зато теперь своим помогать смогу.
– Думается, на поле или на охоте ты помог бы им не хуже, – нахмурилась Гроза, упирая взгляд в пламя. Вдохнула горячий воздух, наполненный запахом уже почти готовой рыбы. – Разве грабить – это лучшее решение?
– Не лучшее, – раздался над их головами твёрдый голос.
Калуга едва с места не подскочил: как будто испугался чего. А Гроза шею вывернула, поднимая голову. Рарог стоял за их спинами, скрестив руки на груди, смотрел без злобы, но с лёгким укором.
– Подслушивать нехорошо, – буркнула Гроза, отворачиваясь.
– А осуждать тех, кто согласился тебя до места довезти, хорошо, значит? – старшой усмехнулся. – Иди, Калуга. Там тебя Другош зовёт.
Парень встал тут же, аж бородёнка его, явно отрощенная для того, чтобы старше казаться, взметнулась. А Рарог опустился на его место и вытянул длинные ноги поближе к огню: сапоги его изрядно промокли. Сколько пришлось по лесу бродить. А раньше ещё – в воду ссаживаться и через мель идти. Грозу-то он на руках донёс до земли – под многозначительные смешки ватажников – а сам ещё бегал туда-сюда много раз.
– Я не осуждаю, – она отвела взгляд, обведя им очертания лица старшого, ярко подсвеченные огнём. – Каждый волен выбирать свой путь. И не всегда правильный.
– А ты выбрала правильный путь, Лиса? – он повернулся к ней. И даже так, не глядя на него, она знала, что сейчас на его губах неизменная усмешка. Как будто он постоянно пытался её поддеть.
– Надеюсь, что да.
– Вечерять-то скоро будем? – гаркнули издалека, со стороны расставленных на берегу шатров.
Было шумно – оказывается – но, увлекшись разговором сначала с Калугой, и вот теперь с Рарогом, Гроза перестала это замечать. А между тем ватажники начинали крутиться всё ближе и ближе к котлу, который – ещё немного – и пора снимать с огня.
– Скоро, – ответила она, не глядя.
– Значит, путь среди тех, кого ты за достойных людей не держишь – верный, – продолжил размышлять над её словами Рарог, когда их оставили в покое. Не забыв, однако, бросить пару двусмысленных замечаний о том, что старшому-то хорошо рядом с девицей, а им жрать охота. – Чем ты лучше нас тогда? От чего бежишь? А если мы по пути нападём на кого-то, ты вид сделаешь, что тебя там не было?
Сердце толкнулась гулко, расплескивая злой жар по груди.
– Не надо переворачивать мои слова, Рарог, – Гроза покачала головой. – Я такого не говорила. Что вы недостойные люди. Но ведь среди вас разные. Вот ты сам. Откуда у тебя эти струги? Строить их – дело нелёгкое, а порой и дорогое. Лодьи у тебя справные, крепкие и не старые, хоть и не прошлым и не позапрошлым летом сколоченные. А о тебе только два года как слухи ходят: раньше и не слышно было ничего. Стало быть, ты забрал их где-то?
Рарог брови приподнял удивлённо, слушая её. И чем дольше она говорила, тем яснее становилась улыбка на его губах. Язык под его взглядом ворочался всё тяжелее. Гроза и пыталась понять, о чём он думает в этот миг, как изучает её: внимательно, чуть прищурив глаза – отчего они стали почти чёрными, утопив в расширившихся зрачках всю спелую ореховую глушь.
– А ты знаешь, что сейчас мне хочется сделать? – сказал вдруг таким тоном, от которого все слова оборвались, как ножом обрубленные.
– Откуда мне знать, – Гроза постаралась не потупиться, хоть и хотелось.
– Лучше и не надо, – Рарог первый устремил взор в темнеющую даль, освободив её из этого душного плена хоть немного. – Такие слова вредны для ушей молоденьких девиц.
– Почему? – Гроза легонько коснулась ладонью щеки, которая становилась подозрительно горячей.
Но упрямство такое одолевало: непременно хотелось узнать, чего это он такой хитрый вид состроил. Хоть и понимала, конечно, чай не маленькая-нецелованная. Старшой оглядел её внимательно – и кожу запекло ещё сильнее от самой груди, что тревожно вздымалась, почти натягивая свободную рубаху.
Рарог снова оглядел её неспешно, и уголок рта его едва заметно пополз вверх.
– Именно поэтому, – он поднял руку и коротко, так, будто бы и не было ничего, провёл большим пальцем по губам Грозы сверху вниз.
Она с трудом заставила себя снова дышать и не показать того, что внутри всё так и ёкнуло от мимолётного прикосновения.
– Ты не ответил.
– Откуда у меня струги? – Рарог встал, явно собираясь закончить разговор. Гроза кивнула, и он добавил неохотно: – Я убил их предыдущего хозяина. Этот ответ укладывается в твои думы насчёт меня?
Обжёг пытливым взглядом и пошёл прочь.
Гроза так медленно, будто затекла шея, вновь повернулась к огню. Наверное, чего-то подобного стоило ждать от Рарога. Порой такие люди, что кажется, только и делают, что зубоскалят и насмешничают, в душе несут большой груз. Отчего-то хотелось верить, что он сказал это нарочно, чтобы ввести Грозу в смятение. Но – странно – она не стала бояться больше всей этой ватаги вокруг неё, зная, что ничего с ней не случится. Коли могло бы – случилось бы в первую же ночёвку. А пока никто Грозу не обижал. Стоило только кому из мужей взгляд косой в её сторону бросить или слово скабрезное, Рарог тому спуску не давал. И странно было это видеть, как он и впрямь пытается от грубостей её оградить, от вполне понятных желаний мужчин, которые, верно, уже не первую седмицу плавают по разным рекам, собирая воедино свою разбежавшуюся на зиму ватагу. И новое знание о нём, прибавившись к тем скупым, что уже были, никак не хотело укладываться в голове.
Как и было на двух предыдущих ночёвках, нынче Грозе выделили отдельный шатёр.
– Ну чисто княгиня у нас в ватаге завелась, – по своему обыкновению проворчал Другош. – И на руках носят, и шатёр отельный. А, Рарог?
– Чего тебе? – огрызнулся тот. Показалось, что после разговора с Грозой он уж больно посмурнел.
– Ты, вроде, не женился ещё, а как будто и муж теперь, – хохотнул ватажник. – Может, всё ж таскаешься к ней, пока мы спим?
Он сделал похабный жест руками. Гроза сглотнула горячий комок гнева, и хотела бы заступиться сама за себя, да благоразумие всё ж взяло верх. Ну, и опаска тоже – чего скрывать. Вот так набросится на него – а он и подкараулит где после, а там уж даже Рарог ничего не успеет сделать. И не исправит уж точно.
– Захлопни рот, Другош, – окликнул кто-то его от другого костра. – Коль завидно тебе…
– Да нет, пусть говорит, – недобро усмехнулся Рарог, глядя на соратника. – Или ты уж всё сказал? Даже если бы и была моя девица, то дело это не твоё. И не тебе его касаться. А будешь тут языком трепать почём зря, я ведь и лишу тебя его быстро да на наживку рыбам пущу. О тебе вздыхать некому. И мстить мне, кажется, тоже.
– По пути Тихобоя пойти хочешь? Запугивать взялся? – всё ж немного утихомирившись, ответил ватажник. – Кажется, его это до добра не довело. Девица того не стоит. Ты не князь здесь, Рарог. Иначе мы не прятались бы, не скрывались от княжеской дружины. И ты не раздумывал бы над тем, чтобы на службу к Владивою пойти вместо того, чтобы варягов пощипать.
– Без вашего слова я ничего решать не стану, – спокойно ответил Рарог, выплёскивая последние капли похлёбки из миски в огонь, словно малую требу Сварожичу. – Коль не по душе вам такая жизнь, чтобы в остроги спокойно заходить и не плутать узкими протоками. Не таскать лодьи на плечах по лесу от одной годной реки до другой – то так поступим, как мы раньше договорились.
Не взглянул он на Грозу, когда она с удивлением перевела взгляд на него обратно. Но его поза на миг стала чуть напряжённей, словно он всё ждал, что она делать будет. А она и не знала вовсе, как теперь к возможной дружбе князя и находников относиться. Так, значит. Владивой и тут успел всё решить, врага на свою сторону перетянуть. Если ещё и не совсем, то заставил его задуматься о том, что служба князю будет гораздо безопаснее татьей доли и для совести – если такая есть – легче. И снова пронеслось словно лезвием по сердцу воспоминание о князе. И подумать страшно было, какой гнев его обуял, когда обнаружилось, что Гроза сбежала. И наверняка погоню снарядил – не за ней, так за Беляной уж точно. Как бы не налететь случайно – дороги-то у них с княжной разные получились, да бежали в одну сторону.
Как закончилась отравленная короткой склокой вечеря, так все начали по шатрам разбредаться, переговариваясь, обсуждая, куда дальше путь ляжет и как там поживают соратники, которые ещё не присоединились к ватаге. Как оказалось, собирались они все этим летом не по здешним водам мотаться и пуганых купцов ловить, а на север. По самому Северному морю, к свейским берегам. Затея это была опасная, но и сулила большую добычу. Да только если старшой решит с Владивоем дружбу всё ж завести, то чаяниям их не суждено сбыться.
И странно было слушать их толки: озадаченные, полные сомнения. Как будто тайный соглядатай Гроза, и теперь решить ей придётся, говорить о том, что узнала, отцу или сохранить всё в тайне. Но тогда получится, что она тех свеев, что вовсе не были врагами Владивою и всему княжеству, под удар разрастающейся ватаги Рарога подставит. Чувство неприятное и прогорклое, словно душу и мысли разъедает изнутри.
Одно хорошо: пока что Другош перестал Грозу задирать. То ли язык ему был всё же дорог, то ли наскучило – без толку-то.
Гроза спокойно устроилась в своём шатре под плотным шерстяным покрывалом, которое ей сам Рарог выдал – то самое, сложным узором вытканное. Слегка колючее, как и представлялось, но тёплое и лёгкое такое, словно под ворохом лебяжьего пуха лежишь. Сон пришёл скоро: день был трудным и отчего-то волнительным. Дозорные мужи ещё переговаривались тихо, сидя у огня, но голоса их помалу тонули в наступающей дремоте.
Поначалу было темно в глубине сна, а после вдруг рассеялся мрак – и почудилось, что Гроза по лесу идёт, осторожно ступая босыми ногами по устланной хвоей и мелкими веточками земле. Приятно кололо ступни, холодило вечерней росой. Шуршала трава, щекотно касаясь лодыжек. Гроза трогала стволы сосен, бугристые, шершавые, но необъяснимо тёплые: то ли светило так нагрело за день, то ли кожа стала прохладнее, а потому любое тепло чувствовала острее.
Она не торопилась, глубоко вдыхая воздух, ещё не уронивший наземь тяжесть прошедшего дня, но уже пронизанный тонкими иглами ночной свежести. Ухнул где-то в самой чащобе филин. Поблизости, верно, проскочил заяц: короткий шорох пронёсся в стороне и замер, когда Гроза обернулась.
Рядом, всего лишь за тонкой стеной молодой черёмухи, что подобралась к самому краю берега, тихо позвякивала водами, словно шумящими подвесками на груди, река. Гроза не приближалась к ней совсем, но чувствовала кожей связь с ней, как будто была с ней одной крови: холодной, прозрачной. Та текла малыми ручейками по телу и трогала, точно тонкие стебли осоки – каждую мышцу, заставляя мелко содрогаться от искристой зяби.
Гроза не знала, куда шла. Но чем дальше уходила, тем яснее ощущала желание окунуться в маняще студёную реку. Но тут невидимая тропка как будто под откос покатилась. Всё ниже и ниже уходил склон, всё гуще поднималась трава в туманной, чуть сырой низине. Земля стала мягче, под ступнями захлюпало сначала, а после вдруг как будто осыпь каменная расстелилась, больно кусая подошвы ног. Гроза огляделась, взмахнула руками, словно хотела туман в стороны раскидать – и удивительно, но белёсая кудель и правда разошлась. И показалось перед взором святилище Велеса, небольшое, но вмещающее всё необходимое: и требный стол, и кострища. Полукругом огороженное невысоким частоколом. Венчали шапку идола с широким околышем морда медведя и рога. Спускалась борода его едва не до пояса, и посох сучковатый в руках чура твёрдо упирался в саму землю. Исчерчен он был знаками глубокими, чёткими даже в почти полной темноте. Белели черепа быков вокруг него, зыркая безразлично на гостью, что случайно забрела сюда. Гроза поклонилась и прошептала приветствие богу, чтобы принял в своём святилище и позволил пройти по нему. Подошла неспешно, чуя, как тугой волной захлёстывает её силой этого места. А после укрывает со всех сторон, как в плотный мешок холщёвый. Ни звуков кругом не стало, ни запахов леса. Потянуло дымом как будто только потухшего костра, а в ушах загудело что-то – отдалённо, угрожающе.
– Спасу тебя, коли захочешь, – шелестом из-под земли самой поднялся голос. – Дочь бури, дочь воды. Желанная, да непокорная.
– Отчего же? – Гроза усмехнулась только, не произнеся ни одного слова, но зная. что её слышат. – Разве непокорная? Сама пойду туда, куда мать позовёт.
– Потому и непокорная. Потому что не ты ей нужна.
– Больше никого отдать не могу, – даже думать с каждым мигом становилось всё труднее. Такая сильная чужая воля сейчас давила на плечи – словно ладони богатыря. – Я всё решила, Князь волхвов.
И качнулся как будто чур навстречу. Навис резко наз самой головой, и рога на шапке его, показалось, небо проткнули.
– Не всё ещё решено. Поможешь мне, и я тебе помогу.
Гроза едва к земле не присела: до того страшно вдруг стало и тяжко. Казалось, кости сейчас захрустят от тисков мыслей и ощущений, что метались по телу, собираясь в чувство широкое и тугое – наполненности неведомо чем: то ли воздухом здешним туманным и сырым, то ли взором Велеса, что ясно виделся сейчас даже в вырезанных на столпе глазах чура.
Она повернулась и едва не бегом прочь пошла. И с каждым шагом, что впечатывала она в ласково тёплую землю, становилось чуть легче. Снова повеяло лёгким рыбным духом от воды. Донёс ветер перешёптывание молодого рогоза, только едва поднявшегося из реки у самого берега. Гроза вышла на прогалину, плавно спускающую край свой травянистый в самую воду. Остановилась, обхватив себя за плечи, кусая губы, которые так и норовили сами собой зашевелиться, произнося обращение к Велесу, что ещё не отгорело в груди.
По коже словно зуд прошёлся, заставляя ёжиться и едва не чесаться от того, какой раздражающе грубой вдруг стала льняная белая исподка – вся в узорах обережных по вороту, рукавам и подолу. Они будто жгли угольками, стискивали горячими обручами – всё сильнее, острее. Нарастал со спины гомон неразборчивый. То ли людской, то ли звериный – сотканный из десятков разноголосых рыков. Будто сами слуги Велеса следом за Грозой сюда пришли, не желая уже отпускать. Она схватилась за край подола рубахи и быстро стянула её с себя. Отбросила ткань в сторону, едва взглянув, как она плавно опускается на траву. Пара размашистых шагов – и река приняла в суровые объятия. Неласковые, но надёжные – вовек не отпустит. Гроза вдохнула глубже и окунулась с головой, не пытаясь даже ничего разглядеть вокруг. Да и как, если ночь уже сомкнулась на небоскате поминальным тёмно-синим тканьём? Только белое дрожащее пятнышко луны застыло над головой – и вода, пронизанная кровавыми нитями разметавшихся вокруг Грозы волос.
Но тут что-то крепкое и горячее обхватило её кольцом. Слишком обжигающим через холод реки. Потащило, закрутило – и выдернуло наверх. Тут же ветер остудил виски до стука зубов. Гроза выскользнуть попыталась, да хватка стала только сильней.
– Пусти! – крикнула, распугивая ночных птиц во всей округе. С плеском ударила ногами воду.
– С ума сошла, Лисица? – хриплый отрывистый голос дрожью стёк по спине. – Чего вдруг топиться пошла?
Она перестала вырываться. Замерла, вцепившись пальцами в крепкие предплечья – да так и вышла на берег. Едва отталкиваясь ногами, будто они вдруг перестали ей принадлежать.
– Мужиков потешить решила? – жарко и сердито шепнули ей в висок.
Она и голову повернуть не могла, впав в оцепенение такое, что даже кожа собственная не чувствуется. А вот чужая – так сильно, обжигающе близко. Гроза кулём свалилась на чьи-то колени, впилась пальцами во влажные блестящие в свете луны плечи и наконец посмотрела в лицо того, кто её из воды вытащил.
Рарог. Он смотрел озабоченно. Испуганно даже. Но улыбался ободряюще и торопливо разворачивал рубаху Грозы, ища ворот. Она только послушно руки в рукава просунула, когда находник натянул на неё восхитительно сухую и тёплую ткань, растёр плечи, так и продолжая удерживать на своих коленях.
– Ты глупая совсем, Гроза? – выдохнул чуть облегчённо, когда заметил, видно, хоть какую-то осмысленность на её лице. Напополам со страшным смущением.
Ведь сидит к нему так близко – и перед лицом прямо его лоснящаяся могучая шея. Намокшая борода с мелкими капельками в ней, губы чуть бледные от прохлады. И крутые изгибы плеч.
– Я не знаю, как так вышло, – пробормотала Гроза. – Я думала, сплю…
– Ага, – он покачал головой. – И дозорные теперь замечательно спать будут и видеть тебя во снах. Смысла известного…
Он сжал губы плотнее, будто даже сама мысль об этом его разозлила. А Гроза только ахнула тихо, прикрыв ладонью рот. Неужто нагой её видели? И как теперь им на глаза показаться? Стыдоба-то какая!
– Так что же, они?..
– Нет, я прогнал их ещё до того, как ты резво рубаху скинула и плескаться пошла под луной, – голос находника и вовсе затвердел, что камень, вросший в землю. – А они поглядеть были непрочь.
Гроза повела плечами – и по телу вдруг растеклась неуёмная дрожь. Отчего-то мысль о том, что Рарог-то её как раз во всей красе посмотреть успел, оказалась не столь обидной. Но от стыда жарко не становилось – только озноб сильнее бил. Находник подхватил с земли и свою рубаху, надел на Грозу поверх её исподки.
– Замёрзла так сильно? – забормотал он слегка растерянно. – Вот же ты, Лиса, учудила. И что же с тобой не так?
Но ждать ответа не стал. Не спросив разрешения, встал вместе с Грозой, будто она дитём была маленьким, лёгким, и понёс её обратно к стану. Она и хотела возразить, вывернуться и сама пойти, да в колыбели его рук было так хорошо, что и мизинцем не шевельнёшь – такая нега накрывает.
Лишь встряхнуло снова, только как Рарог занёс Грозу в свой шатёр.
– Ты не перепутал ничего? – возмутилась она.
– Нет, – просто ответил старшой. – Со мной сегодня будешь. Под присмотром.
И усадил на широкое, устроенное для него ложе. Пока Гроза волосы отжимала и пальцами кое-как раздирала на пряди, Рарог в другом углу за её спиной порты в реке намоченные, переменил и вернулся. Не слушая больше никаких возражений, укутал её сшитым из шкур одеялом, словно запеленал, чтобы точно никуда не делась. А сам рядом устроился, накрывшись шерстяным плащом. Гроза таращилась на него во все глаза, всё ещё недоумевая: что, и правда здесь её оставит на всю ночь?
– Спи, Лисица, – прикрывая веки, пробормотал Рарог. – Обещаю, что трогать не буду.
– Прямо полегчало, – огрызнулась она на всякий случай. А после добавила, помолчав: – Спасибо.
Но он, кажется, уже не слышал. Его громкое сопение растеклось по шатру. Лицо расслабилось, волосы влажные, растрёпанные упали на лоб и глаза. Вот ведь уснул, как будто под чарами. Но Гроза скоро тоже незаметно задремала, устав разглядывать лицо находника сквозь мрак, что надвигался сильнее вместе с тем, как гас небольшой очаг в земле.
А утром проснулась от чувства, что что-то тяжёлое лежит на талии. Оказалось – рука Рарога. И очутились они чудом немыслимым под одной шкурой, тесно прижатые друг к другу. Бёдра Грозы упирались в низ живота ватажника – и отчётливо чувствовали твёрдость его напряжённой плоти сквозь три слоя ткани. Из горла невольно вырвался тихий всхлип, а по спине пронеслось покалывание тёплое, осыпающее искрами необъяснимо острого чувства. Как будто разрасталось что-то внутри, наполняя горло горячей крупой, а всё, что ниже пояса – тяжестью расплавленного текучего свинца. Гроза шевельнулась неловко, выворачиваясь из объятий Рарога. Он не пустил, ткнулся лицом ей в шею и протяжно втянул носом воздух.
– Рекой пахнешь, – прошептал.
Его ладонь легонько скользнула на бедро, цепляя подол. И ещё раз – движением уверенным, но плавным – вверх. Прошлась шершавая кожа по оголённой коленке. Рарог выдохнул медленно, опаляя шею дыханием, и притиснул Грозу к себе ещё ближе, одновременно качнув бедрами, впечатывая в неё твёрдое подтверждение своего желания.
– С ума спятил?! – Гроза перекатилась от него дальше.
– Это всего лишь утро, Лиса, – Рарог хитро сверкнул шалыми то ли после сна, то ли от её близости глазами. – У мужей так бывает.
Гроза фыркнула тихо и поспешила покинуть нагретый их дыханием и жаром тел шатёр. Но не успела даже до полога дойти, как крепкие пальцы схватили её за локоть.
– Нет уж, ты постой, Гроза, – Рарог рванул её обратно и мигом усадил обратно на ложе, ещё не остывшее после сна. – Рассказывай давай, что такое ночью было? С чего ты вдруг в лес понеслась, не отзывалась, как окликали тебя. Ничего не видела кругом, не слышала. Ты не русалка часом?
