скачать книгу бесплатно
После омовения стало легче. Казалось, он стал лучше видеть. Теперь Лев различал едва заметные силуэты духов, висящих вниз головой на баньяне. «Они, значит, висят тут, как летучие мыши, и ждут, когда принесут свежего покойника, чтобы вселиться в его тело», – понял он. Веталы обнимали себя, скрестив свои четыре руки. Плотно сложенные, как у летучих мышей, крылья закрывали их спины. Лев сложил ладони лодочкой, набрал воды – оросил лицо и растёр холодные руки Агнии. Её веки дрогнули… или ему показалось?
Тем временем Лилит провела ножом круг у самого порога храма. («Диаметр – метра три», – зачем-то прикинул Лев.) – Принеси тело Агнии! – велела Лилит.
Он положил тело Агнии в магический круг ногами ко входу в храм. Лилит одобрительно кивнула.
«Надеюсь, Лилит знает, что делает!» – молился неизвестно какому богу выпавший из действительности Лев. Ему подумалось, что так он будет чувствовать себя после смерти – понадеется, что кто-то подскажет ему, как себя вести.
– Теперь ложись по левую руку Агнии, – приказала Лилит.
Лев лёг на влажную землю. Вспомнил, что вся его одежда осталась на берегу пруда, смутился, попытался закрыться, а потом подумал, что это уже неважно. Лилит наклонилась и натёрла ему священным пеплом грудь, плечи и лоб повыше переносицы – он почувствовал, будто во лбу открылся слезящийся глаз, а грудная клетка разошлась, и Лев сердцем и лёгкими ощутил боль и холод от соприкосновения с ночным воздухом. Себе и Агнии Лилит тоже поставила пеплом точку на лбу.
И восстал ветер.
Туман рассеялся.
Небо открылось над головой, как бездонная пропасть, усыпанная сияющими драгоценностями.
Закачались ветви баньяна – с него, как спелые плоды, посыпались духи. Веталы приблизились к границе магического круга. Синеватый дым медленно клубился внутри прозрачных тел. У духов были огромные злобные глаза, в центре лба горело огнём третье, вечно неспящее око. Веталы, казалось, тяжело дышали, высунув красные языки, как делают собаки, когда им жарко. Духи переглядывались и скупо жестикулировали, будто вели безмолвный спор: кому достанется это прекрасное свежее тело.
Из храма медленно вышла закутанная в тень богиня. Лица у неё не было – только чёрная пустота. Кали остановилась на пороге, как на берегу. «Она не может сойти на живую, благоухающую землю», – догадался Лев. Будто услышав его мысли, богиня прямо со ступени храма шагнула в магический круг. Сделала несколько шагов и встала у головы Агнии.
А Лилит взяла левую руку Льва, сделала надрез и смочила кровью губы Агнии. Потом рассекла правую руку сестры и дала напиться Льву. Тот, поборов ужас, проглотил мёртвую кровь. Глоток, ещё большой глоток… Он бережно опустил руку Агнии.
Веталы подступили ещё ближе. Льву казалось, что он чувствует их учащённое дыхание.
Лилит опустилась и положила голову Льва себе на колени. Он увидел над собой её перевёрнутое лицо, которое показалось незнакомым и уродливым. Они смотрели в глаза друг другу как чужие.
– Послушай меня. Теперь всё правильно: именно сегодня, а не вчера – четырнадцатый день тёмной половины месяца бхадра, – изменившимся голосом возвестила Лилит. – Верно?
– Да, – как загипнотизированный сказал Лев. Ему показалось, что он не узнаёт своего голоса.
– Мы пришли на Южное кладбище и на пороге третьей стражи совершили омовение. Верно?
– Да.
– Я нанесла священный пепел на ваши тела. Верно? – Да, – эхом откликнулся Лев.
– Во славу Кали ты напоил своей кровью Агнию, и она напоила тебя своей, потому что кровь – вместилище души человека. Верно?
– Да… Ты же спасёшь её? – выдохнул Лев.
– Конечно! Она станет бессмертной! А ты хочешь стать бессмертным?
– Без разницы… – прошептал Лев. – Только бы Агния была со мной…
– Прекрасно! (Ему показалось, что в голосе Лилит сквозит ирония.) Ничего не бойся, – продолжила она, – а теперь… сюрпри-и-из! – Правая рука Лилит пошла вверх, блеснул клинок, и будто серебряная нить прошила воздух над грудью Льва и пронзила его сердце. Не веря, что всё это происходит с ним, Лев успел ощутить тонкую сладкую боль. С ужасом он почувствовал, как в отверстую грудь проник ветала. И увидел, как в открытый третий глаз Агнии вошёл другой ветала.
Лилит как во сне обошла вокруг богини и упала пред ней ниц – поклонилась шестнадцатичленным поклоном и вознесла молитву, состоящую из шестнадцати частей. После этого встала одной ногой на голову Агнии, другой на голову Льва, и, подняв руки, трижды сделала молитвенный жест, приветствуя богиню, и громко провозгласила:
– Свершилось! Свершилось! Свершилось! О повелительница мира! О созидательница и разрушительница! О подательница жизни! Прими эту жертву и возрадуйся, о благодетельница! Дай мне власть над Талой и Веталой! Да стану я обладателем магической силы и могучего волшебства!
Раздался грозный хохот богини Кали, она изрекла: «Да будет так!» – и исчезла…
…Лев удивился: он что – не умер?
Ему показалось, что он безмерно увеличился в размерах. Теперь он вмещал всю Вселенную, растворился в ней. Он почувствовал себя во всех местах одновременно, он мог читать мысли любого человека: хор миллиардов голосов гудел, словно ветер в безбрежном лесу, где каждый листик рассказывал свою трагическую историю, и мог Лев распознать любой голос, но не желал этого. Он был всей Вселенной, и от этого он был безмерно одинок, и не было ему пристанища. Он осознал, что будет теперь скитаться в бесконечности. А Лилит будет использовать его и Агнию в своих целях.
Он обречённо понял – Лилит обманула его!
* * *
Что я чувствую? Сожаление. Горькое и пустое сожаление. Оно выедает мне душу. А осталась ли у меня душа? Наверное, нет. По крайней мере, та душа, которая у меня была. Которой я всей без остатка любил Агнию.
Наверное, какая-то часть моей души ещё жива во мне, я берегу её, стараюсь раздуть в себе огонёк интереса, мечты, желания. Некоторые каббалисты, например, считают, что всем в мире движет желание. Но у меня нет желаний. Вселенский холод общей божественной души, одной для всех трёх миров, приемлющей равно добро и зло, красоту и ужас, жизнь и смерть, не даёт мне возродить мою собственную отдельную душу.
Я овладел восемью волшебными силами. Могу осуществлять любое желание. Я достиг несокрушимой воли, я исполнился всемогущим знанием. Я стал независимым от чужих желаний. Я знаю всё о людях. Я могу внушать им любые чувства… Только мне это не интересно. Все мои магические умения меня не радуют.
Я могу летать. Могу подняться в высший из трёх миров и говорить с мудрецами, святыми, аскетами и мистиками. Но мне не хочется этого, потому что они погружены в самопознание и самосовершенствование, и им нет дела до бедного веталы. Поэтому я болтаюсь уровнем ниже, где обитают такие духи, как я, и привидения.
Мы, в принципе, свободны, но по зову Шивы или сына его, Ганеши, обязаны явиться в их свиту. В ней обретаются самые отбросы: бхуты – души, не получившие после смерти нового тела, преты – голодные духи, то есть души умерших, по каким-то причинам застрявшие на этом свете среди живых, злобные пишачи, нападающие на людей и тупо пьющие их кровь, и мерзкие ракшасы. С ними мне тоже скучно. Оргии, которые устраивает вечно пьяный и обдолбанный Шива, мне противны, может, потому, что я всё ещё помню, как был человеком… Самое неприятное – это холод.
Всепроникающий космический холод. Я, как Шива, купаюсь в пепле кремированных – и не могу согреться. И, как Шива, я не стесняюсь своей наготы, ведь моя одежда осталась на берегу проклятого пруда. Я пью горячую кровь живых, она согревает, но ненадолго… Кстати, Агния завела себе подруг среди девушек-пишачей и пристрастилась к живой крови, но иногда в жару она употребляет холодненькую, мёртвую. Теперь она составляет каталог вкусовых качеств крови в зависимости от возраста, пола, национальности и религиозной принадлежности. Когда я спросил, при чём тут религия, она сказала, что кроме нравственных устоев, которые, конечно же, влияют на привкус крови, религия диктует ещё и тип питания – ну там типа запрета на свинину и алкоголь. Агния считает, что самая вкусная кровь у каннибалов, потом у ортодоксальных евреев, неплохая у индуистов и мусульман, а самая мерзкая – почему-то у политиков. «Политика – не религиозная принадлежность», – сказал я. «Какая, нахрен, разница? – ответила Агния. – Всё равно гадость». У неё есть пунктик: она не пьёт кровь у детей до семи лет, потому что не любит привкус сладкой ангельской крови…
…Агния висит на ветке баньяна недалеко от меня. Она носит всё то же белое сари, давно ставшее серым, но ей всё равно. Её прекрасные волосы потеряли блеск, спутались, выглядят сальными. Это тоже ничуть её не волнует. Я стараюсь не смотреть на веталу в теле Агнии, а она на меня, наверное, потому, что это больно… Пока больно, потом пройдёт, я так думаю. Видимо, дают о себе знать остатки моей человечности.
Я иногда наблюдаю и за Лилит. Она почему-то не беспокоит нас, не заставляет служить ей. Лилит тоже не выглядит счастливой. Тоскует ли она по сестре? Не знаю. Надеюсь, что да. И пусть её холодное сердце вечно болит…
Вот так мы и живём, существуем то есть. Я занят тем, что пытаюсь вспомнить, что чувствовал, когда был живым. Жалким, мягкотелым, себялюбивым, до ужаса боящимся потерять то, что люблю… но – живым!
Я – бессмертен.
Я – мёртв.
Все три мира я отдал бы за мою потерянную короткую смешную человеческую жизнь, которая сейчас кажется мне такой яркой, чудесной, неповторимой…
Прощайте.
Ваш Лев, то есть ветала…
Николай Остапцов
Орден хрустального кортика
– Сколько лет! – радостно закричал, увидев меня, Тодоровский. – Сколько ж мы с тобой не виделись? Я лихорадочно стал прикидывать, сколько времени прошло с момента нашей с ним последней встречи. Получалось, больше ста лет! Он тогда был поручиком кавалерии, лихо обращался с саблей, всех удивлял мастерством стрельбы из револьвера, а в карточных играх так и вовсе ему не было равных. Я тогда изображал полкового священника и не мог «блистать» такими «талантами». – Давненько, давненько! Ещё в Русско-японскую! В Маньчжурии! – Точно! – Старый вампир, конечно, не выглядел на свои семьсот с лишним лет. Максимум лет на пятьдесят, если на общечеловеческие… – Хорошие времена были! И сытые, и вполне безопасные… И никто на нас внимания не обращал… – Не скажи, Дмитрий Петрович! Ещё как обращали! Особенно если мы теряли осторожность… Знаешь сколько раз ко мне приходили исповедоваться, заодно и поделиться своими подозрениями на твой счёт? – Полноте, сударь! – на старинный манер осадил мой пыл бывший князь Забубённый, он же – бывший поручик Шнырин и мало ли кто ещё «бывший». – В те времена никто даже не представлял, что быть вампиром и при этом не пить кровь – вполне нормально! В те времена ведь как считали?
– Это понятно, Петрович! Но согласись, когда их обгладывали за карточным столом, они чувствовали…
– Да бросьте, отец Егорий… Георгий… Кстати, как тебя сейчас зовут?
– Юрий Михалыч Бутылин, если интересно… Тружусь в средней школе, учителем истории. Да-да! В «очень средней» школе, «очень средним» учителем. В июне пора бы поменять школу, а то возникнут подозрения, ведь я как-то не старею…
– И не жалко детишек?
– А кем, с твоего позволения, мне работать? Водителем на самосвале? Или, может, электриком? Как ни крути, а лучшей профессии для человека с моей особенностью – не найти!
– Но ведь…
– Эмоции, Дмитрий Петрович, – это мощная энергия! И не обязательно отрицательные! Не доводилось ли читать «Тимур и его команда» Аркадия Гайдара? – Петрович кивнул. – Помнишь финал? Не напрягайся! Не ручаюсь за точность, но там было что-то такое: «Все вокруг спокойны, значит, и я спокоен тоже!» Для меня это: «Все вокруг спокойны, значит, я голоден!» Не могу, если вокруг ничего не происходит! Мне обязательно нужно, чтобы кто-то вокруг волновался, боялся, нервничал… На худой конец, пойдёт и радость, смех… А где, как не в школе, эмоции проявляются столь ярко и столь искренне? А ты, Дмитрий Петрович, сейчас чем промышляешь? Как и раньше, военным?
– Нет, Юра… Сейчас быть военным – не получится. Не успел прибыть на новое место службы, а о тебе уже знают всё! И в каком училище… Как они теперь называются… Военный институт! Или военный университет? Не успеваю я за их реформами! Вкратце и где учился, и где и под чьим началом служил, и чего стоишь как офицер…
Да и возраст, знаешь ли, уже не тот, чтобы выглядеть как бравый солдат… Я теперь – актёр!
– Не может быть! – Почему же не может! Не Щепкин, конечно, даже не Райкин… Зато всё время на людях. Эмоции – через край! Правда, театр, похоже, доживает последние годы… Театралы – стареют. Молодёжь если и приходит, то лишь один раз. Придут, посмотрят… А тут что? Зрелищность? Да какая тут зрелищность? Никакого сравнения с кино! Актёрское мастерство? Кто его оценит?! Мы с минуту помолчали.
– Как я понимаю, – я начал новый виток разговора, – вампиры нашего уровня обречены на вымирание? – Пока нет, Юрий… Михалыч… Но спокойная жизнь, похоже, заканчивается. А тут ещё и биометрические паспорта ввести собираются…
– Слышал и об этом… И что? Теперь уже и поменять документы станет невозможным?
– Не думаю… Хуже другое! Собираются объединить вообще все документы! Представь себе, что есть проект – сделать в одном документе и паспорт, и водительские права, и банковскую карту, и медицинскую… В общем, всё! И плюс ко всему этому – зашить человеку под кожу небольшое устройство, которое не только объединит в себе все эти документы, но и будет отслеживать человека в любой точке Земли! Представь себе: куда бы ты ни пошёл, о каждом твоём шаге уже знают. А в перспективе будут ещё и мысли каждого отслеживать! Только подумал, мол, зря цены на электричество подняли, зря Китаю уран продают, а тут тебе – р-раз! И все твои накопления со всех счетов и заблокировали!
За спиной Дмитрия Петровича я заметил чертовски знакомую физиономию ещё одного из наших, имя которого запамятовал. Он потихоньку подкрался к бывшему князю, подмигнул мне, чтобы я его не выдавал, и протянул руку к правому плечу, хотя левое было ближе. Однако дотронуться до него не успел.
– Леонидыч! Сколько я тебя знаю, ты всегда подходишь со спины и всегда тянешься к дальнему от себя плечу! Придумай, наконец, что-нибудь новенькое!
Непонятно как замеченный Герман Леонидыч – точно! Герман Леонидович Демидов – вот как зовут этого упыря – улыбнулся во всё своё грызло.
– Те-тебя, Дми-Дмитрий Петрович, не п-проведёшь! – Герман почему-то стал сильно заикаться.
– Конечно! Сколько я тебя знаю, ты всегда так делаешь… А сейчас так глянул на часы, думаю: Герман близится, а полночи – всё нет! И точно – знакомый запашок-с!
– А ты в-всё в-время замечаешь! Ну, хо-хоть раз бы сде-сделал вид, что не за-заметил! – Леонидыч широко улыбнулся. Он почти не изменился со времён нашей последней встречи, разве что побрился наголо, да в бровях появились несколько седых волосков. Даже образ «пьян до синевы и слегка выбрит» поддерживается исправно. Ему, видимо, и невдомёк, что Дмитрий Петрович его каждый раз обнаруживает именно благодаря сильному перегару. Удивительная особенность у Леонидыча: какие бы напитки он ни употреблял, перегар всегда имеет один и тот же запах…
– Леонидыч, а ты-то здесь откуда? – Бывший князь Забубённый, насколько я помню, недолюбливает Леонидыча, надо понимать, из-за склонности к пьянству и глупым шуткам, а потому не слишком с ним церемонится.
– Да-да от-откуда мне знать? Моё дело – «по ма-ма-ленькому»! – Бритый упырь заржал со своей, в общем-то, глупой шуточки. Конечно, князю она понравиться не могла. – Велено явиться, ну я и «Вот он, как живой!»
– Всё с тобой понятно… – Бывший поручик Шнырин, а теперь – театральный актёр мастерски владеет собой. Этого у него не отнять! Ни одна жилка не дрогнула на его лице, хотя он, скорее всего, с трудом сдерживался.
– Ладно, господа упыри-вампиры-вурдалаки! Без двух минут полночь! Клуб уже открылся… Нам пора!
Мы торопливо спустились по крутой лестнице в мрачноватое подвальное помещение клуба «Бельведер» на окраине Кислопёрска…
Йозас, Магистр ордена Хрустального кортика, стоит на небольшой сцене, как самый обыкновенный человек. Ничто в его внешности не выдаёт отличий от миллиардов самых обыкновенных людей. Может, излишне высокий, около двух метров, но среди людей – это вариант нормы. Ну, бледноватая кожа, так этим никого не удивишь!
Говорят, что Йозас – откуда-то из Прибалтики. Может быть, врать не буду, вполне может быть. Ещё говорят, что ему нет и трёхсот лет, а Магистром он стал случайно… О! Кажется, все в сборе!
– Что ж… Начнём… – Магистр говорит медленно, будто каждое слово даётся ему с большим трудом. – Господа! Сегодня я собрал вас всех здесь по крайне неприятной причине… Дело в том, что всему нашему ордену угрожает опасность…
– Это по-понятно! Н-нам всегда что-то у-угрожает! – высказался Демидов, стоящий рядом со мной. – Герман Леонидович… Я бы попросил… – Д-да, я понял! – буркнул Демидов и опустил глаза. – Извините! – Итак, над нашим орденом нависла опасность… И ладно бы, если бы только над нами! Если не принять срочных мер, скоро не то что какая-то организация, не то что какой-то орден… Всё население Земли, включая медуз, крыс и тараканов, – окажется под угрозой! – Чума? – Теперь подал голос Тодоровский.
– Нет, не чума… Гораздо хуже! Дело в том, что среди людей обозначилась разновидность, по сравнению с которой – любая болезнь, любые паразиты, даже глобальные катастрофы покажутся мелочью!
– Кто же эти существа? Учёные-маньяки? Озверевшие вояки?
– Нет! Всё гораздо опаснее!
– Продажные политики?
– Не ломайте головы, господа! Это финансовые магнаты… Миллиардеры…
По залу прокатилось недоумённое перешёптывание:
– И что тут такого? Богатеи были во все времена! Они и войны развязывают, и на политиков влияют… Ничего нового!
– Вся беда в том, что их ещё никому не удавалось контролировать! – Йозас тяжело вздохнул. – А они развились до того состояния, что с ними не может сравниться ни один самый злобный вурдалак прошлого! Их совершенно не интересуют эмоции, живая кровь, плоть… Их интересуют, казалось бы, пустяковые вещи – власть и богатство! Казалось бы, эти безделицы годны лишь для небольшой подпитки эмоциального порядка, причём довольно быстро угасающей. А эти негодяи нарушают баланс, сеют смерть среди людей, век которых и так до обидного мал… Но и это – ещё не всё! – Голос Магистра был довольно тих, но почему-то мне показался торжественным. – Жадность этих существ, если их не остановить, приведёт к короткому всплеску сильных эмоций… Увы – последнему. Потом, скорее всего, не останется никого!
– А нам это чем грозит? Магистр, чем же их жадность опасна для медуз и тараканов, о которых вы только что упомянули?
– Эти негодяи готовы отравить всю землю, лишь для того, чтобы потешить своё самолюбие… Для увеличения своих доходов, они готовы уничтожить всё живое! Конечно, такой цели они не ставят, но применяемые ими технологии – неизбежно приведут к гибели всей жизни на всей Земле. Допускаю мысль, что не останется даже бактерий…
– Да как же так?
– Можете мне не верить… но это – так!
– Ладно! Поверим вам, Магистр, но… Что мы можем сделать? У этих негодяев, наверняка, своя организация, в которую нам не проникнуть… Они, скорее всего, и не думают, что их действия чреваты…
– Может, и не думают, а может, не сильно переживают… ну, большое дело, целая планета погибнет! Зато у них будут все богатства, все ресурсы… пусть даже сами вскоре передохнут!
– Ст-стра-странная ло-логика! – заключил Демидов.
– Леонидыч! Это для тебя фраза: «Зачем мне весь мир, если мне жмут ботинки?» – жизненное кредо, а для них…
– Ему важнее похмелиться…
– …Важнее всё захапать, пусть ценой гибели всего… – несколько пафосно высказался Дмитрий Петрович. – Так! – Магистр решил прекратить балаган. – Господа упыри-вампиры-вурдалаки! Попрошу тишины!
Через несколько секунд в малом зале «Бельведера» воцарилась полная тишина. Наверное, будь там хоть одна муха, её было бы слышно.
– Итак, господа, есть ли у кого-нибудь идеи? Что может предпринять наш орден? Будем ли мы координировать наши действия с другими орденами или сохраним секретность?
– Однозначно – секретность, Магистр! Никаких обсуждений… Лучше никаких упоминаний! Вы ведь знаете, что заметная часть упомянутых вами негодяев состоит в «Черепе и костях», в куче масонских лож… Достаточно им лишь заподозрить, откуда может возникнуть угроза, и от «Хрустального кортика» не останется ничего и никого… – А что мы сможем сделать сами?
– А что, если со-соберём всех? По-моему, кро-кроме утечки и-информации – ничего не добьёмся! Оно нам надо?
– Правильно, Леонидыч! Смотрите-ка, он ещё не все мозги пропил…
– Так, господа! Вижу, что мнения разделились… Предлагаю избрать Совет… Учредить Собрание…
