скачать книгу бесплатно
Сказав эти слова, старик пошел себе назад, как будто и не его дело.
Озадаченный, Иван несколько времени смотрел ему вслед. Мысль, что и при смерти его так обижают, задела молодца за живое.
«Постой же, проклятый старичонка, – сказал он с досадой». Это тебе даром не пройдет. Утопиться я и завтра утоплюсь, а прежде все бока тебе отделаю.
Говоря это, Иван поспешно оделся и пустился догонять старика. Но то ли старик увидел погоню, то ли так пришло желание, только он стал ускорять шаги, а когда Иван был уже от него недалеко, он пустился со всех ног, откуда прыть взялась.
– Постой, старый хрен, постой! Я тебе дам дурака с кулака, – кричал Жемчужин вслед старику.
Старик не отвечал ни слова и бежал, не останавливаясь. Иван за ним. Бегут, только пятки мелькают.
Вот уж Иван стал нагонять старика, как вдруг тот шмыгнул в ворота одного дома и хлопнул калиткой. – Что это с вами, дедушка? Зачем вы так бежите? – спросила с испугом молоденькая внучка старика, когда тот, облитый потом и едва переводя дух, вбежал в комнату.
– Ничего, ничего, Анюша. Ступай гостя встречать, – сказал старик, уходя в другую комнату.
И прежде чем хорошенькая Аннушка могла объяснить себе, что это за гость такой, Иван – пых в комнату!
Но как бы ни был рассержен он на старика- насмешника, он все-таки сохранил столько ума, чтобы не принять молоденькую девушку за старого хрена.
Растерявшись совсем при этом неожиданном превращении, он остановился посреди комнаты и только отпыхивался.
Между тем Аннушка, или Анюша, как называл ее старик, испуганная, в свою очередь, подобным посещением гостя, прижалась в угол и смотрела на Ивана наполовину со страхом, наполовину с любопытством. Несколько минут продолжалось молчание, во время которого слышалось только легкое покрякивание старика в другой комнате. Аннушка первая пришла в себя и, отойдя немножко из угла, обратилась к гостю с вопросом:
– Вам кого надобно?
Голос, которым сказаны были эти слова, окончательно расстроил бедного Жемчужина. Надо сказать, что голос Аннушкин был что твой соловушко! Но так как нужно же было отвечать, то Жемчужин, собрав все силы, пробормотал:
– Мне-с?.. Ничего-с… Как ваше здоровье?
Аннушка готова была принять его за полоумного, если бы только в этом не разуверяли ее глаза Ивана, в которых было что-то такое, что чрезвычайно понравилось девушке.
– Я слава Богу, – отвечала она на ловкий вопрос Жемчужина. – Как ваше?
– Мое-с… так, ничего-с… слава Богу.
И снова замолчали. А дедушка продолжал себе покрякивать в другой комнате.
Наконец Иван почувствовал, какой он дурак, и в этой смиренной мысли он стал ни с того ни с сего кланяться Аннушке.
Аннушка тоже почла нужным отвечать на поклоны Ивана.
– Извините-с, – сказал наконец Иван, пересиливая свое замешательство. – Мне сказали, что здесь пускают на хлебы. Так я и пришел узнать – за какую цену? Извините, пожалуйста.
– Ничего-с, ничего-с, – отвечала девушка. – Но только вам напрасно сказали, что мы держим нахлебников. Да у нас нет и лишнего помещения.
– Извините, пожалуйста. А позвольте спросить, кто вы такие?
– Я— Аннушка, внучка дедушки… Знаете Якова Степаныча?
– Как не знать, слыхал-с, – отвечал Жемчужин уверенно, хотя совесть и говорила ему: врешь, разбойник! – Еще прозвание его, кажется… – Иван замялся.
– Петриков-с.
– Да, точно, Петриков. Так у вас не принимают на хлебы?
– Никак нет-с.
– Извините, пожалуйста. Ведь чего, подумаешь, люди не выдумают! За тем прощу прощения, – сказал Иван, пятясь к дверям, хоть ему и очень не хотелось так скоро оставить Аннушку.
– Прощайте-с.
Жемчужин еще раз поклонился и вышел, уж, разумеется, не так скоро, как вошел.
Чудная перемена произошла с Иваном. Топиться уж и в помине не было. Он даже нашел, что жить гораздо веселее, чем умереть, и что в воде уж, верно, нет таких хорошеньких рыбок, как на земле Аннушка. Между тем старик с веселым лицом вышел из-за перегородки.
– Ну, что, Анюша, каков твой гость? – спросил он Аннушку, которая, не знаю для чего, протирала стекло в окне, выходившем на улицу.
– Я его прежде не видела, дедушка.
– Мало ли кого ты не видела, – возразил старик. – А каков он тебе показался?
– Мне-с?.. Он, кажется, скромный такой, – отвечала Аннушка, покраснев немного.
– Вот угадала, так угадала! Особливо, я думаю, он скромно вошел. Так, что ли?
Девушка не отвечала.
– Да, да, – продолжал старик. – Всем был хорош, да только вот тут посвистывает, – сказал он, показывая на голову. – Он, кажется, на хлебы просился? А? Ну, ничего, даст Бог, и свой найдет. Да что толковать о нем! Дай-ка лучше перекусить чего- нибудь.
И разговор прекратился.
Возвратимся к Жемчужину. Выйдя из дома Петрикова, он на минуту остановился: то ли хотелось ему посмотреть на дом, который он в первые минуты попыхов хорошенько не заметил, то ли для того, чтобы подумать, куда бы на этот день приклонить голову. Думал, думал и решился идти к одному бедняку, знакомому, которого он в прежнее время удостаивал перемолвить с ним слово. Богатые отказали, думал он, авось бедняки будут жалостливее. И точно, на этот раз надежда его не обманула. При бедности кармана у знакомого его была душа богатая. Он принял Жемчужина с таким радушием, что у Ивана почти слезы навернулись.
Таким образом, приют нашелся. Оставалось теперь подумать о средствах найти трудовой кусок хлеба.
Посоветовавшись со знакомым, Иван решился смирить свою гордость и на первый раз поискать где-нибудь места сидельца. К счастью его, один из старых знакомых его воспитателя принял участие в положении Жемчужина. Он достал ему место сидельца у одного зажиточного купца, с порядочной платой. Жемчужин засел за прилавок, и так как он был малый смышленый, то вскоре успел заслужить доверенность хозяина. Сидя весь день за прилавком, Иван утешал себя надеждой пройти еще засветло мимо дома Петрикова и полюбоваться, как хорошо сделаны у него окна, особенно одно угловое, с горшком герани и с белой, как снег, занавеской. Иногда случалось ему встречать самого Петрикова, и Жемчужин за несколько шагов снимал уже свою шапку и кланялся в пояс.
Старик с обычной своей усмешкой ласково отвечал поклоном на поклон, но тем дело и оканчивалось.
Один раз, не помню в какой-то праздник, Жемчужину привелось стоять в церкви недалеко от Аннушки…
Надобно вам сказать, что он, не знаю почему, особенно полюбил церковь, в приходе которой числился дом Петрикова. Правда, Жемчужин говорил, что уж куда какой тут голосистый дьякон, вот так бы его все и слушал; но так как дьякон вскоре переведен был в собор, а Жемчужин по- прежнему продолжал посещать церковь, то я не могу вам сказать, насколько правды было в словах Жемчужина… Ну, так я сказал, что в один праздник ему привелось стоять подле Аннушки. Все видели, как он усердно молился, а одна Аннушка заметила, как он поглядывал на нее. Обедня кончилась. Иван выждал выхода Петриковых и пошел за ними, посматривая так пристально по сторонам, как будто он в первый раз видит эту улицу. На повороте к известной калитке, Жемчужин низко поклонился старику, поздравил с праздником и, должно быть, нечаянно обернулся к Аннушке, которая, отстав от своего деда, спешила теперь догнать его. Как-то, тоже, верно, нечаянно, глаза их встретились.
Девушка рассмеялась и покраснела, а Иван остановил свою шляпу на половине пути к ее месту назначения.
Наконец, вероятно припомнив, как надевается шляпа, он поспешил привести ее в надлежащее положение и пошел к своему хозяину. Можно было заметить, что ему в голову пришла какая-то необыкновенная мысль, потому что он два раза спотыкнулся по дороге да пять раз натыкался на встречных прохожих.
Хозяин Жемчужина был купец старого покроя.
Простой, добрый, любивший в иное время поболтать всякий вздор со своими сидельцами, а в другое порядком их пожучить. На этот раз он был более расположен к первому. Увидев Ивана, который, помолившись наперед иконам, поздравил его и сожительницу его – в два обхвата в объеме – с праздником, хозяин приветливо пригласил его выкушать чашку чая.
– От обедни, верно, Иван Петрович? – спросил хозяин.
– Точно так, Поликарп Ермолаич, от обедни.
– А уж, верно, из Архангельской? – продолжал хозяин, посмеиваясь. – Да ведь, кажись, нет уж любимого твоего дьякона… Али кто другой нашелся ему на смену? А?.. Ну а скажи-ка мне: от кого читали сегодня Евангелие? – спросил купец с лукавым видом, прищуривая левый глаз.
– От Матфея, батюшка, или постой, от Луки… так, кажется.
– То-то от Луки! Верно, в голове ходило не евангельское.
– Виноват, Поликарп Ермолаич. Чего таиться, грешный человек.
– Ох, уж вы, молодые головы! И в храм Божий ходят с житейскими помышлениями.
– Уж коли вы сами начали, Поликарп Ермолаич, так уж, верно, вам так Бог внушил. Благословите, батюшка, на злат венец, и вы, матушка Аграфена Ивановна, – сказал Жемчужин, встав с места и низко кланяясь своим хозяевам.
– Э, так вот куда речь идет! Ну, ладно, ладно. Лучше завести свою, чем на других губы облизывать. – Уж как же вам не стыдно, Поликарп Ермолаич, – вступила в речь его сожительница. – Хотя бы для святого праздника удержались говорить такие речи.
– И, матушка, – отвечал купец, – говорю я правду, а правду не грешно сказать и в праздники… Ну, а кого ты там заметил? – продолжал он, обращаясь к Жемчужину.
– Вы, верно, знаете, Поликарп Ермолаич, мещанина Петрикова?
– А! Это что с внучкой ходит? Знаю, брат, знаю. Хоть и не наш брат купец, а хороший человек. А внучка его – что твоя малина-ягода! Вижу, Иван Петрович, что губа-то у тебя не дура.
– Так уж сделайте такую божескую милость, Поликарп Ермолаич, и вы, матушка Аграфена Ивановна, не откажите помочь мне, а вам за это Бог заплатит.
– Сватать, что ли? Ну, ладно, ладно. Ты малый честный. Почему же не помочь тебе в добром деле? Сегодня уже поздно ехать, а вот завтра подумаем.
Жемчужин низко поклонился хозяину и поцеловал руку у почтенной его сожительницы.
Остальной разговор прошел в шутках со стороны хозяина и в беспрестанном повторении: «Уж как же вам это не стыдно, Поликарп Ермолаич!» – Со стороны хозяйки.
Ивану опять пришлось не спать целую ночь. Верно, под сердцем кусалось.
На другой день хозяин Жемчужина, надев свое праздничное платье и помолившись иконам, отправился к Петрикову, а Жемчужин сам не свой пошел к обедне.
Вероятно, он был в особенном благочестивом настроении духа, потому что дьячок, смотря на усердные его поклоны, не удержался толкнуть в бок пономаря и шепнуть ему: «Вишь, как молится, должно быть, именинник сегодня».
По окончании обедни Жемчужин еще положил три земных поклона перед образом Михаила Архангела и пошел к хозяину ни жив ни мертв.
Вскоре приехал хозяин.
– А славная погода сегодня, Иван Петрович, – сказал хозяин, снимая свой сюртук. – Не худо бы этак вечерком съездить в поле – чайку напиться. А, как ты думаешь?
– Хорошая погода, Поликарп Ермолаич, – отвечал Жемчужин, в огне как в пытке.
– Этакое, подумаешь, благодатное лето выдалось, – продолжал хозяин, по-видимому желавший помучить бедного жениха. – Только жаль, что грибов мало. А? Не правда ли?
– Да, точно неурожай на грибы, – отвечал Жемчужин, мысленно проклиная все грибы на свете.
– Ну да вот Бог даст дождичков, так авось и грибы покажутся.
– Да уж полноте вы, Поликарп Ермолаич, мучить Ивана Петровича, – вступилась добрая сожительница. – Посмотрите-ка, у бедного ино слезы навертываются.
– Ничего, матушка, ничего, потерпит, дело не к спеху. – Но то ли положение бедного Жемчужина тронуло наконец веселого купца, то ли истощился запас его шуток, только он вдруг принял серьезный вид и сказал, разглаживая окладистую свою бороду: – Ну, Иван Петрович, был я и у Петриковых.
Жемчужин весь превратился в слух.
– На первый раз, – продолжал хозяин, – пока похвалиться нечем. Старик не прочь, да говорит, что у него мало, а у тебя – ничего, так чтобы не каяться. Вот говорит, как Бог поможет ему зажить своим домком, так я и по рукам. А до тех пор не даю слова.
Бедный жених опустил голову.
– Ну, что ж, чего печалиться? – сказал купец, невольно тронутый горем своего сидельца. – Старик ведь не отказывает. Бог милостив, год-два… Веди себя только хорошо – будет и у тебя копеечка.
– Да ждать-то бы еще ничего, – сказал Жемчужин. – Да как в это время сыщется жених побогаче? Тут как быть, батюшка Поликарп Ермолаич? – А быть, как Господь на ум положит. И полно горевать, любезный! Суженого конем не объедешь. Коли Бог судил Анюше быть за тобой, так и семь ворожей отвода не сделают. Живи себе честно да молись Богу, и все ладно будет.
С этими утешениями хозяин отпустил Ивана.
На первых порах после неудачного своего сватовства Жемчужин ходил как сам не свой. Даже единственная отрада – пройти мимо дома Петрикова – не приходила ему в голову; а если когда и приходила, то стыд отказа сейчас же ее прогонял. Он сделался задумчивым, скучным, и хотя продолжал вести дела хозяина по-прежнему, однако ж без особенного в них участия.
Но судьба бодрствовала над ним невидимо.
Однажды, когда он сидел за своим прилавком, перекидывая на счетах, вдруг в лавку вошла молодая женщина в сопровождении Аннушки. Иван не верил глазам своим. На него нашел какой-то столбняк, так что он и видя не видел, и слыша не разумел. И только уже после вторичного вопроса Аннушкиной спутницы он пришел в себя и вспомнил, что в лавку, кажется, для всех вход открыт. Выложив требуемый товар, Жемчужин решился спросить о здоровье Петрикова. В это время вошла в лавку третья покупательница, знакомая Аннушкиной спутницы, и они, как водится, не упустили случая пострекотать немножко. Иван мог свободно говорить с Аннушкой; но язык, как на беду, совсем забыл, что есть русская речь на свете. Наконец, кой-как собравшись с духом, он спросил вполголоса Аннушку, не сердится ли она на него за то, что он смел ее сватать.
Аннушка, покраснев как маков цвет, сказала тоже вполголоса, что сердиться тут, кажется, не за что.
– Вот вы так, верно, сердитесь, – говорила она, не поднимая глаз. – С того самого дня вы ни разу не проходили по улице. И дедушка не раз спрашивал: что это с вами сделалось? Уж не больны ли вы?
– А вы, Анна Васильевна, желали бы, чтоб я проходил по вашей улице? – спросил Жемчужин с необыкновенной смелостью.
– Я очень желала бы этого, – отвечала Аннушка со всей откровенностью невинной души.
– Ну, так я с сегодняшнего же дня стану опять ходить мимо вашего дома…Только уж вы, Анна Васильевна, пожалуйста… того… удостойте этак взглянуть на меня. А то мне и ночь не уснуть спокойно.
Между тем третья покупательница вышла, и Жемчужин смекнул, что разговор должен кончиться. С живостью он вытащил кусок сукна, подвернувшийся ему под руку, и сказал громко:
– Ну, уж этого ситцу лучше во всем гостином нет.
– Спрячь-ка, батюшка, свое сукно подальше, – сказала Аннушкина спутница, – да лучше скажи: али порог высок у Якова Степаныча? али собаки больно кусаются?
Жемчужин оторопел.
– По-моему, не мешало бы почтить старика, – продолжала женщина. – Не всякий те раз пойдешь в лавку. У людей зорки глаза.
Сказав это, Аннушкина спутница пошла в другую лавку. Аннушки же давно уж и след простыл.
Долго стоял Жемчужин за прилавком, пощипывая сукно, пожалованное им в ситцевый чин, и раздумывая, что бы значили эти слова. Но наконец, припомнив свой разговор с Аннушкой, он ухватился за слова Петрикова насчет его здоровья и тут же положил в первое воскресенье отправиться к старику с поклоном.
