скачать книгу бесплатно
– Витьку… Он приехал в гости и пропал вместе с другом.
– Да они-то приезжали где-то месяц назад, – сказал Радий Петрович.
– Да… Его сапоги там, в подполье… Вот Медведь его… и убил. Сапоги туда положил.
– Это мы там положили, – сказал, закашлявшись, Николай.
Второй полицейский полез обратно в дом с фонариком. Вынес сапоги. Новенькие, зелененькие.
– Эти?
– Да. Эти сапоги носил мой внук Витька.
– Да, вроде они в таких сапогах были, – подтвердил глава, ему понравились тогда эти литые сапоги с внутренними теплыми обшивками.
– Где вы их нашли?
– Возле речки Багда, там, где только что останавливались.
– А остальное?
– Там же.
Полицейские переглянулись. Было еще темно.
– Ладно, здесь все переночуем. А утром обратно поедем.
– У старика ушиб головы и руки.
– Это я его пнул, когда он стоял с ружьем и прицеливался, – пробормотал Григорий.
– Хорошо, что не убил тебя, Киргеляй, – сказал сын Николая.
– Ну ладно, пойдем посмотрим, – покосился первый полицейский. – Всем оставаться на своих местах.
Барбос вошел в домик, посветил там и сям фонариком, что-то долго записывал – полчаса. Затем все вошли в дом, продрогшие от осенней холодной ночи. Сын Николая быстро затопил печку. Полицейские начали черпать кружками из ведра и пить чай. Видимо, торопились, не успели выпить чаю. Затем все уселись за стол. Зажгли свечу. Появились консервы, хлеб, масло. Только Стас сидел в углу и плакал, никто не обращал на него внимания. Когда покушали, Николай с сыном и молодым полицейским убрали со стола. Молодой полицейский вышел во двор и принес из машины одеяла:
– Буду спать здесь.
– Ладно, Петров, – согласился старший по чину. – Занеси ружья.
– На, Стас, выпей чай. – Григорий похлопал старика по плечу. – Не обижайся.
Стас выпил чай, потом как-то притих. Григорий уложил его, прикрыл одеялом. По щекам старика текли слезы. Все легли. Свеча осталась гореть на столе.
Хозяин не мог уснуть. Достал с полки одну из старых тетрадок, полистал. Он не всегда был таким угрюмым… Немногие помнили его жизнерадостным, словоохотливым парнем, балагуром. Григорий – тогда все звали его Гришкой, Кириском – был хорошим волейболистом, как вся сельская молодежь, которая коротала белые северные ночи за игрой на волейбольных площадках. Вился дымокур возле улиц. Воздух пах дымом и нежным запахом хвои и трав. По реке плыли пароходы. Горели костры рыбаков. Каждый вечер с площадки вместе с хлопками по мячу доносились крики «Аут!», «Мимо!», «Очко!», «Ура!», призывая молодежь, даже стариков и старух, которые сидели и курили на скамейках, смотря и болея за свою команду. Потом они с оравой малых детишек шли домой. После тяжелой работы на сенокосе молодежь села купалась в реке, затем гурьбой, даже забыв про еду, шла на площадку. Там и встречались робкие взгляды, шли на первые свидания. Еще бегали смотреть индийское кино поздним вечером. Были живы мать и отец, росли братья и сестры.
Летом до ысыахов, летних якутских национальных праздников, по реке плыли баржи с различным грузом. И Гришка шел со своими друзьями на разгрузку. Он был сильным, и два мешка муки для него не были в тягость. И, немного подработав на разгрузке, покупал гостинцы для родителей, сестрам и братьям конфеты, печенье. Когда один раз он купил хорошую шапку-ушанку для отца, умаслив знакомую продавщицу, отец расплакался и сказал, что всю войну носил чужие шапки, возможно, с убитых. После того памятного дня отец слег, и через неделю-другую его не стало. Сердце не выдержало радости, гордости за старшего сына, а прошагал он почти всю войну… Эх, мужики, мужики, северяне, суровые на вид якуты… как нежны были ваши сердца!..
Перелистывая тетрадь, Григорий остановился на дате: 5 сентября 1987 года. Он был здесь с классом Кыданы, Кыданы Ивановны. Имя Кыдана с ударением на втором слоге означало «снежный холодный ветер». Ее холодная красота одновременно отталкивала и привлекала. Это ее почерк, такой правильный и красивый в сравнении с другими записями. Григория одолевали противоречивые чувства: глядя на эти строчки, он любовался стройными рядами букв и хотел разорвать эти записи. Кыдана была его женой. Женой и матерью его единственного сына Мишутки. Кыдана и Мишутка погибли в автомобильной аварии. Женился Григорий поздно, и семейного счастья хватило всего на пять лет…
Однажды Григорий тренировался в школьном спортзале, высокий и веселый мужчина привлекал внимание многих девушек и женщин. Все гадали, почему он не женится до сих пор. А он любил Марго… Он был одним из тех редких мужчин, которые ждали всю жизнь ту редкую и недостижимую порой любимую женщину, которая была бы той единственной и желанной подругой и женой на всю жизнь. А Марго умерла. С тех пор умерли для него все женщины, девушки.
Разгоряченный после игры, Григорий вышел из школьного спортивного зала на свежий воздух. Падал снег, искрился при свете уличных фонарей, и он, проходя мимо общежития, услышал стук топора и увидел сгорбившуюся женскую фигуру, которая колола дрова. Он остановился, потом быстро зашагал в сторону своего дома. Нашел топор и пошел обратно. Женщины не было. Григорий начал быстро колоть дрова, с каким-то остервенением. Он вспоминал мать, которая умерла семь лет назад. Она умело колола дрова, пока отца не было дома, и тяжко вздыхала. Потом Григорий подрос и сам колол дрова с десяти лет. Но в тот злополучный день, день смерти матери, он не успел наколоть дров перед соревнованиями – все было некогда – и уехал в райцентр. Мать он нашел возле поленницы, уже окоченевшую, около нее лежали топор и расколотое полено… Чувство вины не проходило с годами, и он не мог спокойно пройти мимо женщины, которая колола дрова. В селе все знали его странную особенность, большинство относилось с пониманием, и все мужчины старались не занимать этим неженским делом своих жен, дочерей. А это была женщина в летах, которая приехала этой осенью учительствовать в местную среднюю школу вместо уехавшей в город молодой учительницы математики.
Григорий наколол много дров и начал складывать в поленницу. Он не заметил, как открылась дверь общежития и вышла Кыдана в старой куртке и рабочих рукавицах. Она начала складывать дрова. Только тогда Григорий увидел ее, работа пошла быстрее. Они слаженно, без лишних слов и телодвижений, умело передавали друг другу полена. Незаметно закончили работу и улыбнулись друг другу. С видом удовлетворенного человека принял ее сияющие глаза, наполненные благодарностью.
– Спасибо, – тихо сказала Кыдана.
Он взмахнул рукой, как бы прощаясь, и ушел. Что-то нежно-щемящее поселилось в его груди. Ему захотелось обнять эту Кыдану и закружиться в вальсе. И по дороге он начал выделывать па с топором… Почти через месяц исполнил он эту мечту. Перед Новым годом они сыграли свадьбу. И он, счастливый безмерно, кружился в вальсе с Кыданой в сельском клубе, куда они пригласили всех гостей.
У Кыданы было мало гостей: пригласила одноклассников и классную руководительницу из школы-интерната. Приехали только трое: уже постаревшая классная руководительница – пенсионерка Анна Ивановна Петрова, подружка с детских лет Лена и давний поклонник-одноклассник Женька, теперь уже Евгений Александрович Пахомов, уже женатый и имеющий шикарную машину, двухэтажный дом. Он был единственным, кто выбился, как говорится, в люди из всех сирот, которые учились вместе с невестой. На следующий год Григорий привез Кыдану с ее классом на эту гору Мангырыр…
Светало. Григорий встал, погасил свечу. Сходил за водой на речку, осмотрел сети. Оставил несколько рыб возле кустов. Положил сети на плечи. В одно ведро сложил весь улов. И поднялся на пригорок. Оглянулся – за кустами замаячила чья-то огромная тень. Бадай заворчал. Когда они вернулись в избушку, все уже проснулись, занимались утренними делами. Молодой полицейский делал зарядку. Барбос чистил белоснежные крупные зубы. Николай с сыном готовили дрова. Глава наслега мылся, громко сморкался. Лохматый Стас одиноко сидел возле резиновых сапог и что-то бормотал. Пока Григорий с Николаем занимались чисткой карасей, Петров разжег костер и поставил ведра. Быстро сварили уху, позавтракали молча. Григорий собрал все вещи и отнес в машину. Николай с сыном убрали со стола, подмели пол. Полицейские взяли с собой Стаса. Это была машина Радия Петровича, и он сел за руль. Николай с сыном сели на заднее сидение, впереди с Григорием примостился Бадай. Это было его исконное место.
Через некоторое время машины остановились возле поворота речки. Все вышли, но полицейские потребовали оставаться в машинах, позвали только Николая. Бадай уже спрыгнул и пошел к кустам. Оттуда он вытащил истерзанную куртку. Полицейские набросились на него, Петров хотел даже пристрелить, но помешал Григорий – позвав собаку, надел на нее ошейник. И залез с собакой в машину. Григорий увидел, что это куртка не Витьки, а его друга, который был тогда весьма навеселе. И он вспомнил, что видел, как их машина уехала из села в сторону трассы – в город. Значит, Витька жив. А почему его новенькие сапоги остались здесь? Странно. Может, они вернулись обратно?..
* * *
Витька стоял на горе Мангырыр и показывал зарубки медведя другу.
– Ха, я покажу ему, кто хозяин тайги! Ты что, боишься, Витёк? Боишься, ты трус! А я вот поставлю свою отметину! Пусть знает, кто хозяин!
– Не надо, он тут близко!
– Трус! Несчастный трус! Дрожишь, как заяц! Ха, ха! – И он выкинул бутылку в кусты.
– Пойдем на речку Муруку, искупаемся.
– Хорошо, пошли.
Речка Муруку обмелела. Вода была чистой, камни и рыбки в речке были видны насквозь.
– Ух, как хорошо!
– Давай обратно.
– Хорошо, что искупались.
– Протрезвел?
– Вроде.
– О-о, что это? Смотри!
– Что? Мишка отметился?
– Да… Он тут…
– Ну и что? А я еще выше! Я, я – хозяин тайги!
– Дурак! Пошли домой! Быстро!
– Да-а… ты – трус… Ладно…
– Залезай! Быстро!
– Ну, я хочу выйти!
– Потом, потом!
– Трус! Остановись!
– Ладно, за поворотом, держись!
– Не могу!
– Выходи, гад!
– А-а, как хорошо! Пойду к речке, умоюсь! Дай сапоги!
– Твои в твоей сумке. Возьми мои!
– Ладно, и без сапог обойдусь! О-о! Медведь! Спаси! Стреляй!
Машина умчалась прочь, еще доносились душераздирающие крики. Витька опомнился только на трассе, ведущей в город…
* * *
Полицейские все ходили, высматривали, снимали, записывали. Посмотрели на протектора машин, махнули рукой. Что-то собрали в полиэтиленовый пакет, притащили. Разрешили вылезти из машин.
– Станислав Викторович, это куртка вашего внука?
– Нет.
– Я знаю, это куртка его друга, – сказал Радий Петрович.
– Точно?
– Точно. В селе ни у кого нет такой куртки. Я видел обоих, когда они приехали. А такие сапоги были у Витьки.
– А вот эти кроссовки?
– Этих кроссовок не были, по-моему, у Витька.
– Точно?
– Нет, не помню хорошо.
– А я помню точно, эти кроссовки были у его дружка Бориса. И их машина укатила в сторону трассы… в тот день, число не помню, когда умерла старуха Еля, жена Кирилла Афанасьевича. Я шел от него и видел машину, – сказал Григорий.
– А когда она умерла?
– Да второго августа, – вспомнил всезнающий Соломонов.
– Так-так… Если погиб Борис, то Виктор-то, может, жив.
Стас оживился:
– А от чего умер… Борис?
– Его сначала убил медведь, затем съели, видимо, волки. Но, судя по следам, он умер от потери крови. Медведь не стал его добивать… Видимо, испугался машины, убежал. Тут давние следы крузака.
– Это их машина, – подтвердил Радий Петрович.
– По-моему, твой Витька бросил раненого товарища в беде, – процедил сквозь зубы Барбос, подойдя к Стасу
– Он жив, жив… – бормотал старик, все съеживаясь.
– Да, он, по всему, жив, подлец…
– Да он просто трус, – сказал Николай, он уже знал о зарубках от Григория.
– Что дед, что внук – одинаковы, – вздохнул сын Николая Александр.
– Надо позвонить родителям Бориса. Как его фамилия и отчество?
– Стас, наверно, знает.
– Стас, отвечай.
– Его родителей нет. А про родственников… Он говорил, что в райцентре живет его дядя по матери. Григорьев. Он имеет магазин «Тысяча мелочей».
– Я знаю этого Григорьева – Анатолий Спиридонович Григорьев. Даже есть его телефон.
– Хорошо, дашь его нам или сам позвонишь из администрации?
– Да как сказать…
– Ладно, сами позвоним. Поехали!
– Надо бы привлечь этого Витька, да жаль старика.
– А следовало бы…
– Да ладно, оставим его на суд Божий…
* * *