скачать книгу бесплатно
Соавтор фотоальбомов «Портрет интеллекта. Демидовские лауреаты» (Санкт-Петербург: Людовик. Т. 1, 2012, Т. 2, 2018). Перевела с английского языка книгу известного британского философа Э. Геллнера «Разум и культура» (М., 2003).
Елена и Александр
Сначала они узнали тела друг друга и только потом – имена. Но пользовались ими редко. Он предложил:
– А давай просто – Адам и Ева. Ведь мы вкушаем запретный плод. В раю.
Она ответила:
– Здесь, в Греции, у нас должны быть не библейские, а греческие имена. А лучше древнегреческие.
И напомнила ему легенду о Геро и Леандре – юных влюблённых, живших друг напротив друга в Сеете и Абидосе, на разных берегах пролива Геллеспонт.
Легенду эту он не знал, да и не было у них ничего общего с её героями. Оба давно вступили в зрелый возраст. Он не переплывал Геллеспонт. Она не ждала его с факелом в башне над морем. Они встречались около пещеры с сероводородным источником, куда добирались вплавь с двух соседних пляжей, располагавшихся примерно на одинаковом от неё расстоянии.
А началось это на третий день её пребывания в Лутре – посёлке на самом кончике Кассандры, ближайшего к Салоникам «пальца» трёхпалого полуострова Халкидики. Она приехала туда одна. С тех пор как её бывший муж, резко поднявшись по служебной лестнице, решил, что ему по статусу положена молодая жена, она привыкла жить и управляться со всем самостоятельно. И не чувствовала себя ущербной, потому что даже и теперь притягивала взгляды мужчин своего возраста.
В первый день она искупалась на многолюдном песчаном пляже с зонтиками и лежаками, а на второй обследовала окрестности и нашла дикий галечный. Там никто не теснился и можно было устроиться или в тени скалы, или под сосной, стоящей со скалой почти вровень. Соотечественники рассказали ей о пещере, где жаждущие исцеления принимают сероводородные ванны. Такие же, как в спа-лечебнице на горе над пещерой, только совершенно бесплатно. По суше до источника никак не добраться, вдоль берега идут отвесные скалы, но можно доплыть либо с песчаного, либо с галечного пляжа.
Особого желания сидеть в сероводородной жиже у неё не было, но она решила наведаться туда из любопытства. Плыла недолго – минут семь. Плыла и наслаждалась каждым моментом пребывания в море, кристально чистом, как почти везде в Греции. Выбравшись на берег между грубых камней, она поднялась ко входу в пещеру по сохранившимся с прошлых времён цементным ступеням. Лестница, теперь уже разрушенная, шла и сверху, по ней спускались к сероводородному источнику, когда ещё не было лечебницы на горе.
У входа в грот кого-то ждали ласты. Того, кто был внутри. Ей говорили, что пещерка маленькая и озерцо в ней чуть больше джакузи. Наверное, там могут поместиться двое или трое, но оказаться с посторонним в одной ванне никому не хотелось. Здесь было принято ждать своей очереди. Она спустилась к морю и стала плескаться у берега.
Однако из пещеры слишком долго никто не выходил.
Она поднялась к тёмному входу, откуда сильно тянуло сероводородом, и осторожно спросила, по-английски, ведь там мог оказаться кто угодно – грек, русский, немец, серб:
– Hello, are you okay?
Ответил тёплый мужской голос:
– Yes, of course. I’ll go out in a minute.
И хотя тот, кто скрывался в пещере, правильно построил фразу, она поняла, что это русский.
Он действительно вышел через минуту. Невысокий, широкоплечий, узкобёдрый. И красный, как вытащенный из кипятка рак, – он явно пересидел в сероводородной ванне. Такими кирпично-красными изображали мужчин минойцы на своих фресках.
– Excuse me… – начал было он, сразу не признав в ней соотечественницу, но тут же поправился: – Место свободно. Извините, если заставил ждать.
– Да что вы! Я и вообще не знаю, решусь ли туда зайти.
– Нет, вы попробуйте. Очень полезно для здоровья. Я принимаю по две ванны в день. Единственное, что спасает от артритов и остеохондроза.
«Не очень-то он похож на страдающего остеохондрозом», – отметила она, мельком глянув на него. А он смотрел на неё прямо, не отрываясь и не таясь.
– Хотя, – он улыбнулся, – вы ещё молоды, вам не понять.
Лицо у него было усталое, но не расплывшееся, а твёрдое, с несколько выдающимся, как будто бросающим вызов, подбородком, с морщинками в углах неярких глаз и около ушей.
Она подумала, что они ровесники. А вслух сказала:
– Ну что ж, рискну.
И вошла в грот. Привыкнув к темноте, осторожно продвинулась вперёд и увидела тускло мерцающее озерцо. Ей пришлось слегка пригнуться, чтобы подойти ближе. Она опустила ногу в тёплую жижу, но погрузиться в неё так и не решилась. Представила, как скала над ней сотрясается и трескается, камни обрушиваются и заваливают вход, и выскочила из пещеры.
Её новый знакомый уже спустился к берегу и надевал ласты. Он обернулся и сделал неопределённое движение рукой, вроде неоконченного взмаха.
А она в обратный путь не торопилась. Обошла берег и нашла местечко между скал, где можно было лечь на плоском валуне, вытянувшись почти в полный рост. Ни с моря, ни с берега лежащего не видно. Пока вокруг никого нет, не возбраняется на время освободиться от купальника, спуститься к морю и окунуться голышом.
Вечером, обойдя с тыла сероводородную лечебницу на горе и сойдя с обрыва по оставшимся ступеням, она сбросила вниз циновку и на следующее утро блаженствовала в уединении с полным комфортом.
Солнце, пылающие камни. Синий небесный купол – парашют, несущий Землю во Вселенной, откуда море кажется голубоватой каплей на ладони. Наполненность и одновременно пустота времени, сладость и горечь. Магия греческого пейзажа, созерцание которого почему-то порождает ощущение, что ты можешь из него исчезнуть в любой момент. Краткая мысль о смерти в юности вызывает острое, почти эротическое наслаждение. С возрастом близость её в обозримом будущем – оледенение и дрожь. А у греков смерть всегда рядом. На ресепшн в отеле висит в траурной рамке фото молодого человека, видимо, сына или племянника хозяев. И даже в самые ослепительные дни здешние женщины ходят в чёрном, они всё время по кому-то носят траур. Боятся ли они смерти или не думают о ней, чужестранцу не понять.
Снимая в своём укрытии мокрый купальник, она неосторожно встала во весь рост и попала в поле зрения мужчины, поднимавшегося к пещере. Того самого, что заговорил с ней накануне. Он глянул на неё и не сразу отвёл глаза, а она присела за камень.
И почему-то стала представлять, кем может быть этот мужчина в обычной жизни. И как она могла бы познакомиться с ним и даже начать встречаться. У него тёплый взгляд и твёрдое тело. И наверняка он несвободен, есть у него жена и дети, может, и внуки. Это у неё нет внуков, потому что её дочь, которую уход отца ранил гораздо больше, чем её саму, не торопится выходить замуж, тем более заводить детей.
И живут они, конечно, в разных городах. Возможно, завтра-послезавтра он уедет.
Она сидела на циновке и смотрела, как бегущая волна ударяет в глыбу с почти идеально круглой промоиной, точно проделанной сверлом, и сквозь неё с силой устремляется струя, а потом вода отступает и снова образует волну. Как будто эта струя была фаллосом, страстно проникавшим в отверстие снова и снова.
Из-за плеска моря она не слышала, как он поднялся к её убежищу и постучал о камень, который её скрывал. Тогда он спросил громко:
– К вам можно?
Она обернулась полотенцем и ответила, как будто он постучал в её дверь:
– Войдите.
Дальнейшее произошло так быстро, что оба не сразу пришли в себя. А когда решились глянуть друг на друга, то одновременно расхохотались. Легко и беззастенчиво. Он, обычно чрезмерно щепетильный, не чувствовал себя виноватым за то, что пошёл на приступ безо всяких предисловий. А она не смущалась тем, что так легко сдалась.
Чуть позже он спросил:
– Так как тебя зовут?
– Греческим именем – Елена. А тебя?
– Греческим именем – Александр.
…Дочь царя Геро по воле родителей готовилась стать жрицей Афродиты и жила уединённо в башне у моря. Они увиделись с Леандром в Сеете на празднике в честь прекрасной богини и, пронзённые стрелами Эрота, воспылали взаимной любовью. Но родители Геро никогда не согласились бы на их брак. Они тайно стали мужем и женой. Каждую ночь Леандр переплывал Геллеспонт – между Сестом и Абидосом пролив самый узкий. А путеводной звездой среди волн служил ему факел, который Геро зажигала в окне своей башни.
Елена и Александр встречались дважды в день – до полудня и после сиесты.
Он погружался в неё с тем же самозабвением, с каким она погружалась в море. А она принимала его так же естественно, как вода принимает истосковавшееся по родной стихии тело. Бывший муж казался ей верстой коломенской, она никогда не поспевала за ним, потому что размах ног у него был как у шагающего экскаватора. Александр ненамного превосходил Елену ростом, и тела их пришлись друг другу как раз. Никогда ещё ей не встречался столь соразмерный мужчина.
В Лутре он был с женой и внучками. О жене Александр почти не упоминал, а о внучках рассказывал охотно. О том, как учил их плавать. Как младшая, впервые оказавшись на море, боялась входить в воду и ныла сквозь слёзы: «Купаться хочу, но в море не пойду!» А теперь обе плавают как рыбки. Да только старшая больше сидит на берегу по уши в айфоне.
Удивительно, но за десять дней они только однажды встретились в Лутре, хотя там было не больше пяти таверн и всего пара магазинчиков. Они ходили в разные таверны: Елена – в рыбный ресторанчик к Костасу, а Александр с семьей – на «Виллу Стаса». Он как-то сказал: «У Костаса дороговато». И Елена подумала, что он прижимист. Но какое ей дело до этого, у них нет общих денег. Нет ничего, кроме этих встреч у пещеры.
В тот вечер они столкнулись на запруженной отдыхающими улочке Лутры почти нос к носу. Он позже сказал, что у неё на лице не дрогнул ни один мускул. А у него дрогнул, он даже споткнулся и сразу же отвёл глаза. Елена же успела разглядеть его внучек – двух прелестных девчонок с загорелыми мордашками. Старшая с одной толстой косой, младшая – с двумя косичками торчком, как у Пеппи Длинныйчулок. А жену его она не рассмотрела. Только тяжёлый узел волос на затылке и безразмерное, скрывающее фигуру платье. Жена так и осталась для неё абстрактным существом, перед которым Елена испытывала формальное чувство вины. Потому что по большому счёту этой женщине ничего не грозило. Александр и Елена разлетятся по разным городам, не обменявшись телефонами. И живут они вовсе не напротив друг друга, не через пролив Геллеспонт, а на расстоянии пятисот километров: она в Екатеринбурге, а он в Тобольске, за Уралом.
С утра до вечера Александр-Леандр просиживает программистом в банке. Елена пытается его представить в тёмном костюме с галстуком или в пуловере с белоснежными уголками сорочки в вырезе горловины. Но не получается. Он есть только здесь и сейчас: плечи и грудь в капельках моря, мокрые волосы, горячие руки.
С каждым разом Александр сокращает время пребывания в сероводородной ванне, чтобы подольше побыть с ней вместе. И ни одна живая душа не догадывается, что происходит за большим камнем в ста шагах от пещеры. Он живёт одним днём, радуется каждой общей минуте. А она, как будто прыгнув с парашютом, одновременно пребывает в райской невесомости и ожидает столкновения с землёй.
Перед отъездом они всё же обменялись телефонами, но оба знали, что звонить друг другу не будут. Елена оставалась в Лутре на день дольше Александра. Она, как всегда, улетала из Греции с любовью, но на этот раз не только к Греции. В самолёте её место оказалось у иллюминатора, и ей посчастливилось увидеть сверху полуостров Халкидики, как на крупной карте, только настоящий, из гор, испепелённой зелени и песка. И хорошо были видны три «пальца»: Афон, Ситония и Кассандра, где только что закончилось её эротическое приключение.
Спустившись с небес на землю, Елена приняла расставание с Александром как данность, смирилась с ним. Своей греческой тайной она поделилась только с одной подругой, та усмехнулась: «Видишь, и после пятидесяти есть жизнь». А дочери Елена ни в чём не призналась, памятуя, что та однажды потешалась над пожилыми супругами, которые вели себя как тайные любовники.
Александр с исчезновением Елены смириться не мог. И прежде редко соблазнявшийся своей женой, он перестал с ней спать совсем, и ему казалось, что та даже вздохнула с облегчением. Сказала как-то: «Идеал брака в нашем возрасте – старосветские помещики или древнегреческие Филемон и Бавкида».
Александр не возражал. Он взял Гоголя и с удовольствием перечитал про Афанасия Ивановича и Пульхерию Ивановну. Подобно этим славным старикам, его жена самозабвенно увлекалась земледелием и домашними заготовками. Сам Александр отбывал на даче повинность, доставляя жену туда и обратно и выполняя трудоёмкие работы. Нашёл в сети он также миф о благочестивых Филемоне и Бавкиде, которым боги даровали счастливую смерть: они одновременно покрылись корой и листвой, превратившись в дуб и липу. Эта история была ему больше по душе, но и для неё не пришёл пока срок. Его друг заявлял, что готов отказаться от секса как способа освоения мира, а Александр готов не был. Он чувствовал себя дедом, только когда занимался со своими внучками. А в остальное время он жаждал увидеть Елену, коснуться её, слиться с ней.
Или хотя бы услышать её голос.
Через неделю он ей позвонил. И они стали ежедневно обмениваться эсэмэсками и списываться в Whatsapp, а в обеденный перерыв, когда он выходил на полчаса из своего банка, разговаривали по мобильному, и тогда им казалось, что они просто расстались ненадолго, уйдя каждый на свою работу, а вечером воссоединятся дома. В телефонном справочнике Александра Елена значилась под именем Геро.
В следующий раз они увиделись в ноябре в Москве, куда его отправили в командировку. Елена взяла три дня в счёт отпуска и полетела туда же. Он не успевал приехать за ней в аэропорт, и они договорились встретиться в метро на Павелецкой. Когда она увидела его осеннего, в куртке и кепке, он показался ей незнакомцем, совсем чужим. Но стоило им соприкоснуться, как всё вернулось, встало на свои места.
В метро напротив них сидели юные влюблённые – они вошли и сразу же сцепили руки, сплели пальцы. И не могли удержаться, чтобы не потереться щеками и носами и не лизнуть друг друга. Елена и Александр тоже сцепили руки и сплели пальцы. Они ехали в гостиницу на краю Москвы.
Когда они вышли наружу, было темно. Бесснежно и темно. Дорога вела их через лабиринт высоток, потом вдоль огороженного парка. Чёрные обугленные тротуары, обуглившиеся стволы деревьев, под ними пепельные листья. И на газонах полумёртвая зелёная трава. У них в Екатеринбурге и Тобольске всё уже притупила снежная анестезия. Тут нечем было заглушить тонкую, как шёлковая нить, боль.
Остановились они хоть и в одной гостинице, но в разных номерах, потому что Александр приехал по делам не один, а с коллегой, жившим за стенкой. Номер Елены был на другом этаже, и после двенадцати он тайком поднимался к ней и оставался до утра. Три ночи они провели вместе.
Потом Александр приезжал в Екатеринбург в феврале, в апреле Елена прилетала к нему в Москву. А летом они снова встретились в Лутре.
В этот раз на Кассандру он явился один, без жены. Отпуск в августе ей не дали, да и дачные хлопоты были в разгаре, а он отпросился у неё под уважительным предлогом – лечить артрит. Они с Еленой свободно гуляли по Лутре, потому что вероятность встретить здесь знакомых была ничтожна мала, ходили к Костасу обедать и ужинать. Но большую часть времени проводили на пустынном берегу у пещеры.
Вот она сидит за своим камнем и высматривает среди волн его голову в маске с оранжевой трубкой. Или они вместе заплывают далеко в море. Он под водой следит за стаями ставрид, она любуется жемчужными фонтанчиками, идущими к поверхности со дна. Сероводородные источники здесь бьют везде. А утром, пока солнце не такое жаркое, эти двое посещают «геологический музей»: так они именуют соседнюю бухточку, где в изобилии представлены обласканная морем галька и необработанные камни со ржавыми прожилками окислившегося на воздухе железа.
Там же они как-то наблюдали за двумя улитками-неразлуч-ницами – те долго перемещались друг за другом по шероховатой поверхности камня, пока большая волна не разъединила их, слизнув одну в море.
Они говорили о чём угодно, только не о будущем.
И оказалось, что они одновременно были на знаменитом концерте «Наутилуса» – ради этого концерта Александр приезжал в Екатеринбург. И после оба долго напевали про себя: «Я хочу быть с тобой, я так хочу быть с тобой…»
Они делились друг с другом своим прошлым, и отчасти оно становилось для них общим. Только бы не думать о будущем, которого у них нет.
В то лето Александр начал чувствовать сердце. На третий этаж их отеля он поднимался с одышкой. Однажды вышел из пещеры с бешеным сердцебиением. Елена стала засекать время, чтобы в сероводородной ванне он проводил не больше десяти минут. И взяла с него слово, что по возвращении домой он сходит к врачу.
По возвращении домой, значит, по расставании. Но расставаться после тринадцати ночей, проведённых вместе, казалось совершенно невозможным.
Геро и Леандр встречались каждую ночь, но вот наступила зима. Подули холодные ветры, нагоняя высокие волны, и моряки вытащили на сушу свои корабли. Но Леандр не мог отказаться от встреч с Геро. Он бросался в бурлящее море и плыл на колеблющийся огонь факела в её окне. Но это уже был не факел Эрота, а знак Мойры – неотвратимой Атропос, прерывающей нить судьбы. Ах, если бы Геро убедила Леандра подождать до весны…
Той же осенью, в октябре, Елена оказалась в Тобольске в свите своего работодателя, отправившегося на переговоры с руководством нефтехимического монстра. Программа визита включала экскурсию по городу и окрестностям. Тобольский кремль, как и положено кремлю, стоял на холме, и сверху открывался вид на матовую излучину Иртыша и нижние улицы, где располагался банк Александра. Но именно в эти дни Александра в городе не было – его в очередной раз командировали в Москву. Елене оставалось только представлять, как он ежедневно смотрит на круглые башни и стены из своего окна, откуда кремль кажется белым облаком над холмом, особенно в туман, как в этот октябрьский день.
Их группе достался отличный экскурсовод – немолодая женщина в длинной юбке ведром и в таком же бесформенном свитере, в квадратных очках и с узлом на затылке. Большинство её коллег обрушивают на головы туристов кучу ненужных сведений. Анна Сергеевна сообщала интересные для всех, а не только для любителей исторических подробностей факты, оставляя Монблан информации за кадром.
Елена подошла к экскурсоводше, чтобы попрощаться и поблагодарить, и увидела её фамилию на бейджике – Вениаминова. Она знала только одного человека с такой редкой фамилией, и жил этот человек в Тобольске.
Александр.
Анна, очевидно, была женой Александра.
В директорской машине по пути в Екатеринбург у Елены поднялась температура. По городу они гуляли под дождём, хоть и под зонтиками, и она промочила ноги. Охваченная жёлтым пламенем, Елена ясно осознала, как же в их возрасте нелепо воображать себя Геро и Леандром. Давно пора стать Филемоном и Бавкидой. У Александра есть своя Бавкида, с которой ему следовало бы провести оставшуюся жизнь. Пусть у Елены пары нет, зато есть дочь, которая наконец собралась замуж. Возможно, скоро у неё появится внучка или внук.
Тогда же Александр летел домой из Москвы. Елена плавилась в жару, а у него по телу снизу вверх катились волны холода и застывали в лёд на уровне груди. Как будто, подобно Сократу, он принял яд болиголова. Он еле добрался на такси из аэропорта домой. Анна Сергеевна вызвала «скорую».
По дороге в больницу в куртке у Александра заиграл мобильный.
– Посмотри, кто это, – попросил он Анну, еле шевеля губами.
– Какой-то Гера.
– Дай на два слова.
Он готов был признаться Елене: «Я хочу быть с тобой».
Но доктор забрал у Анны телефон, сказав о её муже в третьем лице:
– Ему нельзя сейчас говорить.
Анна Сергеевна выключила телефон.
Вечером, возвращаясь из больницы, она его включила и позвонила Елене-Геро:
– У Саши инфаркт. Он в палате интенсивной терапии, – сказать, что он в реанимации, у неё язык не повернулся. – Приезжайте.
Она давно уже обо всём догадалась, но только в этот день узнала, под каким именем скрывается возлюбленная мужа. У неё не было привычки копаться в его вещах.
Однажды, когда Леандр был уже в море, ветер поднял огромные волны. Напрасно юноша взывал к богам, молил их о помощи. Волны захлёстывали его, солёная вода вливалась в рот, и берега он не видел, потому что ветер затушил факел Геро. Из последних сил Леандр сопротивлялся стихии, но море поглотило его, а потом выбросило тело на камни у подножия башни. И когда Геро увидела его сверху, она бросилась вниз и приняла смерть рядом со своим мужем.
А Елена ехала в Тобольск. В поезде она безотрывно смотрела в окно, до боли сжав в кулачок левую руку, чтобы не выпустить нить, тянущуюся от неё к Александру. Нить тонкую и острую, как молодая трава.
В больнице её встретила Анна, сказала, что мужу уже лучше и его перевели в обычную палату. Они вошли к нему вместе. Елена наконец разжала кулачок, чтобы взять Сашу за руку.
Тыльную сторону её ладони прорезала багровая полоска, и из неё сочилась кровь.
Камень
В деревне я уже неделю. Мы с пуделем Артуром хозяйствуем вдвоём. Тётя и дядя, уезжая, часто оставляют мне свою собаку. Конечно, не в сезон. Неистовые дачники, с апреля по октябрь они бессменно трудятся на грядках.
Но этим летом дяде-ветерану досталась льготная путёвка. И тётка робко заикнулась: а не пожить ли мне с Артурчиком у них на даче? Дядя зашикал на неё, мол, это уже слишком. Я же без долгих уговоров согласилась. Ничто мне не мешает три недели провести в деревне. Я женщина свободная: дочь взрослая, муж бывший. И отпуск могу взять в любое время года.
Сейчас июль, макушка лета. Теплынь и солнце. Зелень торжествует. В саду и во дворе у тётки всё пламенно цветёт: мощные циннии на длинных стеблях, тёмные бархатцы с оранжевой подсветкой, шиповник, небрежно осыпающий густые розовые лепестки, и царственные георгины. Вокруг гудят, вращаясь, пчёлы и шмели. Уже поспела земляника, и я ей лакомлюсь с куста.
Зелёный огород грядами спускается к реке. За речкой в зарослях свили гнездо субтильные, точно написанные тушью цапли. Над лесом кружат коршуны, под берегом живут ондатры – водяные крысы. Дядя их часто видит, когда подолгу стоит с удочкой над заводью. А мне не посчастливилось ни разу.
