скачать книгу бесплатно
– Ну все, наелись ? значит, пора, ? воодушевленно проговорил Эдуард Петрович. ? Идемте за мной, кое-что покажу. Но обещайте вести себя прилично и ничему не удивляться.
Я нехотя отодвинул тарелку, вытер салфеткой руки и рот и послушно проследовал за ним.
Мы шли по длинному коридору, а затем остановились у светло-зеленой, ничем не примечательной, деревянной двери.
– Готов начать новую жизнь? ? с хитрым прищуром переспросил мой новый знакомый.
Я кивнул. Он открыл дверь, и мы вошли. Несмотря на мои прошлые опасения, за дверью не оказалось комнаты с расчлененкой. Там оказалось то, чего я вовсе не мог ожидать.
В первое мгновение я словно разучился дышать. Глаза выпучились и едва не выскочили из орбит. Волосы, казалось, ожили и зашевелились. За дверью была улица, а на улице… Весна! Птицы звонко чирикали на зеленых ветках, капель живо стекала по трубам с крыш и бодро барабанила по мостовой, ярко-желтое солнце слепило глаза.
Я потер глаза, ущипнул себя за щеку, повертел головой в разные стороны. Эдуард Петрович внимательно следил за моими действиями и улыбался.
«Расскажу ? не поверят. Странный незнакомец, загадочный дом, волшебная дверь, зима-весна…»
Я вспомнил про телефон. «Нужно срочно сделать фото, так сказать, добыть вещественные доказательства». Пошарив по карманам, я обнаружил, что телефон исчез…
В это время перед нами задорно промаршировал строй мальчиков и девочек ? с красными флагами, шарами, разноцветными бумажными цветами и белыми фанерными голубями. У каждого из них на шее алел треугольный галстук. На плакатах над их головами гордо высились призывные лозунги: «Мир! Труд! Май!», «Будь готов ? всегда готов!».
– Нужно вернуться, ? только и смог вымолвить я. ? Вы понимаете?! Ваш дом и эта дверь ? это же портал! Ну или как там… машина времени!
Эдуард Петрович хотел что-то сказать, но я уже стремглав помчался обратно. Без труда нашел дверь, дернул за ручку… Дверь не отреагировала.
Я дернул сильнее, еще сильнее, еще. Налетел с разбегу. Наконец таинственная дверь поддалась, но за ней меня поджидало то, что я опасался увидеть даже в самом страшном кошмарном сне.
Я увидел незнакомую пустую квартиру, с серыми обшарпанными стенами и крошечным одиноким окном.
Я начал ощупывать, колотить и биться о стены, как обезумевший душевнобольной искать заветную дверь.
? Понимаешь, Иван, ? вдруг услышал я за спиной. ? Ты загадал желание, ты хотел новую жизнь… Пойдем, я покажу. Ты не можешь представить, что тебя ждет…
– Я хочу домой, назад, ? прокручивая случившееся в голове и постепенно приходя в себя, проговорил я. К горлу подступил комок, глаза наполнились слезами. Я едва сдерживался, чтобы не разрыдаться от отчаяния.
– Понимаешь… тут такое дело, ? медлил он. ? В первый раз вернуться можно только через двадцать лет, ? слова обрушились оглушающим ударом.
Не веря в происходящее, я сидел на холодном полу, сжимая мокрыми ладонями пульсирующие виски. Из меня поочередно вырывались то протяжные жалобные стоны, то раздирающий гланды, истошный крик. Будто еще сегодня утром я плавал в теплой, безопасной утробе матери и недовольно толкался и дергался, стремясь выбраться наружу, увидеть, узнать, почувствовать другую жизнь, а теперь долгожданное освобождение случилось, и я оказался один в этой новой, незнакомой реальности.
Я орал и извивался, как тот младенец, отказываясь понимать происходящее.
«Мне нужно вернуться, пробраться назад в свою старую, знакомую, безопасную жизнь!» Хотел наброситься на злобного волшебника-проводника, хотел вцепиться в его морщинистую шею, обхватить ее своими крепкими руками и давить до тех пор, пока он не захрипит и не сдастся или не сжалится надо мной и откроет эту чертову дверь. Я хотел… Но сил хватило только на то, чтобы жалобно скулить:
– Нет… обратно… пожалуйста… не успел… ма-ма…
Перед тем как отключиться, услышал:
– Иван, соберись! У нас мало времени, мне нужно тебе о многом рассказать. Если не глупить и немного постараться, можно будет родиться в другой семье, ну или отца там поменять… Ты же на самом деле этого хотел?
* * *
Когда я очнулся, кости моего черепа трещали так, будто, пока я был в «отключке», мне сделали трепанацию и засунули внутрь заведенный будильник. И вот, когда время пришло, шестеренки щелкнули, спусковой механизм сработал, и теперь будильник звонил, грохотал и подпрыгивал в моей голове. Я сдавливал руками бешено пульсирующие виски и гудящую макушку головы, крепко зажмуривал веки, чтобы как можно дольше оставаться в неведении. Не хотел знать, где я и что со мной происходит.
Измученный звенящей и щелкающей болью, я вдруг заговорил вслух:
– Пожалуйста, пусть происходящее окажется сном, дурацким, безумным сном! Обещаю измениться, найти нормальную работу, обещаю выбросить сказки из головы! «Ну что там еще надо для нормальной жизни?..» Обещаю позвонить родителям… Обещаю поговорить с отцом…
Будильник в голове притих. Заиграла, но быстро прервалась какая-то незнакомая мелодия, и до боли знакомым голосом прозвучало: «Что имеем ? не храним, потерявши ? плачем…»
* * *
Я открыл глаза и обнаружил ? мои мольбы были кем-то услышаны: я лежал на знакомом продавленном диване в окружении незамысловатого интерьера моей съемной квартиры. Вздох облегчения, как протяжный крик чайки, расколол тишину.
За облегчением стали появляться раздражение, сожаление и гадкие мысли. Они будто толпились за дверью и, как только она приоткрылась, ввалились внутрь, давясь и толкаясь. Перекрикивая и перебивая друг друга, они зудели противным голоском: «А что, если…», «Да что тебя здесь держит?..», «Ты просто струсил…», «Упустил свой шанс…».
Чтобы заткнуть этот голос хотя бы на минуту, я нащупал в кармане телефон, набрал в списке контактов «мама», и через секунду услышал в трубке знакомое:
– Алло…
Запинаясь, проговорил:
– С наступающим, мам… Как дела? Прости, что не звонил.
Я крепко прижал мобильник к уху, будто боялся пропустить, потерять какое-то важное слово. Из трубки немного дрожащий, родной мамин голос, говорил:
– Все хорошо, сынок. Ты позвонил. Теперь точно все хорошо. Приезжай, мы каждый день ждем, ? и в ответ на мой молчаливый вопрос, немного помедлив: ? Папа тоже ждет.
Я глубоко дышал, набирая полные легкие воздуха, словно в скором времени свободно дышать станет роскошью.
Громкий стук из-за входной двери бесцеремонно ворвался в комнату и прервал дыхание.
На пороге стоял изрядно промокший, взволнованный и, кажется, немного пьяный Эдуард Петрович.
– Я за тобой, ? с ходу, без вступлений и любезностей, проговорил он. ? Такого еще ни с кем не случалось, чтоб так рано выкидывало. Что-то в тебе есть, ? странно прищурившись, сказал он. ? Давай собирайся. Последняя попытка. Ты ж мечтал начать новую жизнь. Ну что, струсил?
Я хотел возразить, но, как загипнотизированный, слушал каждое его слово, а по окончании монолога сунул ноги в тапки, беспрекословно вышел вслед за ним на лестничную клетку и поплелся по ступеням вниз.
Мы пошли по длинному коридору и остановились у деревянной светло-зеленой, ничем не примечательной, двери.
– Ну, вторая попытка! Готов изменить мир и начать новую жизнь? ? неумело присвистнул Эдуард Петрович.
Я стоял, не шевелясь. В голове разыгралась нешуточная битва. Голоса кричали наперебой: «Вперед»! ? и тут же: «Смотри, не пожалей…»
«Пора делать выбор…»
Где-то вдали всплыл нечеткий силуэт заплаканной мамы, за ней ? сидящего в кресле отца.
Я мотнул головой.
– Не хочешь? Передумал? ? как-то по-доброму проговорил мой проводник. ? Ну молодец, парень. Как там говорят: лучше синица в руках, чем журавль в небе? Гляди, не пожалей. Хотя, сдается мне, еще встретимся, ? сказал он и растворился в синеватом облаке густого дыма.
* * *
Первые дни после нашей последней встречи я ходил по улице, ехал в автобусе, стоял в очереди и… постоянно оглядывался ? искал или боялся встретить Эдуарда Петровича.
Прошел почти год. Моя жизнь отличалась от предыдущей только тем, что я стал видеться с родителями.
Я все так же откладывал защиту докторской на интереснейшую, как мне когда-то казалось, тему: «Нумизматика и криминалистика в СССР». Все так же работал кассиром на заправке. Так же искал с местными пацанами самодельным металлоискателем клады (если бы отец был в курсе, я бы стал виновником не только его седых висков, но и, вероятно, инфаркта миокарда).
Мне начало казаться, что встреча прошлой зимой была всего-навсего игрой моего уставшего разума, плодом воображения, воспаленного нескончаемым потоком ничего не значащих мыслей.
До Нового года оставалось несколько часов. Я сидел в родительской гостиной, меня согревал только что подаренный вязаный свитер ? красный, с белым рогатым оленем. Мама складывала ярко-алые салфетки в виде рождественских цветков (все время забываю название: пуансия или пуансеттия…). Из кухни доносились отцовское «ой-хо-хо» и запах имбирных пряников. Братья с женами и ангелочками-племянниками должны были приехать с минуты на минуту.
Под связанным мамой свитером приятно щекотало, иногда выбиралось наружу, бегало по лицу, щипало уголки глаз, растягивало рот в придурковатой улыбке детское, давно забытое ощущение счастья. Мама посмотрела на меня и улыбнулась, будто мурашки моего счастья перепрыгивали на нее. Что-то менялось во мне и меняло мир вокруг.
От необычно протяжного звонка в дверь неприятно заныло в области сердца.
– Иван, это к тебе, ? послышался из коридора командирский голос отца.
На пороге стоял курьер. Он держал в руках маленькую коробку в праздничной блестящей упаковке. Доставщик улыбнулся и протянул мне нежданный подарок.
– Таинственная поклонница, ? пошутил, видя мое недоумение, отец.
«Скорее, поклонник», ? чуть не вырвалось у меня вслух.
В коробке лежала открытка.
На ней красовалась зеленая елка, украшенная конфетами и шарами. Вокруг елки улыбчивые дети, в красных галстуках, водили хоровод. На обороте открытки красным фломастером пылал текст: «Иван, скоро полночь, не забудь загадать желание».
Я почему-то не удивился, покрутил открытку в руках и сунул ее в карман. А когда мама, пробегая мимо с подносом, чмокнула меня в щеку, как бы невзначай, я загадал желание.
Куранты в телевизоре пробили полночь, шампанское в хрустальных бокалах и улыбки родных искрились ярче новогодних огней, мандариновый запах надоедливо щекотал нос… Я загадал: «Чтобы голубоглазая Иринка, новенькая продавщица из круглосуточного, согласилась пойти со мной на свидание».
Игорь Вереснев
Пространства Вени Красина
Тютина в этом году уродилась крупная и сладкая. Черная, белая, розовая ? она сыпалась на землю тяжелыми влажными градинами, чавкала под подошвами, брызгала соком, разрисовывая тротуары липкими картинами. Взрослые ругались на эдакое изобилие, обходили развесистые кроны стороной ? одно точное попадание, и нарядное платье или рубашка безнадежно испорчены. Зато для детворы и курортников, наехавших как обычно «на юга», урожай сладкой ягоды был праздником. Курортники называли ее странным словом «шелковица». В детстве название это казалось Вене бессмысленным, ? какая связь между ягодным деревом и тонкой блестящей тканью? Пока не прочитал в учебнике о Марко Поло, его путешествии в Китай и о тутовом шелкопряде.
Учебники истории и географии Веня проглатывал от корки до корки, как только получал их в школьной библиотеке. Лишь так можно было выудить единственно интересное в этих предметах ? путешествия и приключения, прикосновение к тайне, ветер странствий, ощущение необычного, неведомого, фантастического. Потом начнутся занятия в школе, учительница заставит зубрить даты, пересказывать скучные абзацы. И никто не вспомнит, что Марко Поло был не просто венецианским купцом, что он соединил два мира, прежде существовавших в параллельных, непересекающихся реальностях. Что путешествие его ничуть не меньшая фантастика, чем приключения Язона ДинАльта на Неукротимой планете из подшивки журнала «Вокруг света» в читальном зале районной библиотеки.
Историю и географию Веня Красин редко вытягивал на «четверку», а вот по алгебре и геометрии был «круглым отличником». Оттого все его числили прирожденным математиком ? и учителя, и одноклассники, и мама. Мама даже разговоры заводила неоднократно: дескать, с такими способностями в институт надо поступать, на бухгалтера учиться. Она работала в городе, техничкой в правлении коксохимического завода, и должность главбуха казалась ей пределом мечтаний. На самом деле все было не совсем так. Математику Веня не то чтобы любил, но этот предмет был самым легким в школе. Не требуется ничего зубрить, в доказательствах теорем каждый шаг логичен, а задачи решать и вовсе проще простого: разложи на действия и подставляй данные в формулы.
В физике и химии тоже имелась логика, но пряталась она под шелухой терминов, вдобавок многочисленные опыты досаждали. Искать логику в биологии Веня не пытался, слишком глубоко закопана. Но хуже всего были языки и литература! Зачем заучивать наизусть рифмованные, а то и нет фразы, или непонятные иностранные слова? Уезжать за границу Веня не собирался. Вот переехать из райцентра в город он бы не отказался. Он прощал городу и высоченные вечно дымящие трубы заводов, и неуютные, беззащитные перед ветрами и солнцем кварталы серых панельных домов на окраинах. Зато в городе есть настоящая набережная, бульвары и скверы с фонтанами, аэропорт, железнодорожный и морской вокзалы. А еще там есть торговый порт, куда приходят корабли со всего мира, принося с собой отголоски тайн и приключений. Одним словом, настоящий приморский город, ? в каких-то двадцати километрах от их поселка! Чем он займется после переезда, Веня пока не знал, не определился с будущей профессией. Куда спешить, только седьмой класс окончил. Времени впереди ? уйма!
Море имелось и ближе: от райцентра до верховья лимана всего восемь километров. С началом сезона туда съезжались курортники, снимали у местных хуторян углы и сараюшки, разбивали палаточные лагеря. Туда же, оседлав велосипеды, гоняла по воскресеньям ? а на каникулах и ежедневно ? поселковая ребятня. Веня купаться на лимане не любил. Во-первых, чересчур многолюдно. Во-вторых, море мелкое. В-третьих, отойдешь от берега метров на двадцать, вода едва по пояс, а под ногами вместо песка склизкая грязь. «Целебная» ? наперебой твердят и местные, и курортники. Может и так, но очень уж противная. Красин предпочитал забираться туда, где отгороженный косой лиман заканчивался и начиналось настоящее море. Далеко? Пятнадцать километров не расстояние, когда у тебя хороший велосипед. Велосипед у Вени был отличный: большая ? «взрослая»! ? «Украина» осталась от отца. Выехать, как все, в сторону лимана, но потом свернуть вправо, на разбитую, почти всегда пустынную шоссейку, обсаженную ничейной, не тронутой детворой и курортниками тютиной-шелковицей. Шоссейка вливалась в трассу, соединяющую город с соседней областью, и дальше следовало ехать между полями по накатанной грузовиками колее. По левую руку набирает молочную спелость кукуруза, по правую подсолнухи тянут вверх еще мелкие, завернутые в зеленое корзинки, а вдоль колеи среди травяных зарослей синеют цветки цикория, розовеет «душистый горошек», горделиво поднимаются стебли мальвы. Ненаблюдательный путник ни за что не догадается, что в двух шагах от этого степного царства ? море. Наблюдательный задерет голову и увидит кружащих в небе чаек. Но лишь тот, кто родился здесь, на рубеже двух стихий, ощутит сквозь аромат разнотравья и пропеченной солнцем пыли соленый запах моря и дальних странствий.
Мама работала в заводоуправлении через день, уезжала в город первым автобусом в шесть утра, возвращалась последним в девять вечера, так что Веня в дни ее смены был «вольной птицей». Главное, резину не тянуть. Соорудить бутерброд, набрать флягу воды, оседлать велосипед и ? к морю, пока солнце не поднялось в зенит.
Поздравительную открытку в почтовом ящике старик нашел только сегодня. Судя по штемпелю, пришла она вовремя ? позавчера, как раз в день рождения. Но ни позавчера, ни вчера он из квартиры не выходил. Безвылазно просидел в своей берлоге, не желая общаться с внешним миром. Общаться и не пришлось: никто не пришел поздравить с юбилеем, не позвонил. И когда старик опасливо проверил электронную почту, там тоже было пусто. Нечему удивляться и обижаться не на кого. Так уж получилось, что на старости лет остался один. А одинокого пердуна кто вспомнит? Но, оказалось, помнят, школьная канцелярия исправно работает. Где-то там стоит пометочка, что бывшему сотруднику семьдесят стукнуло. Поздравили по старинке, заполненной каллиграфическим почерком бумажной открыткой в конверте. Побоялись, что у деда компьютера нет? Правильно боятся, старенький «пентиум», ровесник тысячелетия, на ладан дышит. Посыплется ? не отремонтируешь. А на новый денег нет.
Открытку старик перечитал раз пять, так что от шаблонных высокопарных фраз начало скулы сводить. Уж лучше бы вообще не поздравляли, чем так, «под копирку». Хотя чем лучше? Чем он такой особенный? Самый обычный пенсионер, один из тысяч. Из миллионов! Когда десять лет назад его провожали на пенсию, поздравления и напутствия шаблонными не были. Но и он тогда не собирался оставлять работу, благо на его место никто не претендовал, молодежь в школу не очень-то идет. А те, что приходят… Однако человек предполагает, а здоровье располагает. Инсульт свалил с ног внезапно. Три недели стационара, потом долечивался и восстанавливался на больничном. Вернуть разборчивость речи получилось не сразу, со слабостью в ногах он так и не справился. Особенно правая. Стала непослушной колодой, словно вернулась давняя детская травма. В соседний супермаркет сходить проблема. Когда в доме лифт отключают, и вовсе оказываешься пленником своего «скворечника». А потом его пригласила директриса и деликатно объяснила, что здоровье следует поберечь, что школа, уроки ? чрезмерная для старого больного человека нагрузка. Он не обиделся, директриса за учебный процесс переживает, должность обязывает. Он сдался, написал заявление. И почувствовал себя стариком.
…Боль пронзила висок неожиданно и резко.
До моря Веня добрался позже, чем рассчитывал, ? никак не мог оторваться от тютины, переходил от дерева к дереву, выискивая самое сладкое. В итоге, когда степь и подсолнуховые поля оборвались аквамариновой гладью, солнце успело подняться достаточно высоко и начало припекать. Не беда ? в сумке лежит сложенная из газеты панама. Обычно до нее дело доходило на пляже, но и заранее надеть ничто не мешает.
Веня спешился, расстегнул сумку, извлек аккуратно сложенную вдвое панаму, расправил, нацепил. Пощупал завернутый в газету бутерброд, тряхнул фляжку. Глотнуть воды? ? подумал. Сразу отказался от этой мысли. И так едва не четвертая часть ушла, чтобы пальцы отмыть от тютинового сока, ? липкими руками за руль держаться противно и неудобно.
Полевая дорога закончилась вместе с полями, но знающий человек разглядит узкую, скрытую в траве тропинку, вьющуюся вдоль обрыва. Обрыв тут отвесный, высота метров пятнадцать ? не спустишься, хоть близкое море и полоска чистого, не тронутого ничьими следами песка так и манят к себе. Нужно потерпеть еще немного, до балки.
Велосипед Веня спрятал как всегда в кустах желтой акации. С тропинки не заметно, чтобы увидеть, тем более вытащить, изрядно постараться надо. Какой умник за здорово живешь в колючки полезет? Да и не ходит здесь, считай, никто. Он поправил висевшую через плечо сумку, перешнуровал кеды и пошел к устью балки.
В этом месте до песчаной полосы пляжа было вдвое ближе ? это во-первых. Во-вторых, переплетающиеся корни деревьев образовывали нечто вроде лестницы, а недостающую ее часть восполняли выковырянные в грунте уступы. Кто их сделал и когда ? неизвестно, Красину они служили верой и правдой не первый год. Придерживаясь за торчащие из земли корни, он принялся спускаться. Быстро, «на автопилоте», почти не глядя, куда ставит ногу.
Свесившуюся сверху молодую ветку акации Веня предусмотрительно отклонил в сторону, зажал между изгибами корня ? напороться на колючки не хватало! Уже миновал ее, когда корень шевельнулся под его весом. Ветка высвободилась, распрямилась упруго. Веня зажмурился… Нет, не царапнула. Подцепила бумажную панаму, сорвала с головы.
Панама висела, покачиваясь, перед самым носом, протяни руку и достанешь. Но впечатление это оказалось обманчивым, Вениной руке не хватало нескольких сантиметров длины. И значит, придется вскарабкаться обратно на обрыв, добраться до ветки и тряхнуть ее как следует. Либо плюнуть на панаму и продолжать спуск на пляж, где ни клочка тени нет. Второй вариант не годился по определению, первый Красин оставил на крайний случай. Не может такого быть, что он не дотянется. Покрепче ухватиться второй рукой за корни, подальше отклониться и…
Пальцы поймали край панамы в тот самый миг, когда подошва левого кеда потеряла опору. Проклятые физические законы дернули тело вниз и в сторону, придавая его движению нужный вектор. И движение это отнюдь не было равномерным и прямолинейным. Потому что правая нога не отправилась в свободный полет вслед за напарницей. Она угодила в капкан из корней. Лодыжка полыхнула огнем боли. Таким жгучим, что мир вокруг погас.
Когда мгновенная тьма отступила, старик понял, что сидит на диване. Хоть не на полу валяется, и то хорошо. Боль медленно уходила, возвращая способность думать. Не инсульт, нет. Он «эксперт» в этих делах, пообщался с «коллегами», наслушался историй, пока лежал в отделении. Судя по всем признакам, умрет он не сегодня.
С пронзительной ясностью старик понял, какова окажется смерть. Он будет лежать в запертой квартире много дней, прежде чем его найдут. Скорее всего, соседи забьют тревогу, когда зловонье заполнит лестничную площадку. Вызовут полицию, вскроют дверь… Воображение помогло представить, что они здесь увидят. И это не худший вариант. Инсульт может не убить сразу, для начала парализует, лишит голоса. Он будет долго, мучительно умирать от жажды, не в силах позвать на помощь.
Плечи невольно передернуло от представленной картины. Страшнее всего, что такой исход предопределен. Остается жить одним днем, стараясь не задумываться о будущем.
А, собственно, зачем? Отточенный многолетними тренировками мозг логика не мог не поставить этот вопрос. Зачем влачить жалкое существование, если в будущем не ожидается перемен к лучшему? Наоборот, с каждым годом, месяцем и днем он будет стареть, дряхлеть, слабеть ? и физически, и умственно. Может, его уход огорчит кого-то из близких? Нет у него близких. Жив, нет ? никто не заметит. Может, осталось незавершенным важное дело? Нет у него никаких дел в этом мире. По-настоящему важных и не было никогда. Значит, «не надо откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня». Сегодня он еще достаточно соображает, чтобы выбрать более достойный и безболезненный способ ухода. И есть силы осуществить задуманное.
Что-либо придумывать и организовывать не требовалось, все необходимое, как говорится, «под рукой»: квартира на последнем этаже четырнадцатиэтажки. Единственно, надо преодолеть страх. А дальше ? просто и быстро.
Старик вновь передернул плечами, прекрасно осознавая, что сделать задуманное будет вовсе не «просто». Может, сходить в супермаркет, купить водки? Отключить алкоголем проклятый инстинкт самосохранения… Или не водки? Остатка пенсии хватит на приличный коньяк ? не так противно пить, а экономить смысла больше нет.
Он тяжело поднялся с дивана, доковылял до письменного стола. Наклонился, выдвинул нижний ящик, где хранил конверт с «заначкой».
Повезло, что внизу песок, иначе приземлился бы куда жестче. Веня вытер прилипшие к лицу песчинки, опасливо посмотрел на ногу. Лодыжка багровела и опухала буквально на глазах. Перелом?! Боль не ушла, но из острой сделалась тупой, ноющей. Рядом с ней появилось место для ужаса от понимания случившегося и тоски ? ведь минуту назад все было хорошо! Зачем, зачем он потянулся за этой дурацкой панамой?! Падая, он ее так и не выпустил. Теперь остатки ее торчали из песка скомканным бумажным комом.
Несколько минут Веня лежал в полной прострации. Но время вспять не повернешь, нужно что-то делать. Вот только что? Даже если он сумеет вскарабкаться обратно на обрыв, ехать на велосипеде не сможет однозначно. Найти подходящий дрын, приспособить под костыль, доковылять до трассы? Там ведь недалеко, меньше двух километров.
Веня прошелся взглядом по переплетению корней и уступам в глинистом обрыве. Как был сидя, передвинулся к «ступенькам». Уперся рукой, второй ? выше. Встать получилось легко. Он ухватился за нижний из корней, попробовал подтянуться и взвыл от боли, невольно опершись на покалеченную ногу. Поспешно соскользнул обратно на песок. Нечего и мечтать. Обезьяна или циркач сумели бы залезть здесь на одних руках. Но ему нужны четыре точки опоры.
Оставался единственный путь ? по пляжу вдоль моря на четвереньках, так как никаких дрынов на узкой полоске песка нет. Вернее, два пути ? влево и вправо. Какой выбрать? Справа в пяти километрах лежала рыбацкая деревушка. Слева, в верховье лимана, жилье было дальше, зато могут попасться палатки отдыхающих. А могут и не попасться. И если двигать туда, солнце будет светить прямо в глаза. Веня вздохнул, расправил как мог панаму, нацепил на голову, перевернулся на четвереньки и пополз направо.
Что такое пять километров? На велосипеде вообще не расстояние. И пешком не шибко великое, ? за час дойдешь, если поторопишься. Вон тот, выступающий в море мысок обогнуть, и деревушка будет как на ладони. Однако, когда ползешь на четвереньках, все выглядит по-другому. Пространство словно растянулось многократно, преодолеть небольшой его интервал оказывалось необыкновенно трудно. Или это время ускорилось? Очень уж быстро солнце поднимается по небосклону, жжет все жарче, яростнее.
Ползти по сухому песку Веня не стал и пробовать ? ладони вязнут, а скоро тот и вовсе превратится в раскаленную сковороду. Идти всегда лучше там, где море его прессует и охлаждает ? хоть на двух конечностях, хоть на четырех. Первые несколько метров он преодолел бодро и быстро. Но потом задел песок больной ступней и понял, что торопиться нельзя. Это нелегко ? ползти на четвереньках, когда можно опираться лишь на колено.
Он полз-полз-полз, а проклятый мыс если и приблизился, то самую малость. Красин попытался считать «шаги», прикинув, что каждый равен примерно тридцати сантиметрам, но сбился уже на второй сотне. Панама, несколько раз свалившись в воду, окончательно пришла в негодность. Колени горели огнем ? влажный песок тер не хуже наждака. Плечи и руки уставали все сильнее, приходилось чаще и чаще останавливаться, отдыхать. Сумка давила на шею ремнем, то и дело сваливалась вниз, не желая держаться на спине. В ней не было ничего, кроме фляги и бутерброда, но казалось, что шутки ради кто-то подложил в нее пару кирпичей. В конце концов бутерброд Веня выбросил ? все равно от одной мысли о еде мутило. Сумка полегчала. Но ненадолго.
Мысль, что он может не доползти, родилась в голове после того, как обнаружил, что воды во фляге больше нет. Сначала это показалось глупостью: он ведь не в пустыне и не на обитаемом острове. Но с каждым метром, с каждой минутой мысль делалась все менее глупой. Потому что от жары и усталости роились черные мушки перед глазами. Но хуже всего ? не отпускающая ни на миг изнуряющая боль в ноге. Стоило задеть за песок или неудачно шевельнуть стопой ? она обжигала с новой силой. Если от этой боли или от солнечного удара он потеряет сознание, то не очнется. Так и будет лежать выброшенной на берег дохлой рыбиной.
