скачать книгу бесплатно
Инга сидела в кресле и смотрела в окно. У нее остановилось сердце.
Эльза почувствовала укол совести: как она могла забыть, какое нынче число? Конечно, она не забыла и про Ингу никогда не забывала. Но вот не связались эти даты сегодня… Время…
А еще ей совершенно не хотелось в этот мерзкий дождливый вечер пилить через весь город. Укол совести превратился в давящее чувство вины перед подругами: и живой Марикой, и ушедшей Ингой.
Каких только друзей нам не преподносит услужливо жизнь. Некоторые остаются с нами на всю жизнь, даже если мы их не выбираем. Такой была Инга. Да и Марика тоже. Дружили их родители, и девочкам приходилось проводить много времени вместе, даже если им этого не хотелось.
С возрастом Эльза поняла, что она никогда бы не выбрала себе в подруги ни Ингу, ни Марику, будь на то ее воля. Они уже не так часто встречались, как в детстве и юности. Но с уходом Инги в жизни Эльзы образовалась пустота, которую никем не заполнить.
Дождь полоснул сквозь крутящуюся дверь, и порыв ветра чуть не затолкал Эльзу обратно в вестибюль. Хорошо, что повезло с парковкой, удалось пристроиться близко к главному входу. Не раскрывая зонтика – на таком ветру бесполезно – Эльза в два шага оказалась у машины и буквально запрыгнула в салон. Откинула капюшон модного плаща. Проверила в зеркальце тушь: не потекла ли?
«Вот балда, – подумала Эльза, – зачем я столько туши намазала? Вдруг расплачусь, глаза будут как у панды».
Она вырулила со стоянки и поехала по улице, пересекающей весь центр Риги и выводящей прямо к кладбищу.
Инга училась в параллельном с Марикой и Эльзой классе русской школы, но по-русски всегда говорила с легким акцентом и чуть неправильно. Мама Инги была откуда-то с севера России, а папа – латыш. Высокая, светловолосая, светлоглазая Инга не сильно выделялась среди своих одноклассников. Но когда Эльза поступила в Ереванский университет (так решили ее родители – высшее образование лучше получить на родине предков и заодно подтянуть армянский) и Инга как-то прилетела в гости, то сразила наповал добрую половину армянских горячих юношей. Инга прилетела сюрпризом, а у Эльзы как раз собрались однокурсники. За стенами продолжался долгий летний солнечный день, но компании захотелось «интима». Задернули шторы и сидели в темноте в маленькой комнате большой квартиры Эльзиной бабушки. Курили, пили вино, играли на гитаре, пели – «Машину времени», естественно. Сидели плотно друг к другу на кровати, на полу и в единственном кресле.
И вдруг открылась дверь, и в проеме возникла Инга – двадцатилетняя, смеющаяся, с развевающимися длинными светлыми волосами. Пылинки кружились в солнечных лучах позади Инги и как будто пронизывали ее насквозь. Она словно ступила из светящегося облака в темную комнату. Такой – светящейся – она навсегда отпечаталась в памяти Эльзы.
Однокурсники открыли рты. И парни, и девушки. Как будто неземная Сольвейг вошла в темную комнату пятиэтажного здания на проспекте Амиряна.
Инга прилетела в Ереван из Ленинграда. Она училась там в художественном училище. Будущая художница! Это еще больше усиливало ее ореол сказочной принцессы.
Мальчики не давали Инге проходу. Все хотели показывать ей город и водить по дискотекам. Это были незабываемые дни.
Марика ждала на трамвайной остановке. Маленькая, кругленькая, уютная. Она всегда все помнила, все обо всех знала и отвечала за всех, кого приручила. А приручила она весь их общий с Эльзой класс и половину параллельного.
– Я купила гвоздики. Ты можешь взять что-нибудь в кладбищенском киоске. Надеюсь, он еще открыт. Лиза прилетела?
– Ночью.
«Придется пригласить», – подумала Эльза. У Марики семьи не было.
– Приезжай к нам завтра.
– Послезавтра загляну, – отозвалась Марика.
«Ну почему я всегда должна подстраиваться под ее планы?»
Эльза вздохнула. Пятьдесят лет уже, а сказать прямо, что, мол, будет занята, Эльза по-прежнему не могла.
В киоске остались только чахлые розы. Пришлось брать.
Ветер, к счастью, утих. Подруги направились в глубь кладбища под одним зонтом. Гравий под сапогами и дождь по зонтику шуршали почти уютно, Эльза согрелась, прижимаясь к Марике, пытаясь уместиться под зонтом.
У могилы Инги не было никого. На глаза Эльзы выступили слезы.
– А ведь я всем позвонила, – сказала Марика.
«Ей, к сожалению, не понять, что мы давно не одноклассники. Мы просто люди, живущие каждый своими проблемами, и только на какое-то время много лет назад были собраны в одну группу».
И вдруг эти роскошные белые цветы. Невероятный букет.
– Дочь, наверное, прислала, – предположила Эльза.
– Там записка, – вдруг сказала Марика.
И не успела Эльза сказать, что читать чужие записки неприлично, как Марика резво вытащила из-под прозрачной обертки кусочек белого картона.
– Карен? Не может быть! – И протянула Эльзе.
«Еще один год без тебя. Всегда буду помнить. Твой Карен».
Инга и Карен встретились именно тогда, в солнечном Ереване более тридцати лет назад. У Эльзы в это время разворачивался роман с однокурсником (впоследствии закончившийся свадьбой, рождением Лизы и разводом), и Карен – друг однокурсника – пришелся очень кстати. Вчетвером они после всевозможных дискотек гуляли по ночному летнему Еревану до утра.
Проспект Амиряна упирается в главную площадь Еревана, а на ней, взлетая ввысь из мозаичного бассейна, шумят «поющие» фонтаны. Каждый вечер под разноцветные водяные брызги и классическую армянскую музыку, в основном под Комитаса, Карен сжимал руку Инги, но на большее так и не решился.
Через два года он женился на подруге детства, которую его родители прочили в невесты чуть ли не с рождения, а еще через три Инга вышла замуж и родила дочь.
Брак Карена выглядел удачным. Он оказался талантливым бизнесменом, перевез семью в Москву, создал свою корпорацию, управлял большим количеством людей. Сыновья окончили лучшие зарубежные университеты в сфере юриспруденции и, чтобы помогать отцу, вернулись в Россию. С женой у Карена были прекрасные отношения. Она не подозревала, что раз в год Карен улетал то в Ленинград, то в Ригу побродить с Ингой по ночным улицам до утра и выговориться. Она стала для него не только возлюбленной, но и психотерапевтом. Тем, на которые Карен не смог бы поговорить с Ингой, не существовало. С каждым годом Инга хорошела и становилась все прекраснее, и все труднее было от нее уезжать. Никто об их платоническом романе (а именно такими были их отношения) не знал, даже близкие подруги Инги. Даже ее родители, и тем более дочь и муж. Бывший муж. Инга не смогла жить с ним.
Ради этой единственной недели в году жила Инга. Она работала художницей на фабрике, выпускающей глиняную и фарфоровую посуду. Зарплата была маленькой, а в девяностые годы – еще меньше. Но фабрика выжила благодаря спонсорам, и Инге удалось сохранить свое рабочее место. У Карена она никогда ничего не брала, сколько он ни предлагал. Только цветы. Она любила орхидеи. И он привозил и заказывал для нее редкие сорта со всего мира. Всегда мечтала сделать свою орхидею – фарфоровую, белую с розовыми прожилками. Но не получалась так, как ей хотелось. Поэтому рисовала на чайных и кофейных чашках подаренные Кареном цветы. Постепенно ее рисунки стали визитной карточкой фабрики. Сервизы с орхидеями даже шли на экспорт и стоили дорого. Зарплату прилично повысили, и Инга смогла оплатить обучение дочери в Лондоне, где та и осталась после окончания университета.
Инга никогда не узнала, что спонсоров, спасших фабрику в девяностые, а затем вложившихся в продвижение и рекламу продукции, было не несколько, а один Карен. И что фабрика уже давно была его.
Сначала умерла мама Инги. Карен прилетел поддержать. Потом хоронили папу. А затем Инга заболела. Карену ничего не говорила. Они и не общались между редкими встречами. Никогда не выходили в скайп или фейстайм, никогда не звонили друг другу. Обменивались только сообщениями по электронной почте. По молчаливому соглашению им нравилось сохранять то давнее общение: сначала настоящими письмами, потом – электронными.
Ничего этого ни Марика, ни Эльза не знали. Поэтому, прочитав записку, изумились, нет, обалдели до такой степени, что замолчали надолго: каждая переваривала содержание послания.
Эльза всегда думала, что продолжения у того давнего ереванского романа не было. Поскольку имя Карена больше никогда не всплывало, она полагала, что все тогда и закончилось.
Марика думала о том, что все их почти каждодневные разговоры с Ингой на протяжении более сорока лет были ни о чем: она ее, оказывается, совсем не знала. Близкая подруга (как считала Марика) не поделилась с ней самой важной и волнующей частью своей жизни.
Первой пришла в себя Марика:
– Они что, поддерживали отношения?
– Может быть, он только сейчас узнал…
– «Еще один год без тебя»… Теперь я припоминаю, что орхидеи всегда были на могиле. Каждый год. Вот уже пять лет…
– Но я думала, они от дочери… Она всегда любила орхидеи. Все подоконники были уставлены.
– И я так думала…
Больше им нечего было друг другу сказать.
Они положили гвоздики и розы на могилу, повернулись и пошли прочь.
Валентина Гетц
Родом из Казахстана, родилась в простой рабочей семье, папа украинец, мама русская. Жила в красивом гостеприимном селе Трофимовка, населенном разными национальностями, где дом никогда не закрывался на замок и любой сосед непременно приглашал за стол выпить ароматного чая. В 1996 году переехала в незнакомую, но очень красивую Германию. Там и проживает по сей день. Валентина мама и бабушка, обожает писать стихи, сказки и рассказы для деток о добре и дружбе, о взаимопомощи и душевной красоте каждого персонажа. Дар писать приняла с радостью, чтобы приносить счастливые улыбки своим дорогим читателям.
Друзья и звездочка
Дима никак не мог заснуть, он ворочался с боку на бок, все думая о маленьком жеребенке, который должен вот-вот появиться на свет. На улице гремел гром, сверкали молнии и лил сильный дождь. Папа остался в конюшне, пока не появится малыш, а Диму отправил спать, чтобы он не шумел и не путался под ногами.
– Завтра утром, когда ты проснешься, – сказал он, – малыш уже будет ждать тебя, а сейчас иди, сынок, спать, а то скоро грянет сильный дождь. Вон как темно стало, и молнии сверкают так, что глазам больно.
Дима лежал и представлял маленького жеребенка рядом со своей мамой, его любимой лошадкой Миледи, которая будет фыркать от удовольствия, глядя на своего малыша, а он будет любоваться ими.
Ночь сделала свое дело, и Дима наконец-то заснул. А утром, едва стало подниматься солнышко, он соскочил с кровати и бегом бросился в конюшню. Дождь закончился, кругом были лужи после дождя, и Дима, перепрыгивая через них, босиком несся к своей любимой Миледи.
В воротах конюшни показался улыбающийся папа:
– Что, сынок, не спится? Иди, там малыш уже ждет тебя, только иди тихо, не напугай его.
Дима пошел быстрым шагом к деннику, где находилась Миледи. А там едва стоял на ногах маленький коричневый жеребенок с белой звездочкой на лбу, на ножки словно были надеты белые носочки.
– Ну что, сынок, красивый? – спросил, улыбаясь, папа.
– Очень! – с восторгом проговорил Дима.
– И как же мы его назовем? – задал вопрос отец.
– Звездочка, – не задумываясь ответил сынок.
Два часа Дима простоял рядом со Звездочкой и не мог налюбоваться. Он готов был целый день находиться здесь, но ему так хотелось рассказать своим друзьям и обязательно показать Звездочку всем. И он выскочил из конюшни, чтобы скоро вновь вернуться сюда.
– Женька, Женька! – крикнул Дима, заметив друга, игравшего со своей собачкой Жучкой. – Пойдем к нам, у нашей Миледи Звездочка родилась!
– Как, уже? – спросил удивленный Женька, а сам уже несся навстречу Диме, и Жучка, виляя хвостом, семенила за ним. – Давай забежим за Миленой, она должна быть где-то во дворе, – предложил Женька.
– Давай, – согласился Дима.
И мальчики побежали в сторону дома Милены. Завернув за угол, они увидели впереди Милену: как всегда, с аккуратной косичкой, в выглаженном чистом голубом платьице она катила коляску с куклой.
– Милена, – закричали они в один голос, – побежали с нами, там в конюшне у Миледи Звездочка родилась!
– Ну как же я побегу? – сказала Милена. – У меня ведь коляска с куклой.
– Но ты же можешь оставить ее и здесь, под деревом, а потом заберешь.
– Вот еще! – ответила Милена. – А вдруг мою куклу напугают собаки? Нет, я лучше возьму ее с собой.
И теперь дети шли, а не бежали в конюшню. По дороге Дима с гордостью и восторгом рассказывал о своем новом друге и о том, как он долго не мог уснуть вчера вечером.
Перед конюшней они остановились и решили, чтобы не напугать Звездочку, оставить Жучку на улице и не впускать ее вовнутрь.
– А коляску я возьму с собой, – предупредила ребят Милена. – Я хочу, чтобы моя кукла тоже увидела маленькую Звездочку.
– Ну ладно, – согласились ребята.
Звездочка прижалась к матери и сосала молоко, да так громко, что чавканье слышалось уже у входа в конюшню. Дети засмеялись в один голос, а жеребенок поднял ушки кверху и взглянул на них.
– Какой хорошенький, – проговорила Милена.
– Да… – поддакнул ей Женька.
– Смотрите, она словно носочки белые на ноги надела, – с восторгом разглядывая Звездочку, шептала Милена. – И на лбу точно белая звездочка.
– Ну я же вам по дороге так и рассказывал. Вы что, не поверили мне? – обиделся Дима.
– Нет, ты что, мы, конечно, поверили, – оправдывалась Милена, – вот только видеть самому – это же совсем другое.
Звездочка словно знала, что дети любуются ею. Наевшись вдоволь и немного потолкав головой свою маму, она стала прыгать по помещению, раскидывая при этом солому.
– Так ты еще и воображуля! – засмеялись дети.
Звездочка попрыгала еще немного и прижалась к маме. На улице раздался сердитый лай Жучки, и ребята не сговариваясь побежали к выходу. Открыв двери, они увидели кота Ваську, который держал что-то во рту и как угорелый несся по двору, а за ним гналась Жучка. Дима и Женя побежали за ними вслед посмотреть, догонит ли Жучка кота Ваську. С коляской было бежать неудобно, и Милена, немного подумав, оставила ее возле дверей в конюшню, а сама бросилась догонять ребят.
Кот пролез меж досками забора и побежал дальше, Жучка не отставала, а ребята видели только ее хвост. Потом они отстали и уже не смогли догнать.
– Ну вот, – остановились дети, – теперь мы их потеряли.
– И не узнаем, догнала ли Жучка Ваську или не догнала.
Вдруг они услышали жалобный лай Жучки и побежали в том направлении. Собачка оказалась в яме с дождевой водой. Яма была не слишком глубокая, но вылезти оттуда самостоятельно Жучка не могла. Дети пытались вытащить ее, но сами скользили и падали – земля была мокрой и скользкой. Женька скатился в яму, взял в руки Жучку, но вылезти оттуда самостоятельно тоже не смог. Дети протягивали ему руки, но дотянуться не могли.
Сзади них кто-то свистнул. Они оглянулись и увидели Жениного старшего брата Сергея.
– Эй, тройняшки, а где еще один?
– Там, – в один голос сказали Милена и Дима.
– Где «там»?
– Там, в яме, – показали они на яму рядом с ними.
Сергей спрыгнул с велосипеда, на котором гонял по лужам, и быстро подошел к яме. Женька держал на руках Жучку и смотрел на брата.
– Я вылезти отсюда не могу, – сказал он.
Сергей лег на землю и протянул руку, а Женька схватился за нее и вылез наверх.
– Ну, скажу я вам, и видок у вас у всех. Даже ваша чистюля Милена выглядит, мягко сказать, не ахти. Мама точно будет в шоке.
Жучка виляла хвостом, еще больше раскидывая грязь, Дима и Женя выглядели так, словно купались в грязи: босые ноги были черные, чистого места ну просто не найти. У Милены волосы выбились из еще недавно аккуратно заплетенной косы и свисали грязными прядями по лицу. От выглаженного чистого голубого платья не осталось и следа: оно было черное, грязь торчала даже из кармашков, и белые туфельки стали черными, а на подошвы налипло столько травы и грязи, что кажется, невозможно будет даже поднять ноги.
