banner banner banner
Мы все немного у жизни в гостях
Мы все немного у жизни в гостях
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Мы все немного у жизни в гостях

скачать книгу бесплатно

фыркаю, жмурю глаза
и на миг забываю,
что пью… послесловие горя.

Горе входит, как тень,
и неспешно ложится у ног.
Оно трогает кожу
и лижет случайные мысли.
Господин Гумилёв,
вы преподали fatum-урок,
накормив эту тварь
из златой Николаевской миски!..

…Его вывели утром.
Был август, и падали звёзды.
Вертухаи зевали,
патрон досылая в размер.
Он стрелкам по глазам
полоснул огоньком папиросы
и шепнул что-то смерти
на свой, на гусарский манер.

Заворочалось небо,
но утром чудес не бывает.
Спохватился старшой:
«Р-равняйсь, целься в грудь, не жалеть!»

Гад последний сказал:
«Мало кто так умирает!»
И рванул за подол
присмиревшую барыню Смерть.

Памяти Осипа Мандельштама

Как лист бумаги подержанной,
Брошенный в топку времени,
Умер Осип поверженный,
Серебряный русский гений.

«Полночь. Вселенский зазнайка…»

Полночь. Вселенский зазнайка
Кротко пред музой божится.
Днём голодает, тает,
Ночью мчится, как птица!..

Утро. Скрип эшафота.
Солнечный луч – лезвие.
С крыльев бумажных – вот он! –
Брызнула кровь-слеза.

«Зарево Владивостока1…»

Зарево Владивостока[1 - Осип Эмильевич Мандельштам скончался в пересыльном лагере Владперпункт (Владивосток) от сыпного тифа. Тело Мандельштама до весны вместе с другими усопшими лежало непогребенным. Затем весь «зимний штабель» был захоронен в братской могиле.],
Тиф, пересылочный тракт.
Тихо скончался Осип,
Гений, гордец, чудак…

М. И. Цветаева. 1940 год, одна из последних фотографий…

Кто не спускался в глубину унижения,

не сгорал в огне страданий

и не заглядывал в лицо смерти,

тот не уразумел ещё истинного смысла

собственной жизни.

    Митрополит Анастасий (Грибановский)

Сколь наши домыслы причастны
К свершённой гибели земной?
Вот правым глазом, взором ясным,
Марина воскрешает строй

Беспечной королевы звука.
Она вдали, она над всеми!
Так смотрит девочка из тени
На крепкую мужскую руку.

А левый глаз – беды соринка,
Груз вековый прожитых лет.
Увы, не расточит слезинки
Фотографический портрет.

Уж тень Елабуги припала
К руке злодейской, и злодей
Взалкал и следует за Ней,
Он приготовил смерти жало!

Два разных глаза, два крыла…
Подуло к полночи прохладой.
Она очнулась и ушла.

Елабуга, будь ты неладна!

Я мог её остановить,
Отнять верёвку, выждать время,
Забыв о том, что русский гений
Свободен быть
или не быть.

Аве, Оза!

(памяти Андрея Вознесенского)

То ли цыкнула мать над шалостью
И нахмурилась от усталости,
То ли корень прирос к окончанию,
То ли скрыпнули створы Татьянины,
То ли Богу шепнула уродица:
«Отче, родинка выпала с Родины!»
Но заплакала церковь Мценская
Над головушкой Вознесенского.
Аве, Оза…

Век Бродского

Доброжелатель:

«Бойтесь Иосифа Бродского!
Его криптогенный разум
Гордиев узел плотский
Сечет стихом-Александром.

Ахматова (слышали новость?)
берёт его на поруки.
Анна Андреевна, Бродский –
окололитературный трутень!

Его писанина – морок.
Он жерновами двустрочий
Музы свободный росчерк
сжимает до боли в точку!»

Анна Ахматова:

«Если не чувствовать боли,
кто через век поверит,
что жили не только моли
в складках сгнивших материй…»

Памяти Иосифа Бродского

Иосиф раскурил заначку,
стряхнул неаккуратно пепел
и тронул ящерицу-рифму.

Она казалась неживою,
лишь глотка втягивалась мерно
при каждом вздрагивании кожи.

«Дела! – сказал себе Иосиф. –
Скрипит в уключинах Харона
Трахея рифмы сладкозвучной…»

* * *

Когда в имениях Хрущёва
О красках рассуждал бульдозер,
И нормой главного закона
Был гнев партийно-всенародный,
Собрал Иосиф всё, что было,
А было Йоське двадцать лет.

И фрезеровщика кормило
Сменил на прозвище «поэт».

Но норма главного закона
Была завистливой и жадной.
И фрезеровщики поэту
За тунеядство дали срок.
Сто-оп!
Тунеядство – выше нормы.
Оно, как воз телеги смрадной,
Парит!
И чувствуется лето
Сквозь кучи смёрзшийся кусок.

Ну вот и всё. Молчит Иосиф.
Умолкла избранная лира.
Ведь всё кончается когда-то,
Как день, как ночь, как мы с тобой.
Но что так ум и сердце просят
Привстать над дерзостями мира,
Вчитаться в «Сретенье»[2 - «Сретенье» – стихотворение И. Бродского.] и плакать –
Алкать над Йоськиной судьбой?..

От планетарных притяжений,
Кардиограмм сердцебиений,
Не начатых стихотворений
(недолетевших НЛО),
Остался на бумаге росчерк,
Машинописная строка
И дней дождливых облака,
Венеция…
И остров Мёртвых[3 - Остров-кладбище в Венеции, именуемый Сан-Микеле.].