скачать книгу бесплатно
«О мой друг, – сказал волк, – не будь небрежна в моем деле и не откладывай моего избавления».
Но лисица стала смеяться и хохотать и воскликнула: «О ты, обольщенный, я попала тебе в руки только в наказание за шутки и насмешки над тобою: когда я услышала, как ты раскаиваешься, восторг и радость сделали меня мягкосердой, и я стала прыгать и плясать, и мой хвост опустился в яму, и ты потянул меня к себе, и я к тебе упала. А потом Аллах великий спас меня от тебя, и почему мне не помочь твоей гибели – ты ведь из племени сатаны. Я вчера видела во сне, что пляшу на твоей свадьбе, и рассказала это толкователю снов, а он сказал мне: «Ты попадешь в западню и спасешься из нее». И я поняла, что когда я попала в твои руки и спаслась – это было в соответствии с моим сном. И ты знаешь, обольщенный глупец, что я твой враг, так как же ты хочешь, по твоему малоумию и глупости, чтобы я тебя спасла, хотя ты слышал мои грубые речи? И как я буду стараться спасти тебя, когда мудрые сказали: «Смерть нечестивого – отдых людям и очищение земли». Но если бы я не боялась перенести от верности большие страдания, чем страдания от обмана, я бы, наверное, придумала, как спасти тебя».
Услышав слова лисицы, волк укусил себе лапу от раскаяния…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала ночь, дополняющая до ста пятидесяти, Шахразада сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда волк услышал слова лисицы, он укусил себе лапу от раскаяния, а затем смягчил свои речи, видя, что это неизбежно, но никакой пользы от этого не было.
И тогда волк сказал лисице тихим голосом: «Вы, племя лисиц, говорите слаще всех и приятнее всех шутите, и это все твои шутки, но не во всякое время хорошо шутить», а лисица ответила: «О глупец, для шуток есть предел, которого не переходит тот, кто шутит. Не думай, что Аллах отдаст меня тебе, после того как он уже спас меня из твоих рук».
«Тебе следует желать моего спасения из-за нашей прежней братской дружбы, и если ты меня спасешь, я обязательно воздам тебе добром», – сказал волк, и лисица ответила: «Мудрецы говорили: «Не братайся с нечестивым глупцом – он тебя обезобразит, а не украсит, и не братайся с лжецом: если ты проявишь хорошее, он это скроет, а если проявить злое – разгласит». И сказали мудрецы: «Для всего есть хитрость, кроме смерти, – все можно исправить, кроме испорченной сущности, и все можно отразить, кроме судьбы».
А относительно воздаяния, которое я, ты говоришь, заслужила от тебя, то я сравню тебя по воздаянию со змеей, убежавшей от змеелова. Один человек увидал ее испуганною и спросил: «Что с тобою, о змея?» – и она ответила: «Я убежала от змеелова, и он ищет меня; если ты спасешь меня от него и скроешь меня у себя, я воздам тебе хорошим и сделаю с тобою все доброе».
И человек взял ее, желая награды, жадный до воздаяния, и положил ее за пазуху. А когда змеелов прошел и удалился своей дорогой и то, чего змея боялась, миновало, этот человек сказал ей: «Где награда? Я спас тебя от того, чего ты боялась и остерегалась». И змея отвечала: «Скажи мне, в какой член и в какое место мне тебя ужалить – ты знаешь, что наше воздаяние не идет дальше этого». И потом она ужалила его один раз, и он умер. И тебя, о глупец, я сравнила с той змеей и человеком. Разве не слышал ты слов поэта:
Не верь тому, кем ты прощен
И кто тобою был разгневан.
Змея мягка, но яд силен:
Сидит внутри, а не вовне он».
И волк сказал ей: «О красноречивая, о прекрасная лицом, не забывай, кто я и как люди меня боятся. Ты знаешь, что я налетаю на крепости и обрываю виноградники, – сделай же то, что я тебе велел, и стой передо мной, как раб перед господином». Но лисица воскликнула: «О глупый и невежественный, стремящийся к тщетному, я дивлюсь, как ты глуп и тупоголов, раз ты велишь мне тебе служить и стоять перед тобой, точно я твой раб и ты купил меня за деньги! Ты скоро увидишь, что тебя постигнет – тебе проломят голову камнями и сломают твои предательские зубы».
А потом лисица взошла на холм, возвышавшийся над виноградником, и стала кричать людям в винограднике, и кричала до тех пор, пока не разбудила их. И они заметили лисицу и поспешно, толпой, пришли к ней, и лисица стояла на месте, пока они не приблизились к ней и к яме, где был волк. А потом лисица бросилась бежать, и хозяева виноградника посмотрели в яму и, увидав там волка, принялись бросать в него тяжелые камни и до тех пор били его камнями и палками и кололи зубцами копий, пока не убили.
И когда они ушли, лисица вернулась к яме и остановилась у места убиения волка, и, увидав, что волк мертв, она стала качать головой от сильной радости и произнесла такие стихи:
Погублен волк по воле рока,
Его душа уже далеко.
Абу-Сирхан, меня убить
Хотел ты, но тому не быть,
Ты в этой яме, а не я,
Где веет вихрь небытия.
И лисица осталась в винограднике одна, спокойная, не боясь бедствия, пока не пришла к ней смерть, и вот какова была повесть о волке с лисицей».
Рассказ о Хатиме ат-Таи
«А что касается рассказов о великодушных, то они очень многочисленны, и к ним принадлежит то, что рассказывают о великодушии Хатима ат-Таи.
Когда он умер, его похоронили на вершине горы, и у его могилы вырыли два каменных водоема и поставили каменные изображения девушек с распущенными волосами. А под этой горой была текучая река, и когда путники останавливались там, они всю ночь слышали крики, но наутро не находили никого, кроме каменных девушек. И когда остановился в этой долине, уйдя от своего племени, Зу ль-Кура, царь химьяритов, он провел там ночь…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала двести семьдесят первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Зу ль-Кура остановился в этой долине, он провел там ночь. И, приблизившись к тому месту, он услышал крики и спросил: «Что за вопли на вершине этой горы?» И ему сказали: «Тут могила Хатима ат-Таи, и над ней два каменных водоема и изображения девушек из камня, распустивших волосы. Каждую ночь те, кто останавливается в этом месте, слышат эти вопли и крики».
И сказал Зу ль-Кура, царь химьяритов, насмехаясь над Хатимом ат-Таи: «О Хатим, мы сегодня вечером твои гости, и животы у нас опали».
И сон одолел его, а затем он проснулся, испуганный, и крикнул: «О арабы, ко мне! Подойдите к моей верблюдице!» И, подойдя к нему, люди увидели, что его верблюдица бьется, и зарезали ее, зажарили и поели. А потом спросили царя, почему она пала, и он сказал: «Мои глаза смежились, и я увидел во сне Хатима ат-Таи, который подошел ко мне с мечом и сказал: «Ты пришел к нам, а у нас ничего не было!» И он ударил мою верблюдицу мечом, и если бы вы не подоспели и не зарезали ее, она бы, наверное, околела».
А когда настало утро, Зу ль-Кура сел на верблюдицу одного из своих людей, а его посадил позади себя. В полдень они увидели всадника, ехавшего на верблюдице и ведшего на руке другую. «Кто ты?» – спросили его. И он ответил: «Я Ади, сын Хатима ат-Тая. Где Зу ль-Кура, эмир химьяритов?» – спросил он потом. И ему ответили: «Вот он».
И Ади сказал ему: «Садись на эту верблюдицу, твою верблюдицу зарезал для тебя мой отец». – «А откуда тебе известно это?» – спросил Зу ль-Кура. «Мой отец явился ко мне сегодня ночью, когда я спал, – ответил Ади, – и сказал мне: «О Ади, Зу ль-Кура, царь химьяритов, попросил у меня угощения, и я зарезал для него его верблюдицу; догони же его с верблюдицей, на которую он сядет, – у меня ничего не было».
И Зу ль-Кура взял ее и удивился, сколь великодушен был Хатим ат-Таи, живой и мертвый».
Рассказ о халифе Хишаме и юноше
«Рассказывают также, что Хишам, сын Абд аль-Мелика ибн Мервана, как-то был на охоте и вдруг увидел газеленка. И он погнался за ним с собаками и, преследуя газеленка, увидал юношу из арабов-кочевников, который пас овец. «О юноша, перед тобой этот газеленок, он убежал от меня», – сказал Хишам, и юноша повернул к нему голову и молвил: «О значения лучших не знающий, ты посмотрел на меня глазом умаляющим и заговорил со мною речью унижающей! Речью притесняющего твоя речь была, а поступки твои – поступки осла». – «Горе тебе, разве ты меня не знаешь?» – воскликнул Хишам. И юноша ответил: «Тебя я узнал, ибо невежей ты себя показал, сказав мне все это прежде привета!» – «Горе тебе – я Хишам ибн Абд аль-Мелик!» – воскликнул Хишам. И кочевник ответил: «Аллах не приблизь твой родной край и твоей могиле жизни не дай! Как много ты сказал и как мало уважения показал!»
И не закончил халиф своих слов, как воины окружили его со всех сторон и все вместе сказали: «Мир тебе, о повелитель правоверных!» – «Сократите свои речи и стерегите этого юношу!» – сказал Хишам. И юношу схватили. Увидев так много царедворцев, везирей и вельмож царства, он не обратил на них внимания и не спросил про них, но опустил подбородок на грудь и смотрел туда, куда ступала его нога, пока не подошел к Хишаму. И он остановился перед ним, и опустил голову к земле, и молчал, не приветствуя и воздерживаясь от слов. И один из слуг сказал ему: «О собака среди арабов, что мешает тебе пожелать мира повелителю правоверных?»
И юноша обернулся к слуге, гневный, и воскликнул: «О седло для осла, этому препятствует длина пути, и я вспотел, когда пришлось по ступенькам вверх идти!» И Хишам вскричал (а гнев его увеличился): «О юноша, ты явился в день, когда пришла твоя пора, и одежда от тебя ушла, и жизнь твоя истекла!» – «Клянусь Аллахом, о Хишам, – воскликнул юноша, – если время мое суждено сократить, то срок уже нельзя продлить, и ни малым, но многим не могут твои речи мне повредить!» – «Или ты достиг такой степени, о сквернейший из арабов, что ты отвечаешь повелителю правоверных на каждое слово словом?» – воскликнул царедворец, и юноша поспешно ответил: «Да поразит тебя наважденье и да не оставят мученье и заблужденье! Или не слышал ты, что сказал Аллах великий: «В тот день, когда придет всякая душа, оспаривая, чтобы защитить себя!» И тут Хишам поднялся, сильно разгневанный, и воскликнул: «Эй, палач, ко мне, с головой этого юноши! Он много говорит о том, чего никто не вообразит!»
И палач взял юношу, и привел его на ковер крови, и обнажил меч над его головой, и сказал: «О повелитель правоверных, это твой раб, сам собою кичащийся и к могиле своей стремящийся. Отрублю ли я ему голову, не ответственный за его кровь?» – «Да», – сказал Хишам. И палач спросил у него позволения второй раз, и Хишам ему позволил. И палач спросил позволения в третий раз, и юноша понял, что если Хишам на этот раз позволит ему, палач его убьет. И он засмеялся, так что стали видны его клыки, и Хишам разгневался еще больше и воскликнул: «О юноша, я думаю, ты помешанный! Не видишь ты разве, что расстаешься с земной жизнью? Как же ты смеешься, издеваясь над собою?»
«О повелитель правоверных, – ответил юноша, – если жизни моей суждено продлиться, то ни малое, ни многое не может мне повредить! Но мне пришли на память стихи – выслушай их, – убить меня ты успеешь». – «Подавай и будь краток!» – воскликнул Хишам.
И юноша произнес такие стихи:
Рассказывают: сокол над долиной
Схватил пичугу хваткой соколиной.
И птичка, зная, что идет к концу,
Так обратилась к грозному ловцу:
«Пусти меня, ловец, я так ничтожна,
Что мной тебя насытить невозможно!»
И сокол, возгордясь, захохотал
И пищу бедную терзать не стал.
И Хишам улыбнулся и воскликнул: «Клянусь моим родством с посланником Аллаха – да благословит его Аллах и да приветствует! – если бы он произнес эти слова в первую же минуту и потребовал чего-нибудь, что меньше халифата, я бы, право, дал это ему! Эй, слуга, набей ему рот драгоценностями и дай ему хорошую награду!»
И слуга дал кочевнику великолепный подарок, и кочевник ушел своей дорогой».
Рассказ о Харуне ар-Рашиде и Ситт-Зубейде
«Рассказывают также, что халиф Харун ар-Рашид любил Ситт-Зубейду великой любовью. Он устроил ей место для прогулок, и сделал там прудик с водой, и поставил изгородь из деревьев, и пустил в пруд воду со всех сторон, и деревья сплелись над ним так, что, если кто-нибудь подходил к этому пруду, чтобы помыться, его никто не видел из-за обилия листьев на деревьях. И случилось, что Ситт-Зубейда пришла однажды к пруду…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала триста восемьдесят шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Ситт-Зубейда однажды пришла к пруду и стала смотреть на его красоту, и ей понравилось его сверканье и то, как сплелись над ним деревья. А было это в очень жаркий день, и Ситт-Зубейда сняла одежду, и вошла в пруд, и встала там (а вода не покрывала того, кто стоял в ней), и стала наполнять серебряный кувшин и поливать на себя. И Халиф узнал об этом, и вышел из своего дворца, чтобы подсмотреть за ней из-за листвы деревьев, и увидел ее голую, и было видно у нее то, что бывает закрыто. И когда Ситт-Зубейда услышала повелителя правоверных, который был за листьями деревьев, и поняла, что он видел ее голой, она повернулась и увидала его и, застыдившись, закрылась рукою, но не совсем, и ее тело виднелось из-под руки. И халиф тотчас же повернулся, удивленный этим, и произнес такой стих:
Погибель очи увидали,
В разлуке гибну от печали.
И он не знал, что после этого сказать, и послал за Абу-Новасом, призывая его. И когда поэт к нему явился, халиф сказал: «Скажи стихотворение, которое бы начиналось словами:
Погибель очи увидали.
В разлуке гибну от печали».
И Абу-Новас сказал: «Слушаю и повинуюсь!» И в следующее мгновенье сымпровизировал и произнес такие стихи:
Погибель очи увидали,
В разлуке гибну от печали.
Тоскую по глазам газели,
Что под деревьями горели.
Вода из светлого сосуда
Лилась, и совершалось чудо.
Увидев нас, она смутилась,
Смутясь, ладонями прикрылась.
Сосуда светлого нежнее.
Как я желал остаться с нею!
И повелитель правоверных улыбнулся словам Абу-Новаса и оказал ему милость, и Абу-Новас ушел от него довольный».
Рассказ о халифе, невольнице и Абу-Новасе
«Рассказывают также, что повелитель правоверных Харун ар-Рашид однажды ночью почувствовал сильное беспокойство. И он пошел пройтись во все стороны по своему дворцу и увидел невольницу, которая покачивалась от опьянения (а халиф был влюблен в эту невольницу и любил ее великою любовью). И он стал с ней играть и привлек ее к себе, и с нее упал плащ, и изар ее развязался. И халиф стал просить ее о сближении, и невольница сказала: «Дай мне отсрочку до завтрашнего вечера, о повелитель правоверных, – я не приготовилась для тебя, так как не знала, что ты придешь». И халиф оставил ее и ушел.
А когда пришел день и засияли огни солнца, он послал к ней слугу, чтобы тот уведомил ее, что халиф идет к ней в комнату, но невольница послала сказать ему: «Слова ночные день уничтожает».
И ар-Рашид сказал своим сотрапезникам: «Скажите мне стих, где бы стояло:
Ночное слово прогоняет день».
И они отвечали: «Слушаем и повинуемся!» И затем выступил вперед ар-Раккаши и произнес такие стихи:
Клянусь Аллахом, если бы ты знала
Про страсть мою – покой бы потеряла.
Прийти не хочет, я брожу как тень,
Безумье на меня она наслала,
Сулит и молвит, не смутясь нимало:
«Ночное слово прогоняет день».
А после этого вышел Абу-Мусаб и произнес такие стихи:
Проснулся утром – сердце улетело,
Я беспокоен, я утратил сон.
Я весь в тоске – ты этого хотела?
Я весь в огне, я памятью спален.
И, улыбнувшись, повторил он снова:
«День прогоняет прочь ночное слово».
А потом выступил Абу-Новас и произнес такие стихи:
Конец свиданьям, хоть любовь бессрочна,
Без всякой пользы я открылся ей.
Я увидал ее, хмельную, ночью,
Но и в хмелю она других милей.
Легчайшее скользнуло покрывало,
И от прикосновенья плащ упал,
Уже ее одежда не скрывала —
Ветвь стана и бедра? полуовал.
И я промолвил: «Дай мне обещанье!»
«Приду», – она сказала на прощанье.
А среди света молвила дневного:
«День прогоняет прочь ночное слово».
И халиф приказал дать каждому из поэтов по кошельку денег, кроме Абу-Новаса. Ему он велел отрубить голову и сказал: «Ты был с нами во дворце ночью!» – «Клянусь Аллахом, – ответил Абу-Новас, – я не спал нигде, кроме своего дома, но твои слова указали мне на содержание стихов, и сказал Аллах великий – а он самый правдивый из говорящих: «А стихотворцы – за ними следуют обманщики; разве не видишь ты, что они во всякой долине блуждают и что говорят они то, чего не делают?»
И халиф простил его и велел ему выдать два кошелька денег, и потом поэты ушли от него».
Рассказ о Хасибе и царице змей
«Рассказывают также, что был в древние времена и минувшие века и годы мудрец из мудрецов греческих, и было этому мудрецу имя Данияль. И были у него ученики и последователи, и греческие мудрецы подчинялись его велению и полагались на его знания. Но при всем том не досталось Даниялю ребенка мужеского пола.
И когда он, в одну ночь из ночей, размышлял про себя и плакал из-за отсутствия сына, который бы наследовал после него его науку, вдруг пришло ему на ум, что Аллах (слава ему и величие!) внимает зову тех, кто к нему обращается, и что нет у врат его милости привратника. Он наделяет, кого хочет, без счета и не отталкивает просящего, когда он его просит, а, напротив, дает ему в изобилии и благо и милость. И попросил Данияль Аллаха великодушного (велик он!), чтобы дал он ему ребенка, которого мог бы он оставить после себя, и оказал бы ему обильные милости, а затем он вернулся к себе домой и познал свою жену, и понесла она от него в ту же ночь…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала четыреста восемьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что греческий мудрец вернулся к себе домой и познал свою жену, и понесла она от него в ту же ночь. А потом, через несколько дней, он поехал на корабле в какое-то место, и корабль разбился, и пропали его книги в море, а сам он выплыл на доске от этого корабля. И было с ним пять листков, оставшихся от тех книг, что упали в море; и, вернувшись домой, он положил эти листки в сундук и запер их.
А беременность его жены стала видна, и сказал ей Данияль: «Знай, что подошла ко мне кончина и близко переселение из мира преходящего в мир вечный. Ты носишь и, может быть, родишь после моей смерти дитя мужеского пола. Когда ты его родишь, назови его Хасиб Карим ад-Дин и воспитай его наилучшим образом. А когда он вырастет и спросит тебя: «Какое оставил мне мой отец наследство?» – отдай ему эти пять листков. Когда он прочтет их и поймет их смысл, он станет ученейшим человеком своего времени».
Затем Данияль простился со своей женой, и издал вопль, и расстался со здешним миром и тем, что есть в нем (да будет над ним милость Аллаха великого!). И заплакали о нем его родные и друзья, и омыли его, и сделали ему великолепный вынос, и закопали его, и вернулись. А затем, через немного дней, его жена родила красивого ребенка и назвала его Хасиб Карим ад-Дин, как завещал ей ее муж. И когда она его родила, к ней привели звездочетов, и звездочеты высчитали его гороскоп и определили, какие звезды в восхождении, и сказали: «Знай, о женщина, этот новорожденный проживет много дней, но будет это после беды, которая с ним случится в начале жизни. Если он от нее спасется, ему будет дано после этого знание мудрости».
И затем звездочеты ушли своей дорогой, а мать кормила сына молоком два года и отлучила его, и когда он достиг пяти лет, она поместила его в школу, чтобы он чему-нибудь научился. Но мальчик не научился ничему, и она взяла его из школы и поместила учиться ремеслу; но он не научился никакому ремеслу, и ему не давалась никакая работа. И его мать плакала из-за этого, и люди сказали ей: «Жени его: быть может, он, заботясь о жене, примется за ремесло».
И мать Хасиба просватала ему одну девушку и женила его на ней, и он провел так некоторое время, но не брался ни за какое ремесло. А у них были соседи – дровосеки; и они пришли к его матери и сказали: «Купи твоему сыну осла, веревку и топор, и он пойдет с нами на гору, и мы с ним будем рубить дрова; плата за дрова будет ему и нам, и он потратит на вас часть того, что достанется ему на долю».
И, услышав это от дровосеков, мать Хасиба сильно обрадовалась. Она купила своему сыну осла, веревку и топор и, взяв Хасиба, отправилась с ним к дровосекам и отдала его им, поручив им о нем заботиться. «Не обременяй себя заботой об этом юноше, – сказали ей дровосеки, – Господь наш наделит его: это сын нашего шейха».
И затем они взяли его с собой, и отправились на гору, и стали рубить дрова, и нагрузили своих ослов, и вернулись в город. Они продали дрова и израсходовали деньги на свои семейства, и потом они возвращались рубить дрова на второй день и на третий день и делали это в течение некоторого времени.
И случилось так, что они отправились в какой-то день рубить дрова, и пошел сильный дождь, и они убежали в большую пещеру, чтобы укрыться там от дождя. И Хасиб Карим ад-Дин ушел от них и сидел один в той пещере, и стал он ударять по земле топором. И он услышал из-под топора, по звуку, что земля пустая, и, поняв, что под землей пусто, принялся копать и через некоторое время увидел круглую плиту, в которой было кольцо. И, увидав это, Хасиб обрадовался и позвал своих товарищей дровосеков…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала четыреста восемьдесят четвертая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Хасиб Карим ад-Дин, увидев плиту, в которой было кольцо, обрадовался и позвал своих товарищей дровосеков. И они пришли, и увидели эту плиту, и, поспешив к ней, вырвали ее и нашли под ней дверь. И они открыли дверь, бывшую под плитой, и вдруг оказалось, что это колодец, наполненный медом пчел. И дровосеки сказали один другому: «Вот колодец, наполненный медом, и нам остается только пойти в город, принести бурдюки и наполнить их этим медом. Мы продадим его и разделим его стоимость, а один из нас посидит около меда, чтобы стеречь его от других людей». – «Я посижу и постерегу его, пока вы сходите и принесете бурдюки», – сказал Хасиб.
И они оставили Хасиба Карим ад-Дина стеречь колодец и ушли в город. И они принесли бурдюки, и наполнили их медом, и, нагрузив ослов, вернулись в город, и продали мед, а потом они снова пришли к колодцу, во второй раз, и делали так в течение некоторого времени. Они ночевали в городе, возвращались к колодцу и наполняли бурдюки медом, а Хасиб Карим ад-Дни сидел и стерег колодец. И дровосеки в один из дней сказали друг другу: «Нашел-то колодец с медом Хасиб, и завтра он пойдет в город, пожалуется на нас и возьмет плату за мед и скажет: «Это я нашел мед». Мы избавимся от этого, только если спустим его в колодец, чтобы он наложил в бурдюки мед, который там еще есть, и оставим его там; он умрет в тоске, и никто о нем не узнает».
И все они сговорились об этом деле и пошли, и шли до тех пор, пока не пришли к колодцу, и тогда они сказали Хасибу: «О Хасиб, спустись в колодец и собери нам мед, который там остался». И Хасиб спустился в колодец и собрал оставшийся там мед и крикнул: «Тащите меня, здесь ничего не осталось!» Но никто из дровосеков не дал ему ответа; они нагрузили ослов и поехали в город, оставив Хасиба одного в колодце. И он стал звать на помощь и плакать, восклицая: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Я умру в тоске!»
Вот что было с Хасибом Каримом. Что же касается дровосеков, то, достигнув города, они продали мед и пошли, плача, к матери Хасиба и сказали ей: «Твой сын Хасиб приказал долго жить!» – «Отчего же он умер?» – спросила она. И дровосеки сказали: «Мы сидели на горе, и вдруг пошел сильный дождь, и мы приютились в пещере, чтобы укрыться там от дождя. И не успели мы опомниться, как осел твоего сына убежал в долину, и Хасиб пошел за ним, чтобы вернуть его из долины, а там был большой волк, и он растерзал твоего сына и съел осла».
И, услышав слова дровосеков, мать Хасиба стала бить себя по лицу и сыпать землю себе на голову и принялась оплакивать своего сына, а дровосеки приносили ей каждый день еду и питье.
Вот что было с матерью Хасиба, а что касается дровосеков, то они пооткрывали лавки и стали купцами и не переставая ели, пили, смеялись и играли. Что же касается Хасиба Карим ад-Дина, то он начал плакать и рыдать, и когда он сидел в колодце, будучи в таком состоянии, вдруг упал на него большой скорпион. И Хасиб поднялся и убил скорпиона, и потом он подумал про себя и сказал: «Этот колодец был наполнен медом; откуда же пришел этот скорпион?» И он встал, чтобы осмотреть то место, откуда упал скорпион, и стал поворачиваться в колодце направо и налево и увидал, что из того места, откуда упал скорпион, блистает свет. И Хасиб вынул бывший у него нож и расширил это отверстие, так что оно стало размером с окно. И тогда он вышел через него и шел некоторое время внутри колодца.
