скачать книгу бесплатно
Это спросонья зарычал Лев – плохой сон приснился ему.
Испуганные звери повыскакивали из своих нор, птицы вспорхнули с насиженных мест.
Проснулся и Комар. Досадно стало ему, что Лев нарушил его сладкий сон. И решил Комар отомстить Льву. Точит он свой хоботок, а сам приговаривает, похваляется:
Лучше этому Льву не попадаться мне на глаза, а то плохо ему будет!
Услышал Лев эти слова, в ярость пришел:
Мне, царю зверей, грозит какой-то Комаришка! Да я его раздавлю, он и пикнуть не успеет!
Взвился Комар, расправил крылышки и впился прямо в нос Льву.
Завыл Лев от боли. Он и катался по земле, и царапал когтями нос, а Комар цел-невредим. Еще пуще жалит.
Пусти меня, сдаюсь, ты осилил меня! – заревел Лев.
Отпустил Комар могучего Льва и полетел по лесу хвастать всем о своей победе.
Я сильнее самого царя зверей – Льва! – трубил он. – Никому не одолеть меня.
И совсем забыл Комар-хвастун о Пауке.
Расхвастался Комар, загордился. Закружилась у него от радости голова, и залетел он прямо в сеть к Пауку. Тут и пришел конец Комару-хвастуну.
Кто больше всех и сильнее?
Жили-были три брата. Владели они втроем всего-навсего одним волом, но зато таким огромным, что если задними ногами он стоял в мутной Куре, то траву щипал на далекой Золке.
Три брата были пастухами и пасли своего великана-вола. Решили они однажды повести его на водопой. Рано утром, чуть свет, поднялись и погнали круторогого на Кубань: старший брат впереди идет, средний брат – сбоку, а младший – сзади.
Когда солнце только-только из-за гор показалось, встретился старшему брату всадник в бурке; ехал он издалека.
Бох-апши[6 - Бох-апши – кабардинское приветствие, с которым обращаются к пастухам: «Да умножится твое стадо».], юноша! Да умножится твое стадо! – поприветствовал пастуха проезжий.
Живи во здравии сотню лет! – отвечал тот.
Вола на водопой гонишь, юноша?
Ты угадал, путник. Но боюсь, что до срока ночь нас в дороге застанет. Пусть будет путь твой усыпан розами, прошу тебя, – если поедешь в ту сторону, откуда мы идем, то встретишь моего среднего брата, – скажи ему, чтоб быстрей погонял, а то не успеем к ночи.
Я выполню твою просьбу. Прощай, юноша, легкой тебе дороги! – сказал всадник и ускакал рысью, только мелькнула его черная бурка да и скрылась за высоким курганом.
Долго скакал он и к завтраку доехал до среднего брата.
Бох-апши, юноша! Да умножится твое стадо!
Живи во здравии сотню лет! – ответил пастух.
Старший брат велел погонять быстрее, а то не поспеете к ночи! – сказал всадник.
Я сделаю все, что смогу, добрый человек, но если и дальше поедешь в эту сторону, то передай моему младшему брату, чтобы погонял побыстрее.
Я выполню твою просьбу. Прощай, юноша, счастливой дороги! – сказал всадник и умчался галопом, только мелькнула его папаха за придорожным курганом.
Долго скакал он и к полудню доехал до младшего брата, идущего с бичом позади вола.
Бох-апши, юноша! Да умножится твое стадо!
Живи во здравии сотню лет! Случайно не встречал моих братьев?
Встречал. Просили, чтобы ты погонял быстрее, а то к ночи не доберетесь до полноводной Кубани.
Стану погонять побыстрее! Спасибо тебе на добром слове!
Прощай, юноша! Легкого тебе пути!
Умчался всадник – из глаз пропал в широкой степи, а младший брат защелкал кнутом, – стал поживей погонять.
Вот уже немного до Кубани осталось, совсем недалеко – свежей водою пахнет. И вдруг высоко в небе показался орел. Камнем ринулся он вниз, схватил цепкими когтями вола за рога и унес его в горы…
А солнце припекало все жарче: попрятались от жары птицы в утесах, люди ушли в свои сакли. Даже терпеливые козы, и те укрылись под горой от палящего зноя. И пастух заснул в тени от бороды козла-вожака.
Но вдруг кругом потемнело, тучи закрыли солнце. Поднялась буря, ветер с корнем вырывал деревья. Это орел с волом трижды покружился на небе, выбирая место, где опуститься и пообедать, и увидел, наконец, две скалы. Но не скалы это были, а кривые рога козла, под бородой которого храпел уставший пастух.
Уселся орел на козий рог и начал вола есть.
А пастуха разбудила буря. Выглянул он из-под бороды козла посмотреть, что творится вокруг, и в глаз ему попала соринка. Не знал пастух, что соринкой была лопатка вола, которую обглодал орел и уронил вниз.
Обглодал орел вола и улетел, а пастух долго глаз тер – ничего не выходит. Крепко засела под веком воловья лопатка. Слезы из глаз текут от боли.
Шли мимо охотники. Попросил их пастух вытащить лопатку. Забрались охотники вместе с ружьями и собаками пастуху в глаз, искали, искали, – все вокруг обшарили, но не смогли соринку найти. Вечером, когда смеркалось совсем, пригнал пастух козье стадо домой и пришел к матери, закрыв глаз, из которого так и текли слезы. Встретила мать сына у ворот, вывернула ему веко, пошарила рукой и нашла соринку в самом уголке, под ресницей.
Положила мать воловью лопатку на ладонь, со всех сторон оглядела, дунула и унесло лопатку в реку.
Пришла весна. Снега в горах растаяли, заплакали горы, белыми потоками полились ручьи с Ошхамахо. Широко разлилась и та река, куда мать пастуха сдула воловью лопатку. Поволокло половодьем лопатку вместе с гранитными глыбами, что от скал откололись, а когда спала вода, осталась лопатка на берегу.
Много времени убежало, много с гор воды утекло и засыпало лопатку песком, занесло илом, выросла на ней трава и поселились люди. Большой раскинулся аул на воловьей лопатке.
Опять потекло время. И вот однажды начало трясти землю по ночам. Дребезжат глиняные кувшины в домах, сыплется глина со стен, заборы-плетни качаются. Забеспокоились люди.
В одну из ночей, когда земля под ногами ходуном ходила, совсем в страх люди пришли. А утром увидели, что солнце взошло с другой стороны. Как тут не напугаться! Весь аул в ужасе был.
На другую ночь, как только стемнело, все мужчины взяли луки, стрелы, взяли острые кинжалы и вышли за аул караулить, чтобы узнать, кто это ночами качает землю.
Уже в полночь, когда луна взошла, увидели храбрые джигиты, что на краю аула из-под земли кость лопатки воловьей торчит, и лиса рыжая ту кость грызет. Грызет зубами, дергает в разные стороны, а земля, как челнок на воде, качается.
Джигиты натянули свои луки, вставили оперенные стрелы и пустили их в лису все сразу. Свист от стрел над аулом прошел, и упала лиса убитая. Джигиты сняли у лисы шкуру с одного бока, а с другого, как ни старались, ничего не вышло; не смогли перевернуть рыжую. Так и вернулись домой с половиной шкуры.
Хватило той половины на шапки всем мужчинам села, от малого до старого. Только сшили всем шапки, как родился в ауле еще один мальчик. Увидела мать, что ходят все в новых шапках, а у ее сына голова не покрыта, и горько заплакала.
Поднялся весь аул – и старики, и дети, и женщины. Пошли к тому месту, где лиса лежала. Навалятся, тянут, а перевернуть не могут. Тогда мать завернула малютку в пеленки и сама пришла. Перекинула лису одной рукой на другой бок, сняла вторую половину шкуры и стала шапку шить. Да только не хватило той шкуры новорожденному – еще девять таких же кусков добавлять пришлось.
Кто же больше всех? Вол, орел, пастух или мать пастуха? Козел, лиса или новорожденный?
Запасливый муравей
Шел Муравей по дороге. Навстречу ему – мужик. Знал тот мужик язык всех птиц и зверей.
Почему у тебя такая большая голова? – спрашивает мужик.
Потому что в ней много ума.
А почему у тебя такая тонкая талия?
Потому что я мало ем.
А сколько ты съедаешь?
Одного пшеничного зерна мне хватает на год, – отвечает Муравей.
Посмотрим, хватит ли тебе на целый год одного зерна!
Посадил мужик Муравья в один из газырей своей черкески, бросил туда пшеничное зерно и заткнул газырь.
Прошел год. Мужик думать забыл о Муравье.
Минул второй год. И тут только вспомнил мужик, что надобно отпустить Муравья.
Заглянул он в газырь и видит: сидит себе Муравей, а рядом половинка пшеничного зерна лежит.
Ты говорил, что одного зерна хватает тебе на год. Уже прошло два года, а у тебя в запасе еще ползерна. Как же так? – спрашивает мужик.
Глупец, который посадил меня в газырь, может забыть обо мне, подумал я и, чтобы не помереть с голоду, разделил зерно на четыре части.
Куйцук и шайтан
Жил-был в Кабарде Куйцук – Маленький плешивец. Был он беден, ходил в дырявых чарыках, но никогда не унывал.
Идет однажды Куйцук с сенокоса. Несет он на плече косу, песню напевает – хорошо поработал! Навстречу ему шайтан:
Откуда и куда путь держишь?
С сенокоса иду.
Расскажи мне что-нибудь интересное!
О чем же тебе рассказать! Вот разве о том, как девять косарей одного комара убили?
Разве это трудно – убить комара? Ведь он крохотный!
Может быть, и крохотный, да только девять сторожевых собак не смогли съесть одну ногу того комара.
Значит, то были не сторожевые псы, а дворняжки!
Может, и дворняжки. Да только каждая из них, стоя на задних лапах, может поймать парящего орла.
Разозлился шайтан, видит, что не переспорить ему Куйцука.
Значит, то не орлы, а воробьи!
Может быть, и воробьи, да только крыло каждого из них накроет сразу десять домов.
Совсем разозлился шайтан:
Скажи, Куйцук, что те дома совсем крошечные!
Может быть, и крошечные, да только я сам видел, что в каждом доме живет по двадцать великанов, – сказал Куйцук и засмеялся.
Шайтан даже задрожал от злости:
Значит, то были не великаны, а карлики!
Должно быть, карлики, но каждый из них съедал на завтрак огромного вола и выпивал колодец воды.
Да колодец тот, должно быть, мальчишки палочкой вырыли! Я сам видел, как колодцы роют, – сказал шайтан, сверкая глазами.
Если и вправду сам видел, значит, не глубокий. Но я знаю, что, если в тот колодец утром опустить ведро, всплеск воды услышишь только на следующее утро, – отвечает Куйцук, а сам смеется.
Наверно, мало ты успел сена накосить. День-то был короткий. Поздно рассвело да рано стемнело, – сказал шайтан, а сам от злости чуть не лопнет.
Много было работы. Я и не заметил, короткий был день или длинный. Знаю только, что утром пастух угнал в горы телят, а вечером пригнал стадо огромных быков, – расхохотался Куйцук.
Представляю, что это были за быки! – сказал шайтан. – Их и в арбу, наверное, нельзя было впрягать.
Не стану спорить. Пожалуй, слабосильные были те быки. Каждый из них мог тащить столько, сколько и восемь наших волов не дотащат, – ответил веселый Куйцук.
Не пойму я, и что ты все веселишься? Бешмет у тебя весь в заплатах и чарыки дырявые! – выпалил шайтан и даже ногами затопал от злости.
Зато иду я, куда хочу, и говорю все, что хочу! – еще громче рассмеялся Куйцук.
Нечего было возразить шайтану. Посинел он со злости и лопнул.
Кто нужнее?
Заспорили однажды между собой части человеческого тела: кто из них главный. Спорят – не хотят друг другу уступить. Руки хвалятся силой, ноги – быстротой, уши – чуткостью, а голова говорит, что она всему голова.
До того они повздорили, что перестали между собой, как прежде, советоваться и начали жить каждый по своему разумению. Однако ничего не вышло из этого и пришлось им держать совет, как быть дальше.