скачать книгу бесплатно
– Я тоже понимаю, голубчик, что врагов нужно уничтожать. Но это уничтожение нужно ведь как-то оправдать. На нас, батенька, уже и так после расстрела царской семьи весь мир ополчился.
– Это, конечно, плохо, что ополчился. Но ведь не могли же мы с вами оставить белым живое царское знамя.
После некоторого раздумья он добавил:
– Нужна, очевидно, такая же жертва с нашей стороны, чтобы мир теперь ополчился против наших врагов. Это бы оправдало наш красный террор.
– И кого же, Яков Михайлович, вы предлагаете в качестве такой жертвы?
– Я полагаю, что это должен быть человек самого высокого ранга. И вы, Владимир Ильич, как нельзя лучше подходите на эту роль.
– Вы предлагаете мне ради спасения революции пожертвовать собой?
– Нет, вы меня неправильно поняли, Владимир Ильич. Такой жертвы от вас никто не требует. Нам только нужно будет инсценировать покушение на вашу жизнь.
– Знаете, Яков Михайлович, мне что-то не очень хочется быть подстреленным. И где гарантии, что меня только ранят, а не убьют?
– Да никто, Владимир Ильич, вас не ранит. Нам нужно только инсценировать покушение.
– И куда мне нужно будет деться после этой инсценировки?
– Побудете некоторое время дома. Вам ведь надо будет залечивать раны.
Ленин на некоторое время задумался. Побыть немного дома – это очень хорошо. Ведь он чертовски устал от всего этого напряжения. Кроме того, даёт о себе знать проклятая болезнь, которой наградила его парижская проститутка в 1902 году.
Когда он впервые узнал о своём заболевании, его это потрясло. Как же тогда революционная деятельность, все его идеи?! Как глупо получилось. И что же теперь, всё бросить и закончить жизнь в каком-нибудь венерологическом диспансере? Но постепенно он успокоился. В конце концов сифилисом страдали и Генрих VIII, и Иван Грозный, и Наполеон. И это не помешало им править и войти в историю. Да, подлечиться сейчас будет очень кстати.
– Ну хорошо. Только, Яков Михайлович, надеюсь, вы понимаете, что всё должно быть сделано архисекретно. Если станет известно, что это инсценировка, нам уже больше никто не поверит. Поэтому кроме нас двоих о наших планах не должен знать никто, даже Феликс Эдмундович.
– Мы ведь с вами, Владимир Ильич, старые конспираторы и сможем это сделать аккуратно.
– Я на вас надеюсь, Яков Михайлович. И тянуть с этим делом нельзя. Положение угрожающее.
– Мне на подготовку хватит и пары дней. Но желательно, чтобы в нужное время Феликса Эдмундовича не было в городе.
– Хорошо, найдём какой-нибудь повод.
Повод нашёлся быстро. Утром 30 августа в Петрограде убили Урицкого. Ленин тут же позвонил Дзержинскому:
– Феликс Эдмундович, в Питере убили Урицкого. Эти правые эсеры совсем распоясались. Поезжайте в Питер, голубчик, и на месте сами во всём разберитесь.
Следующий звонок был Свердлову:
– Яков Михайлович, в Питере убили Урицкого. Вы уже в курсе? Феликс Эдмундович сейчас туда выезжает. А я вечером выступаю перед рабочими завода Михельсона.
По пятницам политические лидеры обычно выступали перед народом. Но в эту пятницу из-за убийства Урицкого все выступления были отменены. Однако Ленин в этот день поехал сначала на хлебную биржу, а затем в другой конец Москвы на завод Михельсона. Причём поехал без охраны. Это выглядело странно, потому что, когда Ленин выступал на этом заводе 28 июня, его охранял начальник гарнизона Замоскворечья Блохин. На сцену Владимир Ильич тогда вышел в окружении красноармейцев. На его просьбы о том, чтобы они удалились со сцены, солдаты не реагировали. Ленин тогда обратился к Блохину. Тот позвонил Дзержинскому и получил разрешение, чтобы солдаты спустились со сцены, но далеко не уходили. Теперь же, в отсутствие Дзержинского, команду о снятии охраны мог дать только очень высокопоставленный человек.
Фанни Каплан с портфелем и зонтиком уже давно стояла, как договорились, у ворот завода Михельсона, а Виктора всё не было. Может быть, с ним что-нибудь случилось? Уличные фонари не горели из-за отсутствия электричества. На улице совсем стемнело. На душе становилось всё тревожнее. Вдруг во дворе завода послышались выстрелы, и из ворот в панике хлынула толпа. Все разбегались кто куда, и только Фанни осталась стоять, ничего не понимая. К ней подбежали какие-то люди. Один из них спросил, кто она такая и что здесь делает. Фанни в страхе ответила:
– Это сделала не я.
Их начала окружать толпа, из неё раздались крики:
– Она стреляла, она!
Вооружённые красноармейцы и милиционеры окружили её и привели в комиссариат. Ей было трудно идти, потому что доставляли большое беспокойство гвозди в ботинках. В комиссариате она первым делом сняла обувь и попросила какие-нибудь бумаги, чтобы подложить в ботинки. Ей начали задавать вопросы: почему она стреляла, сколько раз, куда дела оружие.
Она подумала, что стрелял, очевидно, Виктор, и надо опять его выручать. Она говорит, что стреляла, но сколько раз и куда дела оружие, не помнит. Потом приехали какие-то люди и повезли её на Лубянку. Она это поняла по смутным очертаниям здания, которые смогла рассмотреть. Там ей задавали те же вопросы, но она больше ничего не могла добавить.
После того, как прозвучали выстрелы, Ленин упал, но неудачно и почувствовал резкую боль в левой руке. К нему бросился его шофёр Степан Гиль. Владимир Ильич был в полном сознании и спросил: «Поймали его или нет?» Из мастерских выбежало несколько человек. Среди них был фельдшер Сафронов. Он оказал Ленину первую помощь, перевязав руку платком. Все настаивали, чтобы шофёр вёз пострадавшего в ближайшую больницу, но Гиль ответил:
– Ни в какую больницу не повезу, только домой!
– Домой, домой, – подтвердил Ленин.
Гиль попросил в качестве сопровождающих двоих товарищей из завкома и поехал на квартиру Ленина. По прибытии они помогли Владимиру Ильичу выйти из машины и хотели отнести его наверх на руках. Но Ленин решительно отказался. Гиль провёл его прямо в спальню и положил на кровать. В дальнейшем председатель Совнаркома какое-то время ходил с загипсованной рукой.
Почти сразу после покушения на Ленина было опубликовано подписанное Свердловым воззвание ВЦИК: «Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на тов. Ленина. По выходе с митинга товарищ Ленин был ранен. Двое стрелявших задержаны. Их личности выясняются. Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов».
Ещё даже не выяснены личности задержанных, а глава государства уже назвал заказчиков покушения. В воззвании говорится о двух задержанных. Первым оказался бывший эсер Александр Протопопов, которого быстро расстреляли без всяких допросов. А то мог ведь наговорить чего-нибудь лишнего.
Второй задержанной была Фанни Каплан, которую арестовал помощник комиссара 5-й Московской пехотной дивизии Батулин. В комиссариате допрос проводил следователь Дьяконов. Протокол допроса выглядел так:
«Я – Фаня Ефимовна Каплан… Я сегодня стреляла в Ленина. Я стреляла по собственному побуждению. Сколько раз я выстрелила – не помню. Из какого револьвера я стреляла, не скажу, я не хотела бы говорить подробности. Решение стрелять в Ленина у меня созрело давно. Женщина, которая оказалась при этом событии раненой, мне абсолютно не знакома. Стреляла я в Ленина, потому что считала его предателем революции и дальнейшее его существование подрывало веру в социализм. В чём это подрывание веры в социализм заключалось, объяснять не хочу. Я считаю себя социалисткой, хотя сейчас ни к какой партии себя не отношу. Я совершила покушение лично от себя».
Она считала, что берёт на себя вину своего Яшки-Виктора, но боялась попасться на мелочах. Поэтому старалась избегать подробностей. Откуда ей было знать, сколько раз там стреляли и из какого револьвера. Дьяконова же совсем не устраивало совершение покушения «лично от себя». Но больше ничего ему от Фанни выведать не удавалось. Тут приехали товарищи с Лубянки, и Дьяконов с облегчением передал Фанни в распоряжение Петерса, бывшего тогда заместителем Дзержинского.
Вскоре к Петерсу зашёл Свердлов и поинтересовался ходом следствия.
– Ни шатко ни валко, – вздохнул Петерс.
– Надо дать официальное сообщение в «Известиях» – народ в неведении держать нельзя. Напиши коротко: стрелявшая, мол, правая эсерка черновской группы, установлена её связь с самарской организацией, готовившей покушение, и всё такое прочее.
В ответ Петерс развёл руками:
– Никакими фактами, подтверждающими эту версию, я, к сожалению, не располагаю. Связями с какой-либо политической организацией от этой дамы пока что не пахнет.
Круто повернувшись, Свердлов сверкнул стёклами пенсне:
– Ну-ну. Вы поработаете с ней, а мы – с вами.
Петерс, заместитель Дзержинского, от этих слов побледнел. Ему не раз приходилось слышать это по отношению к другим людям, которых потом расстреливали.
На следующий день на заседании Президиума ВЦИК Петерс начал докладывать о намерении провести следственный эксперимент, о необходимости перепроверить противоречивые показания свидетелей покушения. Свердлов вдруг прервал его доклад:
– Всё это хорошо, и чтобы выявить пособников покушения, следствие надо продолжить. Однако с Каплан придётся решать сегодня. Такова политическая целесообразность.
– Доказательств, которыми мы располагаем, недостаточно для вынесения приговора. Суд не примет дело к рассмотрению.
– А никакого суда не будет. В деле её признания есть? Есть. Что же вам ещё нужно? Товарищи, я вношу предложение гражданку Каплан за совершённое ею преступление расстрелять. С её расстрелом мы начнём осуществлять на всей территории республики красный террор против врагов рабоче-крестьянской власти. Само собой, мы напечатаем в газетах, что это ответ на белый террор, началом которого было покушение на жизнь товарища Ленина. Теперь вам всё понятно? – Свердлов обдал ледяным взглядом Петерса.
Тому совсем не хотелось самому попасть под расстрел, и он не стал возражать.
Свердлов хорошо знал Гарского и его историю с Фанни Каплан. Сейчас она идеально подходила на роль жертвы. Полуслепая женщина, которая не могла видеть, что в действительности происходило вокруг. Родственников в России у неё нет, следовательно, некому будет поднимать шум и разбираться в этой истории. К тому же один раз она взяла на себя вину своего любимого и спасла его.
Он не ошибся. Она и теперь взяла вину на себя. Теперь нужно быстро завершить дело, пока она не разобралась что к чему и не отказалась от своих показаний. На чекистов надежда плохая. Они ещё не понимают, что такое политическая целесообразность, и могут потребовать открытого и гласного суда. Могут совершить ещё что-нибудь, что может сорвать намеченный план. Тут нужен человек надёжный. Свердлов остановился на кандидатуре Малькова. Бывший матрос Павел Мальков занимал пост коменданта Кремля. Своей карьерой он был обязан Свердлову и готов был выполнить его любой приказ. Утром Малькова вызвал к себе секретарь ВЦИК Аванесов и приказал:
– Немедленно поезжай в ЧК и забери Каплан. Поместишь её здесь, в Кремле, под надёжной охраной.
Мальков взял машину, поехал на Лубянку и привёз Каплан в Кремль. Через некоторое время его снова вызвал Аванесов и предъявил постановление ВЧК: «Каплан расстрелять. Приговор привести в исполнение коменданту Кремля Малькову».
– Когда? – уточнил Мальков.
– Сегодня. Немедленно.
– Есть!
– Где, ты думаешь, лучше?
– Пожалуй, во дворе автобоевого отряда. В тупике.
Следом встал вопрос, где хоронить. На этот счёт было получено указание Свердлова:
– Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить.
Чтобы не привлекать внимание случайных прохожих, Мальков приказал выкатить несколько грузовиков и запустить двигатели. В тупик он велел загнать легковушку радиатором к воротам и поставить вооружённых латышей. В ходе подготовки к расстрелу Малькову попался Демьян Бедный, с которым он дружил. Узнав о предстоящей экзекуции, тот напросился в свидетели. Подумав, Мальков согласился, ведь Демьян по образованию был фельдшером, мог пригодиться.
Фанни находилась в помещении Кремля и ни о чём не догадывалась. Она не удивилась, когда к ней вошёл Мальков, вывел наружу и приказал: «К машине!» Прозвучала ещё какая-то команда, но девушка её не расслышала. Взревели моторы грузовиков и легковушки. Фанни шагнула к легковушке, и тут загремели выстрелы. Лично Мальков расстрелял в неё всю обойму. Демьяну Бедному пришлось составить акт о наступлении смерти. Он держался бодро. Потом его попросили помочь засунуть ещё тёплый труп в бочку и облить бензином. Мальков никак не мог зажечь отсыревшие спички, и Демьян предложил свои. Наконец костёр вспыхнул. Когда запахло горелым человеческим мясом, Демьян упал в обморок.
– Интеллигенция, – усмехнулся Мальков и пошёл докладывать о выполнении задания. От Свердлова палач получил благодарность.
4 сентября 1918 года газета «Известия ВЦИК» шла нарасхват. Ажиотаж был из-за нескольких строчек в ней:
«Вчера по постановлению ВЧК расстреляна стрелявшая в тов. Ленина правая эсерка Фанни Ройд (она же Каплан)».
Простой народ ликовал. Бывшие же политкаторжане увидели в этом расстреле нарушение высочайших принципов, за которые они боролись. Мария Спиридонова послала Ленину письмо, в котором говорилось: «И неужели, неужели Вы, Владимир Ильич, с Вашим огромным умом и личной безэгоистичностью и добротой, не могли догадаться не убивать Каплан? Как это было бы красиво и благородно и не по царскому шаблону, как это было бы нужно нашей революции в это время всеобщей оголтелости, остервенения, когда раздаётся только щёлканье зубами, вой боли, злобы или страха и… ни одного звука, ни одного аккорда любви».
И что же Ленин? По свидетельству очевидцев, Надежда Константиновна страшно тяжело переживала расстрел Фанни Каплан, она плакала. А Ленин мрачнел и не хотел говорить на эту тему. И понятно, почему. Он-то знал, что невинная душа этой бедной молодой женщины была принесена в жертву политической целесообразности спасения советской власти. И одной только Фанни Каплан дело не обошлось. После принятия Совнаркомом постановления «О красном терроре» только за два месяца было арестовано около тридцати двух тысяч человек, более двадцати тысяч ни в чём не повинных людей были брошены в тюрьмы, шесть тысяч сто восемьдесят пять человек было расстреляно.
Через две недели после истории с Фанни Каплан к Свердлову приехал Виктор Гарский. После беседы он вышел из кабинета, получив большую должность по части снабжения.
Подумать только, как трагична судьба этой женщины: прожить такую короткую тяжёлую жизнь, погибнуть неизвестно за что! Но ещё и после смерти сколько десятилетий само её имя звучало как проклятие. Даже её однофамильцам очень неуютно жилось все эти годы. Только услышав эту фамилию, у любого невольно возникал вопрос: «А не родственник ли это той самой Фанни Каплан?»
Надежда Колышкина
Член Союза писателей России. Творческий путь начала в издательстве «Прогресс», где четверть века служила редактором исторической литературы. Первая книга «Небесная вертикаль» вышла в 2008 г. в издательстве «Международные отношения», там же основана авторская серия «Споры богов». В 2014 г. издан сборник «Когда мы были…», в некоторой степени автобиографичный.
В 2018 г. в Лондоне в формате билингва издана пьеса «Пир вместо войны», через год поставлена театром ArtVik (реж. В. Собчак), а в 2021-м в Camden Etcetera Theatre поставлена пьеса «Конец времен». Параллельно в Москве выходит сборник «Поэты и боги», а в 2022 г. «Зебра Е» издает книгу «Что на Небе, то и на Земле», в которой реалии жизни представлены через мифологические образы. В 2023-м издательство «Четыре» выпускает аудиокнигу «Сияющая бездна», где действуют боги-олимпийцы.
Пьеса «Райский сад» – пожалуй, наиболее реалистичное произведение, где нет аллегорий и отсылок к доисторическим героям и сюжетам.
Райский сад
Гвардии сержанту
Андрею М. М. посвящается
Пьеса в двух частях
Действующие лица
ВЕРА ЮРЬЕВНА – пожилая женщина с тревожным выражением лица, сохранившего следы былой красоты.
СОСЕДКА – не молодая, но подвижная, всегда готова прийти на помощь.
ВАРЯ – высокая порывистая блондинка восемнадцати лет.
ЮРА – обаятельный мужчина лет сорока.
ЛЮСЯ – яркая брюнетка вне возраста.
ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ – высок, суров, при оружии.
ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ – практически копия первого.
ТРЕТИЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ – щуплый, не вооружен.
Часть первая
Действие происходит под Новый год, о чем свидетельствует елка, которая стоит в гостиной, совмещенной с кухней. Гостиная тонет в полумраке, отчего елка, тускло мерцающая мишурой, выглядит довольно сиротливо. В торце кухонного стола, в кресле, явно принесенном из гостиной, сидит пожилая женщина.
К ручке кресла прислонен костыль, по другую сторону – ходунки. На столе – газета, на газете – салатница. По озабоченному лицу хозяйки дома видно, что мысли ее где-то далеко. В центре стола – штоф с наливкой, бокалы, стопка тарелок. В полуоткрытую дверь входит соседка, также одетая по-домашнему, но более строго.
СОСЕДКА. С наступающим, Верочка! (Ставит на стол две шкатулки.) Выбери, какая брошь тебе по вкусу, пока внучка не прискакала. Извини, что не позвонила, знаю, ты не любишь телефон.
ВЕРА ЮРЬЕВНА. Любишь не любишь, а приходится терпеть. Присаживайся, в ногах правды нет. Кто-то сверху намекнул, что не по возрасту скакать, как козочка. Теперь вот завишу от этого говорящего деспота…
СОСЕДКА. Ладно бы говорил, он еще и подслушивает!
ВЕРА ЮРЬЕВНА (рассматривает подарки). Спасибо, очень красиво! Как я понимаю, реплики старинных образцов. Варе больше вишенки подойдут, а этого чудного скарабея я себе оставлю. (Любуется бутылочно-зеленой спинкой жука.) Что за камень, не пойму. Кабошон из хризоберилла?
СОСЕДКА. Ошибаешься. Подлинное римское стекло. Большая удача отыскать среди бижутерии такую редкость. В лавках Израиля много поделок из псевдоримского стекла, но, как говорят в Одессе, это две большие разницы. И со второй брошью не угадала. Это не вишенки, а желуди от «Трифари».
ВЕРА ЮРЬЕВНА. Совсем слепая стала. Вишенку от желудя отличить не могу, но Варюшке должно понравиться. Положи под елку, там уже припрятан смартфон от дядюшки – так она Юру называет. Скарабея на полочку поставь, возле Андрюшиного портрета, а я пока позвоню. Кстати, ты заметила, что дети по телефону почти не разговаривают, только пялятся в него как зомбированные?
СОСЕДКА. Не разговаривают, зато переписываются, а потом стирают написанное, чтобы мы не вызнали их секретов. Впрочем, не будем старыми занудами, мы ведь тоже не очень-то со взрослыми откровенничали… Посуду отнести?
ВЕРА ЮРЬЕВНА. Да-да, разгрузи немного стол! Я тут салат крошу, чтобы руки чем-то занять. Жаль, Варька оливье не любит и настоящих украшений не носит. Хорошо хоть цепей этих ужасных на шею не вешает.
