скачать книгу бесплатно
Во тьме. Рассказы и миниатюры
Сайд-Хасан Кацаев
В книгу чеченского писателя Сайд-Хасана Кацаева вошли произведения, написанные в разные годы. С.-Х. Кацаев пишет в жанре рассказа. Его рассказы отличаются автобиографичностью и занимательностью сюжета. Он является одним из реформаторов современной чеченской прозы. Название книги «Во тьме» имеет символический характер и определяет основную идею автора – извечное противостояние Добра и Зла, Света и Тьмы. Произведения С.-Х. Кацаева разнообразны и объединены чувством глубокой любви к Родине.
Во тьме
Рассказы и миниатюры
Сайд-Хасан Кацаев
© Сайд-Хасан Кацаев, 2024
ISBN 978-5-0064-1682-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ВО ТЬМЕ
РЭЙ БРЭДБЕРИ
(История любви)
В ту пору я учился в девятом классе.
Она была нашей учительницей.
Только двое-трое самых близких друзей знали о наших отношениях.
Люди обычно любят сплетничать. Особенно о красивых и молодых незамужних женщинах. Наши же отношения были чисты.
«Несмотря на взаимные чувства, между нами ничего не было. Что у нее может быть общего с другими?» – думал я.
Я не верил всем этим сплетням и пересудам. Но со временем мы отдалились друг от друга. Я перестал ездить к ней, и мы не виделись по нескольку лет. Этот мир и люди были совсем не те, какими мне казались в юности. Иллюзии давно рассеялись…
Я думал: нет в мире сил, способных помешать нам. Я буду с ней счастлив. И по шариату, и согласно светским законам, мы могли пожениться. Но адаты запрещали.
Она как-то дала мне прочитать рассказ одного зарубежного автора. Кажется, он был напечатан в журнале «Огонек».
Ученик влюбился в свою учительницу. По утрам, как бы невзначай, встречал ее неподалеку от дома, где она снимала квартиру и шел с ней в школу, помогая нести книги. Он находил любую причину, чтобы остаться с ней наедине. После уроков, пока она проверяла тетради, приносил ведро с водой, старательно мыл доску, вытряхивал тряпки, сворачивал карты… Когда наступала пора идти домой, он подавал ей шляпу и пальто.
Она тоже полюбила его, но понимала, что так продолжаться не может. И решила поговорить с ним об их странных отношениях.
– Тебе только неполных четырнадцать лет, а мне двадцать четыре. Надо помнить о том, что могут сказать о нас люди. Я, наверное, переведусь в другую школу.
– Не нужно. Скоро мы переезжаем в Мэдисон.
– Надеюсь, не из-за всего этого?
– Нет, просто отец нашел там работу. Это близко. Всего в пятидесяти милях. Разрешите я иногда буду приезжать, чтобы увидеться с Вами?
– Думаешь, это хорошая идея?
– Нет, пожалуй, нет, – сказал он и, немного помолчав, выпалил: – Если б только Вы меня подождали!
– Десять лет?
– Мне тогда будет двадцать четыре.
– Но мне тогда будет тридцать четыре. Вряд ли это возможно.
– А Вам бы хотелось? – спросил он.
– Да, – тихо ответила она. – Мне бы очень этого хотелось! Но ты забудешь меня. Жизнь так устроена.
– Я никогда Вас не забуду! – заверил он.
Прошло много лет… Однажды в Гринтаун вместе с женой приехал молодой мужчина. Оставив жену в отеле, он вышел в город прогуляться и стал расспрашивать об учительнице. Ему сказали, что она умерла и показали могилу. Девушка скончалась вскоре после его отъезда…
Помню, тогда меня не очень тронул этот рассказ.
Сказка какая-то!
Убийство из-за ревности и смерть от тоски по любимому я допускал лишь в трагедиях Шекспира. У писателей же других эпох дуэли и самоубийства вызывали мое недоверие, даже к Гёте, автору знаменитого «Вертера». Исключение, может, составляли арабы средневековья. «Полюбив, они умирают…»
В том рассказе первым влюбился юноша.
Я же начал за ней ухаживать лишь после того, как узнал о ее чувствах ко мне.
Мне исполнилось двадцать пять лет.
«Теперь я старше ее тогдашней, – думал я иногда. – Сколько же ей было лет? Двадцать? Двадцать один? Мне – шестнадцать».
Они давно переехали в другое село. Женился ее младший брат. Она нянчит племянников. Но замуж так и не вышла.
Она была очень милой и обаятельной, ласковой со всеми. Много мужчин просило ее руки. И женщины недолюбливали ее за красоту и редкую доброту. У завистливых людей черные сердца и злые языки. Может, поэтому люди возводят на человека напраслину?
Без какой-либо видимой причины, словно от порчи или сглаза, она внезапно заболела. Ее беспокоила нога, плотно перевязанная и незаживающая, несмотря на всевозможные лекарства и мази. Но я никак не допускал мысли, что она может умереть от этой болезни.
Сначала я не поверил, когда услышал об этом.
Речь, наверное, идет о другой…
Когда умирает кто-то из близких и родных, сердце долго не может смириться со смертью.
«Он не умер, – думаешь ты, – он просто куда-то уехал. Его просто нет дома. Но скоро мы увидимся…»
За долгие годы болезни отца, приезжая домой, я настолько привык видеть его в своей комнате, что еще несколько лет после того, как случилось неизбежное, не допускал мысли, что его нет, и я больше никогда не увижу его. Он находится у себя. Отдыхает, спит. Вот-вот он проснется и выйдет, и мы вместе сядем за стол…
За годы войны людям пришлось пережить многое.
Чего только не пришлось увидеть, испытать!
– Придет время, когда живые будут завидовать мертвым! – говорили святые отцы. – Глаголющие истину будут плакать, а изрекающие ложь – смеяться.
Когда танки и пехота не в силах штурмом взять очередной населенный пункт – в ход идут дальнобойные орудия и крылатые ракеты. В основном, погибают мирные люди. Родные часто не находят убитых, чтобы предать их останки земле. В захваченных селах и городах контрактники насилуют женщин, молодых девушек и сжигают их заживо. Больных стариков и детей, прячущихся от самолетов и артиллерии в подвалах домов, забрасывают гранатами. Осколки снарядов убивают младенцев еще в колыбели.
Умершего своей смертью сегодня считают счастливым.
– После всех этих ужасов, умершего естественной смертью не приходится и оплакивать, – говорят люди. – Вот и настало время, когда живые завидуют мертвым. А мы то наивно полагали, что этого не может быть!
…На похоронах я попросил позвать ее мать.
Ее вывели под руки. Старая и больная, убитая горем, она еле держалась на ногах.
Увидев меня, тихо заплакала и обняла.
Мне с трудом удалось произнести слова соболезнования. На глазах выступили слезы. Я сумел их сдержать. Но сердце мое плакало…
Мать ненадолго пережила дочь. Мне не удалось побывать на ее похоронах. Я слишком поздно узнал о ее смерти. Сначала война закрутила меня, потом я долго и тяжело болел.
Люди только по крайней необходимости выходили из родного села. Невозможно было передвигаться, повсюду стояли посты и войска. И никто не знал, что творится в мире и в соседнем селе. Люди мучились от страха, от голода и холода, от безработицы и безденежья, от отсутствия человеческих прав и условий, не понимая происходящего и не видя будущего.
Все были заложниками этой войны.
В столь тревожное время самой большой радостью было, когда дом наполнялся светом. Можно посмотреть телевизор, послушать «Вести» (может, передадут что-нибудь хорошее!). Хоть чуточку спокойнее. Но свет и газ давно отключили. Потом, старейшины и представители ряда сел, подписали с военным командованием документ о лояльности к «федералам», и дали свет, позже и газ…
Все эти воспоминания всколыхнулись во мне, когда я прочитал «Рассказ о любви» американского писателя-фантаста Рэя Брэдбери.
На днях я листал небольшую книжку, в которой нашел тот давний рассказ. Думаю, что именно тот, потому что двенадцать лет назад я мало интересовался фамилиями писателей, не вошедших в школьные хрестоматии.
«Это была неделя, когда в Гринтаунскую летнюю школу пришла преподавать Энн Тейлор. Ей тогда было двадцать четыре года, а Бобу Сполдингу не было и четырнадцати».
Да, она мне дала прочитать именно этот рассказ. Второго такого быть не может! Он написан очень просто и ясно. И нет в нем ничего фантастического. Это жизнь. Настоящая жизнь!
Теперь, после всего, что было: смерти той, которую я любил, а я стал на несколько лет старше ее, рассказ Брэдбери больше не кажется мне сказкой.
Я никогда ее не забуду.
Хотя нам не выпало счастье жить вместе, и она никогда не была моей, – всех своих знакомых девушек я всегда сравниваю с ней. Такой близкой, родной, да, именно, родной, не была ни одна. Да и теперь…
«Как бы сложилась ее судьба, останься она жить?» – думаю я иногда.
Ей пришлось бы увидеть это подлое, бесстыжее время.
Пускай я тяжело перенес эту утрату – все-таки хорошо, что она не увидела этого мракобесия. Она была слишком хорошим, слишком чистым человеком. Она не вынесла бы жестокости и дикости этих дней.
Наверное, зная это, Бог забрал ее к себе…
1995
ВО ТЬМЕ
Лето. Тихая, нежная ночь. Мне восемнадцать лет.
Последний трамвай, скользя и постукивая колесами по рельсам, уходит в парк. За полночь. Ждать дальше не имеет смысла. На остановке, напротив школы, на длинной скамейке со мной сидят три девушки. Видно, что они после вечерней смены. Недалеко находится швейная фабрика. Иногда вечером мне приходилось выходить здесь, где трамвай заворачивает в микрорайон. В это время, словно голуби из гнезда, девушки выходили из-за ворот фабрики и разлетались по всему городу.
Я только подошел, и мы еще не знакомы. Хотя товарищ и уговаривал остаться у него на ночь, я пытаюсь добраться до общежития. Только на своей койке я могу спокойно уснуть.
– Не поздновато ли для прогулки? – обращаюсь я к девушкам.
Они молчат, и я более не пытаюсь завязать разговор. Девочки начинают о чем-то шептаться, посматривая в мою сторону. Одна еле слышно произносит: «нет», «нет», пытаясь за руку остановить подругу. Та поворачивается ко мне.
– Парень, как тебя зовут?
Слабому полу ни в чем не откажешь. В этом их сила!
Я называю свое имя.
– Ты студент?
– Да.
– Мы идем с работы. Все равно больше трамвая не будет. Ты не мог бы проводить нашу подругу? Нам двоим нужно в микрорайон. Мы не хотели оставлять ее одну. Тебе можно доверять? Ты живешь на «Минутке»?
– Я не пойду. Вы идите, – говорит девушка. – Я подожду.
– Ты проводишь ее?
– Не беспокойтесь, – говорю я им. И кричу вслед: – Если завтра ее не будет на работе, ждите стариков с калымом.
Они, посмеиваясь, уходят, довольные шуткой. Мы остаемся одни.
Немного погодя я спрашиваю:
– Ну, что будем делать?
– Ты иди, – отвечает она. – Я подожду.
– Но ждать нет смысла.
Глухое место. Вокруг ни души. Я чувствую, что она побаивается меня.
– Если хочешь, мы можем просидеть тут до рассвета. Утром мне надо быть на занятиях, но я не могу так уйти, – стараюсь я объясниться. – Ведь твои подруги думают, что ты со мной. И неизвестно, кто придет после меня.
Я не пытаюсь ее напугать или принудить к чему-либо. Но нужно трезво оценивать обстановку. Меня задевает ее недоверие. Я могу, конечно, при взаимной симпатии, поухаживать за девушкой, но никогда не злоупотреблю ситуацией и беззащитностью девушки. Возможно, мы никогда больше и не увидимся, но хочу, чтобы она доверилась мне. Я готов оказать ей братскую помощь. Она молча сидит нахохлившись, словно маленькая птичка. Я бы не заснул спокойно, оставив ее здесь одну.
– У тебя есть брат? – спрашиваю я.
– Нет, – отвечает она.
