скачать книгу бесплатно
Любовные истории из жизни одной женщины
Сана Савинова
Прошел не один десяток лет, закончили свое существование два замужества, выросли дети и подрастали внуки – наступило время противоречия между возрастом и его ощущением. Этот жизненный багаж не тяготил, нет, он отчетливо намекал: "Обернись назад, посмотри внимательно, вспомни свой путь от юной девушки до умудренной пережитыми испытаниями женщины, найди себя настоящую, посели в своем сердце надежду: твой мужчина существует, просто найди его". Если вы любите лаконичный юмор, иронию, легкую недосказанность, вас не смущают чувственные женские переживания, то эти истории из жизни одной женщины – для вас.
Сана Савинова
Любовные истории из жизни одной женщины
Ирония моей судьбы
Окружающий мир просто напичкан возможностями: протяни дальше руку, вдохни сильнее, посмотри внимательнее, почувствуй острее, прислушайся с интересом – и ты всегда сможешь найти свой путь, схватив удачу за хвост, или, промахнувшись, довольствоваться результатом своей ошибки.
Да, личный выбор очень часто меняет условия игры под названием Жизнь.
Судьба же отвечает на это ироничной улыбкой…
Повинуясь внутренней интуиции или мимолетному настроению, долгому размышлению или спонтанному желанию, я то и дело сворачивала с предназначенного мне пути, беспорядочно смешивая карты в колоде своей жизни, не оставляя судьбе ее исконного права "первой скрипки".
И она снисходительно улыбалась мне: "Давай, давай, сама, сама, я подожду…"
Уже с высоты прожитых лет на поверхности памяти начертили свои круги дни, навсегда изменившие уникальный узор реальных событий, сплетенный лично для меня хозяйкой-судьбой.
Например, все могло бы быть иначе, если бы не один, казалось бы, самый обычный школьный день.
Комсорг школы, отличница, претендентка на золотую медаль (ее фальшивый блеск уже радостно слепил мне глаза), любимица учителей – у меня были все шансы сделать уверенный шаг из среднего образования к высшему.
Однако сентябрь десятого школьного года принес свое испытания на прочность в виде сбора урожая помидоров на колхозном поле.
Когда наш класс уже сидел стайкой "нахохлившихся" учеников на низком школьном заборе в ожидании автобуса, выяснилось, что "класснуха" заболела, и мы отправимся на поле без ее чуткого руководства, к тому же директор школы решила, что моего присутствия комсорга будет вполне достаточно.
Как только наши ноги в кедах и старых мокасинах ступили на бескрайнее колхозное поле, усеянное несобранными томатами и заставленное по периметру пустыми деревянными ящиками, за моей спиной раздался робкий шепот, очень быстро перешедший в ропот неповиновения.
Наиболее смелые и нежелающие подчиняться моим указаниям одноклассники разбрелись по полю, демонстрируя превосходство своих личных интересов над общественными: в мой адрес летели колкие замечания и насмешки, что мне не хватит смелости присоединиться к вольному настроению. Мое здравомыслие после недолгих колебаний уступило желанию большинства.
Коллективный путь домой через поля и лесополосы был похож на неспешное шествие растянувшейся колонны демонстрантов после митинга: с шутками, песнями, анекдотами и неуклюжими заигрываниями подростков.
Меня же терзало беспокойство за принятое решение, и с каждым часом росла уверенность, что утро следующего не будет добрым.
Тихонько, как нашкодившие котята, мы заходили в класс и садились за парты.
Классная руководительница с лицом Понтия Пилата, прокуратора Иудеи, молча наблюдала за нами, а перед ней на столе лежала увесистая стопка из наших школьных личных дел.
Далее последовала развернутая речь о долге и обязанностях школьника, помноженных на чувство ответственности за свои поступки и отдельный тезис о том, куда идти комсоргу, не справившемуся с порученным делом.
Идти мне предстояло в городской комитет комсомола, а там сидели дяди и тети, получавшие зарплату за служение идее, и они отработали бы ее прилюдно в назидание грядущим потомкам.
"Классная" играла с огнем, раздав нам на руки личные дела с напутствием подумать и решить, как жить дальше: в школьном коллективе с перспективой получить вожделенный аттестат или с позором влачить свое жалкое существование в вечерней школе.
Спрятав личное дело в портфель и покинув школу в конце учебного дня, я оставила за ее порогом надежду на золотую медаль, положительную характеристику и путевку в жизнь от городского комитета комсомола.
Я снова отодвинула Судьбу от ее главной роли, но она не оставила это не замеченным.
Меня с удовольствием принял директор новой школы: так я стала ученицей чужого мне десятого класса.
Цепочка из звеньев личной инициативы, таким образом, спутала дорожную карту, предоставив возможность самостоятельно разбираться с новой реальностью, где уже не было места запланированным перспективам и ожидаемым результатам.
Новый класс был совсем другим ментально: юноши носили костюмы и галстуки, девушки украшали свою форму красивыми белыми воротничками, общение было таким же витиевато-вежливым, как рюши на фартуках учениц.
Мне нравилось наблюдать за ними, и я быстро отвлеклась от грустных мыслей.
Революционная осень моей школьной жизни потихоньку прошла, надвигался хоровод новогодних дискотек.
У моей новой подружки оказались два пригласительных билета на новогодний вечер в дом культуры, один из которых она и предложила мне.
Она предложила мне не только билет на дискотеку, с ее легкой руки я вытащила из колоды Судьбы свои последующие тринадцать лет жизни, самые неоднозначные тринадцать лет: вместе с уже существующими беспринципно-голодными восьмидесятыми и наступающими лихими девяностыми за "борт моего корабля" уцепился такой же беспринципный и лихой, рожденный в ноябре Скорпион.
В тот вечер я была в восторге от своего нарядного образа: легкое, в меру облегающее, черное крепдешиновое платье с глубоким вырезом-мысом и красивой драпировкой на плечах, придавало мне уверенности и вселяло надежду на встречу принца моей мечты.
И я его встретила.
В самый разгар дискотеки в зал ввалилась шумная компания, по моим меркам, совсем взрослых юношей, среди которых особо выделялся нагловатый, высокий стройный парень с густой шевелюрой давно не стриженых каштановых волос. Эффекта его внешнему виду добавляли темно-синие, слегка потертые на коленях, с высокой посадкой джинсы, модный ремень на квадратной металлической пряжке и кирпичного цвета рубашка под темно-серым пуловером.
У него были широкие плечи, узкие бедра и длинные ноги. Да, на этих самых ногах красовались явно не отечественного производства легкие замшевые ботинки, как впрочем, и все остальные его вещи – из другого, не нашего мира.
Я украдкой наблюдала за ним со стороны, умостившись на неудобном старом стуле в глубине зала.
Зазвучала медленная песня, девчонки неохотно пошли к своим местам, я опустила глаза, испытывая неловкость предстоящего выбора партнерш для танца.
"Можно вас пригласить?" – хрипловатый голос прозвучал откуда-то сверху.
Я оторвала взгляд от своих лакированных босоножек: передо мной стоял тот самый парень. Он был гораздо выше меня – моя макушка едва касалась его плеча. Прямая спина, высоко поднятый подбородок, он красиво двигался в паре, и мы легко кружили по паркету.
– Тебя проводить? – услышала я, когда прозвучал последний грустный аккорд.
– Домой?
– Сначала к стулу, – еле заметно улыбнулся он.
И только тут я внимательно посмотрела на его лицо.
Усы! Вот, что первое бросается в глаза: молодой парень, а над полными губами рыже-каштановые усы, придающие ему, нет, не шарм, а почти гусарскую лихость. Такие же густые низкие брови, и под ними – в пушистых ресницах – серо-голубые глаза. В целом запоминающиеся крупные черты лица – он не был красавцем, но от него исходила особая живая энергия и да, его точно можно было назвать харизматичным.
Я уже переобувала босоножки в сапоги, когда тот самый парень подошел ко мне: "Ты где живешь?". Я жила недалеко.
Мы шли вдвоем по пустынной холодной аллее, он вежливо предложил свою руку, я неловко взяла его под локоть. После ознакомительных вопросов "Где учишься?", "Чем занимаешься?" общих тем не было, но была яркая луна и горящие точки – звезды в черноте неба – и я легко завела разговор на столь отдаленную в пространстве и от моих реальных знаний тему про космос – в нашей беседе все смешалось, как "в доме Облонских".
Виктор, так звали моего нового знакомого, был старше меня на три года, учился на втором курсе лечебного факультета областного медицинского института, жил с родителями в частном доме в двух километрах от нашего небольшого городка. Собственно, это был пригород – с деревенскими домами и такими же огородами.
Каждый день в пять утра он шел пешком на станцию на первую электричку, чтобы успеть на занятия в институте, поэтому количество свободных дней для встреч было ограничено.
Всю зиму Виктор приходил в субботу вечером и мы гуляли по пустынному холодному парку, изрядно мерзли, много говорили и много молчали…
Наступившее Восьмое марта было необыкновенно холодным. Лед намерз на тротуарах, по нему шустрой змейкой волновалась поземка, поднимаемая порывами колючего, злобного ветра.
В цветочном павильоне на рынке толкались, спорили, торговались и одновременно шутили про женский праздник и его связь с разгулявшейся непогодой мужчины, раззадоренные желанием поздравить своих женщин. Мороз был такой, что цветы несли, укутав пакетами, пленкой, газетами, оптовые покупатели предупредительно пеленали гвоздичные снопы в легкие покрывала и спешно несли в теплый салон машины. Я получила свой первый букет из трех гвоздик, изрядно уставших от подготовки к праздничной продаже.
Мне запомнилось это восьмое марта.
Я первый раз была у Виктора в гостях: простой двор, простой дом, простая обстановка с большим количеством пестрых ковров на стенах. Его комната была маленькой, но уютной: кровать, шкаф, письменный стол и кресло… да, еще на ковре висела гитара, которая сразу же привлекла мое внимание.
– Ты умеешь играть на гитаре?
– Научили в музыкальной школе.
– Хочу послушать…
Он снял гитару, привычно взял ее в руки, накинул ремень на плечо и не спеша стал настраивать струны.
Я не помню, что он пел, но помню, как он пел: хрипловато небрежно, немного с грустью, изредка поглядывая на меня. У него были по-мужски красивые кисти рук, длинные пальцы, и я с восхищением наблюдала за ним.
Думаю, именно этот вечер и стал серьезной заявкой на развитие симпатии к Виктору и началом долгого запутанного жизненного пути, клубок которого мне пришлось распутывать уже самостоятельно.
Весь вечер прошел в беседах под приглушенное звучание медленного рока и неопределенность моих желаний.
Домой я вернулась в раздумьях.
В жизни каждой девушки наступает момент, когда мужчина становится ее проводником в мир взрослой женщины. Таинство посвящения приносит с собой новые чувственные эмоции, гармонично добавляющие нежные, яркие, сочные оттенки красок в палитру уже сложившихся отношений.
Моя же цветовая гамма пока состояла из спокойных голубых, синих и туманно-белых тонов, беспокойных оттенков красного и всевозможных тревожных серых.
Я хотела понять, чего мне не хватает? Я прислушивалась к себе, присматривалась к нему, и ответ напрашивался сам собой: он мне нравился, но внутри меня не было щемящей грусти расставания и бесконечной радости встречи, безмятежного счастья поцелуев и нежности объятий. Не было той тени влюбленности, парящей над реальностью и приносящей особое, уникальное чувство почти женского счастья.
Он жил студенчеством, я же металась между остатками безответственного детства и необходимостью сделать шаг в самостоятельную жизнь, где все, что ты делаешь, уже имеет непосредственное отношение к тебе самой.
Ошибаться не хотелось уже тогда.
Весна прошла в подготовке к выпускному вечеру и экзаменам. Скажу сразу, фасон платья и босоножки к нему волновал меня больше, чем мои знания по физике, геометрии и химии, которые уже совсем не тянули на высший балл.
К тому же, я никак не могла определиться, в какой институт хочу поступать. Здравый смысл подсказывал – русский язык и литература (как ни крути – я гуманитарий), но Виктор уговаривал меня подать документы в его медицинский институт. Мне, которая боялась сдать анализ крови из пальца, и при необходимости сдать кровь из вены впадала в состояние паники и детской трусости. А факт того, что во время обучения на врача необходимо будет пройти курс патологической анатомии, я заблокировала в своем сознании в надежде привыкнуть к этой реальности в будущем.
Родители не вмешивались в мои решения, часто меняющиеся, они настаивали лишь на том, что высшее образование – это необходимость, через которую нужно пройти, чтобы иметь более независимое положение от существующих социальных условий.
Может, рискнуть и пойти в медицину?
Здравый смысл привычно спрятался под грубую подошву ложных амбиций.
Итак, для поступления в медицинский институт надо было сдать вступительные экзамены по физике, биологии, написать сочинение и прибавить к полученным баллам средний балл школьного аттестата.
По праву приобретенной взрослости я сама планировала свою подготовку к вступительным экзаменам, поэтому позволила себе роскошь и совместила ее с пляжным отдыхом. Родители пошли мне навстречу и оплатили услуги преподавателя по биологии. За сочинение я не волновалась.
А вот физику пришлось зубрить – это был первый экзамен, на который пришлось потратить большую часть своего внимания и памяти. Я выучила наизусть все билеты, кроме одного, посвященного теме математического маятника. Она никак не укладывалась ни в мое понимание, ни в заучивание, ни в решение примерных задач. Применив теорию вероятности, я предположила, что из тридцати билетов вряд ли вытащу "колебания маятника" – и спокойно закрыла учебник.
Надо было подумать, в чем ехать на первый экзамен. Все моменты, касающиеся составления необходимого образа, могли поглотить меня полностью до тех пор, пока не будет найден последний штрих в виде нужного цвета помады, пояса или декора.
Я рассуждала примерно так: физика – предмет сугубо мужской, значит, в любом случае в экзаменационной комиссии будет мужчина, и есть маленький, но шанс – отвлечь его пристальное внимание от моего ответа созданным образом.
Поэтому я решила, что нежно-фиалковое, в меру блестящее шелковое платье с пышной юбкой, как нельзя лучше подойдет к данному случаю.
Когда родители увидели меня рано утром в день экзамена в этом наряде, выражение их лиц не предвещало ничего хорошего.
Папа, в прошлом физик-математик, схватился за голову руками и театрально повествовал о несоответствии моего внешнего вида учебным аудиториям ВУЗа.
Мама молча смотрела на меня, как на ценник вареной колбасы, который за ночь вдруг подскочил вдвое. К этому дуэту быстро присоединилась бабуля, желавшая попить чайку в тишине. Она сразу просекла причину утреннего возбуждения и с радостью приняла сторону недобро молчащей дочери и возбужденно говорящего зятя. Бабка вспомнила свое голодное детство, одну пару ботинок на всю семью, свое первое платье от старшей сестры и что пороть меня надо было в детстве, "когда поперек лавки лежала".
Времени на раздумье уже не было, я достала из шкафа черное в мелкий горошек платье, босоножки от несостоявшегося образа худо-бедно к нему подходили, кудри пришлось активно расчесывать до исчезновения, макияж из сиреневых теней и черной туши пришлось оставить.
Оставила я и приготовленный на полке экзаменационный лист с паспортом. Схватив сумочку, рванула на вокзал, по резвости обгоняя всех спешащих на первую электричку горожан.
На территорию медицинского института для сдачи экзамена пускали по паспорту и экзаменационному билету.
Мое лицо не выражало никаких эмоций, когда факт отсутствия документов в моей сумочке дошел до глубины встревоженного утренними событиями сознания. Была она пуста по одной причине: я до последнего момента не могла решить, какая из них подойдет под мой, внезапно изменившийся, образ. Поэтому документы так и остались лежать на столе.
Не спеша, саркастично улыбаясь, подкралась мысль: выбор сумочки наложил вето на мое, и без того сомнительное, желание влиться в ряды студентов-медиков.
Я стояла среди толпы возбужденных абитуриентов, их родителей и чувствовала свою несчастную несчастность.
Растерянно прислонившись к широкому платану, думала о том, как буду объяснять родителям свою оплошность, стоящую им несбывшихся надежд, а мне – целого года жизни без определенного занятия.
Минуты раздумий под платаном принесли прохладу и рискованную мысль: нанять такси, которое поедет ко мне домой за документами.
Туда-обратно всего восемьдесят километров – и минус четверть месячной маминой зарплаты. Да, спонтанные решения я умела принимать быстро. Нашелся и таксист, внявший моим мольбам, и желающий заработать приличную сумму.
Спустя какое-то время мама обнаружила мою оплошность, папа тоже принял быстрое решение: отпросившись с работы, сел в такси и повез мой "пропуск" в студенческое будущее.
Дома осталась молчаливая мама.
Даже не берусь представить выражение ее лица, когда в двери постучался приехавший таксист… за пару часов моя семья лишилась почти половины месячного дохода одного из кормильцев.
Уже первые абитуриенты, сдавшие экзамен, выходили за ворота института, когда я услышала папин голос. Он не стал упрекать меня, пожелал "ни пуха, ни пера" и разочарованно побрел на вокзал.
Одна из последних я зашла в аудиторию и первым делом посмотрела, есть ли в комиссии мужчины. Один мужчина в ней был.
Экзаменационных билетов на столе оставалось совсем немного. Я, слегка поколебавшись, выбрала тот, что лежал неприметно, сбоку от середины жалкой кучки полосок белой бумаги.
Я отказывалась верить своим глазам! Но они не врали: мой билет нес в себе вопросы, касающиеся математического маятника.
И это был мой собственный выбор!
Теория вероятности сыграла со мной злую шутку, намекнув, что в списках счастливых абитуриентов моей фамилии точно нет.
