скачать книгу бесплатно
Странно. В наших с Наташей телефонных разговорах никакой Васик Дылда не упоминался – она ничего не говорила мне о человеке с таким именем.
Впрочем, Наташа мало что рассказывала мне о своей личной жизни.
– Так что передать Васику?
– Пусть в гости заходит, – сказала я, – если временем располагает.
– Хорошо, – проговорила девушка. – Тогда – до завтра?
– До завтра, – сказала я.
Я вдруг вспомнила, что ее зовут Даша. Ее имя всплыло в моем памяти, как вспухает внезапный пузырь газа на черной болотной воде; хотя припомнить того момента, когда девушка представлялась мне, я не могла. Да и не стала бы она мне представляться – она же принимает меня за мою сестру-близняшку – Наташу, которая…
* * *
Меня зовут Ольга Антоновна Калинова. До тех пор, пока я не переехала в Москву, я жила в провинциальном городке под Вяткой, где работала агентом по размещению рекламы в местной рекламной газетке. Должность, конечно, не бог весть какая, но, специфика провинциального города вообще не дает определенных предпосылок к стремительному продвижению по служебной лестнице.
Тем более что я и не собиралась никуда стремительно продвигаться.
В отличие от своей родной сестры.
Наташи. Мы с ней вместе ходили в детский сад, вместе заканчивали школу, в десятом классе которой обе одновременно влюбились в учителя русского языка Карла Ивановича; вместе поступили в художественное училище.
Вот как раз после окончания художественного училища наши с сестрой пути разошлись. Пристроиться к качестве художника в какую-нибудь организацию нам не удалось, а мне неожиданно предложили работу агентом по размещению рекламы, и я, конечно, согласилась, с тем условием, чтобы в той же газетке могла работать и Наташа.
Несмотря на звучное название должности, мои обязанности заключались в том, что я моталась по городу из одной местной фирмы в другую и уговаривала боссов и шефов разместить в нашей газетке свою рекламу.
Предпринимательство в том городке, где жили мы с Наташей, развивалось бурно, многочисленные фирмочки и предприятия с ограниченной ответственностью по производству точилок для карандашей и канцелярских скрепок то всплывали на поверхность, то тонули в бездонной пучине банкротства, как макароны в кастрюле с кипящим супом.
Поэтому работы у меня было навалом. Утром я помещала рекламу частного предприятия «Казус», вечером шла уточнить некоторые детали оформления логотипа и находила на месте частного предприятия табличку, на которой сообщалось, что «Казус» разорился; а в опустевшем офисе суетились ребята из только что зарегистрированного общества с ограниченной ответственностью «Три богатыря».
И я возвращалась в свою газетку с полученным заказом на рекламу «Трех богатырей».
В принципе моя работа мне нравилась. Мне нравилось общаться с людьми, заводить новые знакомства, и я часто думала, что скоро в нашем маленьком провинциальном городке я буду знать в лицо и по имени каждого мало-мальски удачливого предпринимателя.
А вот Наташа проработала вместе со мной только три дня.
На большее ее не хватило. В один прекрасный день она просто не вышла на работу, и мне не удалось ее уговорить приступить к выполнению своих обязанностей и на следующий день. Наташа сказала тогда, что хочет подыскать себе более достойное применение.
Я против не была. Мы с Наташей уже давно жили без родителей и привыкли рассчитывать только на себя. Я со своим заработком вполне могла обеспечивать какое-то время и себя и свою сестру.
Забеспокоилась я тогда, когда период бездеятельности Наташи растянулся уже до третьего месяца. Я попыталась поговорить с ней, но она и слушать ничего не хотела, отмалчивалась, как бывало всегда, когда она раздумывала над чем-то серьезным. О том, что она собралась ехать искать лучшей жизни в столицу, я узнала уже через несколько дней. Конечно, такой выход из положения меня не устраивал, но я знала, что пытаться отговорить мою сестру от уже принятого и обдуманного решения бесполезно.
Дальше события развивались с изумительной быстротой.
Наташа поменяла двухкомнатную квартиру, доставшуюся нам от родителей, на однокомнатную с доплатой, и уже через неделю мы с ней стояли на вокзале, прощались, расставаясь на столь долгий и к тому же – неопределенный срок, наверное, впервые в жизни.
Наташа пообещала мне звонить каждую неделю и честно выполняла свое обещание. Мы даже договорились о том, что сеанс связи будет происходить каждую пятницу в десять часов вечера – это чтобы я и Наташа наверняка были дома.
Вначале я беспокоилась за нее – одна в большом городе, она ищет применения своей несовременной и некоммерческой профессии художника, но потом как-то само собой все улеглось.
Наташа говорила мне, что нашла хорошую работу, собирает деньги на квартиру. В чем заключается эта ее работа, она мне так и не сказала. А когда я спрашивала – лепила какую-то ерунду насчет ночных клубов, столичных развлечений и в круг элитарных тусовщиков, в который ее, кажется, собирались принять.
После она со смехом пересказывала мне выдумки московской золотой молодежи, которой некуда девать время и деньги, кроме как на детские игры в колдунов и вампиров, рассказывала про party-шабаши в ночных клубах, а несколько месяцев назад…
В ней что-то надломилось. Когда она звонила мне, то отделывалась сухими фразами о том, что у нее все в порядке, сообщала о таких событиях, как покупка квартиры почти в самом центре Москвы, тоном, будто она приобрела новую разливательную ложку.
Смешить меня рассказами о развлечениях золотых мальчиков и девочек она перестала, а когда я просила ее об этом, срывалась и кричала в телефонную трубку, чтобы я перестала лезть в ее дела.
Потом, конечно, извинялась, плакала.
Я не могла понять, что с ней происходит. Я всерьез забеспокоилась и собралась уже ехать в Москву, когда в одну из пятниц мне, вместо Наташи, позвонили представители отдела по раскрытию убийств какого-то там района города Москвы и сообщили, что моя сестра – Наталья Антоновна Калинова – застрелена в своей собственной квартире. Просили немедленно приехать на опознание тела.
Я смогла выйти из своей квартиры только на второй день после того, как услышала это сообщение. И мне до сих пор не верится до конца, что я никогда больше не увижу свою сестру.
Еще через два дня я уже была в Москве и разговаривала с оперуполномоченными из отдела по расследованию убийств – с теми, кто занимался делом моей сестры.
Впрочем, занимался – громко сказано. Убийство моей сестры, как я поняла из нескольких приватных разговоров, почти сразу же списали в разряд «глухарей» – нераскрываемых дел.
«Шансов найти убийц, – вертя в руках толстую дешевую ручку, говорил мне следователь, – нет никаких. Хотя, мы, конечно, работаем. И обещаем вам сделать все, что в наших силах».
«За что же ее убили? – пыталась выяснить я. – Хоть какие-то следы, хоть что-то должно остаться? Не может же быть так, что вам совсем ничего не ясно в этом деле. Вы же правоохранительные органы».
«Органы, – соглашался следователь, сдувая со своих усов мокрые крошки табака прямо на серый пиджак, – но вы поймите, застрелили вашу сестру профессионалы. Это заказное убийство, а такие дела почти никогда не раскрываются. Это вам не пьяная драка дяди Васи с дядей Петей. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Тело вашей сестры обнаружили только на второй день, да и то случайно. А уж киллера…
Опознать теперь не сможет никто. Никаких свидетелей. Никаких зацепок. С ее знакомыми мы, конечно, поговорили, но… Никто ничего не знает. А может быть, знает, но общаться с милицией не хочет».
Я хотела было выложить следователю содержание наших с Наташей телефонных разговоров, но вдруг осеклась, неожиданно с удивительной ясностью ощутив, что наплевать этому следователю и на мою сестру, и на меня, и на того неведомого убийцу с черным пятном вместо лица, который на мгновение всплыл откуда-то из темной пугающей мглы и снова исчез, как острый акулий плавник на поверхности моря.
Какая-то странная и совершенно новая мысль пришла мне в голову. Этот сидящий напротив меня скучающий придурок с мокрыми табачными крошками на усах ничем не сможет помочь ни мне, ни, тем более, моей покойной сестре. И единственный человек, которому не наплевать на Наташу – это я.
Выходит, действовать придется мне в одиночку. И найти убийцу, заказчика… Кого-то, кто должен ответить за гибель моей сестры. Иначе – это чувство мгновенно родилось и окрепло в моей груди – мне не успокоиться и до самого конца моих дней у меня на шее, как гибельный камень самоубийцы-утопленника, будет висеть страшная смерть Наташи.
Так я из скромного рекламного агента превратилась в самого настоящего детектива.
Я вернулась в свой родной городок, продала квартиру и переехала в Москву. Квартира, принадлежащая Наташе, теперь принадлежала мне по праву прямого наследования. Я поселилась там.
Ни переставлять мебель, ни вообще менять что-либо в интерьере квартиры я не стала. Только вытерла пыль и вымыла полы, особенно то место в прихожей под телефонной полочкой, где два дня засыхало, съеживалось и вгрызалось в пол страшное черно-красное пятно, расплывшееся вокруг головы моей сестры.
В ящике письменного стола я нашла несколько последних фотографий Наташи, тут же отправилась с ними в парикмахерскую и через пару часов вышла оттуда с такой же точно прической, с какой была на фотографиях запечатлена она.
В шкафах сохранилась одежда Наташи, на эту одежду я сменила свою. В конце концов, когда, стоя перед зеркалом, я решила, что теперь меня от моей погибшей сестры не отличил бы даже самый пристрастный наблюдатель, я поняла, что пришла пора переходить к действиям.
* * *
Но как мне найти убийцу моей сестры?
Очень странно, что застрелил Наташу профессиональный киллер. Ведь обычно подобная участь ожидает проштрафившихся крупных мафиози, зарвавшихся банкиров и неугодных политиков…
А Наташа?
Мне так и не удалось выяснить, где она работала. Милиция тоже об этом ничего не знала. Трудовая книжка Наташи лежала в ящике стола вместе со всеми остальными ее документами, и последняя запись в книжке была датирована тем самым днем, когда Наташа уволилась из рекламной газетке нашего провинциального городка, куда мы с ней когда-то давным-давно устроились вместе.
Значит, она нигде не работала?
А откуда тогда у нее деньги?
И немалые, если судить по хорошей квартире в престижном районе, мебели, при покупке которой она явно ориентировалась на эстетические соображение, а вовсе не на цену товара, и одежды, ярлыки на которой сообщали, что вещи куплены в дорогих бутиках Москвы.
Или Наташа занималась делами, которые вовсе не требуют записей в трудовой книжке?
Ее рассказы о ночной жизни столичной молодежи, о ночных клубах и сумасшедших оргиях… Сначала я подумала о том, что Наташа могла заниматься проституцией, но потом эту мысль отвергла.
Не может проститутка, будь она самого высочайшего уровня, за столь недолгое проживание в столице приобрести себе собственную квартиру, и мебель, и вещи, и…
К тому же в милиции бы знали, если бы Наташа где-нибудь засветилась как проститутка.
Да и убирать проститутку с помощью киллера – вряд ли кто-нибудь мог пойти на это. Киллеры не работают с таким контингентом.
Тогда в чем же тут дело?
Мою сестру, которая за недолгую праздную жизнь в Москве успела хорошо устроиться, убивают с помощью профессионального киллера, как какую-нибудь высокопоставленную шишку.
Милиция во всем этом разобраться не может – просто списали дело в разряд не раскрываемых.
Значит, во всем этом должна разобраться я. Как? Я знаю название клубов, где проводила время Наташа. Конечно, вполне возможно, что ее знакомые знают о том, что Наташи уже нет в живых, но…
Это мой единственный шанс что-то выяснить в этом деле, пользуясь своим сходством с покойной сестрой проникнуть в те заведения, в которые, как мне известно из наших телефонных разговоров, случайные люди не допускаются, и попытаться уверить Наташиных знакомых в том, что… слухи о ее смерти несколько преувеличены.
Если мне это удастся, то я наверняка сумею хотя бы кое-что для себя разъяснить.
План, конечно, был безумный, но другого у меня не было. Я направилась в ночной клуб «Черный лотос», и…
Кажется, дела идут на лад. Меня принимают за Наташу. Только беспокоят меня странные разговоры о моем «возвращении». Неужели эти люди так повернуты на потусторонних вещах, что факт повторного появления в мире живых уже один раз убитого человека вызывает не смертельный ужас, а лишь некоторое замешательство?
Во всяком случае, хорошо, что я не смешалась и подыграла узнавшим во мне Наташу людям. Конечно, трудно вести игру, почти ничего не зная и не понимая из того, что делается вокруг тебя. Это как бежать в полной темноте по натянутому между небоскребами канату.
Что это за Общество?
Наташа мне ничего не рассказывала. Только вскользь упоминала о какой-то организации, в которую она хочет вступить.
Из разговора с девушкой Дашей я поняла, что это Наташе удалось. И все же…
Нет, ничего не понятно. Уже готовые образы и мысли расползаются у меня в голове, как в руках мокрая газета, и вместо чего-то определенного у меня в голове снова клубится белесый мрак.
Но я надеюсь на то, что скоро хоть что-то для меня прояснится.
Глава 2
Плавники и щупальца хлестали меня по лицу. Ничего вокруг не было видно, но я знала, что нахожусь в пространстве, целиком заполненном тугими струями хлещущей отовсюду воды.
Сказать точно, стою я на твердой поверхности или меня треплет клубящаяся вокруг невидимая вода, я не могла. То, что могло бы быть почвой, то и дело уходило у меня из-под ног, а, когда мне начинало казаться, что я проваливаюсь в какую-то лишенную дна яму, мои ноги снова встречали сопротивление.
Плавники и щупальца хлестали меня по лицу. Коротким ножом, который был у меня в руках, я наносила удары туда, откуда прилетал режущий свист, предвещавший появление очередного плавника. Я не могла понять, с одним ли существом я сражаюсь или на меня напало несколько тварей. Кровь из ссадин на моем теле густым-густым темным туманом клубилось вокруг меня, оттого, наверное, ничего не было видно.
Если везде вода, то откуда берется воздух для моих легких?
Как только эта мысль пришла мне в голову, я начала задыхаться. Не успев обернуться на свист, я беззвучно вскрикнула от мгновенной острой боли – лезвие плавника рассекло мне левое плечо.
Я наугад махнула ножом туда, откуда мог долететь этот удар, но внезапно почувствовала непонятную легкость, с какой моя правая рука пролетела сквозь бурлящую толщу воды, и только когда приступ непереносимой боли сдавил браслетом руку, догадалась, что кисть правой руки, в которой был зажат нож, отрублена мощным ударом плавника.
Скользкая петля невероятно сильного щупальца стянула мне горло, но это было уже не важно, воздуха и так не было в моих легких. Впрочем, существо, которому принадлежало щупальце вовсе не собиралось меня душить, щупальце напряглось тросами мускулов… Одно резкое движение, и я ясно увидела свое обезглавленное тело, бессильно обмякшее в черно-красных разводах, окрашенной кровью воды.
Потом снова ничего не стало видно, кроме давящего слоистого мрака.
* * *
Своим криком я, наверное, всех соседей перебудила. Я вскинулась на всклокоченной постели, хватая ртом спокойный комнатный воздух, будто и вправду только что тонула.
Боже мой, ну и сон…
Бурлящая вода, режущие плавники и неумолимые плети щупальцев. И мрак. И вспыхнувшая на мгновение картина. Встайках кровавых пузырьков бессильное и мертвое обезглавленное тело.
Я спустила босые ноги на холодный пол, несколько минут сидела на кровати, зажмурившись, чтобы прогнать из сознания остатки кошмара, потом поднялась и побрела на кухню.
День уже клонился к вечеру. Я приехала домой под утро – Наташину квартиру я теперь называю домом – спать легла, когда рассвело, проспала несколько часов.
Кипятить в чайнике воду было бы долго. Я просто налила в стакан воды из-под крана и медленно выпила ее всю.
Потом поставила пустой стакан на стол, подошла к подоконнику и закурила.
«Откуда появляются эти кошмары? – думала я, глядя на угасающий за окном осенний московский день. – Почти каждый раз, когда я задремлю, просыпаться мне приходиться с застывшим от ужаса горлом и холодным потом на лице. Расшаталась психика из-за того нервного срыва – когда я узнала о смерти своей сестры… Наверное. Кошмарные сны стали мучать меня, как только я переехала в Москву, будто кто-то неведомый, закопавшийся в темных закоулках моего мозга, пытается выгнать меня из этого города, из этой квартиры, из привычных изгибов моего тела».
В песочнице копался сосредоточенный малыш в желтом комбинезоне, рядом с ним ежился от сырого холода высокий мужчина, держащий на поводке застывшего, как древнее каменное изваяние, безразличного ко всему происходящему мраморного дога.
Через двор, переваливаясь, прошла некрасивая армянская женщина.
Клубящаяся в воде кровь, смертельно острые плавники и страшные щупальца уже погасли в моем сознании, скорее, чем успело просохнуть лицо.
Я погасила окурок в пепельнице и направилась в ванную.
В прихожей я посмотрела на висящие на стене часы – половина шестого.
В ванной я привела себя в порядок. А когда вышла, в прихожей загремел звонок.
Звонили в дверь. Я уже успокоилась до того, что даже не вздрогнула.
Кто бы это мог быть?
