banner banner banner
Война или мир
Война или мир
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Война или мир

скачать книгу бесплатно


Мороки было! Як-25 с грунтовки летает плохо. Движки низко под крылом – механики не нахвалятся, после «мигов» обслуживать удовольствие одно. Но зато с полосы мусор сосут, даже камни, когда взлетаешь, – а лопатки в компрессоре алюминиевые, ломаются легко. До того доходило, солдат или китайцев с метлами посылали, километровую полосу мести! И все равно – в полку почти у каждого был хотя бы один случай, когда движок в воздухе ёк, и садиться приходилось на одном. И две катастрофы, без войны, в мирное время!

А вот воевать до того дня нам не приходилось. Мы же «ночники» и всепогодники – а гоминьдановцы ночью не летали совсем, так что против нарушителей границы, было в сорок девятом – пятидесятом несколько случаев, «мигов» поднимали, не нас. Знаю, что на морском фронте инциденты были и с американцами – так где мы, а где Тихий океан? А вот опыт работы со всяких там площадок, при походно-полевом базировании, накопили большой, как и дальних перелетов. Что тоже командование вспомнило.

Так что Синьчжун был для нас поначалу всего лишь одной из задач. Мы туда прибыли, когда «наши» В-47 уже перегнали, там оставались только нелетные. Ну, мы их тоже осмотрели внимательно – вероятного противника надо знать! А так было даже скучно. За день до того, взлетали на перехват разведчика, по наведению с радара – это был двухмоторный В-26 с китайскими опознавательными знаками, может, и не разведчик, а заблудился? Его капитан Матюшкин сбил.

Отчего мы в воздухе не барражировали, для чего, собственно, Як-25 и был предназначен, мог часа три, даже четыре болтаться? Так это, к примеру, в Ленинградской армии ПВО легко, когда у тебя целый полк сидит компактно, на хорошо оборудованной базе, сорок машин, тут можно и постоянно пару в воздухе держать! И то делали так не всегда, а при «повышенной боеготовности», когда войной пахнет. Ну а когда, как в Харбине, звеном надо прикрыть район, лишь немного меньший, чем под Ленинградом был зоной ответственности целого полка? И техника новая, не вполне еще надежная. Ну и в пятьдесят третьем, когда я в ЛенВО служил, на острове Сааремаа, во многих полках уже не МиГ-15 были, а МиГ-17П, которые и ночью работать могли, не все на нас одних. Хотя и хуже, чем «яки» – все-таки большая продолжительность полета, и штурман-оператор в экипаже, это для «ночника» огромный плюс!

Сейчас, на тот день оглядываясь, вижу – ошибки были. Надо было как минимум одну пару заранее поднять, ну а вторую – сразу же. Но когда нас четверо всего, причем на круглосуточной ответственности, а не ночь одна, как на западе… А люди не железные, и техника иногда подводит – у Матюшкина, как назло, движок меняли: то самое, камней наглотался с полосы, а у старлея Семенова локатор сбоил, налаживали. Станции «Корунд-1» наши возможности сильно расширили, но капризные были, как женщины – буквально каждый экземпляр индивидуальной настройки требовал, и дальность обнаружения могла отличаться раза в полтора у вроде бы однотипных изделий!

Как локаторщики сообщили, через полторы минуты пара на взлет, я и капитан Долинин. Цель одиночная, высотная, по всем параметрам В-29, у нас на его летные данные глаз был пристрелян, поскольку на учениях стандартную задачу на нашем Ту-4 отрабатывали. Успели набрать шесть тысяч, когда с «Березы» кричат, что цель резко ускоряется. А нам надо не только подняться еще на четыре-пять тысяч, но еще и зайти этому гаду с хвоста! Вверх лезем на форсаже – и тут с земли сообщают, цель ставит помехи, мы ее теряем.

Но я уже успел эту тварь в луч поймать. Тут уже и помехи, ленты фольги, не помогут, они быстро вниз опускаются. На Як-25 радар с прицелом был совмещен, когда метка в центре индикатора, то можно стрелять. А еще на моей машине был тепловизор, ИК-техника, чтоб вы знали, еще до войны в СССР разрабатывалась, теперь еще и с немецкими трофеями соединили, так что на самолетах комэсков и командиров звеньев такой прибор был. И что за черт – вот не похожа картинка на привычную, с учений! Рядом со слабыми выхлопами моторов по краям два факела светятся, явно реактивные!

Альбом вспоминаю, с техникой вероятного противника – вот была там и такая экзотика, бомбер, а к торцам крыла пристыкованы два Ф-84, так американцы пытались задачу истребительного прикрытия дальних бомбардировщиков решить. Положим, эти ночью ничего не увидят – так что мешает точно так же Ф-94 прицепить, «шутинг стар» в ночной версии? А этот урод, тем более значит, не с простым грузом – валить его надо, пока не отцепились, может, закувыркается и крылья поломает, и им, и себе! Я и всадил, патронов не жалея! Высота была одиннадцать тысяч, дистанция открытия огня где-то две, может чуть меньше. Слышу, штурман мой, старлей Рысаков, восклицает: Ух ты, огромный!» Тогда лишь я от прицела взгляд отвел – ну ешкин кот, это уже после вспомнилось, когда из атаки выходил, силуэт В-36 тоже в альбоме был, но вот так вживую его видеть! Громадина, намного больше В-29, не четыре мотора, а шесть, а по краям еще реактивных четыре, значит, самая последняя модификация, вот отчего так резво шел! Но и мы промахнуться никак не могли, и после меня еще должен был Долинин атаковать. А наши 30-миллиметровые, я повторяю, были ну очень действенным оружием – двухмоторный бомбер в воздухе просто разваливало, да и для В-29 половины боекомплекта с избытком бы хватило, ну а тут мы вдвоем отстрелялись хорошо!

Мимо проскакиваю, принимаю целеуказание «Березы», на вторую атаку. Судя по ним, цель падает – резко теряет высоту, оставаясь почти над одним местом! Долинин не отвечает, оторвался, что ли? Запрашиваю – земля, где «Коршун-2»? И тут вспыхнул яркий свет, и истребитель хорошо тряхнуло! Радио обрубилось и локатор. И даже сквозь гул движков слышу, как Рысаков что-то кричит из задней кабины. Оказалось, он наружу смотрел, как рвануло – и ослеп. Да, было – что по уставу пилоты «мигов» в ПВО с затемненными очками летали. Но не мы – ночью в кабине приборы не увидишь, освещение все же не дневное!

Отчего взорвалось, я не знаю. У американцев первое поколение атомных боеприпасов было урановое, «пушечной» схемы, самой простой, когда два куска соединяются, образуя критическую массу, от взрыва самого обычного заряда. Так что могла, как обычная авиабомба, детонировать от огня или удара. Может быть, экипаж успел ее сбросить, чтоб гибнущий самолет облегчить. Может, даже было, как в том голливудском фильме, когда бомбардир остается на своем месте до конца и сам подрывает бомбу, чтобы побольше наших с собой унести. Не знаю – и не знает никто. И никогда уже не узнает. Да и какое это имеет значение, отчего взорвалось?

Я бы хотел узнать, что стало с Долининым и его штурманом Васютиным, они так и числятся пропавшими без вести. Мой ведомый ведь был рядом со мной, а значит, не мог так пострадать от самого взрыва? Возможно, они были ослеплены, как Рысаков, и, лишенные связи, пытались как-то посадить «Як»? Отчего не катапультировались? Никто больше не видел их «Яка», не нашли ни тел, ни обломков. Хотя прошло много времени, прежде чем наши туда вернулись, – но ведь и американцы не сообщали ничего?

А мне пришлось сажать истребитель, без связи с землей, с беспомощным штурманом в задней кабине. База горела, и полоса была видна, оставалось надеяться, что на ней не навалило обломков. В конце пробега «Як» все-таки налетел на что-то и покатился на брюхе – повезло, что не было пожара! И что рядом оказались китайские товарищи, вытащившие меня и Рысакова из кабины. А Матюшкин и Семенов взлететь не успели, из их экипажей в живых остался лишь лейтенант Головня, сильно обгоревший.

И погиб расчет «Березы» – те, которые обеспечили нам победу. И, наверное, спасли тех, кто выжил – что было бы, если бы американцы не промахнулись?

Утешало лишь, что из экипажа В-36, десять человек, никто выжить не мог даже теоретически. И стоимость огромного «стратега» для американской казны – побольше, чем наши четыре истребителя.

А дальше – был прорыв, рейд по американо-гоминьдановским тылам. Но про него уже рассказано и написано много помимо меня.

Ночь с 14 на 15 сентября.

Возле авиабазы Синьчжун

Генерал Мо, полновластный правитель не самой маленькой из китайских провинций, был доволен. Как в притче Конфуция – умная обезьяна сумеет извлечь выгоду даже из смертельной драки двух тигров!

В двух атаках сдохло не меньше двадцати тысяч этих ничтожных червей! И за каждого американцы обещали заплатить по пятьдесят долларов, и еще по полному солдатскому комплекту – винтовка, патроны, обмундирование, каска, сапоги, ранец и паек на три дня. И русские тоже приняли эту игру, раз сами предложили забрать с дохлых все, что на них было – так что даже не придется тратиться на снаряжение для тех, кого завтра наловят в деревнях! Ведь истинно, что низшие должны не жалеть своих никчёмных жизней ради блага вышестоящих – почитание власти, начальства и родителей, это высшая добродетель, как учил Конфуций! Хотя и тут новые веяния – что ж, ничего не стоит перед убоем сказать эти овцам что-нибудь знаменательное, про освобождение Китая от иностранного ига! Ну а что все умерли, так военное счастье так переменчиво.

Тут фанза (лучший в деревне дом старосты, где расположился сам командующий) подпрыгнула, как при землетрясении. За окошком все залило ярким, почти дневным светом. А затем на голову Мо рухнули стены и потолок.

Генералу, однако, повезло не только не быть раздавленным, но и обойтись без особенных увечий. Верные гвардейцы вытащили своего господина из-под обломков. На севере, где также стояла часть его армии, что-то сильно горело. А вокруг все бежали с криками – те, кто мог бежать, а не полз и стонал или лежал недвижно.

– Русские сбросили на нас бомбу, как на Шанхай! – доложил Чен, старший из офицеров охраны. – Надо скорее спасаться, мой господин!

Тут Мо ощутил, что живот готов его предать. Один из глупых, но могучих тигров обратил внимание на бедную обезьяну! Эти северные варвары совсем не понимают тонкой игры – все у них грубо и просто: враг? Убить! А если сейчас упадет вторая бомба, и третья? Нет позора в бегстве от разъяренного тигра!

– Мой автомобиль, скорее!

– Не заводится, повелитель!

Ничтожества! После всех казню! Великий Цинь Ши-хуанди как-то сказал, что мудрый правитель должен регулярно избавляться от всех приближенных – дабы те, кто станут вместо них, служили усерднее! Вместо джипа нашелся паланкин, помятый, но пригодный. Генерал был тучен, как положено высокородному – и шестеро гвардейцев несли его с трудом, пока десяток остальных расчищал дорогу прикладами и палками. А где прочая охрана – сбежали, трусы, бросив своего господина? Всех казню!

На мосту был абсолютный, возмутительный беспорядок. Наверное, тысяч десять этих проклятых голодранцев, кто завтра должны были умереть в атаке, сейчас ломились на тот берег, спасая свои ничтожные жизни. Расступитесь перед своим повелителем, черви! А вы что стоите – стреляйте в тех, кто не проявляет почтения!

Орущий толстый генерал в шелковом халате, сидящий в носилках, на плечах солдат. Посреди обезумевшей толпы, ночью, на нешироком и непрочном мосту. И все это – в отсветах атомного пожара вдали.

Первыми не выдержали те, кто расчищал путь – смешались с толпой, думая лишь о своем спасении. Чен пропал куда-то еще раньше. Паланкин держали лишь четверо, где еще двое? Мерзавцы, всех казню!

И полетели носилки в воду. Это не было даже умыслом или местью – толпа не думала сейчас даже о том. Упали в реку – прямо на головы тех, кого в давке спихнули с моста прежде. Кто умел плавать, тому повезло, ну а прочим совсем наоборот!

Генерал Мо плавать не умел. Для высокородного любое физическое занятие это умаление достоинства: имеющий власть должен повелевать другими! Поскольку, как сказал Конфуций, кто делает что-то сам, тот владеет лишь собой одним, кто указывает многим, тот владеет силой многих!

Вот только перед смертью – равны были и правитель, и самый последний раб. Хотя река была не глубока, не быстра и не слишком широка. И даже посредственный пловец преодолел бы ее без особого труда – особенно когда на кону стоит его жизнь.

Таков был конец жизненного пути генерала Мо, не самого лучшего, но и не самого худшего из правителей китайских провинций.

Куда делась казна Мо, навсегда осталось загадкой. Доллары, которые он успел получить – и ценности, бывшие там до того.

Точное число жертв этой бомбежки также не было установлено. От тридцати до ста тысяч. Хотя последняя цифра явно завышена – поскольку включает не только убитых, но и разбежавшихся из армии Мо.

Валентин Кунцевич, он же «Скунс», он же «Куницын» (в 2012 году старший лейтенант подводного спецназа СФ)

И пришел Свет. Ночь превратилась в день – но не было времени смотреть, удивляться и даже задумываться, если хочешь жить.

Спасли лишь рефлексы, а еще тень от башни КДП (контрольно-диспетчерского пункта). И то, что рядом была траншея, отрытая как раз на такой случай – благо привлеченной китайской рабсилы хватало. Валентин свалился туда, увлекая за собой Писателя – и некогда было жалеть тех, кто остался в КДП, им уже никак не поможешь, а сам погибнешь.

Затем пришел Звук – даже не сила звука, а звучание силы. Земля ходила волнами, и было страшно, что траншея сейчас схлопнется и превратится в могилу. Бесстрашных людей не бывает (если только психи или на наркоте – но такие и гибнут первыми, причем без пользы и славы), страх нужен как указатель – «где надо, пригнуться, где надо, ползти». Но для ударной волны атомного взрыва нет разницы, кто ты, подполковник спецназа с позывным «Скунс», дважды Герой с личным кладбищем в пару сотен, или свежепризванный китайский доброволец.

И ведь мы достали эту сволочь – локаторщики с «Березы» засечь его еще на подлете успели и истребителей подняли, и доклад пришел – перехвачен, атакован, горит и падает! Еще в первые сутки сюда эскадрилья «мигов» прибыла, но они мало того что ночью не видели ничего, так еще с нашей территории дотягивали на пределе, даже с подвесными баками, а если еще и бой на маршруте вести? Потому через два дня их заменили Як-25, всего четверка, мало пока этих дальних и ночных истребителей, но и у американцев в глубинном Китае реактивные пока не замечены вообще, ну а гоминьдановцы исключительно на «мустангах» и «тандерболтах» воюют. Суки заокеанские, то ли, даже погибая, успели бомбу сбросить, то ли она, уже поставленная на боевой взвод, рванула в падающем самолете, когда высотомер выставленный уровень показал. Сами сдохли – и нас решили утянуть за собой?

Нет, пронесло – мы живы. Взрыв килотонн в двадцать (было бы больше – мы бы сейчас с апостолом Петром беседовали). И кажется, все-таки воздушный – как тени падали. Значит, радиоактивной дряни прилетит меньше – хотя если высота малая и огненный шар коснулся все же земли? Проникающая радиация осталась – но по нормативу открытая траншея уменьшает дозу в полтора раза. А вот радиоактивная пыль, если не на одежде и коже, откуда ее можно смыть, а при вдыхании – это смерть. Так что быстро «намордники» нацепить, ватно-марлевые, что с первого дня здесь вместе с противогазом таскаем. И можно выглянуть, ситуацию оценить.

База горела. Вышка КДП просто исчезла – даже могилы не было у четверых русских парней, дежурной смены связистов (и мы с Писателем там бы остались, если б не вышли меньше чем за минуту до того). Падлы америкосские, все у вас не как у людей, на нашей базе штаб и центр связи был бы в бетоне и под землей, а у вас – домики дачной капитальности, даже не обвалованные, пуля из АК насквозь прошибает. Нам штурмовать это, неделю назад, было одно удовольствие, но сейчас – полный песец! Хорошо хоть местных китайцев с лопатами нагнали, успели траншей и котлованов для техники отрыть, а то ведь и этого не было, лишь колючка по периметру, вышки с пулеметами и пара жиденьких дзотов. И раз отбой тревоги дать не успели, а был условленный сигнал «воздушная тревога, атом, всем укрыться», красными ракетами в зенит, то не мы одни уцелели? Только бы не радиация, блин – не должно, дистанция была, по грубой оценке, километра три-четыре-пять, и вспоминается, что даже в Хиросиме на таком удалении были живые и здоровые. Или нет?

25 августа была Сиань. И наступление экспедиционного корпуса американцев. После чего советские танки двинулись за Хуанхэ, вдавливая в пыль гоминьдановскую сволочь (в этой истории мы в сорок пятом из Маньчжурии не ушли, не отдали ее Мао). И был уже наш удар по шанхайскому порту – теперь, значит, от пиндосов ответный ход? Что ж, это все же лучше – чем если бы по мирному городу. А мы живы вам назло – ну кто из служивших в армии РФ двадцать первого века мог бы сказать, что побывал под атомным ударом?! Это в веке двадцать первом ядерное оружие есть средство политическое, последний довод держав, – ну а тут, после недавней большой войны, оно воспринимается как просто Очень Большая Бомба, без особого пиетета. Может быть, оттого, что про «ядерную зиму» тут еще не слышали и «На последнем берегу» не смотрели?

А все же мы вас сделали – а нефиг было перебрасывать эскадрилью новейших В-47 на этот аэродром, еще советской постройки тридцатых. И угрожать нам атомными бомбежками по Сибири, Транссибу, Средней Азии – с направления, где у нас ПВО была куда слабее, чем в Европе. Победа в этой истории была в сорок четвертом, так что не случилось тут Арденн, не были вы знакомы с «Бранденбургом», да и Китай конца сороковых больше на нашу Гражданскую похож, чем на территорию под немецкой оккупацией, пространство большое, войск мало, ну что такое десяток американских дивизий на весь Китай, и то из них четыре в «котле» в Шэньси застряли, одна через Особый район пробивается с боем, одна в Шанхае погибла целиком, одна в Циндао капитулировала; у гоминьдановцев армия огромная, но вояки – полный отстой. Немецкого «орднунга» и близко нет – в каждой провинции свой батька-атаман, или по-китайски «генерал-правитель», своего же Чан Кайши слушают, лишь когда хотят. И воевать не умеют совсем – их тут японцы, будучи в соотношении один к двадцати, ссаными тряпками гоняли, как крыс. Нас пытались атаковать, ну смех один, бежит по чистому, насквозь простреливаемому полю толпа живых мишеней, как на убой. А нам после, когда ветер с той стороны, хоть в противогазе ходи. Мы даже кричали туда по-ихнему через матюгальник: уберите трупы, мы по похоронщикам стрелять не будем. Услышали, выползли – и забрали все, что можно унести: винтовки, подсумки, даже лохмотья с тел поснимали, голыми гнить оставили. Поскольку оружие и сапоги это вещи дорогие, ну а людишек в строй в любой деревне можно наловить.

Что есть очень гут – эпицентр от нас к востоку, а значит, осаждающему нас воинству «генерала» Мо должно достаться куда больше нашего. Уверен, они там ни укрытий не копали, не прятались по тревоге – вряд ли американцы своих шавок предупредили. Я бы на их месте атаковал немедленно, пока те, кто дозу схватил, еще боеспособны – наши бы просто озверели, когда терять уже абсолютно нечего, да и японцы бы вперед пошли, себя не жалея. Но у гоминьдановцев после ядерного удара спрашивать, как скоро их офицеры восстановят управление войсками – вы смеетесь? Те, кто жив остался и не был затоптан удирающей толпой – еще своих подчиненных обгонят (а что еще ждать от тех, кто чин за деньги купил?). Так что несколько часов у нас есть.

Севернее поднималось яркое пламя – топливохранилище горит. Возле полосы горящие обломки аэрофлотовского транспортного «юнкерса», прилетевшего накануне вечером (привез какие-то расходники для летунов, обратно должен был загрузиться трофеями). Юншен где? Если он, собака, умудрился погибнуть, я его на том свете достану! Когда ты больше всего нужен – нас тут было, после того как раненых при штурме домой самолетами отправили, двести семьдесят девять человек, в том числе пятьдесят два русских (и половина это тыловые, в обеспечение), а прочие китайцы. На кой черт я тебя из отделенных в комбаты произвел, из ефрейтора в капитаны – если уж в Москве решили, что американскую авиабазу громил «китайский партизанский отряд», ну а нас, советских, тут и близко не было, призраки мы, невидимки. Когда трофеи на Большую землю отгоняли, тут даже корреспондент «Правды» прилетал, фото делал, интервью у товарища Ли Юншена брал (которое сочинять мне пришлось), наверное, после этому кадру еще и идейную биографию придумают, пламенного идейного борца за коммунистическое дело. Хотя по жизни он успел и в нескольких бандах побывать, под знаменами разных «генералов», а нам попался прямо как рекрут в армию Фридриха Прусского – мне показался толковым, вот и вытянул счастливый билет. Будет теперь исторической личностью, если не убьют, или не переметнется.

Вообще, китайских товарищей коммунизму учить – как шимпанзе на мотоцикле ездить. Солдат, даже спецуру, из этих «сипаев» натаскать можно, хоть по принципу «делай как командир» – но как политработники ни старались просветить насчет учения Карла Маркса, которое всегда истинно, потому что верно, китайцы понимают как привычно им: сидит в Москве Красный Император Сталин, у него верная армия, чиновники и народ – и все, что от императора исходит, это высшая истина по определению, ну а кто посмеет усомниться, тому голову долой. Маркс писал об «азиатском способе производства» – а ведь могу теоретически представить Китай какой-нибудь ханьской династии, где правит император, назначает чиновников, земля вся государственная, аристократов и частной собственности нет: ну прямо социализм, а вот в Европе такое не смотрится совершенно. Вроде там чех Ян Жижка пытался ввести, что все общее, труд есть бесплатная и всеобщая обязанность – так его за такое свои в итоге и прибили?[3 - Кунцевич ошибается. Жижка успел умереть до того, как «таборитов» перебили «умеренные».] И даже наша военная традиция, в противоречие с китайской «достойный человек не станет солдатом», у наших «сипаев» находит самое простое объяснение – мы ведь северные варвары, как Чингисхан и прочие хунны-монголы, у которых как раз было, что война превыше всего и за каждого воина отвечает весь его десяток или сотня.

Писатель, ты как, цел? Тогда слушай боевой приказ. Вон, из соседней щели двое гавриков вылезли – скажи по-ихнему, чтоб живо сюда! Даже маски нацепили, молодцы – как рядовые исполнители, китайцы очень зер гут. Теперь – чтоб они пробежались вокруг и передали: от всех командиров подразделений сюда прислать делегатов, а кто подразделение потерял, тем самим здесь быть! Товарищу капитану Ли Юншену особенно – товарищ Куницын его тут ждет. Время пошло!

Порядок понемногу восстанавливался. Наши откуда-то появились, спецура – Мазур, Репей. Еще нескольких китайцев с тем же поручением отправили. Юншен наконец прибежал – рявкнуть на него, для порядка: ты где болтался так долго? Первым делом – о потерях в людях и технике доложить!

Русский характер, блин! С одной стороны, паники не было никакой – после такой войны, что всего шесть лет назад завершилась, даже на атомную бомбу смотришь философски, как на очень большой обстрел. И китайцы, глядя на Больших Советских Людей, вели себя так же. С другой же – ведь прошла команда «тревога, атом»! Но если китайцы реагировали абсолютно правильно, «как учили» – в ближайший окоп залечь, на небо не смотреть, респираторы натянуть, то наши «ну еще немного, еще успеем», около самолета на полосе до последнего с грузом возились. В итоге – китайцев в строю осталось двести пять, раненых в различной степени четырнадцать, убитых всего восемь (кто укрыться не успел). А наших – в строю двадцать девять, считая с легкоранеными, тяжелых «трехсотых» восемь, погибло двадцать семь (считая экипаж прилетевшего транспортного «Юнкерса-290»). Расчет «Березы» погиб в полном составе – локаторщики до последнего оставались на боевом посту. Из истребителей, два «яка» сгорели на земле, из взлетевших приземлился лишь один, и тот разбился при посадке (экипаж жив). А вот техника в котлованах в большинстве исправна или с минимальными повреждениями – уже установили, на ходу все шесть установок РС, оба БТР с зенитками, трофейный танк и еще два полугусеничных БТР. По грузовикам и джипам надо смотреть, но автопарк на базе изначально был такой, словно американцы вообще пешком не ходили, за сотню единиц – включая тягачи, цистерны, санитарки, ремлетучки. Основное топливохранилище горит – но мы часть горючки в бочках и канистрах в ямах успели рассредоточить, так что заправлять есть чем. Так же и продукты – и еще из-под развалин раскопаем, что тушенке в банках сделается? Основная аппаратура связи погибла вся, но резерв остался (целых два «северка»). Уцелели и приборы у «химиков» (отделение химзащиты, они же по уставу за контроль радиации отвечают).

А взрыв маловысотный. И ветер с той стороны тянет. Срочно измерили – не то чтобы смерть, но для здоровья категорически не полезно, особенно если этой гадостью дышать! Вы пробовали в противогазе быть круглосуточно? И нет у нас больше ни локатора, ни истребителей – если завтра решат бросить еще. Или же, самое худшее – я бы на месте американского командующего непременно озаботился «группой зачистки». Поскольку даже ядерный удар, как и артподготовка, не дает гарантии уничтожения всех. И сидит уже где-то рядом отряд их коммандос, чтоб выживших добить. Как мы в сорок пятом, готовясь брать «водопроводчиков» Исии, специально сформировали целых два «десантных батальона химзащиты», а по существу, подразделения первого броска в очаг ядерного или химического поражения, специально на эту задачу оснащенных и обученных. Эти батальоны (уже не два, побольше) и сейчас у нас в строю – и нам известно, что и в Армии США что-то подобное есть (рейнджеры сухопутных войск). А значит, очень скоро, весьма вероятно, жди гостей по-настоящему опасных, а не вояк «генерала» Мо!

Первый этап операции прошел великолепно – при том, что весь План был импровизацией в чистом виде. Впрочем, самый блестящий успех приходит либо после скрупулезнейшей подготовки и абсолютного обеспечения силами и ресурсами, готовыми парировать любую угрозу, либо в результате наглейшего и стремительного кавалерийского наскока, когда враг просто не успевает опомниться и адекватно отреагировать. Известие о появлении В-47 на этой авиабазе, приближенной к границам СССР, вкупе с осознанием факта, что янки сошли с катушек и реально собираются применить ядерное оружие, возможно даже и по нам, при нежелательности нашего превентивного удара (тогда уж точно сорвемся в Третью мировую) – все навалилось за считанные недели, в отличие от штурма «водокачки 731», который готовили более чем за полгода. Но ведь именно на такой случай держали наготове нашу русско-китайскую команду – и план родился и был утвержден в рекордно короткие сроки. Первый этап, с захватом базы, был тщательно просчитан – с учетом того, что у амеров сейчас просто нет возможности надежно контролировать свой тыл, а также опыта рейдов наших партизанских соединений в сорок втором – сорок третьем, и действий передовых отрядов танковых армий в сорок четвертом. Сочли, что выполнение задачи-минимума, нанесение «неприемлемого ущерба» сооружениям базы и авиатехнике на ней, обеспечивается с вероятностью девяносто процентов. Полный захват базы со всем ее содержимым и при минимальных собственных потерях считался крайне маловероятным. Имея три сотни бойцов, причем в подавляющем большинстве китайских «сипаев», а не бригаду спецназа, натасканную как раз на такие задачи – на текущий момент в Советской армии таких бригад восемь, из которых три в ГСВГ, по одной в Италии, на Балканах, в Иранском Курдистане и две в Союзе, в европейской части, отчего не выделили ни одной на ДВ? Была бригада спецназа ТОФ, но вопрос о привлечении ее даже не поднимался – «у моряков свои задачи», Японию, что ли, брать? А вышло – когда на базу вошла «американская» колонна (по всем законам войны нам светит расстрел, если в плен попадем), то дальше вышла резня: внезапная атака спецуры, работающей в высоком темпе и жестко настроенной убивать, это страшней атомного удара – от взрыва легче укрыться, чем от грамотной зачистки территории. Их втрое больше – так учтите преимущества работы слаженной командой, а у противника личный состав россыпью, не собран в подразделения, и тыловые это даже не пехота, ну и конечно, в небоевой обстановке по территории базы мало кто ходит при оружии, кроме пистолетов у офицеров. Добавьте еще внезапный удар реактивных минометов по казарме охранного подразделения (если не накрыло всех реально боеспособных, то оружейку у них разнесло и штаб) – после чего две сотни бойцов, обученных работать в команде и по секторам, крошат всех направо и налево. Выжили лишь те, кто сообразил не геройствовать, и кого мы сочли целесообразным взять в плен. Получив известие, на Большой земле не щелкали клювом – в рекордный срок, меньше чем за сутки, организовали перегон трофейных В-47 на нашу территорию. Уже ночью прилетели наши транспорты, привезли команду авиаинженеров, технарей и, главное, перегоночные экипажи из лучших пилотов, каких нашли на Дальнем Востоке – старшим был сам Петр Стефановский, летчик-испытатель, сейчас служил в генеральной инспекции ВВС, но и флотские летчики тоже были. Причем экипажам хоть выспаться дали, иначе за штурвал не сесть, ну а нам пришлось в темпе вальса московским товарищам фронт работ обеспечивать и пленных трясти. Отправили «жирных карпов», а вот после надо было отсюда валить, и как можно скорее. Но вмешались политика и хомячиный инстинкт, черт бы его побрал!

Умным мужиком был Сунь Цзы, сказав, что когда политика лезет в военные дела – ничего хорошего не выходит. Вроде бы в Москве начались переговоры, амеры тоже не были готовы к Третьей мировой, особенно после Шанхая, пятьсот килотонн одним ударом, причем на носителе, принципиально не сбиваемом существующей ПВО – флотский «гранит», привет из двадцать первого века. И вот выйдем отсюда уже после, с развернутыми знаменами – а надо было различать войну и понты. Ну и – как выяснилось после, янки и на момент бомбежки считали, что все их «секретные» бомберы пока еще здесь, прозевали они улет трофеев, и спешно готовили свой удар, пока мы, в блаженном неведении, выгребали с базы все, что можно открутить, даже нелетные экземпляры бомбардировщиков разбирали по узлам и агрегатам, грузили оборудование из мастерских (умеют же американцы производственный процесс улучшить и облегчить). И вот, дождались! Теперь надо ноги уносить, пока целы.

Местных жалко. Тут рядом даже не деревня их была, поскольку хлебопашеством не занимались, а целый городок при базе, купи-продай-окажи услугу. Война им не война, уже их соотечественники, числом тысяч в сто, ну может, поменьше, «правительственные войска» генерала Мо нас обложили и обещают, если сами сдадимся, то совсем не больно убьют – а эти из городка шастают к нам как к себе домой. Запомнился дед колоритный, с тремя сыновьями – еще с американцами подрядился на чистку всех отхожих мест базы (ценное и дорогое удобрение для полей), причем, как рассказывали, после жестокой конкуренции и драки с другой семейкой, претендующей на то же самое; наши бы за такую работу взялись лишь за хорошую плату, или распоследние штрафники, и не иначе чем в противохимических резиновых костюмах – а эти просто раздеваются и лезут в яму голышом, с лопатами и корзинами. А когда потребовались землекопы, траншеи и котлованы рыть, за одну лишь кормежку (что не съедят, с собой дозволялось брать – с американского склада, не жалко), то вместо требуемой сотни набежало больше тысячи желающих. А нам головная боль, вдруг это переодетые солдаты генерала Мо, навалятся, нас массой задавят – мы пулеметы выставили, на всякий случай, и бдительно смотрели. А они лишь спрашивали, нет ли еще работы? Теперь нет ни городка, ни тех китайцев. Ничего, падлы пиндосские, мы вам и за это счет предъявим!

Так это уже что – Третья мировая или пока еще локальный конфликт? Судя по сводкам, до обмена ядерными ударами по территориям собственно СССР и США еще не дошло. Так и год пока пятидесятый, даже не шестьдесят второй, у самих америкосов с атомной дубинкой пока негусто. И СССР с соцлагерем здесь гораздо сильнее. Вот только если посчитать изменения в мировом масштабе – рассказывал как-то наш отец-Адмирал, в шутку или всерьез, как бы там наверху некая сущность, с крылышками или с рогами, баланс подводит, сколько душ прежде времени земную юдоль покинуло по нашей вине – с тех пор, как атомная подлодка СФ «Воронеж», выйдя в поход в 2012 году, неведомым способом оказалась в июле 1942-го! Имея на борту, помимо прочего положенного, шесть «гранитов» с боеголовками по пятьсот килотонн (одна как раз по Шанхайскому порту и прилетела) и нашу группу подводного спецназа СФ, девять нас было, осталось семь, Андрюха Каменцев на Одере погиб в сорок четвертом, а второй Андрей через год, в Маньчжурии, когда «водопроводчиков» брали. И я, Валентин Кунцевич, здесь не родился еще – а впрочем, пусть фантасты сочиняют про растоптанных бабочек и парадоксы! Параллельный это мир или перпендикулярный – теперь это наш мир, в котором жить и за который мы будем драться. Чтоб не мы, а те, по ту сторону мушки, за свое Отечество сдохли. Мы же еще на торжестве Победы попляшем. Нечего нам тут больше делать – идем на прорыв. Благо план есть, мероприятия проведены, кое-какие запасы уже упакованы, а прочие – в темпе в машины перекидать!

– Леший (это Мазур), возьми взвод китайцев и выдвигайся вдоль дороги. Пока там все разбежались, но опомнятся и могут путь оседлать, придется тогда прорываться с боем и потерями. Ну а мы за тобой. Возьми рацию и держи связь с Кузьмичом, чтоб он тебя огнем поддержал – если обнаружишь американцев.

– Кузьмич – грузись и выдвигай свою артиллерию. И ты понял – с «Лешим» на связи, будь готов помочь.

– Остальным – быстро провести инвентаризацию техники и запасов. И грузить в темпе – время пошло!

Еще, вместе с особистом, составить акт об уничтожении «Березы». Что от секретной техники осталось – подорвать (благо есть чем – авиабомбы на складе остались). Чтоб не было вопросов, что что-то досталось врагу – не простят!

А что с пленными делать? Которых, даже после отправки самых ценных на Большую землю, осталось еще голов двести? Ангар, где их держали, разворотило, и кого-то прибило, но многие живые, есть даже не пострадавшие совсем… и медпомощи требуют, суки! Помощи, вам?!

– Товарищ Ли Юншен, приказываю выделить расстрельную команду – думаю, взвода хватит. И чтоб выживших не было – после проверить штыками!

Особист, майор Бородай, рожу скривил. И пробурчал что-то про устав. Это бандитов, взятых с поличным, законом положено к высшей мере после первичного допроса – в Киеве в сорок четвертом было так! А тут военнослужащие США, находящиеся при исполнении своих обязанностей, в соответствующей форме со знаками различия и личными документами. И вообще, для СССР могут быть политические последствия не те!

– Отчего вы смеетесь, товарищ подполковник?

– Да так, мысль хорошая в голову пришла. Это вы правильно заметили, товарищ майор госбезопасности, с политической точки зрения лучше будет, если янки сгорели от своей же бомбы. А тут следы от пуль, штыков – нехорошо! Тут огнеметы бы – но нету. Так что, Репей, тебе задача – все подорвать, чтоб в фарш. И еще бензинчиком, для правдоподобия. И чтоб поменьше народа о том знало. Чего вылупились – исполнять! Время пошло!

Особист и прочие присутствующие (не китайцы – для них такое зверство и не зверство вообще) решили, наверное, что их командир это больной на голову, одержимый жаждой убийства. Встречались среди наших и такие в прошедшую войну – у кого немцы родных поубивали. А что «Скунс», он же «подполковник Куницын», американцев ненавидит больше, чем даже фрицев, это все знали уже давно.

И ведь не объяснишь же, что показалось смешным? Как уроженец этого времени, офицер НКВД, сталинский палач – и упрекает человека демократического двадцать первого века в негуманности и несоблюдении закона?

Ну простите, пиндосы, так уж вам карта легла! За наш девяносто первый – который, я надеюсь, тут не случится. И за наших ребят – тех, кто при штурме погиб, в родную землю отправили лечь, когда трофеи вывозили, а кто сегодня, тут похоронить пришлось! И могилу с землей сравнять, чтоб не осквернили (поверху еще гусеницами проехать и соляркой полить, так ни одна собака не найдет). Ничего – вернемся еще мы сюда и памятник вам поставим!

Колонна выступила с базы через четыре с половиной часа – один легкий танк, четыре БТРа, шесть реактивных установок, три автоцистерны-заправщика, ремонтная летучка-мехмастерская в фургоне, санитарка и двадцать девять грузовиков и джипов, две зенитки на прицепе. Не прошло и получаса, как в штабную машину запрыгнул Репей, он же старлей Репьин.

– Командир, беда! У нас один из китаез пропал.

– Отстал, заблудился? Один из тех, кто американцев исполнял?! А ты куда смотрел – я ж сказал, чтоб лишних глаз поменьше!

– Командир, ну сколько нас было? А работы выше крыши, надо было по всей базе все ненужное подорвать и ловушки поставить, и так, чтобы наши не подорвались уходя! И янки в ангаре бузили, наружу рвались, разбежаться могли! Юншен дал в помощь взвод, два десятка, ну не справились бы мы иначе! Сначала гранатами зашвыряли, затем штыками проверили, ну и напоследок бочку бензина внутрь и тысячефунтовую авиабомбу, почти пятьсот кило, измучились, пока затолкали! Уже когда отъехали, мне сержант-взводный докладывает, что у него одного бойца не хватает. Я на него ору, ты чего сразу не заметил, а остальные куда смотрели – а он оправдывается: думали, что в другую машину сел.

Мать-перемать! Гладко было на бумаге – мы уходим, позади что-то взрывается, Репей нас догоняет, и все путем! Это я, кретин, должен был прикинуть – что ему с восемью человеками всего, кто у нас минно-взрывному делу обучен, ну никак не управиться со всем, что навалилось! Ну а для него ясно, приказ надо выполнять, значит, запрячь китайцев, и для погрузки, и для грязной работы. Сержанту из желтых вообще не завидую, как крайнему – если отделается всего лишь разжалованием в рядовые, то ему крупно повезет! А нам что теперь делать – назад уже не повернешь, время уходит!

– Что хоть про пропавшего известно, в плане морали и убеждений, прочих допросили?

– Командир, так ничем он не выделялся, обычный китаеза! Воинскому делу учился старательно, всяких разговоров не вел. Вспомнили, что он вроде родом из этих мест или откуда-то рядом, так что мог и без измены, а просто до хаты. А может даже, по дури замешкался и внутри остался, когда мы рванули. Ночь же, темно, беготня, а я по-ихнему ни хрена не понимаю. Могло и такое быть.

Мать-перемать, хорошо бы, если такое! И ведь Репея жалко – он «местный», в смысле из этого времени, но в нашей команде с сорок второго, еще когда через Неву плыли, на ГРЭС. И до самого конца войну прошел, и на острове Санто-Стефания был, когда папу римского из немецкой тюрьмы вытаскивали, и в команде охотников на фюрера тоже, и «водопроводчиков» отряда 731 с ним брали в Харбине, год сорок пятый! Я уж хотел ходатайствовать, чтоб ему звание повысили, с таким боевым путем и заслугами в старлеях несолидно, хотя в сорок втором он вообще ефрейтором был… а теперь не знаю, когда ты капитанские погоны наденешь!

И ничего уже не сделать. Только – скорее вперед. К своим, на север, домой.

Китайцы отходу не препятствовали, как и следовало ожидать. Присоединив дозор Лешего, колонна быстро двигалась на восток. К югу от базы осталась излучина реки, на западе виднелся Тибет (по которым Мао когда-то свое войско Великим походом водил), к северу должны быть горы Циньлин, пониже, но с техникой не пройти. А здесь, в долине, были рисовые поля – самая урожайная культура, только этим и еще природным китайским трудолюбием можно объяснить, что население здесь еще не вымерло с голода, после сорока лет «эти придут, грабят, те придут, грабят, и куда крестьянину податься?». На поле были заметны согнутые фигуры – война войной, а кушать надо, даже на колонну нашу не смотрят, как в перпендикулярных мирах живем!

Мимо деревень проскакивали на скорости. По виду как американцы, кто еще тут на машинах может ездить? У местных «генералов» есть что-то вроде своей «гвардии», вполне приличного вида, обмундирована, и даже на технике – как правило, сама не воюет, слишком ценный материал, а как охрана правителя и «заградотряд», чтоб мобилизованное воинство не разбежалось. Но численность ее невелика – пленные говорили, что у генерала Мо, который нас осаждал, было под тысячу таких бойцов, все в штатовской форме, с автоматами «томпсон», даже два танка «шерман» и полдюжины БТР и броневиков имелись, и три десятка автомашин – то есть вся эта сила нам вполне по зубам. И сколько той «гвардии» под атомным ударом сгорело?

Но вот городок на пути. Или большая деревня – нет, будем считать, что город, если хоть один-два нормальных дома есть. Понятно, отчего в древнекитайской традиции крестьянин стоит выше горожанина (в отличие от нас и Европы). Потому что окопались тут в большинстве не честные земледельцы, а всякие паразиты: перекупщики, бюрократы, стража – которые сами закрома не наполняют, а к труженикам присасываются, учиняя беззаконие и разбой, отчего мудрый правитель должен эти сорняки время от времени пропалывать (изречения не Карла Маркса, а какого-то древнекитайского мудреца).

Ну, сейчас мы гоминьдановской сволочи еще ежа в штаны подпустим, чтобы, когда мы уйдем, ей долго еще икалось. Совместив приятное с полезным – нам ведь не помешает короткий отдых, осмотр и обслуживание техники, ну и сеанс связи с Центром. Бензин тут вряд ли удастся достать – а вот провизия лишней не будет. Зачем у населения отбирать – тут должны быть запасы, принадлежащие власти, то есть «генералу», тому самому Мо, который нас осаждал. А как провести реквизицию максимально эффективным путем? Ты не понял, товарищ капитан Ли Юншен? А зря – тебе же придется перед народом речь толкать.

Сейчас будем советскую власть устанавливать в отдельно взятом городе и уезде. Видел же, как это на севере делалось, когда наши наступали? А после дальше пойдем – зачем нам тут оставаться, ты что? Лишь к стенке поставим кого надо, реквизируем то, что нам надо, ну и не помешает совет-комбед учредить и оружие из местной полиции раздать, чтоб дольше не затухало.

Да не бойсь – я тебе речь напишу, политически правильную. А Писатель переведет на китайский, если будет что-то непонятно. Товарищ Стругацкий, вы свою задачу поняли – текст я вам через десять минут набросаю.

Аркадий Стругацкий (переводчик и историограф батальона СпН «Зеленый Дракон»)

Я видел ад. В котором живут люди – а не приговоренные к вечным мукам грешники. Ад, именуемый Средним Китаем.

В Маньчжурии сейчас, как у нас в конце двадцатых, самое начало пятилеток – строятся промышленные гиганты, крестьяне объединяются в кооперативы, и машинно-тракторные станции уже не редкость, и школы, и больницы – под мудрым руководством ВКП(б) и товарища Сталина. Знаю, что в южном, Приморском Китае, жизнь похожа на нашу белогвардейщину, или что было при царе Николашке. Про Особый район Мао рассказывают всякие вещи. Ну а глубинный, Средний Китай, глухая и бедная провинция, даже по китайским меркам – это ад.

Ужасная нищета – наш дореволюционный бедняк тут сошел бы за зажиточного хозяина! Ветхие домишки, похожие на конуры, или землянки, как норы. Крохотные земельные наделы, на которых трудятся от зари до зари – и то постоянно живут впроголодь. Спят нагишом под вшивым тряпьем на земляном полу. Дети повально страдают рахитом. Говорят, что есть целые деревни больных сифилисом, проказой, трахомой – при полном отсутствии санитарии и медицины. Один лишь раз я видел китайского врача – это был важный господин, и видом своим не допускающий, что снизойдет до тех, кто не может ему щедро заплатить. Для бедняков – лишь знахари, торгующие амулетами для излечения и изгнания бесов.

У нас на освобожденных от немцев территориях тоже было несладко. Но наши советские люди знали, что советская власть, партия и сам товарищ Сталин их не бросят. И работали дружно, все вместе, восстанавливая разрушенное и не сомневаясь, что скоро заживут еще лучше, чем до войны. Здесь же, в Китае – имеющие власть и богатство лишь сокрушаются, что из нищих нельзя выжать себе что-то еще. А кто помрет, не жалко – жизнь человека здесь стоит меньше, чем один патрон.

Чтобы забыться, все курят опиум – включая женщин и детей. За порцию отравы отдают последнее – то, что осталось после уплаты всех налогов и поборов: помещику, местному чиновнику, центральному правительству, настоятелю соседнего храма, командиру проходящей воинской части. Тех, кто не может заплатить, выгоняют из лачуг, сгоняют с земли – помирай или иди прочь, куда тебе угодно.

Легче тем, у кого есть тягловая сила – буйвол: на нем пашут, ездят верхом, возят груз. Или мироедствуют – я вспашу тебе поле за половину твоего урожая. Но, как правило, буйволы есть у помещика – иногда даже целое стадо, сдаваемое внаем! – еще у старосты, у немногих наиболее зажиточных, а прочим же лишь руки да мотыга. Ради рабочих рук заключаются неравные браки – видел однажды восьмилетнего жениха и двадцатилетнюю невесту. И у тех, кто родится, до самой смерти – здесь очень ранней, в сорок лет уже старик – лишь безрадостный изнурительный труд.

И когда я вслух произнес: «А каков же после должен быть китайский рай?» – товарищ Куницын усмехнулся и ответил, абсолютно серьезно:

– Рай в понимании местных? Наверное, когда вооруженный человек не может тебя убить просто потому, что ему захотелось.

Кто ты, подполковник Куницын – герой, или на всю голову контуженный, или просто циничная сволочь?

Для меня когда-то идеалом был красноармеец Гусев из «Аэлиты», который готов был жизнь отдать, лишь бы угнетенным свободу принести, даже на другой планете. С тех пор мы сорок первый помним, как на нас немецкие «камрады» шли, но выходит, что если мы в результате о своих идеалах забыли, значит, фашизм в чем-то малом нас победил? Если вместо «гусевых» у нас теперь «куницыны» считаются героями?

Это ведь чисто фашистское – свои это товарищи, для них все, а прочие – унтерменши, и жизнь их дешевле пыли под ногами? Однако же Гитлер «своих» по высшей расе определял, принадлежность к которой не изменишь. Ну а ты – сначала я думал, для тебя есть свои, кто с нами в одном строю, и есть враги, кого надлежит истреблять. Причем в последних ты оптом всю американскую нацию вписал, как бесноватый евреев, вот интересно, за что ты так американцев ненавидишь – приходилось мне в войну такую ненависть видеть к фрицам у наших людей, у кого «сожгли родную хату, убили всю его семью», – ну а что тебе американцы сделали, раз ты однажды не стесняясь сказал, что «хороший янки – мертвый янки»? Личное что-то, как в рассказе Леонида Соболева парнишка-краснофлотец англичан готов был зубами грызть за расстрелянных родителей? А еще спекулянты – что ты на рынке устроил в том городке, ну прямо как продотрядовец восемнадцатого года, «кровососам – расстрел на месте»! Однако помню, как ты в какой-то деревне свой паек китайской семье отдал, девять детей там было – а сам после смеялся: «И чем я сегодня обедать буду, ладно, поститься полезно иногда». Значит, осталось в тебе еще что-то здоровое, советское, наше?

А когда мы в осаде сидели, и толпа китайцев бежала на наши пулеметы по ровному полю, и ясно было, что не добегут, лягут все – Куницын ухмыльнулся и сказал:

– Безумству храбрых – венок со скидкой! Куда торопитесь, дураки?

Так веришь ли ты в коммунизм? Классиков цитируешь, «от зубов отскакивает». Как говорил ты, оглядывая китайский городок, первый на нашем пути:

– Ну что, в темпе берем вокзалы, мосты, почту, телеграф, что там еще по Ильичу? За отсутствием такового в этом городишке – старосту или бургомистра, как тут администрация называется, связь, если тут телефон есть, и вооруженную силу, то есть казармы гарнизона и полицию. Отделение на броне и с пулеметом на въезде, никого не выпускать, отделение на выезде, с той же задачей, через город на скорости проскочить и позицию занять. Товарищ капитан (Ли Юншену), это я вам говорю – мне, что ли, за вас батальоном командовать? Поставьте задачу подразделениям! И держи – я тут твою речь перед народом набросал, ты ведь по-русски уже читать умеешь? Если нет, то Писатель тебе в помощь, переведет!

Писатель – это я. Раньше у меня был позывной «Брат», так же как у самого подполковника «Скунс» – но отчего-то не прижилось. Я еще тогда спросил, не поняв, я же к литературе никакого отношения не имею – Куницын ответил:

– А чтоб никто не догадался! И ты же китаевед? А у них «литература» это вообще все, что написано! И вообще, это мне до пенсии или увечья служить, а ты скоро снимешь погоны – и кем хочешь быть на гражданке?