скачать книгу бесплатно
Мы сильны и танки наши быстры,
Разотрут Европу вашу в прах.
Вынесут согбенно бургомистры
Нам ключи от Лондонов и Праг!
Шар земной накроем мы портянкой,
Будут литься кровь и самогон,
И ворвутся доблестные танки
На заре в Нью-Йорк и Вашингтон!
Станем, братья, гордыми царями,
Как Господь для нас предначертал,
Принесут буржуи в наши храмы
Весь свой заграничный капитал.
Мир обложим податью и матом,
Лягут страны в Русскую Кровать.
Будут те, кто раньше верил в НАТО,
Кирзачи сержантам целовать!
Ну а после – двинемся на космос,
Звездные системы покорять,
И ворвемся на заре морозной
На Альдебараны, твою мать![10 - «Таллиннская рапсодия». Герман Истоков.]
Блин, а ведь фашизм какой-то выходит! Чем от «дойче юбер аллес» отличается?
Сталин ведь по большому счету не революционер-коммунист. Что там он про товарища Мао сказал? «Редиска: снаружи красный, внутри белый». Это ведь к нему самому еще в большей степени относится! Под лозунгами Ильича он строил Красную Империю. И был далеко не худшим государем-императором!
Но тогда он должен был понимать – весь мир не завоюешь! Будь иначе – что мешало ему присоединить ту же Финляндию (ну кто бы реально был против в сорок пятом)? Что мешало вернуть Проливы, переименовав Стамбул в Царьград? Даже не надо было особо стараться – тех же братушек-болгар напустить. А что, англы в Грецию, а мы в Турцию в том же декабре сорок четвертого, союзники тогда с нами физически порвать не могли! Тогдашняя турецкая армия – ой, не смешите!
Что мешало вернуть Маньчжурию – «Желтороссию», как называли ее в начале того века. И было ведь за что!
Флаг Российский. Коновязи.
Говор казаков.
Нет с былым и робкой связи –
Русский рок таков.
Инженер. Расстегнут ворот.
Фляга. Карабин.
Здесь построим русский город –
Назовем Харбин[11 - «Стихи о Харбине». Арсений Несмелов.].
В сорок пятом – это ведь было – Маньчжоу-го, юридически абсолютно не Китай, суверенное государство, занятое нашими войсками. И его глава Пу-И в нашем плену, подпишет все что угодно. Кто бы в мире помешал, пожелай Иосиф Виссарионович объявить вот это шестнадцатой республикой (ну а формальности с народным волеизлиянием, наверное, не труднее было устроить, чем в странах шпротии в сороковом).
Что мешало забрать заодно и Корею – всю? В отличие от китайцев, корейцы у нас ассимилирова «Стихи о Харбине». Арсений Несмелов. лись очень хорошо. Знал я одного замечательного человека – капитан первого ранга Ким Владимир, чисто корейская морда, служил командиром БЧ-5 на подлодке ТОФ, а затем работал в «Рубине». Настоящий русский патриот, которому «за державу обидно», хоть русской крови в нем ни капли. Заодно решили бы проблему с дальневосточным малолюдьем. А представьте себе – русские марки «Самсунг», Daewoo!
Так что Сталин все ж не фюрер. А государь, решавший свои внутренние проблемы. Жестоко – но иначе было нельзя. При всех своих недостатках – далеко не самый худший из государей, которых знала Россия. Такому служить не зазорно.
А посему – за Родину, за Сталина. Решение принято – и нечего менять.
– Сигнальщик! Передай – катеру подойти к борту.
Вот Петрович поднимается, за ним матрос с судками и термосом – за горячим обедом и новыми указаниями.
– Сан Саныч, наше место?
– Пожалуй, пойдет. Пока еще решение будут принимать, как раз ближе подойдем.
– Ухов! Через полчаса вот эту радиограмму передай.
Через час. Полярный. Штаб Северного флота
Начальник разведки Вазгин буквально ворвался в кабинет начштаба с бланком радиограммы в руке.
– Степан Григорьевич, можно к вам?
– Заходи, Павел Алексеевич. Что такой возбужденный? Что-то случилось?
– Да, случилось. Снова Морской Волк вышел на связь.
– Так давай, докладывай, не томи.
– На волне подплава. Но адресовано командующему, Штабу СФ. «Намерены передать вам важную информацию, касающуюся как Северного ТВД, так и стратегического значения, способную повлиять на ход войны в целом. А также передать в дар флоту трофейный корабль. Ждем ответа на этой волне в течение часа, чтобы обговорить место, время и условия передачи. Морской Волк».
– Не только информация – но и корабль? Интересно…
– Степан Григорьевич, с Киркенесом все подтвердилось – авиаразведка вернулась. Теперь я не сильно удивлюсь, если они нам «Тирпиц» пригонят.
– Передайте: «Согласны. Ждем ваши предложения». Как ответят – сразу ко мне!
Еще через пятнадцать минут. Там же
– Вот, Степан Григорьевич, только что расшифровали.
– «Курс норд-ост Полярного. По выходу связь этой волне. Радиопеленгатор, идите сигналу. Нужно пятнадцать человек. Дизелисты, зенитчики, штурман, рулевой. Просьба не атаковать одиночные малые корабли этом направлении. Ждем двенадцать часов».
– Да, позвольте вам представить. Старший майор НКВД Кириллов Александр Михайлович, буквально вчера прибыл на должность замначальника Особого отдела флота. Настоятельно просит вас держать его в курсе.
– Конечно. Вам уже сообщили, что было раньше?
– Да, Степан Григорьевич ознакомил. Интересные же дела у вас тут творятся. Ваши предположения?
– Ну, если они просят не атаковать малые корабли к норд-осту… Значит, они и находятся там. На том самом корабле, который намерены передать. Судя по заявленному экипажу, пятнадцать человек – это что-то вроде «охотника». Остальное – узнаем.
– Я не об этом. Ваше мнение – кто они?
– Честно говорю – пока не знаю. Предположения выдвигали самые фантастические. Что это немецкие антифашисты или бывшие белоэмигранты, решившие нам помочь. Но тогда остается вопрос их базирования и снабжения. А также совершенно необъяснима их невероятная боевая эффективность. Скажу одно – это не может быть никакой немецкой игрой. Такие потери не оправданы никаким ожидаемым результатом.
– И что вы намерены делать?
– «Гремящий» и «Сокрушительный» стоят в готовности. И, по обстановке, вполне могут выйти в указанном направлении – фактически это наши воды. Очень сомневаюсь, что фашисты, даже если это какая-то изощренная провокация, могут сосредоточить там превосходящие силы. Да и самим топить свой карманный линкор, крейсер, три эсминца и прочее ради того, чтоб завлечь в ловушку два наших… Не верю!
– Вы намерены лично выйти на «Гремящем»?
– Конечно.
– В таком случае, я с вами. Поскольку это дело, очень похоже, и по нашему ведомству.
Еще через сутки. Кабинет командующего СФ вице-адмирала Головко
– Ну что ж, товарищи командиры, кто будет докладывать? Кто-нибудь может объяснить всю эту мистику, что творится у нас вторую неделю?
– Разрешите мне, Арсений Григорьевич? Как непосредственному участнику.
– Да, Павел Алексеевич. Что скажете о встрече, которая не состоялась?
– Никак нет, Арсений Григорьевич! Если внимательно перечитать их радиограммы, то нигде нет прямого указания на личный контакт. Это уж мы понадеялись.
– Так что нашли на катере? Весь Полярный наблюдал это чудо. Немецкий «стотонник» входит в гавань, эскортируемый двумя эсминцами! Наши острословы тут же высказали предположения, что это сам их гроссадмирал прибежал к нам сдаваться, испугавшись того, что фюрер с ним после всего этого сделает.
– Позвольте все по порядку, Арсений Григорьевич. По выходу дали сообщение, что готовы. Буквально сразу пришел ответ – слушайте волну пятьсот двадцать, ловите на «Градус-К»[12 - Стандартный радиопеленгатор советского ВМФ тех времен. Работал в диапазоне СВ и ДВ, 400-4000 м.]. Поймали легко…
– Да уж, слышал разговоры. Жаль, что самому послушать не удалось. Концерт по заявкам. И что, все песни незнакомые? И на русском языке?
– Так точно. Но песни хорошие. Некоторые – так просто за душу берут.
– Ладно. Что дальше?
– Шли так миль восемьдесят. Затем на той же волне было сообщено голосом, открытым текстом: «Вы близко, видим вас на радаре. Сейчас пустим зеленую ракету, смотрите. Трофей в порядке, главное в рубке у штурвала, немец пленный в кубрике, связан. ПЛО мы обеспечим, сейчас все чисто, ПВО вы сами. Удачи и счастливого возвращения». И увидели зеленую ракету, почти прямо по носу.
– Ну и…
– В точке с координатами… обнаружили немецкий катер «стотонник», лежащий в дрейфе. Людей на палубе не было видно. Поскольку состояние моря позволяло, был произведен спуск шлюпки на ходу. Высадка на борт без происшествий, все, как говорили – в кубрике обнаружили пленного немца, механика того катера, как выяснилось позже. А в рубке на штурманском столике лежал пакет, вернее даже мешок, с бумагами. Причем все было рассортировано в папки и подписано по-русски.
– С документами ознакомились?
– Частично. Для скорости мы стали смотреть вместе с Александром Михайловичем, так он некоторые папки сразу забирал себе, целиком. Надеюсь, он прояснит… Да, еще добавлю, об упаковке. Мешок резиновый, непромокаемый – но не был завязан. Но рядом лежали наготове свернутый шкерт, немецкий пробковый жилет и свинцовый груз. Дескать, сами разберетесь, что привязать. Тактично.
– Где документы?
– Вот. Здесь документы, взятые на радиопосту аэродрома Киркенес. Здесь – с немецкого поста на берегу. Здесь – сведения о немецких военно-морских и военно-воздушных силах в Северной Норвегии, состав и дислокация, минные поля, береговые батареи, а также их организация, подчиненность, начальствующие лица. Обращаю внимание, что в той части, которая нам известна, они в значительной степени подтверждаются. Здесь – данные о немецких шифрах, алгоритмы их взлома, позывные и длина волны абонентов эфира. Еще есть папка с подробной информацией по немецкому минно-торпедному оружию, включая новейшие образцы, считающиеся секретными и нам пока неизвестные. Эту папку я успел лишь бегло просмотреть, ее забрал Александр Михайлович. У него же – все остальное. Добавлю еще, что Александр Михайлович, ознакомившись, приказал отсигналить на эсминцы, что если мы не дойдем до базы, он гарантирует командирам трибунал – так что прикрывайте как флагмана. Также он приказал матросам, если что, в первую очередь спасать эти документы. И наконец, категорически отказался переходить на «Гремящий», так как он опасался, что при переходе документы могут быть утеряны или пострадать. Возвращение в Полярный прошло без происшествий. Из рапортов командиров эсминцев следует, что они не наблюдали ничего – ни перископа, ни акустического контакта. Подписки о неразглашении с них взяты. У меня все, Арсений Григорьевич.
– Спасибо, Павел Алексеевич. Александр Михайлович, объяснения последуют?
– Конечно, товарищ командующий. Только прежде позвольте мне предъявить все свои полномочия.
– Хм… Личный порученец товарища Берии? И чем же обязаны?
– Вступление в войну неизвестной стороны, за короткое время нанесшей немцам урон, сравнимый с деятельностью всего СФ с июня сорок первого, а теперь еще, как оказалось, легко читающей наши и немецкие шифры – это, по мнению присутствующих, малозначительный эпизод? Надо полагать, раз вы не спешите сообщить о нем немедленно, по вашим каналам.
– Мы прежде хотели получить исчерпывающую информацию.
– А пока вы получаете, события идут своим ходом. Товарищи командиры, у нас нет намерения никого наказывать – пока. Но мы должны разобраться, что за сила, пусть пока на нашей стороне? Дело находится на контроле у Лаврентия Палыча. А он крайне озабочен – что докладывать Самому.
– В таком случае, позвольте спросить, какой информацией располагаете вы?
– Ну, для начала, вот этой.
Из протокола допроса матроса-моториста моторного тральщика R-21 Ашмана Эриха.
– …подробно расскажите об обстоятельствах своего пленения.
– Я не знаю всех обстоятельств, поскольку почти ничего не видел. Наш тральщик патрулировал подходы к военно-морской базе Киркенес, когда вдруг пропала связь. Рация работала, но на всех волнах были непонятные помехи. Наш командир, лейтенант Фольтке, решил, что виноват радист. Чтобы не было неприятностей у него и всех нас, он приказал зайти на береговой пост и послать доклад с его рации, а заодно тряхнуть норвежцев насчет свежей рыбки.
– Что значит тряхнуть? Это было у вас нормой – грабить население?
– Да, это у нас было обычным делом. В конце концов, эти рыбоеды должны оплачивать нам свой покой. Мы забирали часть их улова по своему усмотрению. Ну, а они – поймают еще.
– Дальше.
– Встали у причала, лейтенант с радистом и еще пятеро, кто захотел ноги размять, отправились на пост. Я и маат Райке возились с левым движком – вы знаете, у хорошего механика всегда найдется повод что-то подтянуть, прочистить. Потому я не знаю, что было на палубе. Слышал только, как кто-то крикнул «рыбоеды идут» – и трое наших пробежали наверх с автоматами.
– Норвежцы так часто оказывают вам сопротивление?
– Нет, вы что, герр следователь! На них ствол наведешь – они уже готовы в штаны наложить! Наверное, обер-маат Баер, оставшийся за командира, захотел поиграться. Он это любил – тревога, все по уставу, люди к пушкам, а то и очередь из «Флака» перед носом – за это ему даже выговор был, за трату боеприпасов. Я слышал, как он распоряжался, орал, приказывал кому-то подойти к борту. Там причал маленький, и если мы пришвартованы, кто-то еще может лишь встать у нашего борта с другой стороны. Вроде даже был толчок, как будто кто-то причалил. Затем короткая и непонятная возня на палубе, но выстрелов не было, ни одного. После вдруг что-то влетело в машинное и взорвалось со страшной вспышкой. Я ослеп на время и, кажется, был контужен. А когда очнулся, то лежал в кубрике связанный, как и маат Райке. Странно, но ни у меня, ни у него не было ни одного осколочного ранения. А в машинном, как я увидел после, тоже не было следов осколков.
– То есть была лишь вспышка – и всё?
– Очень яркая вспышка, как очень много-много магния при фото… Но, с вашего дозволения, я продолжу. Видите ли, герр следователь, я не солдат! Я всего лишь судовой механик – возился с моторами, как на гражданке, так и сейчас. Где стоит этот мотор, мне безразлично – я всего лишь хорошо делаю свою работу. Я никогда не брал в руки оружия, не стрелял в русских. А в тридцать третьем голосовал за социал-демократов! У меня в Гамбурге осталась жена, она ждет ребенка, прошу это учесть!
– Учтем. Отвечайте по сути вопроса.
– А молодой Райке, он из… Пока не член партии, – но гитлерюгенд, мечтал о подвигах во славу фюрера. Его тяготило, что он попал не на фронт, он все хотел что-то такое совершить, чтобы Железный крест, статья в газете. Представьте, каково ему было – в плен вот так – и он отчаянно старался освободиться.
– А вы?
– А что я мог сделать, герр следователь? Тем более нас связали каким-то хитрым способом – не только руки за спиной, но и удавку на горло, неудачная попытка развязаться могла бы закончиться самоубийством. Простите, но я благоразумный человек! А жизнь – она у каждого одна! В общем, я лежал смирно – и тут вошел этот русский.
– Почему вы решили, что он русский?
– Я из Гамбурга, герр следователь. Это крупный порт, там часто можно было встретить моряков из всех стран. По-русски я не говорю, но их язык мне приходилось слышать. К тому же вместе с русскими был Свенссон.
– Русских было двое?
– Да, но второй стоял в стороне и лишь смотрел, очень внимательно. Однако старшим явно был не он, а первый.
– А кто такой Свенссон?
– Русский норвежец – из тех, кто осел в этой стране. Кажется, прежде его звали Олег Сффеньин. Его дом был дальше по фьорду – мы несколько раз забирали у него рыбу, потому я и знаю его в лицо. Слышал еще, что наши относились к нему очень неодобрительно, как к бывшему русскому… Так вот, он был переводчиком.
– На русский?
– Да. Но сначала их главный осмотрел, как мы связаны. Увидев, что Райке пытался развязаться, он сказал «нихт гут» и страшно его избил, связанного и лежачего. Затем он вынул нож и сказал, что если я не буду отвечать, он вырежет мне глаз. Причем делал это абсолютно спокойно, и это было страшно. По молодости, в тридцать четвертом, я участвовал в уличных драках – железными прутьями, толпой…
