скачать книгу бесплатно
…После короткого, но ожесточенного боя Костров узнал, что случайный немецкий авиа снаряд попал прямо в блиндаж, похоронив всех, кто там был.
И он снова остался один.
А ведь всего четыре часа назад их было трое.
Крик сердца
25 марта 1943 года почтальон протянул Таисии извещение.
Тоська торопливо пробежала его глазами и медленно, неуклюже стала оседать на стылую мартовскую землю, ее рот был перекошен от немого крика, глаза широко распахнуты. А сердце птицей рвалось из груди на свободу…
В её голове сразу стало как-то удивительно пусто.
И в этой пустоте металась одна единственная жуткая мысль: «Погиб! Как же так?! Вот ведь только на днях была от него весточка?! Неееет, не верю! Живой он, живой!»
Метнувшиеся к упавшей Тоське бабы помогли той подняться с земли, довели до дому, налили стопку самогона для «успокоению нервов»…
Прошел год, как Таисия получила извещение о смерти мужа.
Она исправно ходила на работу, делала все, что было положено делать по дому: стирала, готовила, топила печь, ходила за скотиной.
Только полностью поседела и замолчала – отнялся у нее язык в тот мартовский день.
И лишь сердце изо дня в день кричало, как и тогда: «Неееет, не верю! Живой Миша, живой!»
Но если надо я шагну
Иван замер, прислушиваясь к далеким резким выкрикам немцев.
Все, что у него сейчас осталось – это несколько гранат в рюкзаке, штык – нож в голенище сапога.
И совесть.
Страха давно не было, он исчез еще в первом бою.
Была только злость на «фрицев» что посмели топтать его Родину, измываться над ее жителями, сеять боль и страх.
Иван потер раненую ногу – она болела все сильнее – каждый новый шаг отнимал все больше и больше сил.
У него в запасе еще минут двадцать пять-тридцать до того как немцы доберутся до места, где он сейчас находился.
«И что потом? Позорный плен? Или смерть от немецкой пули? А „эти“ и дальше будут топтать мою Землю?! – зло подумал Иван – Ну уж нет!»
Он сел возле старой березы, вытащил из кармана гимнастерки, последнее, так и не отправленное родным письмо, бережно свернув, уложил его в «медальон смерти» и пристроил между корнями дерева.
«Авось, когда-нибудь найдут»
И стал ждать, спокойно и обстоятельно, обстругивая ветку штык-ножом…
Когда меж стволов замелькали фигуры немцев, Иван неторопливо встал и двинулся им навстречу, выкрикивая: «Не стреляйте, я сдаюсь!».
Он спокойно стоял окружённый немцами, смотрел им в глаза, затем чуть заметно ухмыльнулся…
…Неожиданно в тихом дневном воздухе прозвучал глухой взвыв, взметнулись, горланя с деревьев перепуганные птицы…
До Бога я ещё не сделал шаг,
Но если надо – я шагну![4 - Стихи В. Елисеева]
Погибшим войнам
Она молчаливо стояла в Александровском саду, среди шумной толпы туристов и школьников, недалеко от могилы Неизвестного солдата, и сквозь застилавшие глаза слезы смотрела на Вечный огонь.
Она не слышала разговоров окружающих ее людей и крики птиц – она остро ощущала присутствие всех тех, кто ценой свой жизни подарил ей возможность Быть: офицеров, рядовых солдат, партизан и многих других.
«Благодарю вас за Жизнь, за мирное небо над головой, за то, что я живу свободной – могу путешествовать, учиться, растить детей, запускать в небо бумажных змеев, встречать рассветы и закаты…
Благодарю за каждый прожитый мною день!
И простите, что в суете и суматохе будней, не всегда осознаю, чем именно я обязана вам.
Но надеюсь, что моя жизнь будет достойна вашей смерти»
Она медленно подошла и положила к Вечному огню цветы – три ярко-красные гвоздики.
Довоенный вальс
Вальс – его чарующе-нежная мелодия – всегда ассоциируется с красотой, элегантностью и даже сказочностью. Он олицетворение счастья и спокойствия.
Но есть вальс, который неизменно вызывет у нее – взрослой 33 летней женщины – слезы, отзываясь болью в душе.
Это «Довоенный вальс» написанный Аедоницким и Лаубе, в 1984 году – пронизанный красотой и спокойствием последних предвоенных дней, и безумной тоской, и болью от осознания того, что случиться совсем скоро.
Мирное небо над крепостью Бреста,
В тесной квартире счастливые лица.
Вальс. Политрук приглашает невесту,
Новенький кубик блестит на петлице.
А за окном, за окном красота новолунья,
Шепчутся с Бугом плакучие ивы.
Год сорок первый, начало июня.
Все ещё живы, все ещё живы,
Все ещё живы, все, все, все.
Она слушает мелодию вальса и слова положенные на нее, и перед ней возникают картины.
…Статный мужчина в военной форме приглашающий невесту на танец, и потом они идут гулять по улицам Бреста, залитым сказочным лунным светом, веря в то, что так будет и завтра и через месяц и через год.
Смотрит на Невском с афиши Утёсов,
В кинотеатрах идёт «Волга, Волга».
Снова Кронштадт провожает матросов:
Будет учебным поход их недолго.
А за кормой, за кормой белой ночи раздумье,
Кружатся чайки над Финским заливом.
Год сорок первый, начало июня.
Все ещё живы, все ещё живы,
Все ещё живы, все, все, все.
…Она видит, как из порта уходят корабли, как привычно и слаженно работают их команды. Как машут и улыбаются родным матросы – они еще не знают, что для многих этот поход окажется последним.
Мимо фасада Большого театра
Мчатся на отдых, трезвоня, трамваи.
В классах десятых экзамены завтра,
Вечный огонь у Кремля не пылает.
Всё впереди, всё пока, всё пока накануне…
Двадцать рассветов осталось счастливых…
Год сорок первый, начало июня.
Все ещё живы, все ещё живы,
Все ещё живы, все, все, все.
…Она видит молодых и счастливых ребят, которые мечтают о будущем, стоят планы на жизнь, радуются лету и тому, что получили аттестаты зрелости. Ребят, которые еще не знают, что самый страшный экзамен на честность и мужество еще ждет их…
Вальс довоенный напомнил о многом,
Вальс воскресил дорогие нам лица,
С кем нас свела фронтовая дорога,
С кем навсегда нам пришлось разлучиться
…Перед ней будто проплывают лица всех тех молодых ребят, стариков и детей, который остались на фронтах прошедшей войны – в Брестской крепости, на дне Балтийского моря, у разъезда Дубосеково, на Пискаревском кладбище…, в безыменных и братских могилах…
Годы прошли и опять за окном тихий вечер.
Смотрят с портретов друзья молчаливо.
В памяти нашей сегодня и вечно
Все они живы, все они живы,
Все они живы, все, все…
В памяти нашей сегодня и вечно
Все они живы, все они живы,
Все они живы, все, все, все!
Из ее глаз бегут слезы, которые она не может, да и не хочет сдерживать, лицо сводит неприятная судорога, начинает трястись подбородок…
Если она плачет – значит жива ее душа – а раз жива душа значит слова вальса находят в ней отклик.
И значит – «Все они живы, все, все, все!»
Стать седым за одну ночь
Неожиданно в утреннем воздухе раздалось: «Василий …. Иванович»
Васька удивленно оглянулся.
Он несколько раз через друзей и знакомых пытался узнать, что стало с той девушкой, но узнать удалось совсем мало – она переехала в другой город и оборвала все контакты.
«Василий Иванович,» – коснулся его плеча незнакомый солдат – «зову вас, зову, а вы не слышите, будто… Вас командир вызывает!»
Василий удивленно ответил: «Есть!» и направился к землянке командира.
…И невдомек ему было, что он, восемнадцатилетний парнишка, прибывший на фронт два месяца назад – выглядел сейчас на все пятьдесят лет.
Лицо его обветрилось и загрубело, возле рта и глаз залегли глубокие морщины, щеки ввалились, и в глазах поселилась неимоверная усталость.
А золотисто-русые волосы поседели – за одну ночь.
…В воздухе жутко и чуждо пахло горелым человеческим мясом. Этот удушающий запах заполнял собой, казалось, весь воздух, вызывая тошноту и отвращение.
Василий осторожно дополз к сгоревшим остаткам большого сарая, и в ужасе отшатнулся прочь. Возле запертых снаружи дверей лежали обугленные человеческие тела: старики, женщины, дети, подростки.
