Водомерка

скачать книгу бесплатно

И, думая об океане, я понимаю, что и жизнь, и смерть берут начало из воды, а мы лишь подчинены ей. Мы преклоняемся перед силой океана и благодарим за возможность питаться его дарами, помня о том, что зародились в нем маленькими клетками, простейшими организмами, которым было суждено пройти длинный путь, прежде чем обрести сознание и способность взглянуть на океан с позиции человека. Именно океан дал нам силы стать теми, кем мы являемся сегодня.

Почему нас так тянет к нему? К истокам жизни, где по сей день слышится могучее пение, внушающее тревогу и восторг. Хотим ли мы услышать знакомый гул, низкий, почти утробный, словно мы слышим опустевшее чрево матери, которое когда-то покинули? А войдя в его воды, ощущаем вибрацию, будто каждая капелька проходит сквозь тебя и наполняет силой.

Мы – люди воды. А вещество всегда тянется к себе подобному, чтобы слиться. Мы обречены вновь и вновь возвращаться туда, откуда пришли.

Что это, если не тоска по дому?

Я благодарю Бриду, жительницу Россес-Пойнт, за то, что напомнила всем нам, что ничто не появляется из ничего.

VII

Телефонный звонок от сержанта Дэли раздался в тот самый момент, когда Сьюзан, сидя на постели, угрюмо сражалась с завитками нитей и крючком, тщетно пытаясь воспроизвести форму кружев Клонс[3 - Кружево Клонс стало популярным в середине XIX века. Оно получило свое название в честь города на севере Ирландии, где Кассандра Хенд, жена священника, открыла школу для юных мастериц.]. Ей не верилось, что когда-то она легко создавала изящный узор салфеток и платков, которые мать дарила соседям на праздники. Не просто повторяла уже существующие мотивы, но и создавала свои собственные: неведомые цветы, изысканные паутинки, волны и лепестки.

Сейчас от былого вдохновения не осталось и следа. Отбросив рукоделие, она с радостью ухватилась за трубку, а следом и за приглашение сержанта встретиться в отеле Слайго через два часа.

Городской отель – небольшое четырехэтажное здание с современными декоративными элементами поверх старой кирпичной кладки – был центром притяжения для жителей Слайго. Он стал не только визитной карточкой города, но еще и удобным информационным пунктом для решения многих вопросов. Здесь можно было взять напрокат снаряжение для хайкинга, арендовать автомобиль для вылазок за город, вызвать службу спасения или заказать экскурсию, провести деловую встречу или посидеть в небольшом букинистическом кафе с чашкой кофе.

Сьюзан пересекла уютно освещенный холл и вошла в застекленное кафе, расположенное в дальнем углу фойе. Она сразу заметила сержанта, сидящего за столиком в окружении полок с книгами. Он был в полицейском обмундировании и выглядел сосредоточенным.

– Спасибо, что пришли. Надеюсь, я не отвлек вас от важных дел, – поднял он голову от телефона, который держал в руках. Чисто выбритое лицо, белая рубашка, уже знакомый Сьюзан чуть терпкий запах одеколона. Похоже, он действительно считал частью своей работы безупречный внешний вид.

– В контексте того, чем я занималась в тот момент, когда вы позвонили, ваше приглашение – это спасательная операция, – Сьюзан села напротив. – Моя мать не теряет надежды получить изысканный подарок ручной работы на Рождество – по-видимому, покупные ее не привлекают. Я занималась кружевами.

– Ах вот как! Моя бабушка очень хорошо умела их плести. Уверен, будь она жива, непременно научила бы вас парочке трюков.

– Как мило.

– Это очень благородное занятие, учитывая, что именно кружева спасли Ирландию во времена Великого голода[4 - Ирландский картофельный голод произошел в 1845–1849 годах. Изначально спровоцированный заражением картофельных посевов, кризис усилился из-за неблагоприятной экономической обстановки. В результате около миллиона человек погибли и примерно столько же покинули страну.].

– А вы много знаете о кружевах! – подняла брови Сьюзан.

– Только факты. Например, что в Ирландии родилась идея вязания крючком отдельных компонентов. Мастерицы продавали не готовые изделия, а разрозненные узоры, которые потом можно было сплести вместе хоть в скатерть, хоть в воротник. Они продавали так много, что Ирландия сумела победить Великий голод. Раньше умение делать кружева было не прихотью, а вопросом жизни и смерти.

– Откуда такие познания? – изумилась Сьюзан.

– Я был в близких отношениях со своей бабушкой, – он тепло улыбнулся. – Она умела так интересно рассказать обо всем на свете, что я порой предпочитал ее общество прогулке с друзьями.

– Мне жаль, что я не имею возможности узнать ее поближе.

Ирвин Дэли кивнул и огляделся, окидывая взглядом случайных посетителей за соседними столиками.

– Вы упомянули разрозненные детали кружев неспроста? – произнесла Сьюзан.

– У вас отличная интуиция. Я позвал вас сюда, чтобы обсудить показания администратора, который заселял Питера Бергманна в отель. Так сказать, прочувствовать обстановку.

– Вот где, значит, он провел свои последние дни.

– Да. Как оказалось, сотрудники не спросили его документы. И, по-видимому, именно поэтому он и выбрал этот отель.

– Но разве при заселении их не требуют?

– Это прямая обязанность администрации! И она весьма смущена своим промахом, так мне показалось. Теперь, когда этот факт всплыл в таком неприятном деле, они спохватились. Я сам видел, как они не пускали нового постояльца, пока тот не предъявил паспорт. К сожалению, в нашем случае Питеру Бергманну поверили на слово и записали его под тем именем, которое он назвал. По закону они не имеют права на подобные вольности. А по факту – такое происходит сплошь и рядом. Что поделать, поток туристов в летнее время велик, за всеми не уследишь, а наполняемость отеля должна быть максимальной. Это неприятная практика, но она существует повсеместно.

– Получается, что никто не видел его документов.

– Именно. Он мог назвать любое имя.

– Но почему-то назвал именно это. Питер Бергманн… – она задумчиво повертела локон на пальце. – У меня ощущение, что оно что-то мне напоминает. Даже не само имя, а фонетическое сочетание, буквенное и словесное. Ритмика слов мне знакома…

– Вы так чувствительны к языку?

– Я изучала языкознание в институте. Фонетика была моим любимым разделом. Наверное, потому, что она – единственная из языковедческих наук, чья природа почти материальна. Мы слышим вибрации, передающиеся воздухом, и они влияют на нас тем или иным образом.

– Любопытно, вы полюбили фонетику до того, как осознали чарующую магию своего голоса, или после? – Сержант с интересом посмотрел на Сьюзан и, заметив ее смущение, поторопился вернуться к теме. – Да, как я сказал, в этом деле, боюсь, мы ловим птицу за хвост, а в руке – лишь перья. Питер Бергманн ускользает от нас, опережая каждый раз на один маленький шажок. Мы только-только узнали его имя, но оно оказалось фальшивым. Узнали его адрес, но снова промах.

– Что вы имеете в виду?

– Питер Бергманн не только заселился под вымышленным именем. Он также назвал несуществующий австрийский адрес: Вена, Айнштеттерн, 15. Мы сделали запрос в Вену, по этому адресу нет жилых домов уже шестнадцать лет. Там находится пустырь.

– Ах вот как…

– Да, его личность рассыпается на глазах. Мы знаем лишь то, как он выглядел. Администратор описал его как седовласого, высокого человека с голубыми глазами примерно шестидесяти пяти лет. Он держался очень отстраненно, был немногословен, неэмоционален. После регистрации сразу прошел в свой номер. И с того момента за все три дня, которые провел в отеле, он ни разу ни с кем не говорил. Игнорировал постояльцев, обслуживающий персонал. К нему не приходили посетители, и даже в курительной комнате он ни с кем не перекинулся словом. От уборки в номере он тоже отказался.

– Похоже, он приехал сюда по важному делу.

– Кто знает, многие путешественники ищут уединения.

– Вы правы…

– Мужчина неплохо говорил по-английски. Вот только акцент у него был не ирландский или английский, а центральноевропейский. Возможно, немецкий или австрийский, администратор не смог сказать точнее.

– Если так, тогда он мог приплыть на пароме, вместе с остальными туристами из Европы. Ведь туристы проходят морскую таможню?

– Мы проверили и их данные тоже. Разумеется, искали не только по имени, но и по фото с камер наблюдения. Человека с такой внешностью и именем в списке прибывших на пароме граждан не оказалось. Похоже, Питер Бергманн просто ниоткуда появился в Слайго девятого июля, чтобы погибнуть в ночь с двенадцатого на тринадцатое.

– Я пытаюсь сложить в голове картину произошедшего, – Сьюзан поднялась из-за столика. – Позвольте, я возьму кофе. С ним мне думается легче.

Через пару минут она вернулась с двумя чашками, протянула одну Ирвину, села на свое место и, отхлебнув горячий напиток, продолжила:

– Итак, некий мужчина, около шестидесяти пяти лет, приезжает, приплывает или как-то иначе попадает в Слайго и заселяется в городской отель. Он не предъявляет документов, но называет вымышленное имя и адрес, администрация верит ему на слово, и он получает ключи от своего номера. Питер Бергманн живет в отеле три дня и выселяется ровно в тот день, в который погибает.

– Все так.

– Кроме того, смерть застает его не в Слайго, а в Россес-Пойнт, что в семи километрах. Но это выглядит как-то… несуразно. Зачем он выселился именно в день собственной смерти? Словно он знал, что умрет в тот день. Но разве можно предугадать собственную смерть?

– Это хорошее замечание, – сержант Ирвин черкнул что-то в блокноте. – Я добавлю, что в тот день он попросил о позднем выселении.

– Словно он что-то не успел сделать?

– Кто знает. Как бы то ни было, теперь это дело переходит из внутренних во внешнее. Мы сделали рассылку с полученными данными во все европейские спецслужбы.

– Как долго там обрабатывают подобные заявки?

– Неделю, иногда дольше. Мы полагаем, что Питер Бергманн не имел никакого отношения к Ирландии. Скорее всего, этот человек проживал в одной из европейских стран, а здесь оказался проездом.

– Вы сказали, что отель предоставил записи с камер видеонаблюдения, а значит, на них можно увидеть, чем он занимался?

– Питер Бергманн был курильщиком, причем заядлым. Он выкуривал за один выход две или три сигареты, а затем возвращался в номер. По нашим подсчетам, он выкуривал две пачки в день. Но, кроме этого, мы не наблюдали никакой другой активности в отеле, не считая завтраков в лобби. Правда, несколько раз он покидал здание и выходил в город. Здесь есть еще одна странность. Голубой пакет.

– Голубой пакет?

– Да, пластиковый пакет, с которым Питер Бергманн выходил из отеля. Мы получили эти данные с их камер наблюдения.

– В чем же странность?

– Когда он покидал гостиницу, голубой пакет был полон. Вряд ли в нем было что-то тяжелое, но что-то внутри было. Он выходил с этим пакетом несколько раз. Всегда с полным. Но вот возвращался он уже без него.

– Хм, погодите-ка. Он уходил с какими-то вещами, а возвращался уже без них? Обычно человек уходит в город, чтобы купить какие-то продукты или что-то еще, а возвращаясь, несет покупки с собой. Куда же он девал содержимое пакета?

– Как раз сейчас мы отсматриваем записи с городских камер видеонаблюдения. Далеко не быстрое дело, и это еще мягко сказано. Нам потребуются недели, чтобы найти этого человека и проследить весь его путь. Специалистам предстоят десятки, а то и сотни часов наблюдения, чтобы узнать, куда и зачем ходил Питер Бергманн и имеет ли голубой пакет отношение к его смерти. Фотография, сделанная вашей матерью на пляже, очень помогла нам. Это его единственное прижизненное фото, которым мы располагаем, и оно очень пригодится в расследовании.

Сьюзан достала из сумочки распечатанную на принтере фотографию.

– Я много раз смотрела на этот снимок. Стараюсь заглянуть в душу этому человеку, но она остается закрытой, как одна из этих книг, – Сьюзан обвела рукой полки. – Питер Бергманн не желает открываться мне. Он прожил долгую жизнь, про таких говорят: волосы, как соль с перцем, – когда седины больше, чем натуральных волос. А если он так долго жил, значит, где-то у него есть дом. Где-то живут его родственники, жена или дети. И он действительно выглядит очень опрятно. И в то же время в нем чувствуется какое-то напряжение, туристы держатся по-другому, вы понимаете, что я имею в виду? Возникает ощущение, что он никак не может расслабиться. Словно его что-то держит изнутри.

– Я понимаю. Несколько свидетелей, постояльцы отеля тоже отмечали, что Питер Бергманн сильно выделялся на фоне остальных. В летнее время в Слайго прибывают в основном серферы, любители водных видов спорта, велогонщики и пловцы. Конечно, есть и туристы, любители пеших маршрутов, но все эти люди имеют определенный внешний облик – спортивная одежда, снаряжение, рюкзаки. Но Питер Бергманн, напротив, отличался тем, что был одет строго, почти официально. Те, кто видел его, решили, что он мог приехать на конференцию, но никак не на отдых.

– Почему Слайго?

– Простите?

– Почему Питер Бергманн приехал в Слайго? Ведь он мог выбрать любой другой ирландский город, Дублин или Корк. Там гораздо больше возможностей для досуга. Для чего нужно было приезжать в город, который славится своими пешими маршрутами, скалами, океанскими волнами – в общем, природой, и не взять с собой даже пары спортивной обуви? Что-то привело его именно сюда, я это чувствую. Что-то, о чем я пока не знаю.

– Вы хотите найти причину?

– Мы не выбираем, где нам умереть, – задумчиво ответила Сьюзан. – Но мы выбираем, где нам быть. Питер Бергманн приехал сюда, а затем сел в автобус или пешком прошел семь километров до рыбацкой деревушки, в которой, кроме маленького пляжа и пары устричных ресторанчиков, ничего нет. Да еще и выселился из гостиницы перед этим. Что-то привело его сюда. Слайго был чем-то важен для него.

VIII

Сьюзан вышла из отеля, когда улицы подернулись вечерними огнями, и пошла вдоль Граттан-стрит. Сумерки – время пробуждения духов, если верить кельтской мифологии. С наступлением темноты стираются границы предметов и миров. Так себя чувствовала и Сьюзан – застрявшей между темной бездной внутренних тревог и внешней вселенной, полной бытовых задач, требующих ее физического присутствия, реальных действий. Ей нравилось быть в ночи, жить в ней. Пережить сумерки и остаться живым было сродни бессмертию.

Стеклянные витрины частных магазинчиков полыхали огнями, чтобы привлечь внимание к выцветшим за сезон сарафанам и льняным сорочкам, которые за лето так никому и не приглянулись. В глазах Сьюзан это было похоже на предсмертное цветение. Неукротимое желание урвать свое при жизни, пока холодная и равнодушная рука продавца не убрала тебя прочь, подальше от глаз привередливой публики. Есть растения, которые, при всей полноте ухода и заботы, не дадут при жизни ни одного цветка, а их листья будут вялыми и бледными, будто мертвыми. Но это обманчивое впечатление. Стоит забыть про них – перестать поливать либо поставить в темный и пыльный угол, тогда-то они и взрываются изнутри неукротимой жаждой жизни. Они начинают цвести, выбрасывая в воздух по несколько стрелок с множеством бутонов зараз. Словно в предсмертной агонии, эти цветы жаждут напоследок показать, на что они способны, остаться в памяти яркими соцветиями, не кануть в вечность.

Почему ее не напугало то, что она отключилась в ночь, когда умер Питер Бергманн? Она и своему психотерапевту об этом сказала лишь спустя время, да и то между прочим. Специалист была встревожена и пожурила Сьюзан за равнодушие к собственному здоровью, а затем стала черкать в своем блокнотике, придя в конце концов к выводу, что это еще один симптом, вполне укладывающийся в ее состояние. Потерянный родитель – ощущение нестабильности – потеря опоры – метафорическая связь, приведшая к потере опоры и в физическом мире: обмороки, дереализация, головные боли, апатия. Сьюзан удавалось думать об этом только лишь как о наборе симптомов. Словно она читала чужую медицинскую карту. Это и есть отрицание?

Она не заметила, как оказалась у дверей музыкального магазинчика The Record Room. Построенное в 1900 году, здание на удивление хорошо сохранилось, не считая того, что ушло со временем под землю как минимум на полметра. Верхние этажи, выкрашенные в матово-черный, поддерживались иссохшими деревянными балками. Они прогнулись под грузом лет, и было неясно, то ли дерево держит всю конструкцию, то ли конструкция осторожно громоздится, чтобы не повредить первый этаж.

Сьюзан еще помнила времена, когда пластинки здесь давали напрокат, а иногда владелец мог подарить парочку – за помощь в наведении порядка на полках. В иные дни продавцы выносили ко входу хрипящую колонку, и улица наполнялась незнакомой мелодией, преображаясь на новый лад. Она могла обрасти платанами, увитыми свисающим мхом, вокруг которых кружил рой божьих коровок, или превращалась в испанскую веранду, где на подносе остывали энсаймадас, или в парижскую подворотню, куда художник без гроша в кармане выносил картину на продажу. Но чаще слышались ирландские мотивы – словно горный клич, мелодичный и бунтующий, они раздвигали границы маленькой улицы, превращая ее в дикий край, чарующий и свободный.

Она всегда любила Слайго. Но только переехав из Россес-Пойнт сюда, в столицу графства, Сьюзан смогла по-настоящему стать частью этого места. Ей нравился и неспешный ритм города, и его живописные виды. Ей ложилось на душу то, как вольно раскинулся Слайго, не теснясь, но и не нарушая границ природы, в близости с которой он возник и разросся. То, как из века в век облик города почти не менялся, и постаревшие узкие улочки бережно хранили историю, нашептывая ее каждому, кто желал слушать. То, как река Гаравог, бегущая из озера Лох-Гилл, обители острова Иннисфри[5 - Иннисфри – небольшой остров, расположенный на озере Лох-Гилл вблизи города Слайго. Недалеко от этих мест поэт У. Б. Йейтс проводил лето в детстве. Вдохновленный этими воспоминаниями, он написал стихотворение «Озерный остров Иннисфри».], словно богатая кислородом артерия, питала жителей Слайго духом ирландских открытий. Здесь находилось место всему, что радовало Сьюзан: умиротворение соседствовало с технологиями, а современность – с верностью традициям. Это место не было похоже ни на что другое… Здесь оживала сама мысль о том, что могут создать люди, когда ничто не отвлекает их от созерцания, от верности природе и самим себе. Переехать сюда было верным решением.

Сьюзан остановилась перед стеклянной витриной, доверху забитой старыми виниловыми пластинками, постерами и, как дань современности, сувенирами всех мастей. Она увидела даже несколько букинистических изданий Йейтса, Голдсмита и Беккета. Да, сейчас выбор стал богаче, но ощущение сокровищницы, волшебной лавки с чудесами, каждое из которых ты можешь взять и принести домой, давно позабыто. Так работает время – тут уж ничего не поделаешь: сначала оно дает тебе способность видеть одно лишь волшебство, а потом постепенно отбирает его у тебя, превращая в обыденность. Теперь это лишь музыкальный магазин, пропахший старым картоном. Хорошо, что в этот вечерний час он был закрыт.

Сьюзан посмотрела на часы. Отсюда до ее дома было минут двадцать пешком, и на какое-то мгновение она пожалела, что не взяла сегодня машину, решив прогуляться. Но тут на смену пришла другая мысль, и, резко остановившись посреди улицы, она бросила взгляд в ту сторону, откуда пришла. Отель уже скрылся из вида, но, если она сейчас развернется и пойдет туда, через десять минут сможет спросить, свободен ли номер, в котором жил Питер Бергманн. Сержант Дэли не помешает ей – он уже ушел из отеля. Они провели несколько часов, обсуждая тонкости дела, в которое оба оказались втянуты, – один по долгу службы, а другая – по нелепой случайности. Да и тот факт, что ее видели в компании полицейского, сыграет на руку. Она лишь надеялась, что комната не занята постояльцами и не опечатана. Даже странно, что сержант сам не предложил ей туда подняться. Тут она поняла, что это было бы чересчур двусмысленное предложение, и смутилась.

Да, именно по этой причине она и хочет сделать это одна – осмотреть место, где провел свои последние дни неизвестный мужчина, прибывший в Слайго. Едва ли она надеялась найти там что-то важное для расследования – специалисты, вероятно, и так перевернули номер вверх дном, снимая отпечатки, образцы ДНК и собирая любые зацепки, способные пролить свет на личность погибшего. Нет, ей не нужны улики. Она не криминалист. Даже если она найдет что-то, это не поможет ей. Но что тогда? Любопытство – да, так сказал сержант. Она хотела просто побыть на том самом месте, где жил Питер Бергманн. Провести ночь на той самой кровати, смотреть в то же самое окно. Возможно, ей придут в голову те же мысли, что приходили ему.