скачать книгу бесплатно
– О, Милая моя! Радость моя! Как я счастлива вновь увидеть свою самую близкую – единственную подружку! – не скрывая фальши приторно-слащавым голосом возликовала Комната.
11
Окружение у Комнаты всегда было минимальным – старый шерстяной ковер и Моль, живущая в нем же. Шкаф – как самостоятельную персону она в принципе не рассматривала.
– В первую очередь он свидетельствует о моей сословной принадлежности, – раз и на всегда определила она. – Все остальное является следствием первого.
Но обстоятельства сложились так, что Шкаф не вписывался в ее сценарий, поэтому утверждать, что отношение Комнаты к Шкафу основывалось исключительно на романтических чувствах, было категорически неправильно. Ее отношение к нему носило характер скорее романтической прагматики или лирического расчета.
– Шкаф, несомненно, хорош, и породнится с ним было бы куда полезней, чем просто смотреть на него со стороны. Вот, если бы мы с ним стали парой, возможно, тогда и ко мне перестали бы относиться, как к несостоявшейся Парадной Приемной, -мечтательно, но в то же время абсолютно трезво рассуждала Комната. – Если честно, мне действительно не хватает нескольких благородных штрихов.
Комната никогда не врала себе.
– А какой смысл притворяться перед собой? Придуриваться и играть нужно перед другими, вдруг сработает, – искренне рассуждала она. – Что может быть глупее, чем врать себе?! Только полные идиоты верят в то, что сами же и изображают!
Комната никогда и ни с кем не церемонилась, и не испытывала неловкости из-за своей прямоты, которая скорее была похожа на грубость, а не на простодушие. И в отношениях с Молью она никогда не скрывала высокомерия:
– Быть хамкой утомительно, но так всегда ведут себя с теми, кто лишен возможности возразить или дать сдачи.
Поэтому, когда Комната решила раскрутить тему привидения в Шкафу, она не очень-то и старалась быть вежливой.
– Перед кем я должна начать претворяться?! Перед Молью?! – возмутилась Комната. – Подумаешь, Моль! Старомодный артефакт – приспособление для утилизации одежды!
Она понимала, что чаще проигрывают те, кто сразу выкладывает все карты на стол, поэтому, исключительно из осторожности, на всякий случай, она решила держаться с Молью, на сколько возможно, по-приятельски.
– Ты, как всегда, сияешь, будто только что от портнихи! Или сидишь на новой диете? – с трудом подавляя приступы злорадства произнесла Комната, небрежно рассматривая Моль. – Не спрашиваю о делах, потому что все равно не смогу ничем помочь. Я слышала, что золотое и серебряное стало модно носить даже днем?
Моли не раз приходилось терпеть высокомерие Комнаты – с чем только не примиришься, если нет иного выбора.
– Нет ничего глупее, чем напяливать на себя первую попавшуюся яркую тряпку, лишь бы привлечь к себе внимание, – не заметив реакции на свой выпад, уже совсем агрессивно продолжила Комната. – Не завидую тем, кто всю жизнь вынужден носить вышедшие из моды царственные обноски!
Все это произносилось с таким наивным видом, что со стороны никто не смог бы заподозрить ее в агрессии.
– Счастье мое! Ты не поверишь, но мое отношение к тебе – больше, чем дружба, – профессионально парировала Моль. – Ты настолько похорошела! И выглядишь намного лучше, чем в прошлый раз. Помнишь, какой развалюхой ты была тогда? Принимаешь специальные препараты? Или это Сквозняк так на тебя влияет?
И не дав Комнате опомниться и перехватить инициативу, она тут же продолжила.
– Какая диета может быть у меня?! О моем рационе ты знаешь лучше других: ковер на завтрак, на обед и на ужин. На эту старую шерсть я уже и смотреть не могу без содрогания. Но это все же лучше, чем вообще ничего или синтетика.
Случайных свидетелей у них во время приветственной пикировки точно не было – и вешалки и Одежда внимательно следили из Шкафа за каждым их словом.
– Мои силы только и поддерживает мысль, что другим может быть гораздо хуже, чем мне, – продолжила Моль. – Взять, к примеру, тебя, мое сокровище, не каждый же день выдается ветренным!? – не обременяя себя деликатностью, поставила Моль диагноз нимфоманки Комнате.
– И я абсолютно согласна с тобой, моя милая: Шкаф – тиран! Он всю самую изысканную еду прибрал к своим рукам! Или как там еще называются его закоулки?! – уже совсем откровенно подыграла она подружке.
– Именно! – запуталась в намеках Комната. – «Мой малыш» не только нас с тобой терроризирует. Слышала новость?! Говорят, он до смерти довел одну из своих вешалок – эти, несчастные, волею судьбы обречены на пожизненное заточение в его ненасытной утробе!
Может Комнату и не устраивало, как разворачиваются события, но выбора у нее не было, и, полностью положившись на силы судьбы, она с упоением продолжила.
– Врагу не пожелаю их участи – жить внутри у вампира! И, представь, он постоянно демонстрирует всем свои небезызвестные прелести! Шкаф – эксгибиционист! Скольких он уже истощил до состояния привидений!? – живописала Комната о своих заветных желаниях. – И что самое странное, – продолжала она, то и дело поглядывая на Шкаф, – говорят, что он совершает все эти безумства от любви ко мне! Вот уж никогда не думала, какого зверя я в нем бужу?!
Когда Шкаф услышал о самом себе всю эту бесстыдную ложь, то от негодования у него все дверцы с возмутительным скрипом распахнулись и потом также захлопнулись.
Моль всегда была готова оказать своей домовладелице незначительные услуги, но идти ва-банк, рискуя собой?! И Моль решила, что попробует под шумок тоже что ни будь для себя ухватить.
– Эх, была не была! – решила она и тут же, уже вслух, продолжила, – Да! Да! Именно! Шкаф просто издевается над Одеждой! – Одежда волновала Моль более всего остального, и она плавно вошла в состояние голодной истерики. – Он тиран! Он деспот! В одиночку, как маньяк наслаждается деликатесами! У него же там: и меха, и шелка, и кашемир, и… Чего в нем только нет?! Именно из-за этого самодовольного тирана я и вынуждена всю свою крохотную жизнь сидеть на чистошерстяной – практически голодной – диете…
Уже где-то в середине монолога она поняла, куда ее заносит, но остановиться ей так и не удалось, и ее интуиция уже даже начала представлять ей одну за другой столь безрадостные картины ее ближайшего будущего, что, в конце концов, силы окончательно покинули ее, и она так и осталась молча стоять посередине Комнаты, не закончив мысль.
Оцепенев от предчувствия приближающегося чего-то ужасного, она безучастно уперлась взглядом в пол, но дело было сделано – свою роль в интриге Комнаты она исполнила с блеском, вполне соответствующим ее наряду. И теперь, как это часто случается, была уже никому не нужна.
Нужно сказать, что монолог Моли был исполнен настолько мастерски, что даже по прошествии времени о нем не забыли и постоянно цитировали отдельные фразы, на все лады изображая страдания Моли:
– Да! Да! Именно! А что он проделывает с Одеждой?! Он тиран! Он деспот! В одиночку, как маньяк наслаждается деликатесами….
Это всегда вызывало бурную реакцию зрителей.
12
Но в тот момент вешалкам было не до шуток. Их серьезно беспокоило реально обозримое ближайшее будущее. Но они лишь вешалки! А что будет с Одеждой?! Их идола, служение которому составляло смысл всего их существования – обещали съесть!
Явно заинтересованные разобраться в происходящем, они бесцеремонно расталкивали друг друга, стараясь что-то высмотреть снаружи. И эта картина – неупорядоченные мелькания то чьих-то рукавов, то неизвестно кому принадлежащих штанин, то неопределенного вида отделок и линялых рисунков – напоминало скорее повозку старьевщика, чем содержимое идеально организованного Шкафа.
Вешалки давно знали о претензиях Комнаты к Шкафу и прекрасно понимали, что когда-нибудь им все-таки придется выбрать на чьей же они стороне. Но пока Шкаф откровенно игнорировал Комнату, у них еще теплился слабый огонек надежды, что все как-нибудь обойдется.
Сейчас же до них дошло, что, судя по всему, отсидеться в стороне уже не удастся. И как бы ни был страшен гнев Комнаты, но они все же – вешалки! И чувства чувствами, но долг служить Одежде превыше всего.
– Ну, это мы еще посмотрим, кто кого, – скалилась металлическими челюстями Жесть.
– Невежда! Выскочка! Примитивное насекомое! – зашумели Дрова, реагируя на Моль. – Всем известно, какого сорта духовные ценности у этого биологического приспособления для уничтожения Одежды!
–У-у-у-у-ть! – одновременно завыли разгневанные Одноразовые (или Плебейки). – Ать вшу, лохи айзе! …Й! …Й! …Й!
После того, как во всеуслышание было объявлено о перспективе Одежды попасть в меню к насекомому, мешкать дальше было уже нельзя. Настроения вешалкам добавили стенания Одежды, которая от ужаса быть съеденной возопила к небесам всем своим многоголосым хором.
Каждый участник перфоманса, не стесняясь, выплескивал наружу все, что скопилось в нем за годы вынужденного сдерживания себя в рамках.
– Некто Моль заявляет на нас свои права! – возмущалась Норковая Шубка, вздыбливая шерстку на спинке и рукавах.
Соседи на Жести вторили ей. Отдельные слова и целые предложения смешивались между собой и в результате все это стало напоминать концерт вокального джаза, когда смысл вообще не принимается в расчет.
– А бо-бо ли ни хо-хо? – перекрикивали всех разномастные Майко-Футболки. Одним рукавом они цеплялись за Одноразовых (или Плебеек), а другим выделывали всевозможные непристойные фигуры, полоща в воздухе бесформенными горловинами и подолами.
– Сик на вам! Сик на вам! – в унисон им шипела беззубыми отверстиями «Сиротская тема».
И тут вслед за платяным отделением, к протесту присоединилось содержимое и других частей Шкафа. Из него нестройными возгласами наружу вырывалось:
– Смерть Моли! Долой Комнату! Свободу нам!
В какой-то момент из Шкафа начал медленно выдвигаться буфетный ящик и, как духовой оркестр на марше – бряцая содержимым, находящиеся в нем Столовые Приборы звонкими голосами стройно запели:
– Шкаф наша родина -
Он наш герой!
Шкаф наша крыша
Над головой.
Шкаф нам отец -
Он нам как мать!
Будем горой
За него мы стоять!
Исполнив оду Шкафу несколько раз подряд Столовые Приборы, галантно раскланиваясь, вместе с буфетным ящиком, словно в античной ладье, медленно поехали обратно. В это время они эффектно перешли к финальной полифонической части. Постепенно исчезая из вида, они продолжили петь, но уже в разных тональностях, то и дело переходя на многоголосье:
– В Шкафу мы дома!
Дома мы здесь!
Теперь мы дома!
Nun Heim!
13
Комната не ожидала настолько неожиданного разворота событий не в свою пользу. Претензии на взаимность Шкафа она никогда не скрывала, и о ее планах породнится с ним знали все. Но она по-настоящему никогда не интересовалась, что находится у него внутри.
– Какое мне дело до его содержимого?! Мне нужна лишь его представительность, – трезво рассуждала она. – Мне безразлично, чем или кем он там набит. Я же не мещанка какая-нибудь, чтобы в чужом барахле копаться.
Так было раньше. Но в своем монологе Моль затронула одну очень деликатную и существенную тему – служение Одежде. И в результате Комната из единственной реальной претендентки на внимание Шкафа превратилась во врага.
– Ладно вешалки! – размышляла она. – Сегодня они против меня, а завтра будут заодно. Но тема Одежды! Вот уж никогда не ожидала такой прыти от Моли! Да эта старушенция рассорила меня со всем, чем он там набит – и с вешалками, и с другими его причиндалами и погремушками.
На какое-то время Комната задумалась, стараясь определить направление дальнейших действий, а вместе с ней замерли и все остальные: Моль – в бессильной позе умирающей, вешалки – нагло выглядывающие из Шкафа и Одежда – в полуобморочном состоянии повисшая на них.
Время шло, но ничего путного Комнате так и не приходило в голову, и, наконец, она решила, что самым логичным в данной ситуации будет позвать Ветерка и устроить с ним такой загул, что впечатления от всех ее неудач просто померкнут.
– Итак решено! – громко крикнула Комната и настежь распахнула окна. – Сквозняк, ко мне! Служить!
Прошло какое-то время, но ничего такого, о чем думала Комната, не произошло. И она опешила. Возможно, впервые ее просьба – нет, приказание – остались без малейшего внимания со стороны Ветерка. А она была особой, которая не привыкла ждать исполнения своих повелений – и тогда она опять повторила свой клич, но на этот раз громче. Однако опять ничего не изменилось. И тут Комната взревела уже в полный голос:
– И где тебя бесы носят, когда ты мне здесь позарез нужен?! Чертов Сквозняк!
Но все было напрасно. Видимо, Ветерок, обычно ошивающийся где-то неподалеку, в этот драматический для Комнаты момент был занят кем-то другим. Увы!
Всем, кто оказался невольным свидетелем еще одного – теперь уже полного провала Комнаты, это начало казаться даже несколько забавным.
Первой пришла в себя Моль – ничто так не бодрит, как поражение конкуренток. Судорожно отряхнув крылышки, она для разгона исполнила несколько пробных подскоков и взвилась к хрустальной люстре, а еще через мгновение она уже была в своем чистошерстяном убежище – исчезла, будто в Комнате ее никогда и не было.
Шкаф еще какое-то время собирался с мыслями, но потом, глубоко вздохнув, печально произнес ни к кому конкретно не обращаясь:
– Все к этому и шло. С самого начала было понятно, что ничем хорошим это не может кончится. А я тоже хорош, на что я рассчитывал?! На что надеялся?!
Несколько поостыв, он продолжил.
– Таким как она нужны Сквозняки! У нее для этого окна и предусмотрены. Да, Комнату не переделаешь… – старался он все-таки быть объективным. – И деться некуда…
Прошло еще какое-то время – ему никто не возражал, и он добавил:
– Впрочем, есть один способ выхода из этого бессмысленного спектакля…
Но ему опять не ответили.
– Но я же шедевр! Нет, я не смогу поднять руку на искусство! – неожиданно вскричал он и громко захлопнул все дверцы.
14
Скандал, это всегда весело, это всегда будоражит и придает повседневности пикантные ноты. Но если скандалы устраивать регулярно, то они быстро изматывают и опустошают. И возражать по этому поводу, очевидно, не станет никто.
Каким бы мощным ни был скандал, но жизнь после него все равно будет продолжаться. И то, что оставшиеся в живых не будут уже прежними – не столь существенно. Так или иначе, но всем приходится занимать в пространстве отведенное им место.
Так же и Комната, хоть и поубавив спесь, продолжила время от времени общаться с Молью и устраивать у себя Сквозняк. Но если раньше она просто никого не стеснялась, теперь ее так называемая прямота приобрела оттенок очевидного хамства и наглости.
Ветерок, кстати, получил от Комнаты приличную взбучку за пропущенный вызов, но вовремя нагоняя он от души хохотал – монолог Моли и истерика Комнаты показались ему уморительно веселыми. Так, собственно, довольно часто и происходит: от чего одни рыдают – другие над тем смеются.
Моль, как и раньше, втихомолку пялилась на Одежду из, специально прогрызенной для этой цели, дырки в ковре. Она прекрасно понимала, что настоящей причиной последнего скандала стало ее неожиданно разыгравшееся чувство вечного голода.
– Я наломала таких дров, что об этом еще долго будут вспоминать! – с не скрываемым удовольствием думала она.
В общении с Комнатой она теперь была вынуждена беспрерывно льстить, всемерно восхваляя великолепие ее отделки и вида из окон – нужно же было хоть как-то демонстрировать признание своей вины.
Вешалки же продолжали, млея от удовольствия, превозносить собственные достоинства и критиковать недостатки коллег по призванию, сгорая от негодования. Наблюдая за ними со стороны, можно было только диву даваться, как ловко им всегда удается преувеличивать вымышленные знаки внимания, якобы полученные ими от Шкафа?!
Шкаф же был целиком поглощен разработкой новой философской концепции о взаимовлиянии высокого и низменного в искусстве и в жизни – а также о нюансах трактовки термина «Аристократ Духа».
Не был бы он Шкафом!
15
День, о котором пойдет речь, начался совершенно обычно и, на первый взгляд, ничего не предвещало в нем каких- либо из ряда вон выходящих событий.
А все началось с того, что в Шкаф поместили еще одну вешалку. Но если бы эта вешалка была такой же, как и остальные, то ничего сверхъестественного в этом бы не было – подумаешь, одной вешалкой больше, одной меньше! Но в новой вешалке, как раз, ничего обычного и не было.
Представьте себе портплед на маленькой платформе с колесиками, с выдвижной ручкой и с чехольчиком из серебристого шелка с серебристыми же молниями и замочками. Приблизительно так и выглядела новая вешалка. И звали ее мадмуазель Гар де Роб.
