скачать книгу бесплатно
Патриша убежала в детский блок, по пути, три раза оглянувшись на дверь палаты. Едва Патриша скрылась за поворотом, как из палаты вышла медсестра и сказала:
– Он хочет видеть вас.
– Меня? – изумился Алекс.
– Вы – Алекс?
Алекс кивнул и пошёл вслед за женщиной.
Макс был укрыт белой простыней до самого подбородка.
– Разговор не более пяти минут, – изрекла медсестра сухим бесстрастным тоном.
– Иди к черту, – хрипло прошептал Макс ей вслед.
Алекс слегка по-детски боялся, что за полчаса с лицом его друга произошли неприятные и необратимые изменения, и с облегчением вздохнул, увидев почти того же Макса, что и вчера вечером. Только карие глаза не сияли так, как раньше.
– Алекс, Алекс, – позвал его Макс.
– Я здесь, Макс, мой хороший, я здесь, – ответил он максимально ласково.
– Слушай меня внимательно. Я любил Анну. Анну Вудкросс.
– Анну, нашу героиню?
– Да. Мы были любовниками. Я хотел развестись с Линдой и женится на Анне. Я хотел сделать её мировой звездой. В одиннадцатом я приехал сюда вслед за нею. Она приехала сторожить сестру, Эмму, я прилетел за ней. Мы встречались. Я хотел её снимать. Только её. Хотел сделать её мировой звездой.
– Она любила тебя?
– Я не знаю. Я до сих пор не знаю. Мы встретились ночью, в моем отеле накануне её гибели, и я больше ее не видел. Даже мертвой. Я не пришёл на похороны. Я потерял всё, Алекс. С нею я потерял свою жизнь. У меня вырвали сердце, оторвали руки. Я ходить разучился.
– Боже! Я не знал. Но если она не любила тебя?
– Мне всё равно. Я любил её, это последняя любовь в моей жизни. Я утратил все краски, хотя мне ещё не было сорока. Сделай этот фильм. Сделай красиво, как ты можешь, умоляю тебя. И пусть будет на титрах: «Посвящается Анне Вудкросс». И всё.
– А Линда? Она знала?
– Не знаю. Может, знала, а может и нет… Она не говорила…
– Она не позволит сделать такое посвящение.
– Линда, Линда, хорошая моя, не мог я её бросить. Надо было, но не мог. А потом Анна умерла. Из-за меня. Я слишком медлил. Надо было жениться на Анне. Ты сделаешь, Алекс? Ты мне всем обязан! – глаза Макса горели как у помешанного, Алекс испугался, что его снова схватит удар.
– Я не отказываюсь. Сказал – сделаю, значит, сделаю. Ты ещё, может, сам сможешь.
– Нет. Нет, мне конец. Я иду к Анне, наконец. Я виноват, так виноват… А может, там ничего и нет.
Макс прикрыл глаза.
– Макс, Макс!
– Уходите, ему стало хуже…
Алекс вышел в коридор и на подгибающихся ногах добрел до кресла в холле. Несколько минут он сидел словно оглушенный, пытаясь переварить информацию. Сколько же лет было Максу в одиннадцатом году? Сорок один. Он сказал, не было сорока. Но это неважно. А ей было около двадцати. Конечно, он сходил по ней с ума. А когда она погибла, стал почему-то, винить себя. Но это же не он её убил? Может, надо было спросить? Это бы добило его.
Задумавшись, он не заметил, как подошла Патриша:
– Он жив? – спросила она ничего не выражающим голосом, и он понял, как страшиться она его ответа. Видимо, выглядел он очень растерянным и испуганным. Надо было собраться с мыслями.
– Ему стало хуже. Меня выгнали.
Патриша направилась было к палате, но войти не смогла, дорогу ей перегородил мужчина в белом халате. Патриша вернулась и села на кресло рядом с Алексом.
– Он впал в кому…
– Это всё?
– Не знаю. У него европейская страховка, его должны лечить…
– Смерть не лечится.
– Не говорите так…
– Он сам мне сказал. Я с ним успел поговорить. Вам надо позвонить Линде. Если хотите, я сам позвоню, у меня есть её номер.
– Не надо. Я уже позвонила.
– Она приедет?
– Не знаю. У неё там тоже умирающая тетка на руках…
– Понятно. А где ваша дочь?
– Её оставили на второй день. Поднялась температура.
Алекс машинально уставился на неё, продолжая думать о своём, даже во время разговора с Патришей.
– Не смотрите на меня, будто я кукушка какая-то, так бывает, от стресса поднялась температура.
– Может, так даже лучше. Давайте вернемся в отель, надо отправить по имейлу документы Макса. Вы – родственница, вам удобнее порыться в его вещах.
Едва Лендровер Алекса вывернул из-за последнего поворота перед отелем, они заметили, по крайней мере, три полицейские машины, возле крыльца «Габриэль-хаус».
– Не понимаю, если дядя уже умер в больнице, то смерть не криминальная? Да и нам должны были вначале позвонить…
– Не похоже, что это из-за Макса.
Полицейские машины, бело-синие, со сверкающими мигалками, смотрелись очень тревожно возле мирного на вид шале, и к тому же они перегораживали вход в здание. Патриша и Алекс попытались обогнуть машины, но их вежливо попросили отойти. Возле отеля было выставлено оцепление. Никого из постояльцев или обслуги не наблюдалось на крыльце или возле входа.
– Да что случилось? – спросила Патриша одного из полицейских по-немецки.
– Вы здесь живете? Найдена мертвой горничная отеля. Пройдите вовнутрь, все постояльцы должны пройти в столовую.
– Что он сказал? Убили кого-то?
– Да, горничную. Не убили. Обнаружили мертвую.
По лицу Алекса пробежала тень, и почти сразу исчезла. Почему-то Патриша была уверена, что это была та самая горничная, собаку которой убил Алекс. Всего девушек было три, две основные и одна на подмену, как ей успел рассказать управляющий, но Патриша видела только одну из них, вероятно, ту, что убили.
В столовой сидели Пауль Хофнер, Хью Ирс с сыном, управляющий и повар. Были ещё незнакомые Алексу, мужчина и женщина, в странной, клетчатой одежде, с которыми Патриша коротко поздоровалась, и ещё одна, незнакомая, ни Патрише, ни Алексу, горничная.
– Это наши реквизиторы – декораторы, и по совместительству, гримеры. Кажется, они приехали поздно вечером, – шепнула она Алексу.
– Это все постояльцы? – спросил полицейский у управляющего по-немецки.
– Все.
– А почему так мало людей, у вас ведь обычно забито под завязку?
– Отель арендован съемочной группой. Ещё не все сотрудники приехали.
– Сейчас у постояльцев и обслуги возьмут показания…
– Здесь не все владеют немецким, нам понадобится переводчик с английского.
– Нет проблем. Переводчик уже едет.
Всех присутствующих попросили выйти в холл, а в столовой организовали допросную. Первыми дали показания управляющий, повар и вторая горничная.
Глава 6. Линда Мейси
Алекс имел дело с полицией не в первый раз. Его вообще трудно было назвать законопослушным гражданином. Своими похождениями он гордился, как только может чистенький отличник гордиться дракой с настоящим хулиганом. Однако с австрийской полицией он дела не имел. Белобрысый полицейский говорил только на официальном языке кантона – немецком. Алекс знал французский, а по-немецки лишь немного понимал. Макс отлично знал немецкий, ведь его дед был австрийцем…
После полутора часов ожидания, видимо, связанными с поиском переводчика, у всей команды Макса взяли письменные показания, и попросили в течении трёх недель не покидать Австрию. Никто не расспрашивал Алекса про стычку с горничной после убийства собаки. Видно, никто толком об этом не знал, кроме Патриши, Лизы и самой горничной. Патриша не сочла нужным рассказывать полиции об инциденте, и он мог это понять – она тоже заинтересованное лицо – собака горничной покусала её дочь. А вот то, что про убийство собаки промолчал Пауль Хофнер, стало для него неожиданность. Казалось, сценарист не отличается сдержанностью, и готов рассказывать всё и всем, направо и налево, лишь бы были слушатели.
Тело горничной с трудом вынесли из её комнатки на мансарде по узкой лесенке, и погрузили в спецмашину. Алекс подумал, что слишком многих людей в последнее время увозят из «Габриэль-Хауза» не на том транспорте, который они заказали бы сами. Когда полиция и криминальная команда наконец уехали, управляющий рассказал, как нашёл тело горничной. Она – повесилась.
– Такая молодая, всего девятнадцать лет. Никакой предсмертной записки в комнате он не заметил. Однако, она могла по телефону разослать сообщения родным. Телефон увезла полиция. Судя по разговору криминалистов, который он подслушал, это случилось около трех часов ночи, или чуть раньше или позже.
Затруднительно определить точно: «Мансарда чуть хуже отапливается», – добавил он, и Алекс подумал, что если у него в комнате прохладно, то на мансарде у обслуги и вовсе полный дубак. И значит, тело остыло гораздо быстрее, чем это бы произошло при комнатной температуре.
После допроса в столовой быстро навели порядок и накрыли столы к обеду. У Алекса не было аппетита, он хотел подняться к себе и позвонить в больницу, чтобы узнать о самочувствии Макса, но вспомнил, что, там, вероятно, ответят по-немецки, а он не очень хорошо знал язык. Он вернулся в столовую: Патриша обедала за столом с отцом и сыном Ирсами. Он собрался устроиться в дальнем углу столовой, как его окликнул сценарист:
– Алексей!
И кивком головы пригласил его за свой столик. Парень был реально наглец.
– Не стоит называть меня Алексеем. Иначе я буду звать вас – Паша.
– О, как мило звучит по-русски. Словно имя для кота.
– В детстве, в России, я слышал о выдающейся женщине-ткачихе, её тоже звали – Паша. Паша Ангелина. Так что у русских это может быть и женским именем.
– Апостол Павел был бы горд такой гражданкой.
– И даже шутки у вас католические.
– Я не католик. Я – протестант.
– Ого. И дед ваш был баронетом…
– Как вы угадали? – как будто искренне удивился Пауль. – Мой дед был бароном, правда, из обедневшей семьи. Мой отец был третьим сыном… у своего отца.
– Макс представил вас как Пауля.
– Макс по-происхождению – австриец. Он часто имена произносит на немецкий манер. Что с ним вообще, какие прогнозы?
– Он впал в кому.
– Очень жаль. Я столько времени убил на этот сценарий.
– А могли бы потратить это время на кулинарный блог?
– Это был кулинарный блог моей мамы. Я только снимал и выкладывал. Она не желала разбираться в технике и интернете. Я люблю готовить, понимаю толк в хорошей пище, но до мамы мне далеко, она была просто богиня на кухне. Кстати, эта запеканка с картофелем и сыром, отвратительная. Только кормить голодных рабов.
– Слава Богу, я не гурман… Редкость для аристократки разбираться в хлебе насущном.
– Она не была аристократкой. У русских ведь в почете рабочий класс?
– Когда-то рабочий класс был в почёте в Советском Союзе. Значит, ваш отец, сын барона женился на кухарке? Прямо как у Вудхауза.
– Он обожал Вудхауза. За год так зачитывал книгу его рассказов, что приходилось покупать новую. Ржал пьяный, над дебильными похождениями Вустера, как конь.
– Так вот откуда у вас страсть к литературе.
– Про вашу страсть к кинематографу тоже говорят, что она пованивает дерьмецом.
По-хорошему, надо бы врезать ублюдку по носу. Но Алекс чувствовал в себе столько горя и злости, что боялся убить субтильного сценариста. Поэтому он просто – ухмыльнулся.
– Один – один. Что скажете о десерте?
– Вам сойдёт.
Алекс фыркнул:
– Отвратительный. Дерьмовый вкус.
Алекс вытер рот салфеткой, встал из-за стола и подошёл к столику, где обедали Ирсы и Патриша.
