скачать книгу бесплатно
– Глазик нашли километров за шесть!
Хохот мужчины в шинели был громче прозвучавшего взрыва. Анна, отряхиваясь от попавшего на неё мусора, украдкой обернулась. Лицо мужчины было обезображено шрамом, левой руки не было, рукав шинели он заправил в карман, а левая нога заканчивалась деревянной палкой-протезом.
– Картина четвёртая!
Адик мотнул головой, откидывая чёлку с глаз.
– Маленький Билли на дыбу залез. Корчился долго и ангелом слез!
Толстый мальчик пробежал с платком. Секунду ничего не происходило, а затем, издавая странные звуки, похожие на хриплое дыхание астматика, из-за чёрной ширмы вышел босой подросток. На нём были бежевые кальсоны, исподняя рубаха, а лицо его закрывала резиновая маска противогаза с гофрированным шлангом. Подросток остановился, глядя в чёрное пространство зала, астматично посипел фильтром, после чего жестом подозвал остальных. С неприятным скрежетом дети в противогазах выволокли чёрную ширму на середину сцены, сорвали с неё тряпку, обнажив дощатый и убогий остов. Скорее всего, эта конструкция должна была олицетворять дыбу.
На сцене снова появился толстый мальчик, он был единственным чьё лицо не закрывала резиновая маска противогаза. Мальчик с интересом осмотрел дыбу и уверенно полез на неё.
– Толстячка зовут Ирушалайн. Очень послушный, но страдает чревоугодием, – шепнула мадам Пежо Анне в тот момент, когда дети закрепили Ирушалайна на дыбе и он начал страдальчески корчиться.
Образовав некое подобие хора, все подопечные мадам Пежо расположились перед дыбой. Сквозь запотелые стёкла они молча смотрели в зал.
В томительной тишине совершенно неожиданно заиграла скрипка. Мелодия была очень тихой и проникновенной. Музыка становилась всё громче и громче, и по мере её усиления дети снимали с лиц резиновые маски.
Боженька, родной мой и любимый!
Мамочка моя вчера погибла,
Хоть город наш зовётся тылом.
Нет у нас ни хлебушка, ни денег,
А теперь и мамочку убило.
Боженька, ты где-то есть, я знаю.
Мама мне об этом говорила.
Сделай так, чтоб армия родная
Всех врагов скорее победила.
Боженька, всё есть у нас, родимый,
Только папы очень не хватает.
Я уже не помню его имя.
Господи, Всемилостивый Боже, —
Дети на коленях горько плачут.
И Господь всегда в беде поможет.
Очень многое молитва значит!
Все дети встали на колени, воздев руки к огромной дыре в потолке, через которую на них смотрели звёзды, роняя серебряные слёзы комет.
Свет погас. Спустя пару минут загорелось несколько дежурных лампочек, давая понять зрителям, что представление закончилось.
Анна утирала слёзы рукавом ватника и никак не могла успокоиться.
– Позвать всех детей на сцену или только девочек?
Мадам Пежо склонилась к Анне, ожидая её решения.
– Нет, не надо… Сейчас не надо!
– Я подожду, – сказала мадам Пежо и, повернувшись к мужчине в шинели, распорядилась: – Карл, сходи к ним за экран и скажи, чтоб сидели тихо и ждали!
Карл кивнул и, постукивая деревяшкой, направился к экрану, через прорехи которого с любопытством смотрели тринадцать пар детских глаз.
– Скажите, мадам Пежо, – обратилась, хлюпая носом Анна, – а кто так чудесно играл на скрипке?
– Это новенькая, её зовут Томмелиса. Томмелиса, пойди сюда! – громко позвала мадам Пежо.
Из-за экрана, держа в руках скрипку, вышла маленькая худенькая девочка. На вид ей было лет пятнадцать, коротко стриженные волосы, худое личико с большими тёмно-карими глазами.
– Томмелиса поступила ко мне два с половиной года назад. Умеет читать, писать, играть на скрипке. С детьми не конфликтует. Послушна. Умна. Будет хорошей помощницей.
Анна встала с табуретки, подошла к краю сцены. Внимательно посмотрела на худышку, минуту подумала и, глядя ей в глаза, сказала:
– Меня зовут Анна, у меня нет своих детей. Бог не дал… Живу я одна в маленьком домике возле реки. – Потом, помолчав, добавила: – Пойдёшь со мной? Я тебя не обижу… – И Анна протянула девочке руку.
Томмелиса посмотрела на мадам Пежо, перевела взгляд на экран, за которым затаив дыхание сидели другие сироты, кивнула и робко коснулась руки Анны.
– Томмелиса, вернись к остальным, я тебя позову, – раздался беспристрастный голос мадам Пежо. – Мне нужно поговорить с госпожой Анной.
Девочка, кивнув, отошла к экрану.
Мадам Пежо, обратившись к Анне, без предисловий перешла к делу:
– Десять за девочку плюс ещё два за оформление бумаг, итого – двенадцать скиллингов. Будете брать?
Анна молча вытащила из-под ватника тряпочку, в которой позвякивали серебряные монетки, и, отсчитав двенадцать, протянула мадам Пежо.
– Поздравляю! – сказала мадам, забирая деньги. – Карл, скажи всем, пусть идут в спальню. Томмелиса, возьми свои вещи, попрощайся с детьми и вернись сюда!
Повернувшись к Анне, мадам Пежо добавила:
– Документы завтра принесёт Шметтель. Мне нужно время, чтобы всё оформить. Вы не против?
– Нет, что вы. Я живу в голубеньком домике с резным палисадом на улице Эльсинора, дом двенадцать.
Через полчаса Анна шла домой, держа за руку Томмелису. Из вещей у девочки оказались только старенькое драповое пальто серо-зелёного цвета и скрипка в потёртом футляре.
– Ты любишь грецкие орехи? – спросила Анна.
– Я никогда их не видела… – тихо ответила Томмелиса.
Анна остановилась, передала ей фонарик и, порывшись в кармане, извлекла на свет три грецких ореха.
– Вот, держи. Придём домой и аккуратно их откроем. В детстве я делала крохотных тряпичных куколок, а скорлупа грецких орехов служила им кроватками… Хочешь завтра сделаем тебе таких?
Томмелиса радостно закивала, прижимая подарок к груди. Потом она убрала орехи в карман, и они пошли дальше, отгоняя ночную тьму лучом фонаря. А сверху на них, улыбаясь, смотрели звёзды.
Глава 2
Прошёл год. За это время Томмелиса подросла и похорошела. Анна не могла на неё нарадоваться. Томмелиса была трудолюбива, скромна и послушна. Она каждое утро ходила на обязательные курсы военной подготовки для молодёжи. К обеду возвращалась домой, занималась хозяйством и шла в госпиталь помогать матушке.
Вечером Томмелиса и Анна садились за круглый стол, под зелёную медузу старого абажура, пили морковный чай и обсуждали дневные новости.
Когда начинались авианалёты, они наглухо зашторивали окна и зажигали толстую восковую свечу, ставя её на дно железной кружки. Томмелиса и Анна шёпотом говорили, как хорошо было до войны, потом замолкали, напряжённо прислушиваясь к гулу моторов пролетающих над ними бомбардировщиков. Глядя на огонёк свечи, они ждали когда наступит тишина, и только потом устало засыпали. Поскрипывая зубчатым механизмом, настенные часы двигали стрелки, отмеряя неуловимо бегущее время. За окном начинало светлеть, а огонёк свечи всё плясал и плясал в восковой лужице, не желая гаснуть.
Разорвав тишину, низко пролетело звено стальных «ласточек», скрываясь в туманной сырости раннего утра. Гулко заохали взрывы, заставив землю испуганно вздрогнуть.
Томмелиса очнулась от тошнотворно-липкого сна. Девочка не могла понять, где она и почему комната слегка покачивается, а в глазах двоится.
В утреннем полумраке Томмелиса разглядела иллюминатор.
– Странно, откуда у нас в доме иллюминатор…
Она попыталась встать. Ноги и руки плохо слушались, голова гудела. Через несколько минут девочка осознала, что находится на борту какой-то лодки или катера. Железные переборки, запах оружейного масла и тишина.
– Матушка! – тихо позвала Томмелиса.
Никто не ответил. Она позвала громче, потом ещё и ещё раз. Чувствуя нарастающую тревогу, Томмелиса вскочила с топчана, на котором лежала, и громко забарабанила в стальную дверь.
Неожиданно из-за двери раздался голос:
– Томми?
Голос был молодым и хорошо знакомым.
– Шметтель?!
– Томми!
– Шметтель!
– Как ты здесь очутилась?
– Я не понимаю, – ответила Томмелиса, крепко сжав виски. – Голова гудит. Куда я попала?
– Ты в боевом катере возле старого пирса, который находится недалеко от твоего дома…
– Что я тут делаю?
– Не знаю… – Шметтель подёргал дверь. – Заперто…
– Ты сможешь открыть?
– Эту дверь можно открыть только ключом.
– Шметтель, а что ты тут делаешь? – спросила Томмелиса, осматривая каюту, в которой неожиданно очутилась.
– В соответствии с постановлением ГКО №6784сс, на военную службу призываются юноши моложе призывного возраста на 1—2 года… Я в боевом охранении стратегически важного объекта… Ну, в общем, я этот пирс охраняю…
– Шметтель, милый, спаси меня!
– Тихо, – прошептал молодой боец в замочную скважину, – сюда кто-то идёт!
Возле старого причала покачивался на малой волне пришвартованный боевой катер. Лупоглазая стрекоза села на дульный срез зенитного пулемёта и с интересом стала наблюдать за мальчишкой в мешковатой форме, цвета хаки, затаившимся на корме, за снарядными ящиками.
– Шеф младший офицер, как же вы это здорово придумали! Вы такой умный… твою ж мать!
– Под ноги смотри!
– Простите, запнулся об коряжку…
Из-за камышей показались двое, на них были пятнистые брезентовые костюмы и респираторные маски, болтавшиеся на шеях. Один из военных нёс на плечах большой мешок, сгибаясь под его тяжестью. Второй, очень тучный, шёл почти налегке, держа в одной руке пустой баллон с маркировкой CHCL на легированном стальном боку.
– Просунуть резиновый шланг под дверь и открыть баллон с усыпляющим газом. Потом зайти в дом и забрать всё что хочешь. Шеф, вы гений!
Толстый поставил баллон на пирс, смахнул пот со лба и внимательно осмотрелся.
– Тихо-то как…
– Что?
Его подельник шумно выдохнул, ставя мешок, с награбленным добром рядом с баллоном.
– Я говорю, тихо-то как – благодать!
– Простите, шеф, кому дать?
Тучный офицер королевского флота повторил фразу во всю мощь своих лёгких, так что спящие в камышах утки с кряканьем шарахнулись в разные стороны. Тощий вытянулся в струну и, прижимая растопыренную пятерню к обритой под ноль голове, отрапортовал:
– Так точно, тишь да гладь, божья благодать!
Шеф достал планшет, открыл его и, разглядывая карту, негромко сказал:
– Смотри, Жермен, отплывём в тихую заводь, это вот тут, – он ткнул розовым пальцем, похожим на сосиску, в карту. – Там вдосталь и позабавимся с девкой.
