скачать книгу бесплатно
Единственную записанную из всего курса лекций фразу Боня выучил наизусть и выдал ее на ура.
– Это все? Может быть, еще что-нибудь хотите сказать?
– Вы же сами говорили – отвечать кратко и по существу.
– Буткин, у вас уж совсем коротко.
Зашел командир роты.
– Разрешите поприсутствовать.
– Конечно, Пал Палыч, дорогой, присаживайся.
Пнев сел за стол экзаменаторов. Посмотрел на истекающего потом Буткина и понял – нужно спасать. Он наклонился к уху Собанева:
– Вы знаете, курсант Буткин в роте на хорошем счету и к экзамену готовился серьезно.
Это не было души прекрасным порывом, просто командира роты за успеваемость драли больше, чем курсантов.
Собанев понимающе кивнул.
– Буткин, давайте второй вопрос.
– Теорему Котельникова сформулировал и доказал выдающийся советский ученый Котельников! – начал и закончил Боня.
– Подойдите к доске, изобразите график реализации телеграфного сигнала.
Боня нарисовал оси координат и включил подсознание. Из него выплывал график, очень напоминающий коленвал. Он начал неуверенно наносить его на оси.
Переживающий за него, как за родного, Пал Палыч не выдержал:
– Буткин, ты что, прямую линию провести не можешь?! Ты что, дальтоник?
Боня окончательно растерялся.
– Ну, Буткин, вспоминайте! Как можно получить сигналы с дискретным временем? – задал наводящий вопрос Собанев.
Вытерев пот со лба, Боня всем своим видом давал понять, что он напряженно вспоминает. Он бормотал себе под нос что-то невнятное, закатывал глаза и мял платок в кулаке.
Это был тяжелый случай. Помочь могла только регрессивная терапия в сочетании с глубоким гипнозом. Но и тут он бы мог вспомнить, кем был в прошлой жизни, но только не теорему Котельникова.
Процесс прервал Собанев.
– Ну а что у нас с третьим вопросом?
Боня достал из кармана билет на поезд и с глазами, полными раскаяния, протянул его Собаневу.
– Товарищ капитан первого ранга, у меня поезд завтра утром.
– Билет будете показывать проводнику! Пал Палыч, что делать будем? Ну ладно, задаю дополнительный вопрос, ответите – поставлю тройку. Какие вы знаете передающие устройства?
Боня начал неуверенно перечислять:
– Видикон, ортикон, иконоскоп…
Он перечислил практически все. Осталось назвать супериконоскоп. Собанев подбадривал:
– Давайте, Буткин, вы почти все назвали.
Сидящий за первым столом Серега Курпич больше не мог безучастно наблюдать за происходящим. Он беззвучно пошевелил губами:
– Боня.
Буткин мгновенно скосил глаза в его сторону. Серега продолжил:
– Супер.
Боня моргнул – принято.
Что это было, ультразвук или телепатия? Главное – они понимали друг друга, а окружающие ни о чем не догадывались.
Для убедительности Курпич обозначил указательными пальцами квадрат и добавил:
– Икона.
Радостный Боня шумно выдохнул:
– Супериконостас!
Собанев зашелся хохотом:
– Ну Буткин, порадовал старика! Этот ответ будет украшением моей коллекции.
Он достал из кармана тужурки старый разваливающийся блокнот, перетянутый резинкой.
– Это я просто обязан записать.
Боня почесал затылок:
– Выходит, я в историю попал?
– Не попали, Буткин, а вляпались.
Пнев вышел из класса. Его обступили курсанты.
– Ну что там, товарищ командир?
– У нас с Буткиным тройка!
Опыт поколений
Рота гудела, как потревоженный улей, обычно приподнятое в пятницу настроение было омрачено. Известие о том, что в субботу едем работать в совхоз «Шушары», воспринималось как двойной удар. Во-первых, это был удар по личной жизни, вместо рейда по женским общагам Питера появилась перспектива торчать кверху задом по колено в грязи на совхозной грядке. Во-вторых, это был удар по самолюбию, на такие работы курсантов третьего курса не посылали. Все эти морковки-картошки под мерзким осенним дождем – прерогатива первокурсников.
Понятное дело, ударным трудом поднимать село никто не собирался. Перед ужином собрались обсудить ситуацию. На повестке дня стоял один вопрос – что б такое сделать, чтоб завтра ничего не делать? Истории о подкинутых на колхозные поля снарядах передавались из поколения в поколение. О них все знали, но такое решение вопроса казалось уж слишком чересчур, да и скорее всего это были красивые легенды, ничего общего с действительностью не имеющие. Хорошо бы, конечно, если бы на поле действительно нашлась какая-нибудь мина со времен войны, но о такой удаче можно только мечтать. Нужна инициатива. На ум не приходило ничего оригинального, и Дима Локотков предложил использовать опыт поколений, но в более гуманной форме:
– Давайте возьмем макеты мин в аудитории ТМП, с лаборантом я договорюсь.
Дима был приборщиком на кафедре тактики морской пехоты, имел доступ в преподавательскую аудиторию и был на короткой ноге с лаборантом, старшим мичманом Взрывайло.
Времени оставалось в обрез, решать вопрос с мичманом нужно было немедленно. Все понимали, что Взрывайло просто так ничего не даст, во-первых, потому что мичман, во-вторых, потому что хохол. Тяжело вздохнув, Коля Соколов вытащил спрятанную в подушке бутылку рябины на коньяке.
– Ну и хрен с ней, зато спать будет удобней.
Колину жертвенность оценили, Юра Задов, похлопывая его по плечу, выразил общую признательность:
– Не переживай, старик, для общего дела отдаешь.
Спрятав бутылку за пазуху, Дима метнулся на кафедру. Чтобы упростить процедуру торга, в которой мичман был мастак, Локотков сразу вытащил бутылку и объявил, что больше ничего нет. Взрывайло разочарованно смотрел на бутылку настойки рябины на коньяке.
– Вона же сладкая, ее не хряпнуть по-людски, не закусить. Ну и шо ты за нее хотел?
– Штуки три противотанковых.
– Вот бисово дитя, ты шо сказився? Три противотанковых за це бабское пойло?! Могу дать одну противотанковую в разрезе и одну противопехотную.
Он бережно достал с демонстрационного стеллажа муляжи одной маленькой мины и половинку одной большой мины. Любовно оглаживая их, он пояснил:
– Это противопехотная осколочная кругового поражения мина ОЗМ-72. Ты не гляди, шо вона нэвелика, зато на вооружении зувсем недавно. А эта красавица – противотанковая, ТМ-57 в разрезе. Ты глянь, як красиво все пидписано.
Действительно, сверху на половинке была черная трафаретная надпись ТМ-57, а на разрезе пестрело: корпус, щиток, взрыватель МВЗ-57, диафрагма, взрывчатое вещество…
Видя, что Локотков обменом явно недоволен, мичман положил сверху листок бумаги – «Памятка по установке ТМ-57».
– Это все, бильше нэ дам.
Утром, после завтрака, получили сухой паек и вместе с минами убрали в вещмешки. Совхоз оказался богатым, прислал сразу три автобуса, так что все ехали сидя, с комфортом. Дорога была нудной, добирались долго, больше часа, завывающий звук двигателя и погода за окном убаюкивали. Автобусы довезли практически до поля, с шумным выдохом открылись двери.
На поле встречали бригадир и учетчица. Бригадир в брезентовом реглане, кирзовых сапогах и заломленной на затылок кепке, оказавшись перед строем курсантов, почувствовал себя орлом. Как Наполеон перед боем, поставив правую ногу на березовую чурку, он давал инструктаж по уборке моркови. Учетчица, многоопытная баба, закутанная в телогрейку и пуховый платок, критически осмотрев строй, подытожила:
– Зря стараешься, Кузьмич, эти не работники.
Как говорил персонаж известного фильма – «бабу не обманешь, она сердцем чует».
Технология уборки моркови была несложной. Группы, идущие впереди, собирали ее в кучки, а шедшие следом складывали в ящики, относили на дорогу к весам и после отметки учетчицы грузили в машину. Морось и грязь процессу никак не способствовали.
Проворачивать фокус с минами сразу было нельзя, нужно было поработать хотя бы часок и углубиться подальше в поле. Погода портилась на глазах, небо потемнело, сеял мелкий дождь.
Пора. Удалившись от дороги метров на триста, прикопали противопехотную и через несколько борозд в сторону, аккуратно закамуфлировав грязью, уложили половинку противотанковой.
С поля начали раздаваться тревожные крики:
– Все с поля! Мины! Бригадира сюда давай!
Появился недовольный бригадир.
– Ну что тут у вас стряслось?
– Это не у нас, это у вас стряслось. Мины на поле, давай вызывай милицию и саперов.
Бригадир решил удостовериться лично. Подойдя к противотанковой половинке, битый жизнью мужик растерялся:
– И впрямь мина, похоже, противотанковая. Третий год здесь пашем, откуда ей взяться? Ну да ладно. А ну давай все с поля!
Бригадир помчался вызывать милицию и военных. Курсанты вытащили мины, обмыли их под дождичком и убрали в вещмешки.
Первым появился участковый, дядька лет пятидесяти в армейском дождевике. Ему очень убедительно, в красках рассказали о найденных минах. Почесав затылок, он произнес:
– Вишь как оно бывает. Эхо войны, одно слово.
На обратном пути веселье по поводу удавшейся аферы постепенно перешло в тягостное молчание. В воздухе висел вопрос – «А что, если раскусят?»
По приезду первым делом мины тщательно протерли и уложили обратно на демонстрационный стеллаж.
Время шло, история начала забываться, головы были забиты повседневными заботами. По прошествии шести дней неожиданно поступило приказание от дежурного по факультету срочно построить роту в факультетском коридоре. Причины не знал никто, даже командир роты.
Курсанты томилась в ожидании начальника факультета, командир нервничал. Вот так, ни с того ни с сего, средь бела дня, без предупреждения. Добра не жди.
Из кабинета вышел начфак в сопровождении полковника милиции и армейского подполковника. Дима Локотков побледнел и перестал реагировать на происходящее. Из щелей старого паркета дохнуло преисподней, в воздухе почти физически ощущалась нависшая задница. Командир на всякий случай приложил все усилия, чтобы произвести положительное впечатление.
– Равняйсь! Смирно!
Чеканя шаг, он подошел к начальнику.
– Товарищ капитан I ранга, тринадцатая рота по вашему приказанию построена!
При этом он подался корпусом вперед, прогнул спину и замер. Если бы его копчик имел продолжение, было бы заметно, как он им помахивает.
– Вольно! Товарищи курсанты, неделю назад вы были на работах в совхозе «Шушары».
Ситуация прояснилась, уже было все равно, чем это закончится, главное, чтобы побыстрее. Начальник факультета продолжил:
– Благодаря вашей бдительности саперами были обследованы поля совхоза и обнаружена немецкая противотанковая мина. Руководство МВД и гражданской обороны Ленинградской области приносит вам свою благодарность.
Прошелестел общий вздох облегчения. Распираемый гордостью за спасенные жизни селян, Локотков взапрел и зарумянился.
Посев
Начмед училища полковник медицинской службы Раневский возбужденно бегал по санчасти. У пятерых засранцев (в хорошем смысле слова) обнаружили дизентерию. Их с пристрастием допрашивали с целью выявления очага заражения. Причем вопросы задавались так, чтобы из ответов следовало, что заразились они вне стен училища.
