Прощай, тревога. Как научиться жить с тревожным расстройством

скачать книгу бесплатно

Я жил в одном доме со своей семьей: родителями, младшим братом и двумя сестрами, – и именно тогда, унылым днем, в самом начале XXI века, мы беседовали о жизни, наркотиках и всякой ерунде. Это был очень важный разговор в контексте моей будущей борьбы с тревожным синдромом, поскольку я уверен, что его появление спровоцировала именно эта беседа…

К тому времени я уже несколько месяцев баловался наркотиками, и меня это изрядно беспокоило. В тот день во время нашего разговора я понял, что мое глупое поведение беспокоит не только меня, но и моих сестер. Меня не удивило то – учитывая, с какой компанией я тогда водился, – что они прекрасно осведомлены о моей пагубной привычке; естественно, что они не одобряли избранного мною пути и заставили меня это осознать.

После этой беседы у меня не было другого выбора, кроме как склонить голову, признав, что я плыву по течению и остро нуждаюсь в переменах. Немного позднее, когда я остался дома в полном одиночестве, внутри меня начало зарождаться нечто – оно пыталось объяснить мне, что я не просто разочаровываю свою семью, но и предаю себя самого.

Это мрачное времяпрепровождение в окружении малоприятных спутников – похмелья и ужасного воскресенья – вскоре прервется встречей с новым врагом – неизвестным и очень серьезным недугом, спровоцированным нашим внутренним критиком, больше известным как совесть.

Во время разговора с моими сестрами я увидел в их глазах не только огромное неодобрение, но и кое-что еще: любовь, пускай и смешанную со страхом. Меня поразили их эмоции, слова и – особенно – взгляды: они говорили о многом без слов, и я ощутил себя глубоко тронутым.

Я понятия не имел, что эти факторы (наряду с другими) приведут в действие разрушительную биологическую бомбу, о существовании которой в то время даже не подозревал.

Несколько недель мне было неимоверно стыдно, когда я осознал, что занимаюсь чем-то, что идет вразрез с теми мечтами и жизнью, которые я себе воображал. Разговор с моими любимыми сестрами стал последней каплей, или, скорее, искрой, запалившей фитиль бомбы, которая, никак себя не проявляя, все время скрывалась где-то глубоко внутри меня.

В тот самый момент, когда мои сестры вышли из дома, я услышал звук закрывающейся двери, и меня охватила неописуемая, доселе неведомая мне паника.

Потерянный, сбитый с толку и ощущающий невероятное одиночество, которого мне еще испытывать не доводилось, я боролся с вихрем эмоций, таким сильным и неистовым, что было совершенно непонятно, как его остановить. Мой разум не справился с этим наплывом, и я инстинктивно поддался простому порыву – расплакался.

Я плакал, хотя и не чувствовал в этом острой необходимости; что необычно, слезы текли только из одного моего глаза – из правого. Плач сопровождался странным нервным тиком, который не прекращался потом еще несколько дней.

Несколько минут спустя – слезы все никак не прекращались – это ощущение лишь усугубилось, потому что к эмоциональным переживаниям наряду со странным тиком добавился еще один неприятные штрих, на этот раз физиологического характера: мое сердце забилось с такой силой, что все тело завибрировало в такт его ритму.

Новые, непонятные симптомы накапливались, мое зрение затуманилось, я начал ощущать покалывание в голове. Мое тело заливал холодный пот, а сильное головокружение заставляло опасаться, что скоро я потеряю сознание и рухну на пол.

Я не знал, чем все это вызвано, поскольку не смог ни придумать, ни найти в своей памяти подходящего ответа; и тогда меня посетила дикая мысль, что, возможно, мои дни сочтены…

Испуганный и сбитый с толку, я из последних сил добрался до ванной комнаты, борясь с надвигающимся обмороком, которого – я чувствовал – совсем недолго оставалось ждать. Оказавшись внутри, я сел на край ванны и стал механическими движениями смачивать холодной водой лицо и шею, чтобы восстановить над своим организмом контроль, который, как мне тогда казалось, был утерян полностью.

Я не понимал, что со мной происходит, но эти тревожные симптомы заставили меня задуматься и решить, что у происходящего со мной, как и у всех вещей на свете, должно быть свое название. У меня возникла одна догадка, и она мне очень не понравилось, да и не рассчитывал я, что столкнусь с этой болячкой в столь молодом возрасте. Имя ей – сердечный приступ.

Все мы знаем кого-то, кто, в свою очередь, знаком с людьми, перенесшими сердечный приступ. Их рассказы, вместе с симптомами, сопровождавшимися столь быстрым и оглушительным сердцебиением, заставили меня сделать подобный вывод. Я не осознавал, что от страха мое дыхание стало прерывистым, и лишь позже выяснил, что чем меньше поступает в организм кислорода, тем сильнее чувство головокружения. Проигнорировав тот факт, что многие из этих симптомов взаимосвязаны, я запаниковал, только усугубив ситуацию.

В силу своего невежества, борясь за выживание, я инстинктивно брызгал на себя холодной водой, чтобы избежать обморока. Как будто выполнение этих простых манипуляций могло придать мне сил перед приходом костлявой, который казался тогда неизбежным.

Секунды шли одна за другой, перетекая в минуты, все оставалось странным, симптомы никуда не исчезали, но я, что удивительно, никак не терял сознание…

Прикладывая титанические усилия, чтобы удержаться на ногах, не осознавая, сколько прошло времени, я вдруг услышал, как хлопнула входная дверь и раздались голоса, сигнализирующие о приезде моих родителей. Осознание того, что я больше не один, помогло мне обрести некоторое подобие спокойствия.

Мне не хотелось волновать своих родителей; к тому же я решил, что все произошло из-за обстоятельств, с которыми мне было трудно смириться, поэтому я попытался скрыться, запершись в ванной и притворившись, что страдаю от гораздо более тривиальных проблем с желудком.

Вихрь мыслей и эмоций, вкупе с непонятными физиологическими симптомами, крайне затруднял мне разработку плана поведения. Поэтому я решил сидеть взаперти в санузле, пока не найду подходящего решения.

Я понимал, что лучшим решением будет дождаться приезда кого-то из моих братьев или сестер (в те дни мы не пользовались мобильными телефонами), чтобы они сопроводили меня в больницу, раз уж у меня внезапно случился, как я тогда все еще верил, сердечный приступ.

Казалось, прошла целая вечность, пока сестры не вернулись домой, не заметив, что со мной происходит, – хотя слезы, текущие из правого глаза, было трудно скрыть, – и я сказал им, что со мной случилось что-то серьезное. Мне казалось, что мое время на исходе, поэтому я попросил их как можно скорее отвезти меня в отделение скорой помощи. Спустя несколько секунд мы уже были в пути.

Когда мы оказались в приемном отделении, я объяснил свои симптомы дежурной медсестре и через несколько минут начал понимать, почему так много людей жалуются на испанскую систему здравоохранения.

Я пришел в ярость, заметив, что при столь явных симптомах передозировки, либо сердечного приступа, медсестра не смогла придумать ничего лучшего, кроме как отправить меня обратно в приемное. Я не мог понять, как они могут заставлять меня ждать, когда прямо у них на глазах человек изнывает от непонятных мучений. Поэтому я высказался в том духе, что… черт возьми, испанская медицина – это просто цирк какой-то!

Несколько минут спустя я все еще кипел от злости – из-за ничем не обоснованного, как мне казалось, ожидания, – когда та же самая медсестра объявила, что я могу пройти, меня ждет врач.

Войдя в палату, я увидел ожидающую меня женщину-врача в белом халате, с небольшим прибором в кармане, известным всем как стетоскоп.

Увидев, что меня, страдающего от невыносимых мучений, собираются обследовать при помощи столь несерьезного и, на мой пристрастный взгляд, бесполезного инструмента, я окончательно утвердился в своем мнении о качестве родной системы здравоохранения.

К счастью, вскоре врач, после долгих попыток исследовать меня своим смешным инструментом, поняла, что ситуация, возможно, серьезнее, чем ей сначала показалось. После минутного отсутствия она вернулась с более серьезным оборудованием, подходящим для моей предполагаемой болезни, – с электрокардиографом.

Я предположил, что, прослушав мое сердце, она отбросила шутки в сторону. Видимо, доктора решили обследовать меня более тщательно, и эта мысль помогла мне успокоиться.

Я был уверен, что стал жертвой какого-то серьезного недуга, и нужно только дождаться результатов, но окончательный диагноз подтвердил, что все это было только началом…

Как сказала врач, мое смятение, состояние, заставившее меня поверить, что я вот-вот расстанусь с жизнью, и отдающееся дрожью в носилках сердцебиение – все это сигнализировало о проблеме, по-видимому, довольно распространенной и, в общем, не очень опасной. Согласно ее диагнозу, у меня не было никакого серьезного заболевания. Просто я впервые столкнулся лицом к лицу с доселе мне неизвестным, но довольно распространенным синдромом повышенной тревожности[5 - Повышенная тревожность – высокая чувствительность человека к беспокойству и к стрессовым жизненным ситуациям.].

Я вспомнил, что раньше уже слышал об этом расстройстве и даже знал людей, которые от него страдали, но посчитал – возможно, из-за того, что столкнулся с этим впервые, – что все намного опаснее. Я был твердо уверен, что произошла какая-то ошибка. Мне казалось, что моя жизнь рушится, пока я слушал, как врач рассказывает о недуге, который казался мне простым, распространенным и не очень опасным. Я просто не мог в это поверить.

По крайней мере, захлестнувшая меня волна эмоций помогла врачу понять, что мне трудно поверить в ее слова. Поэтому она прописала мне несколько таблеток, называемых анксиолитиками, которые должны были помочь мне заснуть и почувствовать себя лучше.

Я вернулся вместе с сестрами домой, продолжая считать, что страдаю от какой-то гораздо более серьезной болезни. Тогда я еще не знал, что эти тревожные симптомы будут сопровождать меня еще много дней, и даже месяцев. Намного дольше, чем я мог себе представить.

Что бы это ни было, в любом случае, внутри меня что-то менялось. Если система здравоохранения не смогла обнаружить, что это такое, значит, я сам должен узнать, куда на самом деле уходят корни моей проблемы.

Внутри меня стало зреть понимание, что может стать для меня лучшим лекарством. Я чувствовал, что на кону стоит моя жизнь, поэтому собрал в кулак всю свою волю.