скачать книгу бесплатно
– Понимашь, Риф слышал наш разговор и увязался за мной, он тоже не прочь подработать вышибалой. Ты уж прости меня, балбеса. Мы еле-еле у Лебедева отпросились. Сам знаешь, он с тренировок никого не отпускает, мы отговорились, что тебе помощь нужна.
Наталья Петровна, слушая наш разговор, расцветала на глазах.
– Мужчины, вы действительно согласны работать у нас? – спросила она, придя в себя.
Рифат задумчиво почесал лысеющий затылок:
– Это, дамочка, будет зависеть от зарплаты…
– Ну, товарищи, – уже бодро продолжила она, обретя уверенность, что ее никто не собирается убивать или насиловать. – Вы сможете работать через день, ужинать за символическую оплату, а насчет заработной платы, я подумаю, из каких ставок буду ее платить. Сами понимаете, официально вы будете совсем не вышибалами. Так что прошу вас подойти завтра в удобное для вас время.
Когда мы остались втроем, Вова спросил:
– А сейчас что от нас требуется?
– Да ничего особенного, тут парнишки совсем края потеряли. Надо их в себя привести.
Сякин ухмыльнулся:
– Интересно сказанул, края потеряли. Никогда не слышал. Ну, пошли. Найдем им края и все остальное.
Когда в зал из дверей зашел хмурый Вова Сякин и, остановившись, обвел взглядом сидевших в нем посетителей, все разговоры разом оборвались.
Вова, аккуратно отодвинув люстру в сторону, прошел в зал, цепляя потолок бритой макушкой, и гулким басом спросил:
– Санек, так, кто тут шумел?
Те, на кого падал взгляд его, изуродованного шрамом лица, быстро опускали головы, надеясь, что шумел кто-то другой.
Я кивнул на троих парней, сидевших за крайним столиком.
В это время в зал зашел Зиганшин, габариты у него были не сякинские, но тоже будь здоров.
Они оба уселись за указанный мною стол, зажав Тараканова с двух сторон.
– Ты вообще понял, придурок, на кого наехал? – ласково спросил Зиганшин.
– А чо, я вроде никого не трогал и вообще спортсменов не касаюсь, – заюлил сразу протрезвевший Валера. Он моментом понял, кто с ним сейчас разговаривает.
Сякин нахмурился, и даже мне, знающему его, как облупленного, реально стало страшно.
– Тогда чего ты моему товарищу по сборной всякую х…ню нес, дерьмом обозвал? За слова отвечать полагается, – прорычал он.
Как троица не обделалась прямо за столом, не представляю. Но сидели они тихо-тихо. Сидевшие за соседними столиками мужики быстро свалили покурить. Случайно получить по голове никто не желал.
Приятели Тараканова тоже навострили лыжи, но я вовремя успел скомандовать:
– Сидеть!
Парни рухнули обратно на скамейку.
– Так мы, того, не знали, что он боксер, – пытался оправдаться Тараканов.
– Не боксер, а борец, призер чемпионата республики, между прочим, – поправил его Зиганшин. – Ты ему, гнида подзаборная, только на один удар, понял? Нашел на кого прыгать.
Он повернулся ко мне:
– Санек, нам этих мудил бить западло, от них уже попахивает. Они, по-моему, все поняли и больше так не будут. Ведь не будете?
Троица единогласно закивала.
– Не будем, не будем.
– Ну и отлично, – воскликнул Рифат. – А сейчас валите отсюда и учтите, что с завтрашнего дня мы тут стоим на дверях.
Парни, счастливые тем, что им не досталось люлей, вскочили и хотели забрать бутылку водки со стола.
– Со стола ничего не брать, – тихо сказал Зиганшин. Бросая ненавидящие взгляды на нас, троица скрылась в дверях.
Когда они исчезли, Рифат также тихо сказал мне:
– Забирай водяру в свой бар. Сам знаешь, нам нельзя. Анатолий Владимирович узнает – нам пи…ц. А вот шашлычка мы бы с удовольствием отведали, ты как, Вова, не против?
– Не против, – пробурчал вечно голодный Сякин. Недаром ему на сборы выдавали двойное количество талонов.
Оставив их за поеданием шашлыков, принесенных улыбчивой Зиной, я вернулся за стойку.
Лена, с красными от слез глазами, насыпала кофе в кофеварку. Увидев меня, она шмыгнула носом и, прижавшись ко мне, снова заревела, обливая слезами мою манишку.
Посетители, сидевшие у стойки, с любопытством наблюдали эту сцену. Я неловко погладил девушку по голове.
– Леночка, перестань, никто твоего Валеру не тронул, – попытался ее успокоить.
– А лучше бы тронули! – вскликнула Сафонова. – Он ко мне уже дней десять пристает, прямо с открытия. Каждый вечер приходит. Ужас как надоел! Наталья Петровна два раза милицию вызывала. Так он на следующий вечер, как штык, снова здесь. Откуда только деньги берет. Хотела заявление на него написать, так участковый сказал: «Елена Сергеевна, такое заявление принять не могу, вот если бы он вам угрожал или, скажем, ударил, тогда мы бы дело завели. А он просто тебе симпатию свою высказывает. Не можем же мы человека арестовывать за то, что в любви признается».
Тут она зло добавила:
– А мне его любовь до фонаря. Конечно, если Валерка так бы к дочери участкового приставал, тот его точно посадил, а я же не его дочка.
Я понял, что излияния могут длиться долго, и хотя мне было приятно чувствовать прижавшуюся ко мне высокую девичью грудь, я отправил девушку в бытовку привести себя в порядок.
Оба моих приятеля быстро расправились с шашлыками и засобирались домой. Но перед этим зашли попрощаться.
Зиганшин, подавая руку, сообщил:
– Знаешь, Санек, а ты здорово изменился. Я тебя видел последний раз в начале июня, когда ты с Лебедевым разговаривал, пацан пацаном. Месяц всего прошел, ухватки мужика настоящего появились. Откуда что взялось?
– Точно, – авторитетно подтвердил Сякин. – До нас с Рифатом никак не доходит, как ты ловко всех развел. В драку сам не полез, сообразил нас вызвать и повернул так дело, что все довольны, кроме твоего Таракана. Хотя он тоже доволен, по мордам не получил. А уж Лебедев как будет доволен – пока нас провожал, сто раз повторил: вы там, ребята, осторожней, посуды не наломайте, а если кого бить придется, то очень легонько, в четверть силы. А я разве так могу?
Сказав длинную для него фразу, Вова засмеялся, показывая свой кулак размером с голову ребенка.
По правде, мне было приятно слышать эти слова. Парни ни на мгновение не усомнились в том, что я вызвал их не из-за того, что испугался хулиганов, а поступил как взрослый ответственный человек, чтобы решить этот вопрос кардинально. Да еще нашел им неожиданный приработок.
Ребята ушли, оставив меня в задумчивости. Оказывается, изменения в моем поведении для окружающих очень заметны. Недаром на выпускном вечере я пользовался таким успехом у девочек. Благодаря длинному языку Галины Васильевны они все знали, где я буду работать. Надо сказать, у них моя будущая работа не вызвала такого неприятия, как у взрослых. И мои акции у них заметно выросли. По крайней мере, все, кто меня приглашал на танцы, обещали заходить в бар на «огонек».
Я в это не особо поверил, но все же отметил для себя.
Время приближалось к одиннадцати, Лена, попудрив носик, готовила коктейли запоздалым посетителям, а у меня имелась более ответственная работа. Собрав пустые и полупустые бутылки, я, щелкая косточками счетов, определял, сколько заработали мы для советского государства, а сколько для своего кармана.
По итогам выходило не очень. Рубля по три нам с Леной удалось срубить. Но если еще посчитать практически целую бутылку коньяка и бутылку водки, которые я пущу в дело завтра, то для первого раза у меня все хоккей.
А в том, что клиентура не получает в коктейле десять – пятнадцать граммов водки или коньяка, ничего страшного, побольше льда – и все в порядке, или сухим вином заполировать. Главное, товарищи, – не наглеть! И не зарываться.
Думаю, сегодня Наталья Петровна ожидает от нас недостачи и приятно удивится ее отсутствию. Надеюсь, что она даже обрадуется. Не придется ей объяснять простодушному комсомольцу, что надо делать, чтобы работать без убытков и с прибылью.
Я рассчитывал, что попаду домой ближе к часу ночи, но оказалось, что для развозки работников имелся транспорт. Потрепанный пазик подъехал как раз к закрытию. Мы в это время докладывали Зое о своих достижениях. Наталья Петровна с Гиви Амвросиевичем покинули нас уже в девять вечера. Зоя, как профорг и опытный работник, видавший виды, быстро проверила мои подсчеты, слегка удивившись отсутствию недостачи. Но ничего не сказала. Засим все было закрыто, обесточено. После чего мы шустро полезли в автобус. Меня, как живущего на окраине, завезли домой последним.
В квартиру я зашел почти в двенадцать часов. Сразу, как меня «уговорили» поработать до закрытия, я отзвонился маме. Поэтому она не сильно беспокоилась. Но все же не спала и сидела на кухне, желая меня накормить.
– Ну что, доволен? – ехидно сказала она, глядя на меня. – Сам себе работу нашел, так что не жалуйся теперь.
– Да я и не жалуюсь, – был мой ответ. – Кстати, ужинать я не буду, боюсь, у меня пузо треснет, так мяса нажрался.
– Ну-ка дыхни, – приказала мама, – я слышала, в кабаках трезвыми не работают.
Я дыхнул, и она разочарованно вздохнула.
– Странная ты женщина, – сообщил я маме. – А мне, к примеру, говорили, что в конструкторских бюро тоже керосинят да еще и интрижки устраивают.
Несмотря на то что на кухне было темновато, мамины покрасневшие щеки выдали ее раздражение.
– Ты на что намекаешь, поганец? – завопила она, забыв, что батя видит десятый сон.
– Да ни на что, – пожал я плечами, – в ресторане, между прочим, работают такие же советские люди, у них есть семьи, дети, а ты их скопом в алкаши записала.
– Ого! – воскликнул отец, заходя на кухню. – Сашка политинформацию матери читает. А ты чего разоралась? – раздраженно спросил он у жены. – Сын с работы пришел, трезвый, вон бидончик принес, наверно, что-то стырил!
– Ничего я не тырил, а купил, – ответил я.
– Это на какие шиши? – воскликнула мама.
– На свои, на какие еще.
– Хватит вам, – прервал нашу беседу батя, – что там у тебя в бидоне?
– Шашлык, Гиви Амвросиевич мне оставил, – буркнул я.
Через минуту мой отец увлеченно ел шашлык прямо из бидона, даже не подогрев.
– Это я вовремя встал, – сообщил он, когда съел половину содержимого. – Эх, хорошо ара готовит!
– Да не ара он, а грузин, – поправил я.
– А какая на хрен разница, – сообщил батя. – У нас все равны: что грузины, что хохлы, даже евреи. Нынче все мы русские.
«Это точно, – подумалось мне, – через пару-тройку лет Леонид Ильич об этом объявит на всю страну. Единый советский народ, понимаешь. И самое смешное, что люди поверят. Хорошо помню, сам искренне верил в эту лапшу. Даже с ушей не стряхивал.
Вот спроси меня сейчас, кто учился в твоем классе, дети каких национальностей? Да мы об этом понятия не имели. Никому до этого дела не было. Прошло всего двадцать три года, и начали увлеченно резать друг друга».
На какой-то момент в душе возникло желание самому прирезать творца перестройки, пока он еще не в Политбюро. Но тут ход моих мыслей нарушила мама, обратившись к отцу.
– Ты, Юра, зря так говоришь. Представляешь, на нашем рынке уже человек десять грузин торгует. Куда это годится? А через десять лет их там сколько будет?
Я засмеялся:
– Мама, какие же это грузины! Они сейчас слишком хорошо живут, чтобы на нашем рынке торговать. Это горцы из автономных республик, у них там в каждом ущелье своя нация имеется и на своем языке говорит. Вот и едут к нам деньги зарабатывать.
– Ты-то откуда так осведомлен? – поинтересовалась мама. – В газетах такого материала не пишут. И вообще, я гляжу, ты последнее время моду взял с родителями спорить. Иди-ка спать, сынок. Завтра рано вставать.
– Ничего не рано, – сообщил я. – Завтра мне к одиннадцати часам нужно подойти, да и то по комсомольским делам.
– У вас там комсомольская организация имеется? – поинтересовался отец, отодвигая опустевший бидончик.
– Имеется, – вздохнул я. – Перед вами ее будущий комсорг.
– Бедный, – искренне пожалела меня мама, она сама много лет занимала такую должность и знала все тонкости этой работы, в том числе как можно сделать человека комсоргом без всяких собраний и заседаний. – Значит, все от стенгазеты до соцобязательств у тебя на шее повиснет.
– Ну, не совсем все, – попытался бодриться я. – У нас профорг девушка сообразительная, симпатичная.
– А сколько этой симпатичной лет? – сразу заинтересовалась маман.
– Не переживай, намного больше, чем мне.
– Все, хватит разговоров, – скомандовал батя. – Мне, в отличие от вас, надо на работу к восьми, так что разошлись по кроватям… Завтра с утра продолжите обсуждение комсомольской работы в отдельно взятом учреждении.
Утром, на всякий случай, отправился на работу раньше. Хоть припрятанные бутылки вряд ли кто-нибудь смог найти, я переживал, что их все же обнаружат.
Наталья Петровна особо не удивилась моему раннему появлению и сразу сообщила:
– Очень хорошо, что ты пришел пораньше. Сейчас мы проведем комсомольское собрание.
Не успел я оглянуться, как в кабинете собрались все комсомольцы, включавшие в себя четырех официанток, посудомойку и кладовщицу.
Председательствовала на собрании Зоя Гаранина, мы быстро выбрали секретаря в лице ее напарницы Зины Бахиревой. Через пять минут я был выбран комсоргом, повестка дня была исчерпана, и все хотели разбежаться.
– Нет, дорогие мои, так дело не пойдет, – громко высказался я. – Мы не обговорили несколько важных моментов. И первое – это повышенные социалистические обязательства. В такое тревожное время, когда американские империалисты угрожают существованию нашей страны, мы, комсомольцы, должны своей ударной работой помочь нашей родной коммунистической партии в деле борьбы мир во всем мире. Мы должны помогать голодающим детям Африки и ее народам, борющимся за свое освобождение от ига западных колонизаторов.
Я с удовольствием прикалывался еще несколько минут. Кто бы посмел прервать эти слова? Затем резко оборвал демагогию и, улыбнувшись, сказал:
