скачать книгу бесплатно
Здесь, между мирами сна и бодрствования, тьму испещряли тысячи тысяч отчетливых огоньков, и каждый светил пронзительнее и ярче любой небесной звезды. Это были сны, и Эгвейн могла заглянуть в них, но не стала. Те сны, что она хотела увидеть, охранялись, а почти все другие оставались для нее загадкой.
Хотя был один сон, куда она страстно желала скользнуть… Но сдерживала себя. Ее чувства к Гавину были по-прежнему сильны, но Эгвейн уже не знала, как к нему относиться. И если заблудиться в его снах, то это ничему не поможет.
Эгвейн повернулась кругом, окидывая взором окружающее ее пространство. В последнее время она стала приходить сюда, чтобы поплавать и подумать. Человеческие сновидения – некоторые из того мира, к которому принадлежала она, другие же из отбрасываемых им теней – служили напоминанием, зачем она продолжает борьбу. Нельзя забывать, что за стенами Белой Башни раскинулся целый мир, и смысл жизни Айз Седай – служить этому миру.
Шло время. Эгвейн купалась в свете сновидений. Наконец усилием воли она сдвинулась с места и отыскала сон, который был ей знаком, хотя сама не поняла, как это получилось. Сон подплыл к ней и заполнил собой все поле зрения.
Прильнув к этому сну своим сознанием, Эгвейн отправила в него мысль: «Найнив! Хватит уже сторониться меня. У нас хватает дел. К тому же для тебя есть новости. Через две ночи встретимся в зале Совета Башни. Если не придешь, я буду вынуждена принять меры. Твои проволочки угрожают всем нам».
Казалось, сон содрогнулся; Эгвейн отпрянула, и он исчез. С Илэйн она уже поговорила. Эти двое вконец распоясались; им обеим пора вручить шали по-настоящему – как и положено, с принесением соответствующих клятв.
Кроме того, Эгвейн нуждалась в сведениях, которые имелись у Найнив. Хотелось бы верить, что угрозы вкупе с обещанием новостей приведут ее в зал Совета Башни. А новости и впрямь были важные. Белая Башня наконец-то стала едина, Престолу Амерлин ничто не грозит, Элайду пленили шончан.
Вокруг Эгвейн вспыхивали и проносились мимо крохотные, с булавочную головку, огоньки сновидений. Она подумала, не связаться ли с Хранительницами Мудрости, но решила этого не делать. Как же с ними разобраться? Для начала надо устроить так, чтобы Хранительницы Мудрости не поняли, что с ними «разбираются». План Эгвейн еще не обрел законченных очертаний.
Она позволила себе скользнуть обратно в свое тело, довольная тем, что проведет остаток ночи в обществе собственных сновидений. Здесь она уже не могла, да и не хотела удерживаться от мыслей о Гавине. Ступив к себе в сон, Эгвейн оказалась в его объятиях. Оба стояли в комнатке с каменными стенами, формой напоминавшей кабинет Эгвейн в Башне, а убранством – общий зал в гостинице ее отца. Гавин был в добротной одежде из двуреченской шерсти; меча у него не было. Простая жизнь… К ней Эгвейн никогда уже не вернется, но может видеть ее во сне…
Все содрогнулось. Комната, сотканная из прошлого и настоящего, как будто раскололась и, разлетевшись вдребезги, обратилась в клубящийся дым. Охнув, Эгвейн попятилась, когда Гавин рассыпался, словно был слеплен из песка. Все вокруг превратилось в пыль, а вдалеке на фоне смоляного неба выросли тринадцать черных башен.
С грохотом рухнула одна, за ней обрушилась вторая, а остальные становились все выше и выше. Упали еще несколько башен, и дрогнула земля. Очередная башня треснула, покачнулась и стала оседать, едва не развалившись совершенно, – но как-то устояла, и оказалось, что теперь она выросла выше всех прочих.
После землетрясения уцелело шесть башен. Их неясные очертания вырисовывались над Эгвейн, упавшей на мягкую землю, которую устилали иссохшие листья. Видение изменилось. Теперь Эгвейн смотрела вниз, на гнездо, полное недавно оперившихся орлят, истошно призывавших орлицу. Один из орлят… как бы сказать… извернулся, и оказалось, что это вовсе не орленок, а змей. Он начал пожирать птенцов одного за другим, заглатывая их целиком, а орлята лишь смотрели в небо, делая вид, что этот прожорливый змей – их сородич.
Видение изменилось вновь. Теперь Эгвейн стояла перед погруженным во тьму холмом, на вершине которого находилась огромная сфера из чистейшего хрусталя, мерцавшая в свете двадцати трех гигантских звезд. В сфере зияли трещины, и она была стянута веревками.
На холм, держа в руках топор лесоруба, взошел Ранд. Взвесил топор в руке, размахнулся и принялся рассекать веревки, одну за другой. Когда он разрубил последнюю, прекрасный шар начал разваливаться на части, и Ранд покачал головой, а у Эгвейн перехватило дух.
Она проснулась и села в постели – в Белой Башне, в своих покоях. В спальне было почти пусто: Эгвейн велела убрать отсюда вещи Элайды, но еще не обставила комнату новой мебелью. Здесь оставалось лишь несколько предметов: умывальник, коричневый ковер плотной вязки и кровать с балдахином. Сквозь щели в закрытых ставнях в комнату заглядывал рассвет.
Эгвейн отдышалась. Сны нечасто расстраивали ее так, как этот.
Успокоившись, девушка потянулась к лежавшему на краю постели блокноту в кожаном переплете, куда Эгвейн записывала сновидения. Второй сон из сегодняшней троицы казался ей предельно ясным. Эгвейн попросту чувствовала, как интерпретировать его смысл: она умела иной раз толковать сны. Змей – это одна из Отрекшихся, что затаилась в Белой Башне и притворяется Айз Седай. Эгвейн всегда подозревала, что так и есть, да и Верин была того же мнения.
Месана по-прежнему оставалась в Белой Башне. Но каким образом ей удается прикидываться Айз Седай? Все сестры принесли клятвы заново. Очевидно, Месана сумела воспротивиться силе Клятвенного жезла. Записывая сон во всех подробностях, Эгвейн размышляла о башнях – нависших над ней, грозивших раздавить ее – и отчасти понимала смысл и этого видения.
Месану надо найти и остановить. Если Эгвейн этого не сделает, произойдет нечто ужасное. Вероятно, падет Белая Башня, и Темный, возможно, одержит победу. В отличие от Предсказаний, сны показывают не то, что случится в будущем, а то, что только может случиться.
«О Свет! – подумала Эгвейн, дописывая последние строки. – Как будто мало мне было забот».
Встав с постели, она хотела было позвать служанок, но ее остановил стук в дверь. Охваченная любопытством, она прошла по плотному ковру – в одной лишь ночной рубашке – и, чуть приоткрыв дверь, выглянула в переднюю. Там стояла Сильвиана: квадратное лицо, красные одежды, волосы, по обыкновению, собраны в пучок на затылке, на плечах красный палантин хранительницы летописей.
– Прости, что разбудила тебя, мать, – взволнованно сказала женщина.
– Я уже не спала, – ответила Эгвейн. – Что такое? Что случилось?
– Он уже здесь, мать. В Белой Башне.
– Кто?
– Дракон Возрожденный. И он хочет тебя видеть.
* * *
– Уху-то сварили, да из одних голов, – говорила Суан, решительно шагая по коридорам Белой Башни. – Как вышло, что он незамеченным пробрался через весь город?
Верховный капитан Чубейн вздрогнул и поморщился.
«Поделом тебе», – подумала Суан. Этот мужчина с иссиня-черными волосами, облаченный, как и положено гвардейцу Башни, в кольчужную броню и форменный белый плащ-табар, украшенный эмблемой Пламени Тар Валона, шагал рядом, держась за рукоять меча. Поговаривали, что теперь, принимая во внимание присутствие Брина в Тар Валоне, Чубейн лишится своего поста, но Эгвейн последовала совету Суан и не стала его смещать. Тем более что Брин не хотел становиться верховным капитаном, и вдобавок он будет нужен в Последней битве в качестве командующего войсками.
Сейчас, однако, здесь не было ни Брина, ни его солдат: разместить пятидесятитысячную армию и обеспечить ее провиантом оказалось почти невозможно. Суан послала ему весточку и чувствовала, как он приближается. Брин, конечно, чурбан неотесанный, но Суан предпочла бы сейчас иметь этого решительного и невозмутимого человека под рукой. Дракон Возрожденный? Не где-то, а в самом Тар Валоне?
– Да, Суан, он далеко зашел, но удивляться тут нечему, – заметила Саэрин.
Эта Коричневая сестра, чья кожа имела оливковый оттенок, беседовала с Суан, когда они увидели рысцой бежавшего мимо них побледневшего капитана. У Саэрин были седые виски – что у Айз Седай свидетельствовало о весьма почтенном возрасте, – и шрам на щеке, о происхождении которого Суан так и не допыталась.
– Ежедневно в город прибывают сотни беженцев, – продолжила Саэрин, – и всех, кто хоть как-то изъявляет желание сражаться, отправляют записываться в гвардию Башни. Неудивительно, что ал’Тора никто не остановил.
Чубейн кивнул:
– Он дошел до самых Закатных ворот, и никто его ни о чем не спросил, – сказал верховный капитан. – А там просто… просто сказал, что он – Дракон Возрожденный и что ему надо увидеть Амерлин. Не кричал, не требовал, ничего подобного. Просто сказал и был при этом спокоен, как весенний дождь.
В коридорах Башни было людно, хотя казалось, что женщины по большей части не знают, что им делать, и сновали туда-сюда, будто рыбешки в неводе.
«Хватит, – подумала Суан. – Это он явился в средоточие нашей власти. Это он угодил в невод».
– Что, по-твоему, он задумал? – спросила Саэрин.
– Сгореть мне, если знаю, – ответила Суан. – Наверняка он уже без пяти минут безумец. Быть может, испугался и пришел сдаться.
– Сомневаюсь.
– Я тоже, – пробурчала Суан.
За последние несколько дней она – к немалому своему удивлению – поняла, что Саэрин ей даже нравится. Когда Суан занимала пост Амерлин, заводить подруг было некогда; гораздо важнее было управляться с семью отличающимися своеволием Айя. Саэрин казалась ей занудой и упрямицей. Теперь же, когда время постоянных стычек миновало, Суан стала находить в этих качествах особый шарм.
– Может, он прознал, что Элайда уже не с нами, – предположила она, – и решил, что будет здесь в безопасности, раз на Престоле Амерлин – его старая подруга.
– Твое предположение не сходится с тем, что я читала об этом мальчике, – ответила Саэрин. – В донесениях говорится, что он недоверчив и непредсказуем. Парень норовистый, требовательный, старательно избегающий встреч с Айз Седай.
Суан слышала то же самое, но не видела этого мальчишку уже два года. По правде говоря, в последний раз ал’Тор предстал перед ней самым заурядным овечьим пастухом, а сама Суан носила титул Амерлин. С тех пор почти все сведения о Драконе Возрожденном она получала от глаз-и-ушей Голубой Айя. Чтобы отделить домыслы от истины, требовалось немалое мастерство, но практически все соглядатаи сходились на том, что вздорному, подозрительному и заносчивому ал’Тору нельзя доверять.
«Да испепелит Свет Элайду! – подумала Суан. – Если бы не она, мы бы уже давно взяли его на попечение Айз Седай».
Спустившись по трем спиральным пандусам, они вошли в еще один белостенный коридор, где были расставлены стоячие светильники с зеркальными отражателями и развешаны пышные гобелены. Коридор вел к залу Совета Башни. Где, как не там, Амерлин примет Дракона Возрожденного – если вообще решит его принять. Миновав два поворота, Суан и Саэрин ступили в последний коридор и обмерли.
Плитки, которыми был выложен пол, оказались цвета крови, и они блестели, точно влажные. Так не должно было быть – совсем недавно плитки были белыми и желтыми.
Чубейн охнул и схватился за меч. Саэрин приподняла бровь. Суан совладала с искушением ринуться вперед: места, где Темный прикоснулся к миру, бывают опасны. Не исключено, что Суан провалится сквозь пол или на нее набросятся ожившие гобелены.
Обе Айз Седай развернулись и зашагали в другую сторону. Чубейн, на мгновение замешкавшись, последовал за ними с необычайно напряженным лицом. Оно и понятно: сперва нападение на Башню шончан, а теперь пожаловал и сам Дракон Возрожденный… Две напасти, и обе во время его дозора.
Проходя по коридорам, они встречали других сестер, стекавшихся в том же направлении. Почти все они были в шалях – можно предположить, что из-за последних новостей, но на самом деле многие по-прежнему не доверяли сестрам из других Айя. Еще одна причина помянуть Элайду недобрым словом. Эгвейн из кожи вон лезла, пытаясь воссоединить Башню, но невозможно за месяц починить разорванные сети, если кружево расплетали несколько лет.
Наконец они подошли к залу Совета Башни. В просторной передней собрались десятки сестер, причем все держались своей Айя. Чубейн поспешил с расспросами к караульным гвардейцам, стоявшим возле дверей. Саэрин зашла в зал, предпочитая ждать развития событий в обществе других восседающих. Суан осталась в передней вместе с прочими сестрами.
Все менялось. Эгвейн заменила Шириам новой хранительницей летописей, и выбор в пользу Сильвианы был в высшей степени разумен: отличаясь трезвым – для Красной – умом, эта женщина помогла воссоединить расколотую надвое Башню. Но Суан лелеяла робкую надежду, что изберут ее саму, а не Сильвиану. Теперь же Эгвейн была так занята – и обретала такие способности, – что все меньше и меньше нуждалась в помощи Суан.
Это было не так уж плохо, пусть и выводило Суан из себя.
Знакомые коридоры, запах свежевымытого камня, эхо шагов… Когда Суан была здесь в прошлый раз, она властвовала над этим местом, но теперь ее власть осталась в прошлом.
Нет, она не стремилась вновь занять господствующее положение. Грядет Последняя битва, и Суан не желала тратить время на пререкания сестер из Голубой Айя, вновь занявших свое место в Башне. Ей хотелось сделать то, что она планировала совершить еще вместе с Морейн, то, чему отдала столько лет: вывести Дракона Возрожденного на Последнюю битву.
Благодаря узам она почувствовала, что Брин рядом, прежде чем тот заговорил.
– Ого, какое озабоченное лицо! – сказал он, подойдя сзади, и его голос перекрыл десятки перешептываний.
Суан повернулась к нему. Статный Брин был на удивление спокоен – особенно если учесть, что после того, как его предала Моргейз Траканд, он был втянут в политические игры Айз Седай, а затем поставлен перед фактом, что ему предстоит возглавить войска на передовой Последней битвы. Да, Брин – он такой. Донельзя невозмутимый. Одним своим присутствием он развеял тревоги Суан.
– Я и не думала, что ты сумеешь явиться так быстро, – сказала она. – И у меня вовсе не «озабоченное лицо», Гарет Брин. Я Айз Седай, и в самой моей природе заложено умение контролировать себя и все, что меня окружает.
– Ну да, – согласился Брин, – хотя чем дольше я нахожусь в обществе Айз Седай, тем больше у меня вопросов. Вы и впрямь держите в узде свои чувства? Или же эти чувства всегда остаются неизменными? Если женщина постоянно встревожена, у нее всегда будет один и тот же вид.
Суан прожгла его взглядом:
– Глупец!
Улыбнувшись, Брин обвел взором коридор, полный Айз Седай и Стражей:
– Я уже возвращался в Башню с докладом, когда твой гонец нашел меня. Спасибо.
– Пожалуйста, – угрюмо ответила Суан.
– Не припоминаю, чтобы видел Айз Седай в подобном настроении, – продолжил Брин. – Все так нервничают…
– И не без причины, – отрезала Суан.
Брин взглянул на нее и положил руку ей на плечо, скользнув мозолистыми пальцами по шее:
– Что не так?
С глубоким вздохом она отвернулась и увидела, что наконец-то прибыла Эгвейн. Не переставая говорить с Сильвианой, девушка шагала к залу Совета, а за ней, как всегда, тенью следовал хмурый и сосредоточенный Гавин Траканд – Эгвейн не выказала ему никакой признательности, не связала узами как своего Стража, но и прогонять из Башни не стала. С самого воссоединения Гавин, невзирая на недовольство Эгвейн, еженощно караулил двери, ведущие в ее покои.
По мере приближения этой троицы ко входу в зал Совета сестры расступались – некоторые пропускали ее с почтением, другие с неохотой. Эгвейн поставила Башню на колени, причем изнутри, несмотря на ежедневные побои и такое количество настоя корня вилочника, что едва могла зажечь свечу с помощью Силы. Такая юная… С другой стороны, разве возраст имеет значение для Айз Седай?
– Я всегда считала, что буду на ее месте, – сказала Суан так тихо, чтобы слышал один лишь Брин. – Что буду восседать на этом троне. Что именно я приму его и буду потом направлять.
– Суан, я… – Брин крепче сжал ее плечо.
– Ну-ка, перестань! – прорычала Суан, недовольно взглянув на него. – Я ни о чем не жалею.
Он нахмурился.
– Все это к лучшему, – признала Суан, хотя от собственных слов ее внутренности скрутились в тугой узел. – Да, Элайда вела себя деспотично и глупо, но все-таки хорошо, что она свергла меня. Ведь именно поэтому Эгвейн стала той, кем стала. И она справится лучше, чем я. Смириться с этим непросто – ведь я была не самой плохой Амерлин, однако у меня бы так не получилось. Править не железной рукой, но самим фактом своего существования? Не разделять, но объединять? Нет, такое мне не под силу. Поэтому я и вправду счастлива, что его принимает Эгвейн.
Брин снова улыбнулся и ласково пожал ей плечо.
– Что? – спросила она.
– Я горжусь тобой.
– Ой, ну все, – закатила глаза Суан. – Когда-нибудь я до смерти утону в твоей сентиментальности.
– Даже не пытайся скрыть от меня свое великодушие, Суан Санчей. Я же тебя насквозь вижу.
– Гарет Брин, ты фигляр и шут!
– Тем не менее здесь мы по твоей милости, Суан. И как бы высоко ни забралась эта девица, ступени лестницы выреза?ла именно ты.
– Угу. А потом вручила долото Элайде. – Суан бросила взгляд на Эгвейн. Та стояла в дверном проеме зала Совета Башни. Юная Амерлин обвела глазами собравшихся в передней женщин и кивнула Суан – приветственно, а то и с уважением.
– Сейчас нам нужна она, – сказал Брин, – но в тот момент мы нуждались именно в тебе. Ты не подвела, и Эгвейн знает об этом, как знает и вся Башня.
Такие слова – точно бальзам на душу.
– Ладно… Ты уже его видел?
– Да, – ответил Брин. – Он стоит внизу. За ним следят по меньшей мере сотня Стражей и двадцать шесть сестер – то есть два полных круга. Вне всяких сомнений, он огражден щитом, но мне показалось, что женщины едва сдерживают панику. Никто не осмелился прикоснуться к нему, не говоря уже о том, чтобы его связать.
– Зачем его связывать, если он огражден щитом? Какой у него был вид? Испуганный? Заносчивый? Разгневанный?
– Вовсе нет.
– Ну а какой тогда?
– Если честно, Суан, то у него был вид Айз Седай.
Суан крепко сжала челюсти. Что это, очередная насмешка? Нет, похоже, полководец говорит вполне серьезно. Но что он имел в виду?
Эгвейн прошла в зал Совета. Мгновением позже из дверей выпорхнула послушница в белом платье. За ней последовали двое гвардейцев Чубейна: значит, Эгвейн послала за Драконом. «Спокойно», – приказала себе Суан. За спиной, не снимая руки с ее плеча, стоял Брин.
Наконец Суан заметила какое-то движение в дальнем конце передней. Сестер вокруг нее, по мере того как они обнимали Источник, охватывало сияние, но Суан воздержалась от подобного проявления неуверенности.
Процессия приближалась: высокий мужчина в поношенном коричневом плаще, вокруг – каре Стражей, позади – двадцать шесть Айз Седай. Взору Суан мужчина предстал окруженный ореолом света. Суан обладала даром видеть та’веренов, а ал’Тор был одним из самых сильных та’веренов за всю историю мира.
Стараясь игнорировать это сияние, она рассматривала самого ал’Тора. Как видно, мальчик стал суровым мужчиной. В нем не осталось ни намека на юношескую мягкость или неосознанную сутулость, столь характерную для многих (особенно рослых) молодых людей. Напротив, ал’Тор теперь гордился своим ростом – как и положено мужчине, – и, возвышаясь над остальными, шагал с осознанием собственного достоинства. В бытность свою Амерлин Суан повидала Лжедраконов. Даже удивительно, насколько походил на них этот человек. Словно…
Заглянув ему в глаза, она застыла. Было в этом взгляде что-то неописуемое. Бремя прожитых лет, эпох? Казалось, этот человек смотрит на мир сквозь свет тысячи жизней, собранных воедино. Да, его лицо и впрямь походило на безвозрастное лицо Айз Седай – хотя бы потому, что в глазах у него отражалась вечность.