скачать книгу бесплатно
– Я на нем играю, когда стих находит. Правда, ничего нового давно не разучивал. Я ведь не гений, на лету мелодии не подхватываю.
– Я не требую от тебя мирового уровня. Мне просто интересно: умеешь или не умеешь?
– Если не умею – я сноб, жлоб, мещанин и вообще редиска?
– Нет, просто человек, живущий по привычке.
Воронцов с детства не играл на публике, а в те тяжкие времена его принуждали старшие, чем навсегда отбили охоту к музицированию на потребу гостям дома. Он не столько боялся проявить бездарность, сколько испытывал неприятный привкус насилия над собственной волей и стремился поскорее прекратить экзекуцию. Наилучшим способом добиться желаемого ему показалась капитуляция. Он решительно встал, резко отодвинув табуретку, отправился в гостиную, разминая по пути пальцы рук, и уселся за пианино. Петька с дивана лениво смотрел на Воронцова и вошедшую вслед за ним Веру, не постигая их замысла. Затем недоучка в меру скромного таланта сыграл несколько тактов из Шопена и повернулся к своей мучительнице:
– Для мебели у меня пианино?
– Нет.
– Достоин я его иметь?
– Разрешаю. Тебе важно мое мнение?
– Сама же все начала. Я бы и не вспомнил об этой штуке.
– Я-то начала, но почему тебе понадобилось довести до конца?
Воронцов раздраженно встал:
– Всегда так с вашей сестрой. Можно наизнанку вывернуться, исполняя вашу волю, и все равно выставите идиотом. Видимо, в целях демонстрации психологического превосходства.
– А я думаю, дело не в нашей сестре, а в вашем брате. Вы все жутко закомплексованы в отношениях с женщинами. Вечно стремитесь доказать превосходство над соперниками, даже когда их вовсе не имеется.
– Ладно, спасибо за внимание. – Воронцов собрался к себе в кабинет, но вдруг замер посреди комнаты. – Елки, в магазин ведь нужно. У нас там еще остались припасы?
– Есть немного, но пополнить пора. Далеко у вас магазин?
– Рукой подать. До рынка добираться надо, поэтому я там редко бываю.
– Может, я схожу? И Петьку с собой в возьму для переноски тяжестей, а ты работай.
Воронцов замялся в нерешительности:
– А это удобно? Гостей вроде за продуктами не посылают.
– Если они явились по приглашению на несколько часов. А мы тебе свалились, как снег на голову. Все равно, я лучше знаю, что мне понадобится для готовки.
Ночевавшие у холостяка женщины и прежде, случалось, готовили завтрак, но они проводили ночь в его постели и воспринимались им как свои. Вера пребывала в квартире на необычных основаниях, своей все же не являлась, хотя чужой он ее действительно не считал. Никогда не имевший сестры, Воронцов переживал новый опыт – сожительство с молодой женщиной на правах товарищества. Незнакомая территория на каждом шагу ставила перед ним трудные вопросы, и он старательно морщил лоб, пытаясь их решать быстро и без излишнего варварства. Вчерашняя уличная незнакомка постепенно принимала на себя обязанности домработницы, а ее работодатель судорожно и непоследовательно пытался сформулировать для себя собственную роль в заданных обстоятельствах. Дальнейшие перспективы тонули в тумане, но заниматься покупками не хотелось, и Воронцов уступил без сопротивления. Дал Вере деньги, объяснил дорогу до любимого магазина, снабдил сумками и выпроводил постояльцев из квартиры со смутным чувством облегчения. Все-таки ситуация постепенно прояснялась.
Воронцов засел за комп и принялся прочесывать Инет, совершенно забыв о своих бытовых обязанностях на несколько часов, пока в дверь не позвонили. Только теперь он осознал, что жильцы отсутствовали слишком долго для визита в угловой продмаг. Вера в сопровождении молчаливого Петьки ввалилась в прихожую, оба оказались до отказа нагружены пухлыми сумками, издающими разнообразные пищевые запахи.
– Вы где были? – поинтересовался Воронцов, заранее ожидая новых неожиданностей.
Оказалось, мама с сыном провели полномасштабную рекогносцировку местности, объехали несколько рынков и отоварились большим спектром продуктов, обладающих оптимальным соотношением цены и качества. Хозяин квартиры подумал, что прежде закупался разом на целую компанию только в преддверии холостяцких вечеринок, обеспечение же бесперебойным питанием женщины и подростка в его задачах никогда не значилось. В сумках обнаружились лук, капуста, редиска, помидоры, картофель и многое другое, прежде не занимавшее Воронцова в подобных количествах. Разгрузке он помогал неуверенно, временами задумываясь о превратностях своей жизни.
Вечером позвонил Мишка с предложением оттянуться в каком-нибудь кабаке, и Воронцов радостно согласился, ощутив вдруг свою квартиру не самым удобным местом на свете.
4
– Кто у тебя поселился? – не поверил своим ушам Мишка.
– Женщина с сыном. Мерзкий такой подросток, правда, пока тихий. Орал он только на улице.
– Откуда они взялись?
– Встретил на улице. Муж ее выставил, без денег и без вещей. Она, к тому же, из Челябинска, но и там у нее угла нет.
– Ну ты даешь! – восхитился приятель решимости Воронцова. – Холостой, холостой, и вдруг бац – сразу целая семья! Оставил их одних?
– Нет, часового приставил. Идиотские вопросы задаешь. Их ведь здесь нет, значит оставил.
– И уверен, что они у тебя мебель не вынесут?
– Ты очень мрачно смотришь на жизнь, тебе говорили раньше?
– Я смотрю на нее реалистично. До последнего времени ты сам поступал так же.
Приятели сидели в ночном клубе и потягивали коньяк в ожидании стриптиза. Мишка с его лысиной, интеллигентскими очками и выпяченным пузом считал Воронцова счастливчиком, поскольку тот сумел не жениться. Много раз женатик пытал бывалого холостяка, пытаясь понять, в какой момент биографии сам допустил роковой промах, но до сих пор не добился успеха. Состояние перманентного брака заставляло его непрерывно размышлять о свободе и независимости кого бы то ни было от чего бы то ни было, поэтому терпели его только в своей компании. Третий ее участник жил под кличкой, как профессиональный революционер. Приятели величали его Концерном, поскольку, единственный из всех, он впал в частное предпринимательство – владел на паях автомойкой. Теперь Концерн слушал рассказ Воронцова о радикальном повороте в его личной жизни и не произносил ни слова, задумавшись о чем-то высоком.
В помещении царила полутьма, стоял гул приглушенных голосов, официанты сновали по залу, и жизнь казалась такой же, как вчера и во все предыдущие дни.
– Даже если они не вынесут твою мебель, как только вернешься, сразу же выгони их к чертовой матери, – из дружеских побуждений наставлял Мишка Воронцова. – Этим бабам дай палец – они руку оттяпают. Почему ты должен решать ее проблемы?
– В общем, не должен. Но и мерзавцем не хочется выглядеть.
– При чем здесь мерзавец? Она тебе родственница или хотя бы знакомая?
– Теперь знакомая.
– Ну разумеется, уже захомутала дурака. Она уже сама тебе призналась, что двух мужиков за цугундер взяла, а сколько их там было на самом деле? Хочешь стать следующим в очереди? Дождешься, что она в конце концов потребует себе долю в твоей квартире.
– С какого удивления? И вообще, она меня не трогала, я сам к ней пристал со своими благими намерениями.
– Ну конечно, сам! Они это умеют – не заметишь, как сам ей свою голову поднесешь на подносе.
– Блин, Мишка, ты совсем с дубу упал. Какая еще голова на подносе? Ты недавно Библию прочел?
– Да не читал я ее вовсе. Я тебя просто предупреждаю. Ты ведь с бабами общаешься время от времени, а я уже давно по уши погряз, круглые сутки упражняюсь в гендерной психологии. Точно тебе говорю: они ничего просто так не делают, у них всегда есть цель. И к тебе она затесалась с целью.
– Разумеется, с целью. Переночевать. Если бы я прошел мимо них молча, ее сейчас в моей квартире не было бы.
– Но ты не промолчал. А она прекрасно знает: если мужик не смог спокойно пройти мимо незнакомой ревущей бабы, из него можно веревки вить.
– Ты ее в глаза никогда не видел, а судишь.
– Да на фиг мне ее видеть, я всю их сучью породу наизусть знаю!
– И как только твоя жена до сих пор о твою голову скалку не изломала.
– Потому и не изломала. Я ведь ее насквозь вижу и все резкие движения предупреждаю.
– А сам почему от нее не уходишь?
– Не могу. Природа не позволяет.
– Хочешь каждый день ее видеть и каждую ночь возлежать с ней в постели?
– Хочу. Поэтому тебе и советую остерегаться. У них ведь так – самую славную милую лапочку пригреешь, а потом понимаешь, что пропал. Когда уже поздно спасаться.
– Зачем же спасаться от милой лапочки?
– Затем, что у них всегда в запасе имеются железные когти, и рано или поздно тебя возьмут за горло.
– Видимо, ты имеешь в виду совсем другое место.
– Пожалуй.
Воронцов поднял рюмку с коньяком над головой:
– Почти весь срок своей брачной жизни ты уговариваешь меня никогда не жениться, но сам так и не развелся. Может, прокомментируешь как-нибудь?
– Что тут комментировать? Не могу уйти, и все. Можно подумать, сам не понимаешь.
– Очень хорошо понимаю, поэтому и смеюсь над твоими поучениями. Бабы созданы для нас, а мы – для них. Сермяжная истина, доступная самому ограниченному уму.
– Ну и женись, если ты создан для баб, – угрюмо бросил насупившийся Мишка.
– Пока не готов. Нужно либо узреть в браке пользу, либо сойти с ума. Со мной ни того, ни другого еще не случилось. Если случится – женюсь, и тебя спрашивать не стану.
– А если не случится?
– Тогда не женюсь, разве не ясно?
– Тебе сорок уже.
– Ну и что?
– С ума точно не сойдешь, а невестам, которые могли бы принести тебе пользу, ты на хрен не нужен.
– Замечательно, не женюсь. Решено.
– Вы оба – придурки, – неожиданно заявил Концерн и замолчал.
– Может, продолжишь мысль? – поинтересовался Воронцов. – Хотя, ты тоже женатик, и о холостяках судить не способен.
– Ерунда, – развил свою аргументацию Концерн. – В вопросах жизни каждый может судить о каждом.
– Ну и?
– Голова здесь вообще не при чем.
– В вопросах жизни?
– В вопросах женитьбы. Ни здравый смысл, ни инстинкты, ни сексуальная зависимость к браку не ведут.
– И что же к нему ведет?
– Судьба. Заранее ничего не узнаешь, не предусмотришь, не предпримешь никаких сознательных действий. Можешь бегать с высунутым языком в поисках выгодной партии и ничего добиться, можешь сгорать от страсти и остаться свободным, а можешь просто жить, ничего не чувствуя и ни о чем не думая, как вдруг обнаружишь себя в ЗАГСе.
– С тобой так и случилось? – иронично поинтересовался Воронцов.
– Примерно. Со всеми происходит примерно так.
– А с холостяками?
– А с холостяками не происходит, вот и все. Сложилось или не сложилось. Выпал джокер или нет. Выиграл в рулетку или проиграл. И не всегда понятно, в чем выигрыш – в том, что женился, или в том, что проиграл.
– Как все запутанно, – скривился Воронцов, совершенно точно знавший, в чем состоит выигрыш.
– А ты как хотел? Человек – высшее животное, а не какая-нибудь инфузория.
– С твоими фаталистическими взглядами я бы не выжил, – категорически заявил Воронцов. – Я хочу контролировать собственную жизнь.
– Чепуха. Это не удавалось даже великим монархам и диктаторам всех времен. По-моему, большая их часть имела большие проблемы в отношениях с противоположным полом.
– Слушай, Концерн, зачем ты вообще живешь на белом свете?
– Потому что родился.
– А чего не повесишься?
– Не хочется. У меня ведь все в порядке.
Воронцов хотел развить наступление на моральные позиции приятеля, но обстоятельства решительно ему помешали. Откуда-то из темного угла зала раздался усиленный динамиком голос ди-джея, загремела электронная музыка и началось то, ради чего вся компания и собралась ночью в общественном месте.
Первой раздевалась девица в советском школьном платье, в коротких белых чулочках и с большими белыми бантами в волосах. Воронцова всегда раздражали педофильские мотивы в стриптизе, но чувственность брала свое. Девица смотрелась соблазнительно, особенно, когда кроме чулок и бантиков на ней практически ничего и не осталось. Противоречия между разумом и чувствами возникают часто, и в большинстве случаев последние берут верх. Квази-школьница еще и двигалась плохо: механически, заученно, словно под принуждением. «Сексуальная рабыня, что ли?» – подумал Воронцов, разозлился на себя еще больше и хватил залпом рюмку коньяка.
Следующей оказалась особа в стиле садо-мазо, в коже и металле, с демоническим макияжем и прямыми черными волосами. Когда она в достаточной степени разоблачилась, стали видны явные признаки целлюлита на ягодицах и выпуклых бедрах. Танцовщица извивалась вокруг шеста с видимым усилием, тот прогибался под ее весом, несчастный случай казался вполне реальным. Воронцов начал тихо закипать бешенством и бросил яростный взгляд на Концерна, главного организатора мероприятия. В сполохах светомузыки его лицо было трудно рассмотреть, но казалось оно бесстрастным.
– Ты специально на самый отстой подгадал? – спросил приятеля Воронцов, вложив в вопрос все свое природное ехидство.
– Тебе что, не нравится?
– Скажи еще, будто тебе нравится.
