Уходящие в Вечность. Часть 1

скачать книгу бесплатно


Говоря это, учитель будто помолодел, морщины его разгладились, а глаза засияли: здесь прошла его юность, он провел в Бухаре лучшую часть своей жизни.

Арк – древняя обитель бухарских правителей, величественно красовалась над городом. Зубцы его стен гордо вздымались в небо. Могучая крепость казалась оплотом непоколебимой вечной власти.

Ворота Арка выходили на середину площади, откуда к ним поднимался мост Тахтапуль. Около моста, у мечети, стояли старинные пушки, к стрельбе давно не пригодные, но придающие площади торжественный и величавый вид.

Уже настал вечер, и в этот час здесь было пустынно. Только проскакало несколько всадников – приближенных эмира, в парчовых халатах, отливающих на закатном солнце золотом и серебром, медленно открылись и закрылись за ними ворота Арка.

Хайретдин хазрат повернулся в сторону ворот и низко поклонился. Несколько минут, не отрывая взора, смотрел он на могучую крепость, губы его шевелились: он читал молитву во здравие эмира.

Они вышли к медресе Мири-Араб. Хайретдин хазрат подошел к минарету Калон и долго-долго стоял в раздумьях. Рамазан ни о чем его не спрашивал. Он видел, как в глазах старого учителя блеснули слезы, когда тот погладил морщинистой рукой древние глиняные изразцы минарета и прошептал:

«Вот… суждено еще раз нам свидеться…»

Больше часа шли они по городу, сворачивая то направо, то налево, пока не достигли узкого, тесного переулка, в конце которого стояли роскошные резные ворота. И заметил Рамазан следы растерянности и удивления на лице учителя, несколько раз переспросившего прохожих, тот ли это дом, который им был нужен. Наверно, не ожидал Хайретдин хазрат увидеть такие пышные хоромы.

Их встретил степенный пожилой слуга, коротко, с нескрываемым достоинством ответивший на приветствие вошедших. К веранде дома вела узкая дорожка, выложенная белым камнем, сплошь усаженная по краям виноградником. Он разросся так плотно и густо, что его лозы переплелись между собой и образовали темный длинный зеленый коридор. А за виноградником виднелись фруктовые деревья, плоды с которых были уже собраны, и ветви их облегченно вздымались к синему осеннему небу.

Слуга проводил гостей в михмонхану[45 - Михмонхона – комната для гостей.]. Это была богатая, просторная комната, совсем недавно расписанная лучшими бухарскими художниками. Сквозь цветные витражи пробивалось заходящее солнце и на стенах лежали ярко светящиеся резные блики. Весь пол был устлан туркменскими коврами, в нишах высились кипы атласных одеял, стояла китайская фарфоровая посуда, кальян, отделанный серебром.

Навстречу им от сандала[46 - Сандал – сооружение, предназначенное для обогрева в холодное время года. Он представляет собой углубление в глиняном полу, обычно в центре жилого помещения. В сандал насыпали горячие угли, сверху устанавливался маленький столик – хонтахта, который накрывался большим ватным одеялом – курпой – для удержания тепла, и скатертью – дастарханом.] поднялся несколько надменный, полный седобородый мулла в атласном одеянии. Хайретдин хазрат не сразу ответил на его приветствие. На расстроенном лице его промелькнули легкая досада и разочарование, вызванные внезапной переменой, произошедшей с другом его юности.

Но он быстро взял себя в руки, сдержанно улыбнулся и протянул хозяину обе руки для приветствия.

Друзья обнялись. Начались многочисленные расспросы. Через некоторое время тот же слуга подал дорогой китайский чай и полный поднос фруктов и сладостей, позже принес на блюде плов.

Долго сидели два друга, вспоминая прошлое, и разговорам их не было конца. Из беседы Рамазан понял, что Хамидулла махдум стал одним из знатных людей города. После вступления на престол теперешнего эмира Сейида Алимхана, один из близких родственников Хамидуллы получил высокое назначение при эмирском дворе и помог ему поступить на службу в Арк. С этого дня дела Хамидуллы резко пошли в гору. Он служил старательно, ревностно. Эмир отличал его среди прочих приближенных и одаривал богато и щедро. Собрав деньги, Хамидулла заимел в медресе несколько келий – худжр, которые начал сдавать в аренду. За городом теперь ему принадлежали подаренные эмиром земли, на которых работали батраки и чайрикеры[47 - Чайрикер – батрак, издольщик, работающий на чуждой земле, чужими орудиями и получавший часть урожая.].

Хайретдин хазрат медленно пил чай маленькими глотками, и, слушая рассказ Хамидуллы махдума об его успешной жизни, как-то печально произнес:

«Нет, брат, изменился ты! В молодости ты другим был – увлекался философией, учением суфиев, даже хотел уйти жить в ханаку[48 - Ханака – обитель суфиев, скромное жилище, приют для дервишей (странствующих суфиев).] и был готов на все, ради познания Истины. Помнишь, как мы мерзли зимой в наших худжрах, не доедали, у нас не было ни теплых халатов, ни приличной обуви? Но ты терпеливо переносил все неудобства и трудности ради высших знаний?»

Хамидулла на это ничего не сказал. Через несколько минут он, уклончиво улыбаясь, ответил словами узбекской пословицы:

– «Если Аллаху угодно, богатство приходит, разливаясь полноводной рекой».

Но учитель Рамазана только печально покачал головой:

«В богатстве нет ничего плохого. Человек должен жить хорошо, ни в чем не нуждаясь. Но не надо забывать о том, что главное в нас – это наша душа. И что есть другой мир, мир вечный. Но, к сожалению, роскошь затянула тебя, друг…»

«Что ж поделать? – с некоторым сожалением ответил ему Хамидулла махдум. – С моей должностью мне совершенно некогда размышлять, читать книги и заниматься суфийскими практиками». Хайретдин хазрат ничего не ответил, только печально вздохнул.

Через несколько дней учитель уехал.

Крепко обнял он на прощание своего воспитанника, долго не выпускал из объятий, словно предчувствуя, что они больше не встретятся.

А для Рамазана с этого дня началась другая, самостоятельная, так непохожая на прежнюю жизнь.

8

Рамазан все еще помнил и любил Гюльнару, но новые впечатления заслонили собой прошлое. Днем он был очень занят – посещал все те уроки, на которые только мог успеть. Правда, многое ему было знакомо. Арабский язык Рамазан знал прилично, и как понял, в медресе знаний давали намного меньше, чем он получил от своего учителя Хайретдинна хазрата. Но он все равно с удовольствием присутствовал на уроках – присматривался к учащимся, к методам преподавания. Иногда даже замещал учителя, когда тот должен был отлучиться по своим неотложным делам.

Уроки, лекции, прогулки по Бухаре в компании одноклассников, литературные вечеринки почитателей поэзии, устраиваемые некоторыми учащимися здешнего медресе, на которые его охотно звали – все это теперь полностью занимало жизнь Рамазана. Свободными оставались только ночи. Но как же он боялся бухарских ночей, когда его, как и прежде, дома, на родине, охватывал огонь безумия! Призрак Гюльнары являлся к нему, но она не была ласковой и загадочной, как когда-то. Это была злобная, пугающая Гюльнара, которая смотрела на него своими огромными, черными, сверкающими от внутреннего плотского огня глазами, манила пойти за ней.

Рамазану становилось страшно – он понимал, что если последует за ней, то погибнет. Но, чувствуя, что бороться бесполезно, теряя голову от нахлынувшего желания, готовый даже умереть, он кидался к ней в объятия, и… натыкался на прохладную, пахнущую свежей краской стену своей комнаты. Рамазан понимал, что это наваждение, сон, призрак, он ложился в постель, пытаясь заснуть, но через некоторое время все опять начиналось сначала… Откуда-то, из темных глубин его души снова и снова поднималось все то же видение…

Тогда Рамазан нашел выход. Перед сном он брал Коран и три раза читал суру Йа-Син[49 - Йа-Син – 36-я сура Корана. Считается очень важной сурой. Йа- Син читается для защиты от бед и неприятностей, охраны имущества, для изгнания злых духов, ее читают больным для исцеления и умирающим, чтобы душе было легче отойти в Высший Мир. Также она читается для поминания душ умерших.]. Это помогло. Гюльнара стала являться к нему все реже и реже. Сон сделался более спокойным, безумные желания не так сильно жгли его плоть. Рамазан всю ночь не расставался с Кораном, книга лежала с ним рядом на подушке. И как только опять возникал очередной ночной кошмар, он, не зажигая свечи, крепко зажмурив глаза, начинал вслух читать Йа-Син по памяти, а Коран крепко прижимал к своей груди.

Так проводил Рамазан дни и ночи в Бухаре… Хамидулла махдум, слушая похвалы преподавателей медресе в сторону своего воспитанника, несколько раз заводил разговор с Рамазаном о том, чтобы ему остаться в Бухаре насовсем и найти свое место в жизни в качестве мударриса.

«Оставайся пока у меня! – предлагал Рамазану Хамидулла. – Будешь работать в медресе, ведь тебя уже прямо сейчас готовы взять на место учителя арабского языка! Пока поживешь здесь, потом купим тебе дом, найдем невесту, женим! На свадьбе погуляем!» – весело говорил он.

Рамазан молчал. Он не знал, что будет впереди. Он еще ничего не решил.

Но главный вопрос, все-таки, благодаря разговорам Хамидуллы-махдума нет-нет, да возникал в его мыслях – как жить дальше? Здесь, в Бухаре, он чувствовал себя оторванным от родной стихии, здесь приходилось самостоятельно думать и принимать решения, не рассчитывая на подсказку старших.

Раньше все было ясно и просто. Рядом был отец и мудрый учитель – они помогут, посоветуют. Были книги, читая которые Рамазан наслаждался поэзией, чудесными рассказами и назидательными историями. Теперь же, став взрослее и испытав первые удары судьбы, он начал глубже познавать сокровенный смысл прочитанного. Но, даже зная и понимая, не представлял он, как применить в жизни прочитанные в книгах истины. Рамазан уже серьезнее задумывался о смысле своего существования.

Он ходил на лекции, читал труды мусульманских, индийских и даже древнегреческих философов, изучал множество суфийской литературы, общался с сокурсниками, а в это время думал, думал…

Пройдет год, два, может больше, и он вернется домой. Заниматься делами отца? Завод, магазины, деньги, прибыль… Нет, к этому не лежала его душа. Стать имамом, как Хайретдин хазрат? Или, прислушавшись к словам Хамидуллы махдума, получить звание мударриса и работать в медресе? Он понимал, что отец ни за что не согласиться оставить его в Бухаре. Но домой возвращаться совсем не хотелось. О деньгах и заработках Рамазан вообще не думал. А духовные блага? Это было пока что безбрежное море, в котором не находил Рамазан ни нужного направления, ни нужного берега.

Его окружали разные люди. И все они были заняты собой, своими делами, своим существованием. Те, что побогаче, мечтали о хорошей должности, выгодном и доходном месте. А бедные учащиеся, надеясь выйти в люди, перебивались из последних сил, зарабатывали себе на жизнь, готовя плов богатым шакирдам[50 - Шакирд – студент медресе или любого другого мусульманского заведения.], стирая их белье и убирая их худжры.

Постепенно у Рамазана определился свой близкий круг знакомых. Несколько юношей, с которыми он тесно сошелся, были такими же любителями стихов. Вечерами они по очереди собирались друг у друга в худжрах. До поздней ночи горел масляный светильник, забыв о времени, отдавались они поэзии. Часто просили друзья прочитать Рамазана газели. Никто из юношей не мог так мастерски передать голосом и интонацией тот смысл, который был заложен в стихах. А Рамазан произносил слова так естественно, свободно и проникновенно, что душа и сердце сливались воедино и на глаза наворачивались слезы.

«Пронзи мое сердце насквозь:

Оно на обман поддалось.

Проходят бессонные ночи

– Желание мое не сбылось.

Кто розу полюбит, безумец,

Незванный на празднике гость.

В лампаде усталое пламя

Погасло и вновь не зажглось.

Что мускус? Он вовсе не нужен

Волнам благовонных волос.

Мой путь – отойти и забыться,

Дождаться, чтоб все улеглось.

Горящее сердце Хафиза!

Мечтать о возлюбленной брось[51 - Хафиз, «Пронзи мое сердце насквозь…». Пер. М. Курганцева.]!»

Рамазан стал частым и самым желанным гостем их собраний. Но, несмотря на чистую искренность, с которой относились к нему друзья, к себе домой приглашать их не решался. Хамидулла махдум не любил случайных людей и, как заметил Рамазан, до смерти боялся всякой крамолы.

Здесь, в медресе, однажды узнал Рамазан пугающую своей неожиданностью, волнующую новость: в России произошла революция, Белый царь отрекся от престола. Здесь же впервые услышал он слово «джадид». Несколько шакирдов, собравшись в кружок, тихо, с опаской оглядываясь по сторонам, говорили о чем-то запретном.

Рамазан спросил об этом Хамидуллу, но тот быстро ответил, словно чего-то испугавшись:

«Поменьше прислушивайся к словам разных смутьянов. Джадиды – страшные люди. Они хотят перевернуть все государство, чтобы люди предались русским, забыли ислам и шариат. Они хотят уничтожить священную власть эмира. Смотри же, держись от таких подальше, а то недолго и до беды!»

Сквозь собственные переживания и мысли Рамазан почти не замечал того, чем жили многие шакирды.

Некоторое время назад в Турции к власти пришли младотурки. Часть бухарских студентов, посланных для получения знаний в Стамбул, по возвращении в Бухару привезли с собой их идеи: более близкое общение с европейскими народами, обучение молодежи светским дисциплинам и развитие науки и культуры, но все это под эгидой ислама. В Бухаре уже несколько лет действовали тайные общества, но после падения царского трона в России эти люди заговорили о переменах более смело и открыто.

Ко времени, когда Рамазан начал учиться в медресе, уже почти в каждой духовной школе имелась горстка студентов, ратующих за изменение системы образования, за более благосклонное отношение мулл и мударрисов к светским наукам, без которых нельзя было построить современного государство.

Среди джадидов выделялись умеренные – те, кто выступал лишь за изменения в образовании, и крайние, кто мечтал о государственном переустройстве. В их числе было несколько крикунов, стоявших за полное свержение эмирской власти. Именно они организовали весной в Бухаре шествие молодых людей, большинство из которых, не имея точных понятий о целях сего действа, присоединись к смутьянам лишь из интереса и скуки ради, ибо такого еще Бухара не знала.

Закончился этот поход с красным флагом трагически – колонна была разогнана многотысячной толпой верноподданных людей, в основном учащихся медресе, возглавляемых духовными отцами. Участники шествия были подвергнуты избиениям, некоторые из них были убиты или брошены в тюрьмы.

Рамазан ни в чем участия не принимал. Он видел, как его сокурсники, вооружившись палками и камнями, вдохновенно отправились «бить кафиров»[52 - Кафир – неверный, немусульманин.]