скачать книгу бесплатно
Гермес встал и церемонно протянул руку Варваре. Тому ничего другого не оставалось, как протянуть руку в ответ. Рукопожатие получилось крепким.
– Добро пожаловать в детективное агентство Гермес и партнеры, партнер! – шутливо и одновременно торжественно провозгласил Гермес, а потом вдруг посерьезнел и внимательно посмотрел на Бориса, выдерживая драматическую паузу. Тот всё же не удержался от очередного вопроса:
– Хорошо, теперь мы вроде детективов, будем разыскивать преступника… А какое именно преступление он совершил? Я понимаю так – у вас сбежал некий Локи, который теоретически, по вашему мнению, способен манипулировать информацией и натворить всяких бед. То есть вы его в этом подозреваете…А где же «труп»?
Эту фразу Варвара так часто слышал в детективах, что вырвалась она автоматически. Но Гермес все понял прекрасно.
– Когда он начнет действовать, будет слишком поздно… – задумчиво сказал он, – Так что насчет преступления и «трупа» я бы не был столь категоричен… В конце концов, что-то в этом роде уже началось. Тебе не кажется, что с какого-то времени ваш мир словно спятил? Фейки вместо новостей. Виртуальные люди, неотличимые от настоящих, искусственный интеллект, который намерен истребить человечество, правда пока только на словах, но все же. Прибавь к этому информационные войны и прочие глобальные манипуляции. Картина, на мой взгляд, очень тревожная.
– Это всё – просто ерунда! – решительно перебил Варвара, который ко всему, что происходит в интернете относился довольно философски, – Фейки – это просто шутки и розыгрыши. Пранкеры всякие погоды не делают. Правда хакеры могут много чего натворить. Но их и без нас ловят. А искусственный интеллект… Это вообще из области фантастики. «Матрица» и всё такое… Прикольно, конечно, но совсем не опасно. Нам что, Матрица угрожает?
– А почему бы и нет? – лукаво прищурился Гермес, – Не забывай, что ваш знаменитый ученый Хоккинг прямо заявил о том, что развитие искусственного интеллекта – одна из главных угроз будущему цивилизации, не менее опасная чем генная инженерия. Ты ведь опасность генной инженерии не отрицаешь?
Варвара помотал головой. В мутации вирусов и прочей заразы он свято верил.
– Впрочем, с хакерами, пранкерами и искусственным интеллектом, отмахнулся Гермес, – вы и сами справитесь, я полагаю. Но есть кое-что, с чем вам бороться окажется трудновато… И это меня пугает по-настоящему.
– С чем это? – придушенным голосом спросил Борис.
– Скоро узнаешь, – таинственно протянул Гермес, – В конце концов любое расследование надо начинать с преступления, как ты выражаешься, с поисков «трупа»… Вот этим мы в первую очередь и займемся. А пока…
Тут Гермес посмотрел на часы, которых – в этом Борис мог поклясться – на его руке мгновение назад не было, и полез в карман. Пока он там рылся, Борис много чего хотел спросить и повернулся к воронам, но те отвернулись и сделали вид, что человеческого языка не понимают. Гермес, наконец, нашел то, что ему было нужно и протянул Борису старый, слегка потускневший ключ.
–Для начала вот, держи. Он нам скоро обязательно пригодится. Пускай побудет пока у тебя.
Варвара машинально взял ключ и повертел его перед глазами. Ключ был подозрительно знакомый. С поцарапанной дужкой, с выпуклыми бородками и биркой из толстого картона на веревочке. На бирке было написано выцветшим синим фломастером «№ 0». Этот ключ Варвара однажды уже держал в руках совсем при других обстоятельствах.
Дело было в четвертом классе. Именно тогда Борис полгода потратил на то, чтобы досконально изучить тайну закрытой двери на заднем дворе школы, о которой среди учеников ходили самые зловещие слухи. Дверь была в стене тупичка, она явно никуда не вела и постоянно была закрыта на большой, очень старый висячий замок. Говорили, что за этой дверью томятся замурованные навечно ученики, с которыми бывший директор школы ещё при СССР не смог справиться и воспитать в духе пионерии и ленинского комсомола. Говорили и про отпетых хулиганов, которых там заперли, а потом про них позабыли. Вроде бы это произошло еще в прошлом веке, поскольку нравы тогда были чрезвычайно недемократичные и жестокие, а прежний директор, по слухам, до своего директорства служил то ли в НКВД, то ли в контрразведке «Смерш», то ли в каких-то еще более страшных карательных органах. В общем, истории в стиле «темной-темной-ночью-за-черной-черной-дверью» жутко пугали первоклассников вплоть до перехода их в старшую школу, потом они вырастали и передавали эстафету ужаса перед таинственной дверью новым первоклашкам. Борису же представлялось, что там скрывается мрачный каменный каземат в стиле Эдгара По, которого он с замиранием сердца почитывал по ночам, с маятником-секирой и маской Красной смерти.
Дверь, кстати сказать, была совсем не черной, а какой-то грязно-серой, с местами облупившейся краской и облезлыми косяками, очень старорежимной и действительно какой-то зловещей. Варвара в попытке раскрыть тайну прошел весь стандартный для школьников путь – на цыпочках в ужасе подкрадывался к двери, когда никого не было рядом, прикладывал к ней ухо, пытаясь услышать шаги или стоны замурованных пионеров, дважды пытался открыть дверь случайно попавшимися дома старыми ключами, пристально разглядывал непроницаемую черноту в трещинах косяков, но так ничего толком и не узнал.
Тогда он приступил к систематической осаде двери, потратив уйму времени на ненавязчивые поначалу, а потом все более интенсивные расспросы пожилых охранников, уборщиц и даже поварихи Натальи Петровны, которые в ответ пожимали плечами и говорили, что ничего там нет, кроме паутины, и что они не помнят, когда дверь открывалась в последний раз. Он собрал всевозможные версии, слухи и весь школьный фольклор, что к разгадке его совсем не приблизило, а, напротив, только еще больше запутало его пытливый ум.
Каждую свободную минуту он тратил выслеживая, не откроет ли кто-нибудь злополучную дверь, а однажды напрямую, с присущей ему неделикатностью и неумением делать длительные подходы, спросил про дверь у нового директора школы, который застал его за попыткой проковырять гвоздем щель в облезшей филенке. Директор сначала с удивлением посмотрел на наглого шкета, потом спросил очень тихим и каким-то усталым голосом, правда ли его эта дверь так интересует и готов ли он пострадать, поступиться свободным временем и потрудиться, чтобы раскрыть её тайну. Варвара убежденно сказал, что готов и директор, вздохнув, набрал на мобильном телефоне какой-то номер и пробурчал, как показалось Варваре, совсем уж обреченно, этому кому-то: «Возьми ключ, и подойди на минуту»…
За распахнутой дверью, которую не без труда отомкнула повариха Наталья Петровна, действительно ничего не было, там оказалась только старая кирпичная стена, выложенная прямо за узким порожком в месте дверного проёма. Она была бурая, облезшая, какая-то замшелая и сплошь покрыта пыльной паутиной. Паутины было очень много, а пыль местами слежалась плотными, как сланцевые месторождения, слоями. За порогом одиноко лежал кусок отвалившейся штукатурки.
Директор с иронией наблюдал за обомлевшим расследователем, а потом протянул ему ТОТ САМЫЙ потускневший и поцарапанный ключик, с хитрыми выступами на двойной бородке. К кольцу на ключе бечёвкой была прикреплена потертая картонная бирка со странной надписью «№ 0». Борис опасливо взял ключ, директор удовлетворенно кивнул и распорядился: «Наталья Петровна, ну как всегда – ведро ему, веник и швабру, пыль еще в прошлом году пора было убрать. А вы, молодой человек, прямо сейчас и начинайте, и не забудьте, когда закончите, закрыть дверь и ключ принесите мне в кабинет…»
– И вот еще что, – помолчав, добавил директор, – Напрасно ты думаешь, что всякую закрытую дверь следует открывать, есть такие двери, что… Хотя, Борис, упрямый ты парень, далеко пойдешь…
Что означала эта фраза, Борис понял только пару лет спустя, когда ее повторили хотя бы по разу все без исключения учителя, а классная Марстепанна (Марианной Степановной ее называть было долго, поэтому и сократили), сказала, «ну ты и любопытный, быть тебе журналистом» и поручила ему редактировать стенгазету.
Следует сказать, что Борис не был первооткрывателем, и сцена с дверью в той или иной форме, но неизменной последующей уборкой пыльного закутка, как выяснилось потом, повторялась в школе с того самого момента, когда лет 25 назад нерадивые строители заложили ставший ненужным запасной выход кирпичом, поленившись демонтировать старую дверь. Снять дверь потом и сделать обычную стенку как-то не доходили руки – то не было средств, то времени. Впоследствии дверь как-то сама собой прижилась и не доставляла особых хлопот, за исключением необходимости время от времени убирать накопившуюся за ней пыльную паутину, чем с успехом, но не слишком часто и занимались самые активные исследователи этой тайны. Происходило это раз в три-четыре года, так что Варварино любопытство пришлось весьма кстати и директору, и злополучной двери.
Вспоминая всё это, Варвара с опаской трогал пальцами шершавую поверхность ключа, потом прикоснулся к толстому картону бирки и перечитал надпись на ней. Там по прежнему было написано «№0»…Он хотел спросить у Гермеса, как к он нему попала, но подняв голову, увидел, что и Гермес и его вороны куда-то пропали.
Пуста была скамейка. Только черное вороново перо невесомо уносило ветром вдоль пустынной аллеи, да шелестели листвой кроны зацветающих лип… В парке стало светлее, и у самого пруда послышался звонкий смех торопившихся к началу занятий школьников. Часы показывали без пяти восемь.
Глава 5. Муки творчества
Варварой испытывает творческие муки, а читатель знакомится с ним и его семьей
В школу Борис, можно сказать, не опоздал, а пятиминутная задержка легко объяснялась предстоящим переездом. Учителю литературы по прозвищу Гоголь он довольно убедительно объяснил, что его портфель по ошибке вместе с вещами запаковали в контейнер, на самое дно, поэтому он все утро этот контейнер переупаковывал заново, а там как-никак полтонны веса. Возражений это почему-то не вызвало, и он с облегчением плюхнулся за свою парту и со вздохом достал тетрадь по литературе, в которой вчера полвечера анализировал образы Агамемнона и Одиссея из Гомеровской «Илиады», в качестве архетипов античных героев. Гомера он честно перечитал во второй раз и даже, не ленясь повышать эрудицию, принялся было за «Энеиду» Вергилия. Утреннее приключение несколько выбило его из колеи, ключ от таинственной двери жег ногу через карман, отчего он его время от времени поглаживал и трогал, как больной зуб – на месте ли артефакт и не приснился ли ему во сне.
Правда всё необычайное мгновенно разбилось о школьную повседневность. Гоголь, который трепетно лелеял свою косую челку, из-за которой и получил прозвище, привычно бубнил о том, что «символистские трансформации античной героики создают своеобразную смысловую гиперструктуру и обращают нас к архаическому мифотворчеству, перенося образы-архетипы героев из пространства артистического бытия в пространство метафорического мышления». Его никто не слушал, кроме отличницы Фоминой, для которой эта абракадабра звучала как песня. Борис и вовсе отсутствовал, думая о Гермесе, расследовании, неуловимом Локи и приключениях. При этом краем сознания он улавливал окружающее, а краем уха слушал урок. Нельзя сказать, что он совсем ничего не понимал в метафорическом мышлении или образах-архетипах. Просто утро сегодня вышло перенасыщенным этими самыми архетипами, а метафорическое мышление Бориса занималось одной проблемой, которую настало самое время основательно обдумать.
Борис думал о ТэПэ – творческом проекте, который как дамоклов меч нависал над его совестью. ТэПэ делали все без исключения ученики с первого класса. Такова была воспитательная стратегия классной руководительницы Марстепанны.
В качестве проекта он еще в прошлом году разработал и запустил на базе школьного сайта вполне сносную информационную службу, корреспондентом которой, равно как и фотографом, контент-менеджером и дизайнером он выступил в единственном числе. Марстепанна довольно легко приняла его идею по началу, охотно присвоив себе звание главного цензора школьного новостного портала. Потом поняла, что Борис способен на большее и сказала, что в этом году ждет от него чего-то особо оригинального.
Чего именно ждет, Марстепанна толком не объяснила, сказав только, что современное медиапространство дает возможность реализации любых творческих замыслов, а Борис – человек несомненно творческий, так что… В итоге Варвара совершенно растерялся, поскольку ничего такого медийного, современного и одновременно творческого в голову ему не приходило, несмотря на помощь родителей, которые этой сферы тоже были не чужды.
Борис постоянно пребывал в раздумьях и творческом поиске. Это можно было даже назвать муками творчества. Перебирая бесконечные варианты, он иногда впадал в тупик. Время неумолимо шло, а решения не было. ТэПэ ощутимо висел в воздухе.
Креативная Марстепанна не зачла в качестве проекта Борин фильм о сомалийских пиратах, который Борис, к слову сказать, лично смонтировал. Материалы, конечно, привез из командировки с Тихого океана отец, который работал на телевидении военкором. Но Марстепанна проект не приняла. Борис поплелся к отцу уговаривать его взять в следующую командировку с собой.
Вечно торопящийся отец от просьбы отмахнулся. Он прихрамывал от раны, полученной во время подготовки репортажа об освобождении российского траулера «Челябинский университет» от сомалийских пиратов. Пиратов брала на абордаж штурмовая группа нашей морской пехоты с большого противолодочного корабля Тихоокеанского флота «Маршал Мерецков», а отец всё это снимал. Пуля в него попала случайно.
Борис для порядка поканючил, чтобы его тоже взяли бороться с пиратами, но отец решительно отмахнулся и начал собираться в сирийскую Пальмиру.
Времени до срока сдачи проекта оставалось мало, шел май, уже неотвратимо распускалась листва на деревьях, но никакой рабочей идеи у него до сих пор не было… Точнее, мыслей в голове оказалось чересчур много, но все они были какие-то неподходящие. Словом, он оказался, что называется «на творческом нуле» и понимал это лучше, чем кто бы то ни было. С самокритикой у Варвары всегда был полный порядок и его мучила совесть.
Отягощенный подобными размышлениями, Борис совсем не заметил, как уроки закончились, и можно было отправляться домой. Домой к сложенным где попало баулам, контейнерам и коробкам идти не хотелось, но сегодня из Франции приезжал дядя Сережа, которого надо было максимально радушно встретить всей семьей. В принципе, торопиться было некуда, и он поплелся на улицу.
Марстепанна перехватила его по дороге и, не смотря на то, что он честно пытался сделать вид очень занятого непосильным трудом человека, строго спросила:
– Торопишься работать над проектом, Иванов? Может, приоткроешь завесу тайны, чем ты собрался нас удивить на этот раз? Только, умоляю, никаких пиратов и прочего плагиата…
– Не приоткрою, Марстепанна, – честно глядя ей в глаза ответил Борис, делая при этом весьма решительное лицо, чтобы она сразу поняла – в творческих тайнах он – могила. Такая тактика спасала его вот уже полгода, поскольку ответить Марстепанне оказалось нечего, но марку следовало держать до конца.
– Ну смотри, Иванов, – сурово сказала Марстепанна, – только запомни: творчество – дело индивидуальное и раскрывает твою и только твою неповторимую личность, так что постарайся родителей не загружать, думай своей головой… Надеюсь она у тебя не только для того, чтобы шапку носить…
– Не только, – честно признался Борис, а когда классная уплыла за горизонт, грубо добавил, – Еще я в неё ем…
Настроение эта встреча окончательно испортила, поэтому он мстительно пнул попавшуюся под ноги скомканную шпаргалку по ЕГЭ, к которым лихорадочно готовились старшеклассники, и направился к выходу.
Он приложил пластиковый пропуск к панели турникета, а когда тот моргнул зеленым светодиодом и выпустил его на волю, неторопливо отправился через парк по направлению к дому. По дороге Варвара сделал крюк, специально обогнув школу, чтобы издалека посмотреть на закрытую дверь. Та окончательно облупилась, стала унылой, какой-то блекло-серой и больше походила на тоскливое продолговатое пятно, чем на путь в неизведанное. На стене около двери кто-то написал жирным маркером прямо на штукатурке оптимистичное четверостишье: Небо большое и дальнее, под ним города и сёла. Не пишите на стенах печальное, да, и думайте о весёлом. В остальном стена и дверь были унылые. И только заржавевший замок выделялся издали рыжим пятном.
Борис погладил в кармане массивный ключ № 0, потом зачем-то переложил его в куртку и прямиком через парк отправился в сторону дома. В парке стало многолюдно, галдели дети, играя возле пруда и пенсионеры бодро осваивали терренкур, перебирая скандинавским палками. Казалось, что они едут на невидимых лыжах по серой галечной дорожке к неведомой цели.
По дороге Борис заскочил в супермаркет и купил пару сосисок. Сосиски ему были нужны не для себя, а для питомца, точнее питомицы – бездомной собаки Зинки, которая после смерти старой хозяйки осталась жить в подъезде Бориного дома. Жила она на первом этаже, благо никто из жильцов не возражал (народ в доме собрался сердобольный). Зинку Борис очень любил, всячески опекал и регулярно кормил собачьим кормом, сосисками, обрезками колбасы и всякими вкусностями, легко отрывая их от своего стола. Зинка была породы дворняга, но симпатичная, маленькая, рыжая, похожая на лисичку с черно-карими умными глазами и очень приветливая. Сначала Борис хотел назвать её Томкой в честь спаниеля из рассказов Чарушина – эту книжку он обожал с раннего детства, но имя не прижилось. Собаку все любили и баловали. Даже непреклонная мама частенько приходила домой из магазина с обломанным на четверть батоном, поскольку Зинка хлеб ела с удовольствием, и мама с ней охотно делилась.
Мечтал Борис забрать собаку домой, но пока уговорить родителей никак не получалось. Зинку они тоже любили, но брать ее в семью отказывались наотрез.
– Собака, парень, это, прежде всего, ответственность! – твердо заявлял отец, – А ты пока не только за собаку, ты за себя-то отвечать не научился… Собаке и в подъезде неплохо, никто ее не обижает, а даже наоборот, все к ней относятся хорошо, вон баба Нюра из 65-й квартиры, даже жилетку ей на зиму связала, а Соня из 58-й читать учит…
Зинке сосиски понравились, но одну она отложила на потом, торопливо зарыв в подстилку. Вторую немедленно съела. Борис почесал ей брюхо и тоже пошел обедать.
– Обед на столе, – шепотом сказала мама, на миг оторвавшись от разговора по телефону и успев при том потискать Бориса и чмокнуть его в макушку, – Только руки не забудь помыть…
– Угу, – дежурно ответил Борис, который подумал, что тискать своего ребенка и болтать по телефону одновременно – как-то не правильно, и поплелся мыть руки.
Мыло он, естественно брать не стал, а только повозил по нему кончиками пальцев, а потом тщательно обрызгал водой, чтобы у любого придирчивого поборника чистоты вроде мамы Леры сложилось должное впечатление, насухо вытер руки и отправился на кухню. В связи с переездом кулинарных чудес он не ожидал, но разноцветная, в основном оранжево-помидорная и коричнево-колбасная пицца выглядела вполне аппетитно. Наливая чаю в громадный, как кастрюля, любимый стакан, он краем уха слышал, что очередная мамина жертва, похоже серьезно попалась…
Мама Варвары, Лерочка, как называли ее все без исключения знакомые, работала в той же телекомпании, что и отец, но работа ее была какая-то особенная и немного людоедская. Лерочка служила продюсером популярного ток-шоу, в котором очень общительный ведущий Шура словами и жестикуляцией неделикатно потрошил гостей. Он задавал им вопросы, от которых те краснели, бледнели и рыдали, иногда он устраивал им в прямом эфире очные ставки с друзьями (с ними они обнимались и плакали, изображая, счастье от неожиданной встречи), и с врагами. С врагами гости Шуры либо шумно дрались, либо просто ругались и очень редко, напоследок, принимались со слезами обниматься, делано изображая примирение. Плакали или даже рыдали в Шурином шоу непременно, и мало кто знал, что за этот процесс управляется не искренностью или эмоциями, а мамой Лерой. Если она говорила «рыдать», все рыдали, если «смеяться», то смеялись. Таковы были условия контракта.
Вот и сейчас ее голос отчетливо звучал через закрытую дверь, она требовала немедленно найти ей к среде человека, который вынужденно покинул семью, много лет странствовал – да пусть хоть и воевал, считался погибшим, а потом, неожиданно вернувшись домой, застал жену в процессе поиска нового мужа…
– Одиссея пригласи, – мрачно буркнул себе под нос Борис, но вслух ничего говорить не стал.
Таких неожиданных, но всегда неизменно драматических поворотов в биографиях будущих Шуриных жертв Борис слышал великое множество. Особенно были востребованы всякие не совсем здоровые или очень страшные люди, исчезнувшие отцы или матери, потерянные и отыскавшиеся дети, миллионеры, не желающие делиться миллионами с бедными родственниками или брошенными женами и детьми, маньяки, которые уже кого-то успели отправить на тот свет, но пока еще не сели в тюрьму или уже из нее вышли, мошенники всех мастей, ловеласы, жиголо, психопаты и обычные психи, изобретающие невероятные вещи, контактеры с пришельцами, сами пришельцы в облике психов и так далее, и тому подобное…
Самое удивительное, что мама этих экзотических персонажей постоянно находила и легко уговаривала взойти на «эшафот» к Шуре. Под телекамеры и софиты они шли тем более охотно, чем щедрее был обещанный гонорар. Говорят, одному маньяку, вышедшему из тюрьмы, дали целых три миллиона, и он немедленно в прямом эфире пообещал скоро заняться уцелевшими жертвами. Его забрала полиция, так что Шурик ликовал от взлетевшего рейтинга. Короче, мама умела работать так виртуозно, что у ведущего никогда не было проблем с героями новых программ, а Борису иногда казалось, что весь мир состоит именно из этих монстров, а не нормальных людей. Иногда он думал о том, что если мама и ее коллеги будут работать в таком же темпе еще лет десять и программа продержится в эфире в прайм-тайм, то Шуре придется просить продюсеров отыскивать уже обычных людей, которые превратятся в такую же редкость, как сейчас какой-нибудь однорукий акробат-альбинос, разбивший сердце самой толстой женщины в мире с 18 детьми от разных отцов…
Работала мама неустанно, можно сказать на износ. Работа её была нервной и очень тяжелой. Отец, тем временем, постоянно снимал войну или стихийные бедствия, мотался по командировкам, но видеть его на экране в синем бронежилете и в каске «Пресса» с микрофоном в руках было здорово. О такой работе Борис и мечтал, полагая, что именно журналист и только журналист – настоящий герой нашего времени. Маму и лощеного Шуру он журналистами не считал, хотя понимал, что они к этой профессии стоят совсем близко. Не то, чтобы ему непременно хотелось прослыть героем и получить всеобщее признание. Просто Борис верил в высокую миссию и бескорыстно мечтал о странствиях и романтике.
К вечеру вернулся домой отец, мимоходом хлопнул его по спине, и начал паковать походную сумку. Привычно собирал он необходимые вещи, многие из которых Бориса удивляли. В сумку попал толстый бумажный блокнот, три или четыре шариковых ручки, десяток флэш-карт, фонарик-жужжалка, две упаковки пальчиковых батареек, швейцарский мультитул с пассатижами, пилой, ножом, ножницами и еще уймой других инструментов, потом простой перочинный ножик, но побольше. Не забыл отец фляжку и кружку, помятую пулей, которые ему подарили морские пехотинцы, толстый, похожий на сотовый, но не сотовый, а спутниковый телефон, планшет, ноутбук, диск на два терабайта, небольшую, но упитанную видеокамеру, которая, как знал Борис, умеет выходить в интернет и много всякой всячины, которую можно не упоминать, вроде горы таблеток, толстых туристических спичек, шоколадных батончиков и упаковки галет.
Борис мимоходом закинул отцу удочку в том смысле, а не смотаться ли ему вместе с ним на пару-тройку дней, ну там помочь чем-нибудь, штатив, например, от камеры поносить. Отец даже не вздрогнул, а Борис как бы невзначай заметил, что и Пальмиру посмотреть бы неплохо – Сирия интересная страна, тем более загранпаспорт у него уже есть, а в дальних странах тоже бывать приходилось, заразы, он, в принципе не боится, его в этом году прививали от гриппа… Отец отмахнулся и пошел на кухню перекусить.
Варвара понял, что про прививки сболтнул зря, поскольку руки отца от бесчисленных уколов были какие-то пятнистые, а, судя по тому, как он иногда старался аккуратно присесть на краешек стула, и не только руки. Впрочем, особой надежды на успех он и не питал, но, как говорится, попытка не пытка, на нет и суда нет.
День закончился быстро. Поговорили о скором приезде родственника из Парижа, о школе, погоде и об отпуске, который то ли будет, то ли нет. А в половине шестого вечера все смотрели как виртуозно ведущий Шурик расправляется с очередной многочисленной и очень недружной семьей откуда-то из-за Урала (за ней мама ездила в прошлом месяце и лично их привезла в студию). На самом увлекательном месте, когда герои готовы были вступить в рукопашную, в дверь позвонили.
Глава 6. Дядюшка из Парижа
Приключение начинается, Гермес появляется в новом обличье, Борис получает подарок, а родители собираются в командировку
На пороге с большими пакетами из магазина дьюти-фри Парижского аэропорта «Шарль де Голль», стоял очень довольный Гермес. С утра он ничуть не изменился, разве что вместо широкополой шляпы-петаса на его голове красовалась бейсболка с надписью «WANTED», а крылья таллариев, смахивающих теперь на модные мокасины, были неподвижны, мастерски прикинувшись дизайнерской аппликацией…
– Боже мой, Серж! – пафосно воскликнул отец и стиснул француза в объятиях.
– Сереженька! – завопила мама и повисла у гостя на шее.
А Борис ничего не сказал, поскольку челюсть у него разом отвисла и никак не желала вставать обратно.
Легкий шок от неожиданного явления, как ни странно, у Бориса быстро прошел. Маме – этот изобретательный жест Борис по достоинству оценил – дядюшка из Парижа вручил квадратную оранжевую коробку с пестрым шелковым платком, крест-накрест перевязанную черными лентами и с надписью – а как могло быть иначе? – Herm?s. Увидев подарок, мама неестественно взвизгнула, высоко подпрыгнула и снова повисла у Гермеса на шее. Отцу достался фотоаппарат с каким-то длиннющим объективом, похожим на ствол гаубицы и таким множеством кнопок, что смахивал на пульт управления звездолетом.
Зато подарок, который Борису вручил оказавшийся дальним родственником бог, был даже не царским, а самым что ни на есть божественным… О таком подарке Борис даже и не мечтал, а когда начал лихорадочно разворачивать оберточную бумагу, потом с замиранием сердца – а вдруг просто показалось – раскрывать коробку, понял, что справедливость на свете все же существует… На свет божий из недр невзрачной на вид коробки показались белоснежные с серым обручем и квадратной призмой под правый глаз – чуть левее призмы загадочным отблеском сверкнул глазок видеокамеры – очки Гугл Гласс, те самые, о которых все много чего слышали, но еще никто не держал в руках.
– Ого, – искренне восхитился отец, – Ну ты это… немного перебрал по цене…
– Ерунда, – легко отмахнулся Гермес, – они мне задаром достались, по программе тестирования. Вот пусть он и тестирует… Расскажешь потом о впечатлениях? Ну и если что-то такое заметишь, вроде бага, то сообщай… А то мне потом анкету нужно заполнить, да все времени не хватает. Владей…
– А возвращать когда нужно? – аккуратно спросил Борис, который знал и про бесплатный сыр в мышеловке, и про коварные свойства халявы.
– А возвращать никогда не нужно, – сказал заграничный гость и подмигнул, – Только на сайте зарегистрируйся, они тогда бесплатные обновления присылать будут. Полезная штука – ходи себе, делай что хочешь и создавай летопись своей многотрудной жизни. А жизнь у тебя многотрудная?
– Многотрудная… – охотно согласился Борис и пошел регистрироваться на сайте, поскольку понял, что время его еще не настало, и взрослым есть, о чем поговорить «без сопливых», как частенько любил уточнять папа.
В принципе Борис ничего не терял, квартира была небольшая, стены и двери такие тонкие, что при желании подслушать разговоры взрослых было бы не сложно. Однако Борис честно решил не подслушивать, а нетерпение «поюзать девайс» – любимое выражение компьютерного гения Фили из параллельного класса – оказалось столь велико, что он даже и не особо себя уговаривал. Он понял, что Гермес все это ловко подстроил, но раньше времени все равно о своих планах не скажет.
«Девайс» оказался очень продвинутым, но его изучение явно не терпело суеты. Очки слегка пискнули и включились, на призме загорелся проекционный экран и перед глазами Бориса пробежали тестовые строки. Странное впечатление – казалось, что метрах в полутора-двух от него в воздухе возник не слишком большой и не слишком маленький полупрозрачный экран, на котором появилось знакомое по планшету Android меню. Изображение оказалось мелковатым и каким-то блеклым, но вполне сносным, если учесть, что поворачивалось оно вместе с головой и все время висело перед правым глазом. Ощущение было необычное. Борис решил потом обязательно с этим поэкспериментировать и начал включать компьютер, который не стали пока упаковать, чтобы перейти на сайт для регистрации.
Потом он заглянул в Гугл и внимательно рассмотрел как выглядит руна Ансуз – символ Бога, а в перевернутом виде знак Локи. Руна была простая – палочка с двумя косыми, направленными вниз черточками, будто щедрый Бог простирает вниз руки, даря людям благо и знания. Перевернутая руна казалась агрессивной, словно из подо мха выпирал корень давно погибшего дерева и палочки казались острыми обломками ветвей, цепкими и опасными. Знак Варвара на всякий случай хорошенько запомнил.
И тут он услышал такое, от чего у него слегка сжалось сердце, а потом отпустило, но забилось часто-часто и начало как-то само собой подрагивать веко…
– Сереженька, милый, – плаксивым голосом говорила в этот момент мама (это была самая убийственная мамина профессиональная интонация, после которой на приезд в телестудию соглашались даже безнадежно парализованные жители Курильских островов или Сахалина, которым предстояло двое суток пересаживаться с самолета на самолет и ждать летной погоды), – поживи пару дней у нас, а? Конечно, у нас тут не Мариотт… Сам видишь – беспорядок, баулы всякие, но мне так надо, так надо на пару дней в Кинешму… А Коленька в Сирию завтра уезжает. Борьку оставить не на кого, вот ведь беда….
– Да не вопрос! Какой Мариотт, Лерочка! – раздался в ответ бодрый голос Гермеса, но мама его тотчас же перебила неестественно бодрым тоном – очевидно на кухню возвратился после поисков штопора отец.
– Коленька, представляешь себе как здорово! Сережа вот предлагает пожить у нас пару дней, за Борей присмотреть пока меня не будет, а ты говорил – проблема, куда парня девать…
Борис замер и понял, что на этом свете есть не только удача, но и Большая Удача. Дело, похоже, складывалось так, что ближайшие время – про «пару дней» мама пусть рассказывает наивному греческому Гермесу и доверчивому отцу – он проведет без опеки и тисканий, и сможет, наконец-то, заняться настоящим делом. Словом, впереди маячила весьма явственная перспектива БеПе (Большого Приключения). Если все в последний момент не сорвется.
То, что Гермес это подстроил заранее, Борис не сомневался, и с замиранием сердца начал откровенно подслушивать.
– Знаешь, ты неисправима, – нудным голосом заладил отец, который каждую мамину командировку воспринимал как пустую трату времени, – Тебе твоя Бугульма…
– Кинешма, Коленька, а никакая не Бугульма…
– Не важно! Тебе эта Кинешма важнее всего. Нашла там, наверно, очередного уникума для своего Шуры…
– Коленька, ты даже не представляешь, какой там человек – он вечный двигатель изобрел в детстве, так тот до сих пор работает, а его к ответственности за долги по коммуналке привлекают, понимаешь…
– Ага, понимаю! Ретрограды против инноваторов, просто как у Аграновского. Но вы-то, Лерочка, с Шурой не Аграновские, вы людоеды – вы не спасти человека хотите, а показать всем какой он убогий. Вам не добро нужно сделать, а рейтинг… У него, наверное, еще и рук нет…
– Ног, Коленька… – смущенно призналась мама покорным голосом, – У него нет ног, он их под поездом потерял, когда работал путевым обходчиком. Сам подумай, как же он один сюда доберется? Все организовать надо, мы его так долго искали и уговаривали, ты не представляешь…
Отец тихо взвыл, потом обратился к Гермесу каким-то обреченным тоном.
– Вот, Серега, так мы и живем… Можешь себе представить, у него ног нет, а он, вопреки всему, вечный двигатель изобретает… Гора! Глыба! Человечище…
– Все нормально, – громко рассмеялся Гермес, – Лерочка, я и сам хотел на постой попроситься на первое время, терпеть не могу отели – там постоянно то рыбой, то пылью пахнет. А за Борисом я пару дней без проблем присмотрю, надеюсь, он у вас не кусается… Заодно город покажет, я здесь на какое-то время задержусь – работа серьезная, одним днем не управишься…
– Не кусается… В случае чего – он у нас привитый… от гриппа, – мрачно сказал отец, припоминая Варварин заход насчет потенциального сирийского турне, а потом громко позвал, – Борис, отвлекись на минуту, подойди к нам, мне с тобой нужно серьезно поговорить.
На кухне за столом сидели все трое: мама тихо торжествовала тактическую победу, но виду не показывала. Борис знал это выражение лица лучше всех – такое лицо могло бы быть у крошечного охотника-масая, которому удачным выстрелом из духовой трубки удалось пристрелить здоровенного слона. Отец в это время угрюмо резал кусок сыра пармезан и готовился к серьезному разговору. Гермес сноровисто вскрывал отцовским мультитулом, который пришлось достать из походной сумки, поскольку штопора так и не нашли в запакованной кухонной утвари, запыленную бутылку бургундского вина с готическими надписями на коричневой этикетке.
– Пап, мам, – виртуозно изображая интонацию школьника младших классов, поприветствовал всех неизменно вежливый Борис,– Эээ… дядь Сереж… Вы вино пьете? А я не буду – кислятина…
– Тебе никто и не предлагает, – сурово сказал отец, наблюдая как родственник разливает рубиновый напиток по бокалам, – Я тебя не вино пить позвал, а…
– …Серьезно со мной поговорить, – закончил догадливый Варвара.
– Да, серьезно поговорить…
