скачать книгу бесплатно
Тот, кто может все
Сергей Васильевич Самаров
Спецназ ГРУ
Ударные военные романы, написанные ветераном спецназа ГРУ. Реальные герои в реальных условиях для настоящих читателей. Суммарный тираж книг автора – более 4 миллионов экземпляров.
Вышедший в отставку подполковник ГРУ Виктор Кукушкин приноравливается к мирной жизни. Но в душе он по-прежнему офицер элитного подразделения, и выкованный за годы службы боевой характер не позволяет ему смириться с царящей вокруг несправедливостью. Виктор хочет посвятить себя достойному делу и обращается к своему куратору с просьбой найти ему работу по специальности. Но что можно предложить бывшему спецназовцу, который в совершенстве владеет всеми видами стрелкового оружия и приемами рукопашного боя? Да, вывод один: его предназначение – наемный убийца.
Сергей Васильевич Самаров
Тот, кто может все
© Самаров С.В., 2019
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019
* * *
Когда Виктор Вячеславович начал жаловаться куратору на жизнь и просить хоть куда-нибудь устроить его работать, тот спросил у него:
– А что ты умеешь делать лучше всего?
Он на какое-то время задумался, потом ответил коротко, но категорично:
– Убивать!
– Ну, знаешь, такой работы у меня для тебя нет, – ответил старик и шмыгнул носом, с которого норовила скатиться капля. Насморк у старика был, похоже, хроническим, и одна капля традиционно висела на кончике носа, как звезда на погоне. – Это вообще не мой профиль. Где-то на зонах наверняка существуют должности палачей, хотя официально смертная казнь у нас в стране заморожена. А палачей используют, когда требуется кого-то уничтожить, кто к пожизненному приговорен. В муках дать умереть… Тогда палачи и работают. Но я к ним никакого отношения не имею. Деньгами я немного могу тебе помочь. Материальную помощь выдать. Но в очень ограниченных размерах. Пиши пока расписку на двадцать тысяч. Сейчас принесу… – Старик придвинул к нему тетрадку и ручку, а сам ушел в другую комнату и долго гремел там ключами и металлическими дверями, якобы забираясь в сейф.
Но, достаточно хорошо зная и самого старика, и этот тип людей вообще, Виктор Вячеславович понимал, что старик деньги в сейфе не держит, а ключами на связке и металлической дверцей сейфа гремит намеренно, сбивая с толку своего визитера. А сами деньги прячет где-то среди белья в шкафу, или под матрацем, или вообще в старой драной фуфайке, что лежит под вешалкой.
Предложенные двадцать тысяч никаких проблем решить не могли, но хотя бы позволяли оттянуть их решение. По крайней мере, теперь хватало на бензин, чтобы ездить за продуктами или за чем-то другим необходимым в ближайший город. Да и сейчас было на что вернуться к себе в деревню…
Пролог
Тамара, сидя за валким, неуверенным в себе столом и положив локти на потертую клеенку, пересчитывала мелочь, собранную из разных карманов своей и моей одежды. Давалось ей это нелегко, потому что рука была стянута тугим бинтом и при шевелении пальцами ей приходилось невольно морщиться. Я смотрел на эту перевязанную руку и думал о том, что в пятьдесят семь лет кости уже становятся хрупкими и легко ломаются. Но я, человек, в делах различной тяжести переломов хорошо разбирающийся, после прощупывания костей на руке категорично заявил жене, что у нее только ушиб и не стоит даже тратить бензин и ехать в поликлинику ближайшего райцентра. Туда далеко, а другая, хотя находилась вообще не в нашей области, тем не менее была ближе, но медицинские услуги для посторонних там платные. Сам я привык на такие мелочи, как ушибы различной тяжести, внимания не обращать. Но Тамара – женщина, у нее руки иначе устроены, чем у мужчины. Они по большому счету вообще к ушибам не приспособлены.
– Болит ведь… – пожаловалась Тамара, когда я стянул ей кисть тугой бинтовой повязкой.
– А ты что думаешь, в больнице тебе кроме повязки еще что-то сделают? – спросил я. – Точно такая же повязка, и все… И домой отправят с шуткой, попросят больше мужа не бить.
Тамара принимать шутки в свой адрес умела без обиды и, посмотрев на меня, улыбнулась. Хотела, как я догадался, сказать, что врачи только глянут на меня и сразу поймут, что с таким шутки плохи. И догадаются, что руку она не о мужа ушибла.
В реальности все было так…
Возвращаясь в свою деревню, я заехал на заправку, потому что бензина оставалось уже совсем впритык – только до дома доехать. Вообще-то это называется ехать на «красном фонаре», хотя сигнал о проблеме с бензином у меня еще не загорелся. Тамара подсчитала деньги, строго на десять литров хватило. Она пошла платить в кассу, а я засунул заправочный пистолет в соответствующее гнездо своего старенького автомобиля и стал ждать. Честно говоря, я сразу обратил внимание на шикарную машину, подъехавшую к той же колонке с другой стороны. На такую машину, как ярко-красный «Шевроле Камаро», трудно не обратить внимание. Но у разных машин заправочные люки расположены с разных сторон. У моей, например, машины он расположен справа. А у кого люк расположен слева, должен заправляться с противоположной стороны. Потому заправочные колонки так и ставятся. Но в этом случае автомобиль должен был бы заехать на место заправки с той же стороны, с какой заезжал я. А он заехал с противоположной. Это иногда случается, если водитель или сильно спешит, или чересчур наглый. А таких сейчас на дорогах множество. И потому я не сильно отреагировал на появление неподалеку «Камаро». Отреагировал я только тогда, когда увидел, как из шикарной иномарки вышли два высоких и крепких представителя кавказских народов, затрудняюсь даже сказать, какого из этих народов, потому что для меня они все на одно лицо. Водитель остался стоять у своей дверцы, а второй шагнул к моей машине, долго не разговаривая, вернее, вообще не разговаривая, вытащил заправочный пистолет из моей машины и потянул за собой шланг, желая заправить свою. Если бы все дело сводилось к торопливости, я мог бы и подождать, когда они свой «Камаро» заправят. Но беда заключалась в том, что к машине уже возвращалась Тамара. Значит, она заплатила в кассу за бензин. И больше денег у нас с собой не было. Как не было и гарантии, что два гостя с Кавказа пожелают с нами расплатиться.
– Эй, парень! В чем дело! – шагнул я к тому, что тащил за собой шланг вместе с заправочным пистолетом, и наступил на шланг ногой.
– Сиди, дед!.. Сегодня пятница, а по пятницам я стариков не бью… Пшел в свою колымагу и не высовывайся!..
Он был не просто на полголовы выше меня, но еще и килограммов на тридцать тяжелее. И лет на сорок моложе… Под спортивного покроя рубашкой вырисовывалась целая гора мышц. Парень явно чувствовал себя хозяином жизни вообще и данного положения в частности. Считал, похоже, что человек с седой бородкой и такой же седой головой не в состоянии дать ему отпор. Наивный… Он не знал, что связывается с отставным подполковником спецназа ГРУ.
Парень с силой дернул шланг, желая вытащить его из-под моей ноги. Если бы я зазевался, то мог бы и упасть от такого рывка. Но я не зазевался, вовремя ногу поднял, и от собственного рывка, не получив сопротивления, упал парень. Но вскочил он быстро и разразился отборным матом. Я уже шагнул вперед, но тут за спиной парня оказалась Тамара. Я сам учил ее наносить удар раскрытой ладонью в ухо. Одной ладонью, собранной лодочкой, в одно ухо. От такого удара, от звона, идущего по всей голове, любой не сразу придет в себя. А она, согласно моему совету, должна была бы в этот момент убежать. Этот удар она под моим руководством отрабатывала на боксерском мешке, что висит у нас рядом с домом на турнике, упорно отбивая ладонь до красноты и боли. А когда боль становилась сильной, она меняла руку и била по мешку второй.
Не знаю, кто научил Тамару удару одновременно с двух рук. Вроде бы представителей уголовного мира в числе близких родственников у нас нет. А этот удар среди уголовников называется «варкухой». Именно так она и ударила, одновременно двумя собранными ладонями по ушам. И тут же у здоровенного парня брызнула кровь из носа – от этого удара в голове моментально подлетает давление. Он не ожидал атаки сзади, и это только усилило эффект удара. Парень резко обернулся, и Тамара, вместо того чтобы убежать и спрятаться за мужа, с размаху, с правильным доворотом тела и с достаточной резкостью нанесла резкий удар кулаком в самый кончик небритой челюсти. Парень рухнул рядом с заправочной колонкой. А из-за машины уже бежал второй. И я увидел, как в его руке что-то блеснуло. Скорее всего, он успел достать из кармана или из машины, дверца которой хлопнула, нож. Но, пока доставал, время потерял. И теперь было поздно.
– Заправь машину… – спокойно сказал я Тамаре, а сам шагнул к новому действующему лицу происшествия.
Она подняла заправочный пистолет и спокойно стала заправлять нашу машину. За меня она, отлично зная мои боевые навыки и способности, кажется, совсем не беспокоилась.
А я тем временем встретился с новым противником позади багажника «Камаро». Парень выставил нож перед собой, угрожая мне. И сделал два со свистом режущих воздух движения.
– Брось железяку! А не то… – серьезно произнес я.
– А то что? – наивно спросил он. Второй оказался еще глупее первого. У первого хотя бы ножа в руке не было. А этот полез, не только не понимая, куда суется, а даже не имея понятия, как с ножом следует работать.
– А то железяку отниму и ею же тебе, дураку, глотку перережу…
Парень мое предупреждение принял за попытку угрозы, а угрожают обычно те, кто слабее. Но я говорил серьезно. И пока парень хихикал над моими словами, я сделал обманный шаг, заставил его отмахнуться рукой с ножом, сам тут же переместился сначала вбок, захватил его за рукав, а потом, оказавшись у парня за спиной, готов был уже сломать ему вооруженную руку с одновременным разрывом связок в локтевом суставе. Но тут послышался шум двигателя, взвизгнули тормоза, и рядом с нами остановилась машина полиции, из которой выскочили два мента с поднятыми автоматами.
– Бросай нож! Стрелять буду! – крикнул старший по званию, кажется, старший лейтенант.
Мой противник уронил нож на асфальт, недобро усмехнулся и презрительно посмотрел на меня.
– Живи уж, дед, если такой везунчик… – сказал он с сильным кавказским акцентом. До этого говорил по-русски более чисто. Скорее всего, акцент вылез вместе с волнением, что для человека, не имеющего боевой практики, естественно.
Парень, похоже, так и не понял, что и без появления ментов он уже находился в проигрышной позиции и его фразу про везучесть должен был бы сказать я.
– Что тут произошло? – спросил старший лейтенант.
Тамара закончила заправлять машину и, подойдя к лейтенанту, стала коротко, почти по-военному, без эмоций и ненужных домыслов, объяснять происшествие. Я посмотрел на полицейскую машину, на которой красовалась надпись – «Вневедомственная охрана». А я-то подумал, что менты в кои-то веки оперативно сработали. Решил, что кто-то из сотрудников заправки нажал «тревожную кнопку» и полиция послала на объект ближайшую машину, как вообще-то и полагается. А машина вневедомственной охраны, скорее всего, приехала просто заправиться. Да и была ли «тревожная кнопка» на заправочной станции – вопрос оставался открытым.
– Старлей, будь другом, вызови побыстрее наряд из райотдела, – начал я командовать. – Я – подполковник в отставке.
Уточнять, что я подполковник спецназа военной разведки, а вовсе не полиции, я не стал. Не все сказать это не значит обмануть, как мне кажется…
В это время Тамара, завершая свой рассказ, потрясла кистью и скривилась от боли. Я подошел ближе и стал прощупывать кисть.
– Угомонись! Перелома нет. Только сильный ушиб. И связки, должно быть, потянула. Сколько раз тебе говорил, кулак необходимо доворачивать, а то ведь можно и всю кисть себе изуродовать.
– Что? – воскликнул вдруг мой второй противник. – Эта тетка вырубила мастера спорта по вольной борьбе в полутяжелом весе? Никогда не поверю… Да он ее одним мизинцем пополам сломает…
– А ты сам не видел? – спросил я.
Парень косо глянул на ментов, потом объяснил:
– Я нож, наверное, в это время из машины доставал.
– Если не веришь, она сейчас может и тебя вырубить… В свои пятьдесят семь лет она двоих таких уродов сломает.
Водитель ментовской машины и старший лейтенант тем временем подняли на ноги жертву маленького кулака Тамары. Парень, громко матерясь, сморкался, забрызгивая асфальт и заправочную колонку кровью, и грозил мне и Тамаре всеми бедами, которые мог придумать его потрясенный ударом маленькой женщины ум. А много он придумать после удара, кажется, не мог. И вообще он не сильно походил на умного человека. По крайней мере, впечатления такого не производил. Сильным был – это да, но проблесков ума в его глазах не проскальзывало.
– Я вызвал наряд из райотдела, товарищ подполковник, – повернулся ко мне старлей. – Сейчас подъедут…
Перед тем как ехать из райотдела домой, я вытащил из-под переднего сиденья своей «Волги» автомобильную аптечку, особенно богатую бинтами, в ущерб чему-то порой необходимому, и наложил Тамаре на кисть тугую повязку. Признаться, я испытывал за жену даже своего рода гордость. То, что она не испугалась, это было для меня естественным явлением. Она не пугалась и не терялась и в более сложных ситуациях, когда со всех сторон автоматные очереди звучали, а вокруг головы пули нимб рисовали. Не зря же она носила до отставки звание капитана спецназа ГРУ. И позывной у нее был красивый – Анаконда. Тамара очень хотела быть похожей на настоящую анаконду, по крайней мере, стремилась быть такой же опасной для врагов. А врагов тогда нас окружало немало.
Познакомились мы, когда она еще в лейтенантах ходила и служила в разведотделе бригады, а я в звании капитана командовал разведротой. То есть мы были смежниками. Это было в Первую чеченскую, когда из всех войск разве что спецназ ГРУ и десантура и сохраняли воинский дух русской армии. Форму мы, впрочем, носили с десантурой одинаковую, только нарукавные эмблемы у нас и различались. И с парашютом мы прыгали не намного меньше. У меня, к примеру, за все годы службы набралось тысяча триста тринадцать прыжков, причем четверть из них – «с принудительным раскрытием основного парашюта без использования вытяжного парашюта»[1 - Прыжки «с принудительным раскрытием основного парашюта без использования вытяжного парашюта» – то есть прыжки с предельно малых высот без запасного парашюта с принудительным раскрытием основного с помощью вытяжного тросика, зацепленного за главный трос в самолете с помощью карабина. При таком прыжке очень важно в начальной фазе правильно управлять своим телом в воздухе и обязательно требуется избежать кувыркания, что свойственно начинающим парашютистам. (Здесь и далее прим. автора.)]. Кто знает, что это такое, поймет. Анаконде тоже доводилось так прыгать, и не только на учебных прыжках.
В тот раз, когда я увидел ее впервые, нам была поставлена задача по уничтожению банды в одном из сел предгорной Чечни. Выбрасывали нас всей ротой с вертолетов на окраину села как раз «с принудительным раскрытием основного парашюта без использования вытяжного парашюта». При этом мне была дана конкретная жесткая установка: в самом селе незаметно для местных жителей получить из рук в руки пакет от агента Анаконды и доставить его в разведотдел бригады. Самому требовалось передать Анаконде другой пакет, с инструкциями командования разведотдела, который я должен был держать в левом кармане своей «разгрузки». Левый карман – это будет паролем. Выводить Анаконду с собой допускалось только по собственному желанию агента.
Меня, честно говоря, смутил позывной агента. Анаконда, насколько я знал, – это известный атрибут Южной Америки, в частности, Бразилии, где она и водится в водах реки Амазонки. Какое отношение может иметь эта громадная змея к чеченским горам, я не понимал, хотя отлично знал, что позывной не должен быть ни с чем связан и никак не характеризовать самого носителя позывного. Это непреложный закон конспирации, и потому я часто встречал среди агентов крепких физически мужчин, носящих женские имена. А змея даже к имени не имела отношения. Как при этом называют самца этой змеи, я даже не догадывался, хотя понимал, что, как есть самец и самка серой вороны, точно так же должны быть самец и самка анаконды.
Десантирование осуществлялось в так называемые в астрологии «дни Гекаты», которые приходятся на два дня до новолуния и два дня после него. В эти дни на небосводе совсем не видно луну, и потому ночи совершенно темные. Охрана банды пыталась перестрелять нас в воздухе. Но это было очень сложно при той высоте, с которой мы десантировались. Мы сами еще в падении открывали огонь по светящимся точкам, показывающим, откуда в нас стреляют. Часть автоматов и пулеметов банды имели пламегасители на стволах, но ни один пламегаситель не в состоянии полностью спрятать огненный мазок так, как это делает глушитель. А у нас у всех были автоматы с глушителями. И нас было вдвое больше, чем охранников. Кроме того, конечно, помогли наши бронежилеты. Мне лично пули дважды били в бронежилет. Словно специально именно в меня целились. Били под углом и рикошетили. А одна пуля умудрилась прорвать штанину на бедре, правда, само бедро только оцарапала. Тем не менее в роте, как потом выяснилось, оказались два бойца, раненных легко, и был еще один тяжелый, которого мы потом выносили к санитарному вертолету на руках. Но, слава богу, вынести успели, как сказал военврач, вовремя, потому что пуля, пробив горло, слегка задела и сонную артерию, что вообще-то смертельно опасно, и чуть-чуть повредила шейный позвонок. Впоследствии раненый почти полностью поправился, был комиссован из армии и отправлен на инвалидность как лишенный возможности внятно говорить и частично не имеющий возможности шевелить головой. Для молодого парня, которого мать доверила в руки армейских командиров, это было, естественно, большой жизненной трагедией. Сам парень говорил:
– Кому я теперь, кроме матери, нужен такой? Лучше бы убили сразу…
Тем не менее сразу после приземления мы начали бой и быстро уничтожили все охранение села, а затем попытались и в само село войти, что в общем-то и планировалось сделать. Но тут перед нами выросло неожиданное препятствие. Прямо на дрожащие от огненного нетерпения стволы по главной дороге села нам навстречу двинулась толпа чеченских женщин и детей.
– Не стрелять! – дал я резкую своевременную команду. – Соблюдать осторожность! За толпой могут идти бандиты…
Солдаты спрятали стволы – кто наставил свой автомат в небо, кто в землю, в зависимости от того, как кого учил командир взвода. Но пальцы все же оставили на спусковых крючках, и я не услышал, чтобы где-то рядом со мной щелкнул предохранитель, принимая нейтральное положение. Оружие было готово к бою. А в небо или в землю смотрел ствол – это был вопрос, о котором до сих пор спорят и военные, и полицейские. Я лично всегда считал и считаю, что ствол следует направлять в землю. И предупредительный выстрел делать не вверх, а в землю. Ведь полет пули не бесконечен. Если стрелять в воздух, сначала она летит вверх, а потом начинает падать. И неизвестно, куда она упадет. Вполне может статься, что упадет пуля кому-нибудь на голову за много километров от места стрельбы. Думаю, это никому не покажется приятной забавой.
Женщины тем временем всей толпой подошли вплотную и что-то громко кричали на своем гортанном, непонятном ни мне, ни моим солдатам языке. Особенно среди них выделялась идущая первой женщина среднего роста, с правильными чертами лица, хотя, может быть, для классики у этого красивого лица было излишне резковатое выражение. Она подошла первой. Эта женщина не вела с собой детей, как некоторые другие, она только принялась толкать меня руками в грудь и в бока, словно желала вытолкнуть меня с дороги на обочину и там уронить каким-то борцовским приемом. Я на эти толчки только улыбнулся и дал очередь в землю. Женщина шарахнулась в сторону, как и другие.
– В село проходим! – дал я громкую команду, понимая, что выход нам навстречу этой толпы женщин с детьми совершен специально для того, чтобы дать возможность банде сконцентрироваться и – или устроить засаду, или покинуть село так, чтобы мы не видели их «хвост» и не «сели» на него. – Прикладами работать! И локтями. Не стесняться! Контролировать боковые улицы!
Я первым подал пример, взмахнув прикладом автомата так, словно собирался ударить им стоящих поблизости женщин, а потом, в дополнение, дал вторую очередь в землю. Они шарахнулись в сторону. Мои слова они понимали, значит, знали русский язык, но говорить по-русски не желали. Не желали объяснить, чего они добиваются. Но это было и без слов понятно. Задача у толпы стояла одна – остановить роту хотя бы ненадолго. Но их было слишком мало, чтобы нас остановить. Два с половиной десятка взрослых и столько же детей. Работая прикладами и локтями, мы заставили толпу рассеяться – кое-кому особенно упорному или же просто бесстрашному, естественно, досталось прикладом или локтем – и прорвались в село. Там уже рассыпались веером. По дороге шел только я в сопровождении двух офицеров и нескольких солдат, которых я жестом отправил на обочину.
«Хвост» уходящей банды мы все же заметили на одной из боковых улиц в центре села. Туда и направили преследование. Это позже бандиты научились воевать, обрели собственную тактику и проявляли национальные хитрость и смекалку. В подобной ситуации они выставляли обманную засаду, которая привлекала к себе внимание преследователей, а основная часть уходила в другую сторону. Опасаясь этого, я направил в преследование только два взвода из шести, что числились в роте, а сам, ожидая хитрости, до которой бандиты тогда, в самом начале войны, еще не докумекали, двинулся проверять все село. Но командир одного из взводов по громкоговорящей связи сообщил мне, что, похоже, они преследуют всю банду. Не менее пятидесяти стволов, которые огрызаются по мере бегства. И только после получения сообщения я повел роту за двумя первыми взводами. Банду мои «волкодавы» догнали, загнали в тупиковое ущелье и уничтожили. А я все время думал, как мне встретиться с агентом Анакондой, где его искать. Решил было после уничтожения банды вернуться в село, где нам местные женщины постарались бы все физиономии исцарапать.
Хорошо, что мысли об Анаконде меня преследовали так настойчиво. Не знаю, с какой стати я сунул руку в левый карман «разгрузки» и не обнаружил там свернутого трубочкой пакета, который я должен был передать агенту. Карман сам по себе был очень узким, и потому пакет пришлось трубочкой свернуть. Признаться, я испугался! Потерять в боевой обстановке такой важный документ – для офицера разведки это недопустимо. Мелькнула мысль, что я левую сторону с правой перепутал. Стал в правом кармане искать, который сам к «разгрузке» пришил вместо такого же маленького, что и слева, и нашел там трубочку. Вытащил и сразу понял, что это не тот пакет, хотя это тоже был пакет. Тот пакет, что я получил в разведотделе, я сам сворачивал и хорошо помнил, что он был слегка зеленоватый. А новый был белым. Но у меня не было в кармане белого пакета, ему просто неоткуда было взяться! Присев на камень, я стал внимательно рассматривать пакет, удивленный его появлением в собственном кармане, куда я ничего подобного не клал.
– Что-то случилось, товарищ капитан? – спросил лейтенант Удавченко, командир второго взвода, останавливаясь рядом.
– Нет, ничего. Продолжайте движение. Ориентир я дал…
Ориентир был выбран по карте. И я даже не знал, насколько он удобен или неудобен для посадки вертолетов. Выбрасывали нас с парашютами, а забирать должны были вертолетами. Но район подбора роты определяли в оперативном отделе, куда меня не пригласили. Мне же только отметили точку на карте. И в эту точку я вел свою роту. При этом мы имели возможность пройти и минуя село, и напрямую, через само чеченское село, в котором только что уничтожили значительное количество молодых мужчин. Как идти, я еще не решил. А пока рассматривал пакет. Пакет был не запечатан, и я, заглянув внутрь, сразу увидел написанный мелким убористым почерком рапорт с оперативной сводкой, а рядом еще один свернутый вчетверо листок из школьной тетради в клетку. Тем же убористым почерком было написано обращение, как я понял, ко мне, прилагался от руки нарисованный план одного из концов села, где крестиком был обозначен дом, в котором прятался Валид, эмир банды, бывший капитан чеченской милиции. Уходить вместе с бандой он не намеревался, понимая, что мы все равно догоним бандитов и уничтожим – для того «волкодавы» и существуют, чтобы не позволить «волкам» спастись бегством. Это был вопрос оперативного характера, но меня интересовал вопрос более глобальный – как, каким чудом этот пакет оказался в моем правом кармане и каким образом у меня из кармана левого куда-то исчез другой пакет? Выронить его я не мог – карман имел закрывающийся на «липучку» клапан. И кто сумел незаметно для меня вытащить документ из кармана? Я искал и не находил ответа на свой вопрос. Но долго раздумывать у меня возможности не было. Рота подошла к селу. Я еще раз сверил свою зрительную память с нарисованным от руки чертежом, подозвал к себе лейтенанта Удавченко, временно командовавшего первым и своим вторым взводами, пока собственный командир первого взвода лежал в госпитале с травмой спины, показал ему чертеж:
– Берешь оба своих взвода, заходишь к дому через огороды, но дальше забора не выступаешь. Займешь позицию, сообщишь мне. Все понял?
– Так точно, товарищ капитан!
– Работай…
Первый и второй взводы убежали. Сообщение от Удавченко я получил через восемь минут по громкоговорящей связи:
– Товарищ капитан, мы на месте. Можете выступать.
Мы выступили, но, когда еще только подходили к дому, где прятался эмир банды, Удавченко сделал новое сообщение:
– Товарищ капитан, мы человека захватили. Бежал из того дома через черный ход. Он называет себя эмиром Валидом.
– Убежать хотел, гаденыш!
– Да куда уж ему бегать! Еле ноги переставляет. Штаны на ходу сваливаются. Ему далеко за восемьдесят.
Но эмир Валид, перед тем как возглавить банду, был капитаном милиции. Ему никак не могло быть восемьдесят лет. О чем я сразу предупредил лейтенанта Удавченко:
– Значит, не он…
Выставив бойцов контролировать окна, я с тремя офицерами подошел к двери и громко постучал прикладом. Дверь никто открывать не спешил. Тогда мы прикладами выбили ее и ворвались в дом, где в одной из комнат сидела на диване очень даже пожилая женщина и смотрела телевизор. Как мы сразу выяснили, она была полностью глухой.
Настоящего эмира Валида мы нашли быстро – он прятался в погребе сарая. А старик, который попал в руки солдат первого и второго взводов, на скверном русском языке пытался что-то объяснить лейтенанту. Я прислушался. И понял. Это был отец эмира Валида. Ведь слово «отец» на чеченском языке звучит именно как «валид».
Короче говоря, настоящего эмира мы забрали с собой, его престарелого отца оставили ухаживать за глухой женой. До места посадки вертолетов добрались нормально, в ближайшем лесочке дождались, когда за нами прилетят, и спокойно улетели. Двое легкораненых передвигались самостоятельно. Тяжелораненого погрузили первым в санитарный вертолет, который я вызвал по рации. Эмира повезли с собой. В аэропорту нас уже поджидало шесть грузовиков – как обычно, по одному на каждый взвод. Я поехал с первым взводом, воспользовавшись тем, что он был пока без командира и мне не требовалось выселять кого-то из офицеров, чтобы сесть самому в кабину, как и полагается командиру роты. И эмира Валида приказал загрузить в кузов той же машины – пусть на жестком полу поваляется, пусть его побьет телом о жесткий металл, которым кузов обит. Загружали его потому, что руки у эмира были крепко связаны фирменным для спецназа ГРУ способом – когда тыльные стороны ладоней притягиваются одна к другой крепко-накрепко, а потом точно так же притягиваются предплечья до локтей. Руки в таком положении очень быстро затекают и мучают пленника. Солдаты получили приказ хорошо караулить пленника, и, видимо, караулили они качественно, потому что при выгрузке из кузова уже на территории военного городка я совершенно случайно заметил под каждым глазом у эмира по внушительному синяку. Я решил не выяснять появление своеобразного макияжа, а сам он, не желая еще раз встретиться с чьим-нибудь кулаком, жаловаться не стал. Понимал, что бандиты, если солдат попадет к ним в руки, обращаются с ним несравненно хуже. Я передал пленника дежурному по штабу с тем, чтобы тот, в свою очередь, передал его с рук на руки офицерам ФСБ, которые должны были вот-вот подъехать – о пленнике им по своей рации сообщили пилоты вертолета, – а сам сразу поднялся по широкой лестнице в разведотдел.
Каяться пошел… Или, говоря более колоритным солдатским жаргоном, «пошел сдаваться». Признаться честно, я так и не разобрался с тем, что произошло с пакетами. Уже даже начал грешить на какие-то провалы в памяти, о чем предпочитал громко не говорить, поскольку какой может быть разведчик из человека с провалами в памяти!
Но в разведотделе вынужден был сказать, что пакет, который я должен был передать, непонятным образом исчез из моего кармана, а взамен в другом кармане оказался пакет от агента Анаконды. Меня подробно расспросили обо всех событиях того дня сразу после десантирования на окраине чеченского села. Особенно почему-то интересовались моментом, когда одна из женщин пыталась меня вытолкнуть с дороги. Офицеры разведотдела даже переглянулись и посмеялись над этим моментом, ожидая, похоже, смеха и с моей стороны. Но мне было, честно скажу, не до смеха. Потом офицеры приняли от меня пакет с донесением и восприняли при этом все загадочное происшествие так, словно ничего необычного не произошло. И вообще получалось, будто они думали, что я в курсе всяких чудес чудесных и должен был бы вместе с ними навесить на свою грустную непонимающую физиономию улыбку. А мрачное выражение моего лица было принято за высокий артистизм, не иначе.
Говоря честно, я ожидал какого-то серьезного разговора и конкретных мер против себя. Вплоть до снятия с должности командира разведроты. А как иначе, когда я потерял совершенно секретный документ. А основную причину случившегося я понял только месяца через полтора, получая очередное задание от подполковника Самохина, начальника разведотдела бригады и, по сути, моего основного шефа, хотя основным шефом для командира разведроты являются все же комбат с начальником штаба батальона, но и сам комбат, и его начальник штаба предпочитали давать задания Самохину, а он уже передоверял кому-то выполнение, в том числе и мне с моей ротой. Короче говоря, я сидел в его кабинете, когда раздался стук в дверь и в кабинет вошла женщина в форме лейтенанта спецназа ГРУ. Я сразу и безоговорочно признал в ней ту самую женщину, что выталкивала меня с дороги в чеченском селе и уступила мне путь только после того, как я дал очередь в землю, ей под ноги. А потом еще прикладом взмахнул так, что чуть полголовы ей не снес.
– Вот, познакомься, Виктор Вячеславович, это лейтенант Змиева, известная тебе по позывному Анаконда. Она только вчера вернулась с задания. Рад буду вас познакомить, если вы друг с другом еще не знакомы.
Признаться, я почему-то считал, что Анаконда должна быть мужчиной. Как-то так повелось, что в рядах спецназа ГРУ женщин можно встретить достаточно редко, да и то чаще всего на бумажной работе, типа оформления различных документов и прочее, или же в медсанчасти – врача или медсестру.
– Ты, Виктор Вячеславович, помнится, сильно недоумевал, как ловко Тамара Абдулгафаровна забрала у тебя пакет с заданием для нее и умудрилась подсунуть тебе другой пакет, со своим донесением. Я понимаю, что ты все видел, но виду тогда не подал и нас даже убедил, что Анаконда сработала так четко! Лейтенант Змиева у нас вообще считается крупным специалистом по подобным шуткам. В свое время мы специально во время ее подготовки привлекли отставного уголовника-«щипача»[2 - «Щипач» – вор-карманник, считается элитой в уголовном мире, высшей воровской кастой.], который четыре месяца готовил ее. Уголовник потом говорил, что Тамара Абдулгафаровна превзошла его во всем… Ты, помнится, тогда сделал вид, что не заметил, как документ исчез из твоего кармана и в другом кармане оказался второй документ.
– Не заметил, – сознался я, не выйдя еще из оцепенения и введя своим признанием в полуоцепенение подполковника Самохина.
– Это качественная оценка моего скромного труда, – сказала лейтенант. – Если офицер спецназа ГРУ не уловил момента, когда я забралась к нему в карманы, я своими действиями удовлетворена.
Впоследствии, на различных занятиях для офицеров спецназа, мне приходилось многократно встречаться с Тамарой, которую я уже стал звать по имени, опуская труднопроизносимое для меня лично отчество. Мы тогда были молоды, у меня как раз заканчивался бракоразводный процесс с первой женой, у которой нервы не выдерживали моих боевых командировок, и она требовала, чтобы я ушел со службы. Предстоял третий, завершающий судебный процесс, но примирить нас он был уже не способен. Жили мы к тому времени уже раздельно и даже в разных городах.
А Тамара вскоре снова пропала из моего поля зрения. Просто исчезла, и все, как часто бывает с людьми, несущими службу в разведке. Они права не имеют сообщать посторонним, куда и на какое время уезжают. А потом и мне предложили новую должность. Сразу пообещали присвоить звание майора. А должность была подполковничья и называлась заманчиво – начальник отдела испытаний перспективных видов вооружения и оборудования. Говоря честно, меня не слишком прельщала штабная служба. А начальник любого отдела – это в первую очередь штабной человек. Но при этом я отдавал себе полный отчет в том, что любому офицеру, чтобы стать, к примеру, комбатом, необходимо предварительно пройти штабную службу, хотя бы начальником штаба батальона. И повышение в звании для каждого офицера – это немаловажное событие. Плох, как говорится, тот солдат, который не мечтает стать генералом. Поскольку генеральских званий в спецназе ГРУ не существует, у нас даже командующий – полковник, генералом я стать даже не мечтал, но отказываться от звания майора не собирался. Тем более уже в должности командира разведроты я имел возможность сталкиваться с испытанием перспективных вооружений и оборудования. И это мне было интересно. Кроме того, мой старший сын от первой жены был, как говорили, очень талантливым и перспективным специалистом в области ИИ-технологий[3 - ИИ-технологии – область науки, занимающаяся искусственным интеллектом.] и занимался после окончания вуза как раз военной тематикой, работал над созданием разумных военных роботов. То есть в совместимой с моей области науки. И потому я согласился.
Правда, при этом подумал, что моя бывшая жена была бы рада такому моему решению и решила бы, что я остепенился, стал солидным, с ее точки зрения, человеком. Ей бы это пришлось весьма даже по душе. Но меня все эти вопросы уже не волновали так, как волновали раньше. Положение временно одинокого человека, который может полностью посвящать себя службе, меня вполне устраивало. К тому же в бригаде снова откуда-то появилась Тамара Змиева – видимо, вернулась с очередной операции, причем уже старшим лейтенантом разведотдела. Нас словно что-то толкало друг к другу, и мы иногда даже против своей воли искали общения. Примерно тогда же я узнал от нее историю ее фамилии. По национальности она чеченка, представительница влиятельного чеченского тейпа[4 - Тейп – единица организации нахских народов (ингушей и чеченцев), определяющаяся общим происхождением входящих в нее людей.]. И фамилия у нее была – Эмиева. Но при получении паспорта пожилая женщина в паспортном столе районного отдела милиции забыла, видимо, надеть вовремя очки и записала вместо буквы «Э», букву «З». С пожилыми людьми это порой случается. Сама Тамара хватилась только через какое-то время, когда подавала документы в Рязанское училище воздушно-десантных войск, где служил ее отец и учился старший брат. Стала выяснять обстоятельства, хотела сменить паспорт, но оказалось, что проще сменить все другие документы, вплоть до свидетельства о среднем образовании, чем одну букву фамилии в паспорте, если только эта фамилия не относится к разряду неблагозвучных. В результате подать документы в училище ВДВ она не успела. А на следующий год в женский взвод набор решено было прекратить. Но тогда же она узнала, что есть недобор в знаменитую девятую роту того же училища, на факультет специальной разведки. Правда, в девятой роте не существовало отдельного женского взвода. Но кому-то из командования училища понравилась сама идея подготовить женщину-разведчика, может быть, отец вовремя кому-то что-то шепнул на ухо, и Тамару приняли в девятую роту с тем, чтобы жила она не в казарме роты, а вместе с женским взводом училища ВДВ, которому в общей казарме было выделено два отдельных кубрика.
Я к моменту выпуска Тамары из училища уже был командиром взвода. Кажется, в тот же год стал и командиром разведроты. Но все эти моменты были не очень важны для семейной жизни. Мы поженились через несколько месяцев и служили вместе до выхода на пенсию. В один год вышли…
Глава первая
Кисть у Тамары сильно опухла. Похоже было, что вылетел сустав в месте соединения пястной и головчатой костей кисти. Если до завтра не пройдет, придется мне самому вправлять кость. Делать это я умею, хотя это и больно, особенно женщине, которая иногда даже маникюр делает и вообще за ногтями следит, несмотря на свой возраст и частую работу в огороде с землей. А пока хорошо бы приложить к руке лед в целлофановом пакете, но взять лед было негде. Менты, как я догадался, лед у себя в отделении не держат. Но Тамара все же спросила у них, хотя мне ответ был известен заранее. Он и был озвучен равнодушным голосом:
– Йод или зеленку можем предложить. Кажется, даже бинт с ватным тампоном оставался. А больше ничего в наличии нет. Ах, еще есть корвалол… Не надо?
– Сами пейте! Хоть из горла`! – Этим возгласом Тамара показала, что сердце у нее здоровое, а нервы крепкие и она совершенно не волнуется.
Нас из полиции отпустили раньше, чем задержанных. Их, как я догадался, вообще задерживать не собирались, просто, похоже, хотели провести беседу без посторонних. Без нас то есть, хотя мы были и не совсем посторонними. К моему удивлению, попросили только подписать протокол допроса, но не попросили написать заявление. Сам я тоже не слишком настаивал, понимая, что, как только мы уедем, наши заявления будут выброшены в корзину для бумаг. Привычное дело! К чему тогда себя утруждать? Тамара этому почему-то удивилась – наивная, она еще верила, что в нашей стране существуют законы для всех, но я отнесся к этому хладнокровнее, понимая, что полиции ни к чему лишние дела, тем более и у нас, и у наших противников были на автомобилях номера других регионов. У них – так вообще какой-то отдаленной республики. Заплатят парни, и их отпустят, подумал я и шепотом на ухо попытался объяснить это жене. Объяснить-то объяснил, только она не поверила. А зря. Так, судя по всему, и произошло. Ярко-красный «Камаро» догнал нас уже на въезде в нашу область, когда над дорогой уже встала прочная предночная темнота, обогнал без проблем не только потому, что я ехал не спеша, но и потому, что ездить быстрее моя машина, в силу своего возраста, уже не умела, и резко остановился впереди. Неплохо бы произвести небольшой таран, но я слишком бережно относился к своей машине и знал, что ремонтировать ее мне будет не на что, поэтому тоже затормозил. Остановился в каких-то тридцати сантиметрах от его красивого бампера. И тут снова пожалел, что не совершил таран. Ну, помял бы себе бампер – потом исправил бы сам. Но моя машина значительно выше, и мой бампер ударил бы в их багажник. Ремонт багажника с финансовой стороны не сравним с ремонтом бампера.
