скачать книгу бесплатно
– Еще выходы есть?
– Так точно, – сообщил командир отделения. – Только он заминирован на случай попытки вскрытия сверху.
– Хорошо. Четко отработали. Отдыхайте. Ждите, когда следственная бригада прилетит. До прилета следователей и экспертов ничего не трогать. Я пока остальные помещения осмотрю.
– Один зал остался, – сказал младший сержант. – Самый маленький. Похож на кабинет командира. Даже со своим письменным столом… Из ящиков сделан… А следователи… Товарищ старший лейтенант, там снайперская винтовка…
– Где?
– В командирском кабинете была.
– И куда ушла?
Младший сержант быстро обернулся, взял с соседних нар, оставшихся неосвещенными, снайперскую винтовку и показал командиру взвода.
– Трофей полезный… Лучше нам, чем следователям для охоты…
Старший лейтенант одобрительно кивнул:
– Передай Юровских. Пусть пока у него будет. Он умеет пользоваться с толком.
Старший сержант Юровских, заместитель командира взвода, был вообще лучшим во взводе стрелком из любого оружия. И с оптическим прицелом знаком с детства, поскольку был сыном профессионального уральского охотника.
А Раскатов двинулся по коридору дальше. Командирский кабинет находился рядом. Искать там что-то было бесполезно, потому что снайперскую винтовку солдаты уже нашли, а все остальное может заинтересовать следователей, и старший лейтенант своим любопытством мог просто вырвать нечаянно какое-то недостающее звено у следствия. А он этого делать не хотел. Но кабинет осмотреть все равно было необходимо, потому что он всегда хоть что-то говорит о своем хозяине. Старший лейтенант осмотрел все: и стол, и полки у стен. Из необычного увидел только большой запас нераспечатанных колод игральных карт и две шахматные доски. Это, как ему казалось, были атрибуты скорее арсенала пенсионеров набережной в Сухуми, чем бандитского эмира.
После осмотра «кабинета» старший лейтенант Раскатов прошел ко второму выходу, который еще не успел осмотреть. Там лежало тело второго бандита, убитого точно так же, как первый, выстрелами в голову, то есть в единственную доступную для стрельбы цель.
У убитого была неумело перевязана рука. Перевязка была старой, и бинты пропитаны кровью. Видимо, бандит был ранен раньше, и потому эмир Хамид не взял его с собой на новое «дело», оставив в качестве охранника базы и пленника.
Старший лейтенант выбрался наружу через второй выход и вернулся к первому, где на траве, не опасаясь клещей, которых в этом году было великое множество, развалился подполковник полиции Джабраилов. Солдаты стояли чуть в стороне, симметрично прислонившись плечами к стволу старой и сильной сосны. Один присматривал за подполковником, второй смотрел по сторонам, контролируя ситуацию вокруг. Позицию солдат старший лейтенант отметил издали, посчитав ее правильной в данной ситуации. Никто не знал, когда вернется банда Улугбекова, а постов у себя за спиной взвод не выставлял.
– Товарищ подполковник, что за люди с вами оставались? – спросил Раскатов.
Джабраилов лежа передернул плечами.
– Бандиты, что еще про них сказать.
– Один из них в перевязке…
– Да, его дней десять назад подстрелили. А у второго язва открылась. Потому их и оставили. Несколько раз меня вообще одного оставляли, связанного, когда уходили. Как-то три дня пролежал без еды и воды. Язык распух. В этот раз проще было.
– Что они в ручье делали сегодня? Откуда в воде масляные пятна?
Подполковник опять плечами передернул.
– Обычное дело. Бытовуха. Посуду мыли. Эмир Хамид болезненно чистоплотный человек и от своих бойцов того же требует. Он может расстрелять за грязь на кухне. Говорят, такое было с прежним поваром. Хамид вообще на поступки скор.
Со стороны послышались громкий окрик и громкий ответ. Старший лейтенант понял, что солдаты встретили спецназ ФСБ и полиции, который спешил спуститься к ним. И почти одновременно в небе над спецназом ГРУ послышался звук вертолетного двигателя. Наверное, следственная бригада прилетела. Но в узком ущелье посадить вертолет невозможно. Пусть садятся там, где садились вертолеты доставки спецназа. Идти недалеко, а светлое время закончится еще не скоро. Есть возможность успеть добраться, не ломая на камнях и корнях ног в темноте…
* * *
– Как настроение, старлей? – спросил майор Еременко, когда Раскатов вышел ему навстречу. – У вас здесь благодать, тепло. А поверху ветер боковой гуляет. Ледяной, все тело иголками прошивает.
– Какое уж тут настроение, товарищ майор, – довольно кисло отозвался командир взвода. – Комары все уши обглодали. Это все удовольствие от нашего тепла. Наверху там комаров быть не должно. Там леса нет.
– Нет там ни леса, ни комаров. – Майор шлепнул себя по щеке, с легкой истеричностью шарахаясь и отбиваясь от комара.
Внешне пощечина выглядела оплеухой. Старший лейтенант избегал таких резких движений и спокойно поймал этого самого комара, улизнувшего от ладони майора, в свою ладонь.
– Где подполковник? – спросил Еремеенко.
– Тридцать шагов вверх по склону, товарищ майор. Поднимайтесь, я пока посты в тылах выставлю. Кто знает, когда Улугбеков пожелает вернуться. На вашей дороге взрывных устройств быть не должно, но будьте на всякий случай осторожны. Мы уже семь штук сняли. И четыре «растяжки». Эмир Хамид о своей безопасности беспокоился.
– Действуй, выставляй и подходи.
Майор в сопровождении двух офицеров резко двинулся вверх по склону. Старший лейтенант Раскатов спустился к ручью, где сконцентрировались два отделения его взвода, и выслал в сторону выхода из ущелья сдвоенные посты, по три на каждый склон. Не забыл предупредить о возможном скором появлении оперативников из следственной бригады. Не хватало только своих смежников принять за бандитов и перестрелять. Но в Следственном комитете сотрудники редко носят бороды, а бандиты, напротив, редко бороды не носят. И это основное различие между ними при взгляде издали. Хотя порой в следственной бригаде встречается кто-то и в темно-синем профессиональном мундире. Это, конечно, упрощает задачу идентификации.
Следственную бригаду Раскатов приказал пропустить, не афишируя себя. Аналогичный приказ был дан и в случае приближения банды эмира Хамида. Ее следовало пропустить, предварительно сообщив, чтобы иметь возможность подготовиться к встрече. Дополнительно были выставлены и одиночные посты примерно на половине охраняемой дистанции.
И только после этого старший лейтенант пошел за майором Еремеенко. Тот уже закончил допрос освобожденного подполковника полиции и, освободив место, гостеприимным жестом пригласил Раскатова ближе:
– Если у тебя, старлей, есть вопросы к Анзору Ваховичу, он готов ответить.
– Есть.
У Раскатова не могло не быть вопросов к человеку, который целых полгода общался с Хамидом Улугбековым, бандитом, которого ему поручили поймать или уничтожить. А информация из первых рук всегда бывает самая верная…
* * *
– Что я могу тебе про него сказать? Парадоксальная личность, и никогда не знаешь, чего от него ждать. Вообще-то почти интеллигент. Бывший преподаватель истории из университета, кажется, даже какую-то ученую степень имеет. Или имел, не знаю. Но интеллигенты тоже разными бывают. Я знавал одного интеллигента у нас, в Чечне, который в Первую войну с Россией специализировался на отрезании голов живым людям. В жизни же был интеллигентнейший человек, стихи писал. А Улугбеков два месяца со мной на «вы» разговаривал. С пленником, которого убить предстоит. Потом только перешел на «ты», во время застолья, когда и меня за стол усадил, чтобы я несильно по дому скучал. Главная черта его характера – наверное, подозрительность. Хамид Улугбеков не просто подозрителен и недоверчив, он болезненно подозрителен. Может быть, даже до паранойи. Не верит никому, даже своему ближайшему окружению. И вместе с тем чего у него не отнять никакими силами, человек он с чрезвычайно развитой интуицией. Опасность начинает чувствовать за несколько дней и всегда предпринимает меры, чтобы ее избежать. Именно поэтому его так долго не могут ни захватить, ни уничтожить. Причем нельзя не заметить, что его интуиция сказывается не только при опасности. Даже в самых простых вещах. Он не просто заядлый картежник. Он за счет своей интуиции чувствует, какая карта идет из прикупа, и чаще выигрывает, чем проигрывает. Он точно так же, как карту, всегда чувствует человека, с которым общается.
Бывший пленник рассказывал о своем пленителе уважительно. Вообще этот плен подполковника Джабраилова выглядел каким-то странным. Я впервые слышал, чтобы банда держала у себя человека такой длительный срок. Обычно после двух месяцев плена, если человека не продают в рабство и не получают за него выкупа, то просто расстреливают. В рабство подполковника полиции никто продать не собирался. Это он сам сказал. И вообще в рабство обычно продают захваченных русских или других христиан, тех же самых грузин или армян, но практически никогда – мусульман. Это кавказский уровень отношений, который и не снился кичащейся своей цивилизацией Европе. Сумма, которую эмир Хамид запросил для выкупа Джабраилова, оказалась слишком большой, чтобы его семья смогла ее выплатить. Это узнал майор Еремеенко по своим каналам. Но Улугбеков по какой-то причине не стал расстреливать Анзора Ваховича, предпочитая держать его при себе. Это было непонятно еще в большей степени, чем непонятно описание эмира Хамида, прозвучавшее из уст полицейского подполковника.
– Как чувствует? – внимательно спросил старший лейтенант спецназа ГРУ. – Он чувствует от человека опасность? А если эта опасность надуманная? Или он просто телепат и чужие мысли читает?
Подполковник Джабраилов привычно уже для взгляда Раскатова передернул плечами, подчеркивая этим жестом собственную неуверенность в произнесенных словах. Он вообще в своих утверждениях уверенности не показывал даже тоном.
– Он чувствует, как я понимаю, на что человек способен и чего от него можно ждать, чувствует отношение человека к себе. И ведет себя с ним соответственно.
– К вам, товарищ подполковник, он чувствовал, как я понял, большую симпатию! Наверное, это взамен вашей симпатии к нему? – в голосе спецназовца сквозило неодобрение.
– Не забывайся, старлей! – строго прикрикнул на военного разведчика подполковник чеченской полиции. – Не пытайся почувствовать себя ровней только потому, что у тебя звездочек на погонах больше. Звездочки у тебя другого калибра. У нас с эмиром Хамидом был общий интерес. Общая страсть, я бы сказал, – преферанс. Он большой любитель «пульку» расписать. И берет к себе в отряд только игроков. Все у него играют. Ты, кстати, играешь?
– Бывает. Но игрок из меня средний. Практики мало. Хотя бывают и удачные дни. И тоже, честно говоря, играю больше за счет интуиции. – Старший лейтенант Раскатов попытался смягчить тон разговора, который сам же вывел своим вопросом на повышенные тона. Просто он ментов не любил, тем более ментов чеченских, которые сами ничуть не лучше бандитов и пришли в МВД работать после того, как побывали в бандах. – Мне все знакомые говорят, что так играть нельзя, что так не бывает, что это случайность, когда я выбираюсь, если с двумя «проколами» на руках иду на мизер. Но в итоге прикуп один «прокол» прикрывает, второй я просто «сношу» и играю чисто. Или второй «прокол» по раскладу не проигрывается. Такое тоже бывало.
– Я такие мизера не играю, – со вздохом, но категорично сознался подполковник и неодобрительно пошевелил животом, который за полгода плена, надо думать, вдвое уменьшился, тем не менее все еще являлся самой заметной частью его бесформенного тела. – Это несерьезно. Это непрофессионально, в конце концов.
– А я разве говорил, что я профессиональный картежник? – удивился Раскатов.
Джабраилов нахмурился и о чем-то задумался.
– Кроме того, он любит поговорить, пофилософствовать. Но это только в том случае, если он к человеку расположен. Интеллект у эмира мощнейший. Но ему необходимо, чтобы его слушали. Это привычка преподавателя. Мне постоянно казалось, что он на меня, как на студента, иногда прикрикнуть хочет. Но умные вещи говорит и сразу понимает, если вопрос, скажем, просто так задают, не вникая в суть сказанного. Сразу сердится и начинает человека подозревать во всех смертных грехах. Много знает, много читал когда-то. Сейчас из Интернета не выбирается. Под разными «никами» на разных форумах сидит. И на исторических, и на философских. Читает материалы, спорит там. А вообще, – вдруг вернулся мент к началу разговора, – честно говоря, я сам ломал голову над тем, почему меня держат. Думаешь, я не устал от плена? Днем за мной присматривали. На ночь связывали руки и ноги, если в карты не играли. Но насчет общей страсти, это я так… Для красного словца… Не понимаю я всей этой истории, честное слово, не понимаю…
– Я не понимаю тем более и не вижу в вашей истории зацепки, которая поможет мне поймать эмира Хамида, – сказал старший лейтенант. – И потому давайте к другой теме перейдем. За полгода, как я понимаю, эмир Хамид не однажды выходил на «дело». Сколько дней обычно длится его экспедиция?
– По-разному. Однажды почти десять дней отсутствовал. Вернулся измученный и потрепанный. Привел троих раненых. Четвертого раненого принесли. Умер потом без медицинской помощи. Ему в живот несколько пуль попало. Бронежилета на нем в момент перестрелки не оказалось. А пуля в животе, сам знаешь, плохо переваривается. Если нет врача, можно сразу живьем хоронить. Я много таких ранений видел. Не помню случая, чтобы человек без операции выжил. Обычно уходит на три-четыре дня. Однажды только за сутки обернулся. Он, мне кажется, не любит работать там, где живет.
– Этот бункер – его постоянное место пребывания?
– Нет. Здесь мы только последние три месяца находились. До этого в другом месте.
– В какую сторону он теперь двинулся, вам, я полагаю, не докладывали.
– Правильно, старлей, полагаешь. Мне не докладывали и со мной не советовались. Могу только сказать, что несколько раз я уловил слово «кровник». По-русски оно более колоритно звучит, чем на наших языках. И многие его произносят на русском. Однажды уловил разговор двух бандитов, в котором несколько раз прозвучало слово «адат», оно одинаково звучит и на вайнахском, и на аварском. Еще несколько раз звучало имя Наташа. От разных людей слышал. Кто это, я не знаю. Особенно часто имя звучало перед самым выходом. Вот, кажется, и все, что я способен предложить в качестве информации. Сам вижу, что это не много и не дает практически ничего для поиска, но, к сожалению, больше ничем обрадовать не могу…
* * *
Получив слишком мало пользы от рассказа освобожденного подполковника полиции, старший лейтенант Раскатов все же передал данные майору Еремеенко, который взялся связаться с антитеррористическим штабом республики и попытаться выяснить хоть что-то относительно возможных «кровников» Улугбекова и о том, кто такая Наташа.
Пока майор налаживал связь, старший лейтенант, включив тактический фонарь, снова спустился в подземный бункер. Просто проверить, как там себя чувствуют солдаты, дожидающиеся прибытия следственной бригады, и никого внутрь не запускающие, ни офицеров спецназа ФСБ, ни офицеров полицейского спецназа.
Солдатам уже надоело сидеть в сыроватом сумраке, где все удовольствия сводились к несравненно меньшему количеству комаров. И потому Раскатов разрешил солдатам выйти, оставив только по посту на одном и на другом проходе. Третий проход так и не открывался и сверху оставался невидимым. Вернувшись вместе с солдатами на поляну, где устроилось командование отрядов ФСБ и полиции, командир взвода увидел бегущего в их сторону солдата. Весть, видимо, была со второй линии постов. Чтобы избежать лишних обращений солдата к присутствующим старшим по званию, Раскатов сам сделал навстречу бегущему с десяток шагов.
– Идут, товарищ старший лейтенант…
– Бандиты или танки? – спросил командир взвода.
Солдат давно знал манеру командира взвода разговаривать и потому ответил без промедления и конкретно:
– Следаки идут, судя по всему. Для бандитов внешне слишком цивилизованные. По крайней мере, так кажется. Прошли мимо первых постов, чуть не по солдатским спинам. Ничего не заметили. Там маскировка хорошая.
– Их кто-то из наших сопровождает?
– Да, послали с ними рядового.
– С какой линии?
Раскатов помнил, что первой линии он приказал пропустить следственную бригаду, оставаясь невидимыми. Это не было даже предосторожностью. Это было учебой, которая в спецназе не прекращается никогда. И даже без очевидной необходимости командир всегда может усложнить задание, чтобы солдаты осваивали все трудные моменты, которые могут им встретиться в другой ситуации. Вот и в этот раз был дан приказ оставаться незамеченными. Это значило, что посты должны хорошо замаскироваться. И пусть им не было важно остаться не замеченными именно сотрудниками Следственного комитета, тем не менее Раскатов такой приказ дал, и в основном с обучающей целью. Видимо, солдаты постарались приказ выполнить на совесть.
– С нашей. С ближней.
– Хорошо. Возвращайся на пост. Со следаками постарайся не встречаться. Даже если на тебя наступят.
– Понял, товарищ старший лейтенант. Я даже кусаться не буду, обещаю.
Солдат развернулся и так же бегом направился в обратную сторону. Бежал при этом правильно, поскольку светлое время суток еще позволяло это сделать: делал длинные скачки от дерева к дереву, наступая на самые толстые корни из всех, что попадались на глаза. Пусть эта территория на предмет взрывных устройств и обследована, но осторожность следует соблюдать всегда. И это тоже было учебой.
– Раскатов! – требовательно позвал майор Еремеенко.
Старший лейтенант поспешил на зов…
Глава вторая
Майор выглядел серьезным, энергичным, воодушевленным и переполненным желанием к действию. И, видимо, от этого чуть ли не радостным.
– Мне сразу дали ответ на запрос. Даже перезванивать не пришлось. В антитеррористическом комитете есть новые данные на Улугбекова, – даже голос командира отряда спецназа ФСБ выказывал чуть ли не его немедленное желание нажать на спусковой крючок.
Счастье явно было на стороне людей эмира Хамида, что их уже застрелили солдаты спецназа ГРУ. А то Еремеенко рвался в бой, и это было понятно даже по его излишне громкому голосу, готовому отдавать боевые команды.
– Слушаю, товарищ майор, – сдержанно ответил старший лейтенант Раскатов, своим спокойствием слегка охлаждая пыл майора.
– Значит, так… Начнем с этой самой Наташи. Это приемная дочь покойного младшего брата эмира Хамида, двадцатилетняя русская девушка. Удочерили ее ребенком, воспитывали по своим традициям и считали почти аваркой. Сам брат умер от рака печени три года назад. Улугбеков, говорят, время от времени помогал семье брата финансово. Крупно помогал, но нерегулярно. Насколько позволяли ему обстоятельства. Однако это только предположение, основанное на слухах и семье брата предъявить обвинения мы не можем. Да и смысла нет. Я, по крайней мере, не вижу смысла, да и поздно уже что-то предпринимать. И ловушку на основе этого материала устроить тоже сложно. Но я думаю, что он помогал.
– Возможный вариант, товарищ майор. Для Кавказа обычное явление. Здесь родственники всегда стараются в трудных обстоятельствах друг другу помогать. Даже при том, что здесь в какой-то мере почти все родственники.
– Да. Видимо, эмир Джумали Ихласов, наверное, тебе известный по кличке Парфюмер, тоже что-то слышал об определенных денежных средствах, которые приходят семье младшего Улугбекова от старшего брата…
– Эмир Джумали Парфюмер? – переспросил Раскатов. – Вот уж кого давно пора уничтожить. Этот уничтожения заслужил больше, чем Улугбеков. Это любой местный житель скажет.
Про эмира Джумали Парфюмера-Ихласова старший лейтенант Раскатов, конечно же, слышал, потому что сводки об обстановке в республике во время командировки на Северный Кавказ читал регулярно. И даже знал, что кличку свою Парфюмер получил не потому, что имеет какое-то отношение к настоящей парфюмерии, и даже не потому, что похож на героя некоторое время назад нашумевшего романа и одноименного кинофильма. Просто эмир Джумали однажды публично заявил, что считает одеколон «Цитрусовый» более вкусным напитком, чем французский и даже марочный грузинский коньяк. А уж одеколон «Тройной» всегда лучше медицинского спирта. Поговаривали, что именно из-за пристрастия к одеколону Парфюмер имеет цвет лица, позволяющий при взгляде мельком принять его за негра. А слегка циничная фраза о том, что Аллах верующим мусульманам запрещает пить вино, но не запрещает пить одеколон, настроила против эмира и духовенство, и простых верующих. Сам он, впрочем, считал себя человеком вне веры, не признавал ни законов, ни даже уголовных «понятий», хотя почти половину жизни провел в местах заключения. Понятия Парфюмера о правде отталкивали от него жителей района, где банда орудовала, и во многих селах и поселках нашлись бы желающие показать, где банда прячется. На это при поисковых мероприятиях можно было рассчитывать. Только для проведения поисковых мероприятий еще следовало получить разрешение командования.
– Все они одним миром мазаны. У Улугбекова авторитета в народе больше. Поддержка есть. Парфюмер-Ихласов опирается только на уголовную среду. Готов грабить всех подряд. Тем более у него сейчас положение такое. Ты слышал уже, старлей?
– О чем, товарищ майор?
– Ихласов влез в большие долги, чтобы закупить оружие. Желал стать значимой силой в регионе. А мы на границе перехватили идущий к нему караван. У Джумали большая банда, но добрая пятая часть его людей вооружена кое-как, от охотничьих ружей до пистолетов. И вообще, говорят, нет в банде ВВ[5 - ВВ – взрывчатые вещества.]. А иметь их Джумали хочет. Он даже специалиста к себе пригласил из Пакистана. Деньги ему платит, получается, ни за что. Правда, есть у него четыре миномета «Поднос»[6 - Миномет «2Б14» «Поднос», калибр 82 мм, принят на вооружение в 1983 году, предназначен для уничтожения живой силы противника и подавления огневых точек. В походном положении миномет переносится или перевозится в трех вьюках массой 17, 13,9 и 16,2 кг. Состоит из ствола, лафета-двуноги с подъемными и поворотными механизмами, опорной плиты и оптического прицела.] и большой боезапас к ним. Пару лет назад Парфюмер напал на армейские склады, хотел поживиться стрелковым оружием, но перепутал ангары и смог добыть только минометы и мины. Потом ко взводу охраны подоспела помощь, и эмир Джумали предпочел отступить. Даже взорвать склады у него не получилось из-за отсутствия взрывчатки. Там же, на складах, он сумел отбить у охраны АГС «Пламя»[7 - «АГС-17» «Пламя» – мощный автоматический станковый гранатомет. Стреляет гранатами «ВОГ-17» и «ВОГ-17М». Прицельная дальность при стрельбе прямой наводкой до 700 метров. Имеет оптический прицел.]. Время от времени использует. Но боезапас имеет небольшой, потому без толку гранаты не тратит. А теперь еще и долги отдавать надо, на него серьезно наезжают. По нашим данным, финансировали его уголовные авторитеты. Это, видимо, и толкнуло Парфюмера на обострение отношений с эмиром Хамидом.
– Какое обострение?
– Я тебе и рассказываю уже пять минут… – нетерпеливо махнул майор рукой. – Данные получены из аналитического центра. Косвенные, но тем не менее считающиеся почти доказанными. Мы не суд, чтобы косвенные улики отвергать. У нас свои критерии. И вот, на основе выводов аналитического отдела получена информация, что банда эмира Джумали Парфюмера-Ихласова напала на поселок Припрудный. Видимо, была информация, что Улугбеков прислал с курьером деньги для семьи брата. Банда Джумали, как вошла в поселок, сразу направилась к дому Улугбековых. Дома была одна Наташа. Над ней надругались, девушку пытали, но где лежат деньги, она не сказала. Приемная мать, когда вернулась домой, Наташу нашла уже мертвой, но деньги были на месте. Понятно, что Хамид не мог оставить это без внимания. Он сначала не знал, кто напал на поселок, и потому медлил. А когда получил данные, выступил. Думается, он знает, где искать Ихласова.
– А мы знаем? – сразу и напрямую спросил старший лейтенант.
Майор вздохнул совсем непритворно:
– К сожалению, мы знаем только приблизительный район. Точно так же, как было с самим эмиром Хамидом. Но веревочка виться долго не может. Конец у нее все равно есть.
– Это далеко? – слегка напряженно поинтересовался Раскатов.
– От нас семьдесят километров по более-менее проходимым тропам.
Раскатов долго не думал:
– Товарищ майор, мой взвод должен выступить туда. Сначала на разведку. Просто разведка и поиск, и ничего больше. Был бы день, мы бы за несколько часов добрались. Ночью идти тяжелее. Будем там только к утру.
Старший лейтенант посмотрел на него.
– Думаешь, одним взводом с задачей справишься?
