скачать книгу бесплатно
– Вот именно поэтому я и прикажу сейчас же прочесать все ближайшие леса…
– Это твое дело, дядюшка. В твои дела, как известно, я не вмешиваюсь. У меня своих накопилось достаточно, и решить их следует срочно…
Кнесслер заметно помрачнел, несколько секунд посомневался, не решаясь на ответный шаг, и все же подогнал коня, чтобы объехать Карла слева и таким образом поравняться с Бернаром, хотя разговаривать им все равно пришлось через короля.
– Я не советовал бы вам делать этого, монсеньор Бернар.
– Это еще почему?
– Просто не советую, и все… – сказал Кнесслер с мрачной решимостью.
– Мне бы тоже хотелось узнать, – как и эделинг, слегка нахмурившись, вступил в разговор король, – почему моему дяде не рекомендовано выполнять обязанности по обеспечению безопасности своего племянника?
– Ваши солдаты, ваше величество, совсем не знают местных лесов. Проводя прочесывание леса, вы потеряете больше людей, чем в открытом бою. В наших лесах, говорят, даже деревья порой посылают в чужаков стрелы…
– То есть, – напрямую спросил Бернар, – вы хотите сказать, что леса переполнены бандитами, и мы таким образом можем вступить в сражение, не подготовившись к нему с полной основательностью?
– Примерно это я и хотел сказать, только иными словами, чуть-чуть помягче, – со вздохом вынужден был согласиться сакс.
– Интересно получается… Но это же означает, что мы не сможем гарантировать безопасность никому из своих солдат и рыцарей, и даже самому королю? – настаивал Бернар на уточнении вопроса. – Так?
– Нет, не совсем так, монсеньор.
– Говорите конкретнее, – строго приказал Карл. – Я не люблю выуживать смысл в витиеватых чужих выражениях. Конкретнее!
– Я, ваше величество, – ответил Кнесслер, – обладаю в местных краях некоторым влиянием на население. Они – мои подданные. И я имею право приказывать здесь…
– Это я уже понял, – согласно кивнул король. – Ваше влияние, несомненно, велико, если бандиты готовы были по вашему приказу пойти на смерть.
– Не совсем так, ваше величество. Так далеко моя власть не распространяется. Я им обещал жизнь от вашего имени. Потому они и сдались. И в пределах своей эделингии я могу гарантировать вашему величеству безопасность.
– А рыцарям? А солдатам? – поинтересовался Бернар, полный желания спорить и придираться к словам. – Им безопасность вы гарантировать не можете?
– Нет! – смело сказал Кнесслер. – Солдаты сжигают саксонские деревни…
– Не могу не заметить, что солдатам тоже иногда хочется есть, – прервал эделинга Бернар. – Не нами придуманы правила войны…
– Я понимаю. Но не всегда же грабеж и убийство являются средством пропитания армии.
– Я повторяю, – настаивал Бернар. – Мы на войне, а на войне с армией победившей это случается всегда!
Кнесслер вздохнул так тяжело и непритворно, что заставил Карла задуматься.
– Вот потому и тянется эта война так долго…
– Рассуди нас, Карл… – как к высшей инстанции, третьей после Бога и Римского Папы, обратился Бернар к королю.
Карл долго молчал, не желая высказывать поспешную мысль.
– К сожалению, я не могу не согласиться с господином эделингом, – сказал он, наконец. – Я думаю, эту проблему нам с вами предстоит решить вместе, и пора уже установить в стране мир к всеобщему благоденствию и процветанию.
– Пора… – согласился Кнесслер. – Народ устал от бесконечных войн. А путь к миру может быть только один – договориться… Жалко, что не все эделинги это понимают.
– Вы имеете в виду Видукинда и Аббио? – спросил Бернар.
– Я имею в виду многих из тех наших правителей, которые отделяют себя от простых людей и считают – что хорошо им, то и народу хорошо.
– Сегодня вечером приходите ко мне в палатку, – распорядился Карл. – Мы поговорим с вами на эту тему подробнее. И ты, дядя, тоже приходи. Я готов, кстати, поверить в собственную безопасность, гарантированную мессиром Кнесслером, но все же, монсеньор Бернар, не забывай о постах вокруг всей ставки.
– Я расположу по периметру твоей палатки вдвое больше рыцарей, чем обычно. А во вторую линию поставлю посты из надежных солдат.
– Это хорошо. До встречи вечером, дядюшка. Я угощу тебя великолепным забористым славянским медом, что привезли мне из Старгорода. После этого ты всей душой полюбишь славян, если только сам не захочешь стать пчеловодом, лишив меня тем самым лучшего моего полководца…
И Карл, приветливо улыбнувшись рыцарям, оставшимся с Бернаром, пришпорил жеребца. Барон Борк и эделинг Кнесслер последовали за ним. С легким опозданием то же самое сделал и майордом шевалье дю Ратье, догнавший короля, но не поравнявшийся с ним. Уже поднимаясь на Песенный холм, где почти на вершине забелело полотно огромной королевской палатки, Карл обернулся и посмотрел на дорогу. С запада, со стороны бременских болот, к лагерю приближался еще один отряд. Опытный глаз полководца сразу определил в нем больше сотни конников. Второй, побольше первого, двигался по тюрингской дороге. Это поднимали пыль тяжелой поступью пехотинцы.
Армия уже набирала немалую силу, обрастая все новыми и новыми отрядами, собираемыми из провинций. Карл и сам не знал еще, для чего вызвал в Саксонию столько солдат. Первоначально он хотел провести небольшую и быструю войну с бодричами и присоединить это княжество к королевству. Подобная победа не много дает для славы полководца, зато полностью соответствует мыслям короля-стратега – Дания окажется отрезанной от материка и постепенно потеряет все свое влияние и на саксов, и на славянские племена, лежащие южнее. Сами саксы присмиреют, если со спины им будет угрожать сила не слишком дружественных славян, органично вошедших после поражения в королевство франков, как мыслил это сам король. Главное в том, чтобы маленькое княжество влилось в королевство именно органично. Но Карл умел делать так, чтобы это удавалось. Единственная его политическая ошибка – Саксония. Хотя это даже не его собственная ошибка, а ошибка его отца Пипина Короткого. Здесь сразу все пошло наперекосяк. И до сих пор никак не удается восстановить порядок.
И вот армия собралась такая, что впору идти войной и на Данию, хотя такая война без предварительной подготовки не может быть успешной, и Карл всерьез не рассматривал возможность подобного похода. Но нечаянные действия, как король хорошо знал, никогда не бывают в действительности нечаянными. Они обязательно к чему-то приводят. Так и получается сейчас. Одновременно во многих местах восстают саксы, и почти половина армии должна быть занята их усмирением.
Высоко и величественно протрубил сигнальный рог, сообщая – король в ставке. Над палаткой стало подниматься знамя с одним из королевских гербов – стоящие на задних лапах леопарды угрожали зажатыми в передних лапах боевыми молотами двухъярусной замковой башне[45 - Этот герб установил для себя дед Карла Великого майордом Мартелл, по прозвищу Молот. Потомки гербом деда пользовались редко, потому что сам Карл Мартелл не был королем и не носил королевских регалий. Но Карл Великий, в отличие от своих сыновей и особенно внуков, дедом гордился.]. Сверху навстречу королю и двум его спутникам пешком стала спускаться большая группа придворных, привычно устроивших уже свои палатки неподалеку от королевской.
– Благодарю вас, господа, – обратился Карл к баварцу и саксу, – вы сегодня сослужили мне хорошую службу. Надеюсь, смогу вам отплатить той же монетой. А копить долги я не люблю… Кнесслер, не забудь, что вечером я жду тебя для разговора относительно вариантов мира в этих землях. Чего саксы желают и что им можно дать… Подготовь свои соображения. Я пришлю за тобой. А пока оба отдыхайте.
Король легко спрыгнул с коня, бросил повод, который тут же подхватил паж в одеждах королевского дома – красный с синим цвета, и пошел к своей палатке спокойным шагом монарха, которого невозможно ничем возмутить. Двор, образовав с двух сторон коридор, склонился в молчаливом поклоне. Но из-под склоненных голов сверкали любопытные глаза и стремились уловить настроение Карла. Рыцари, попавшие в засаду, уже прибыли в ставку и рассказали, что случилось с королем. Все желали знать, чем закончится эта история. А что она еще не закончилась, никто не сомневался. Естественно, отсюда, с холма, было хорошо видно лагерь армии, и придворные уже знали, что Карл беседовал со своим дядей, исполняющим в королевстве еще и функции верховного прево. Все ждали, что с минуты на минуту прево отправит солдат на поиски бандитов и полную очистку лесов. Это казалось естественным шагом. Однако никаких приготовлений заметно не было, и это вызвало недоумение. Придворные тоже любили покататься на природе, разогнать кровь в горячих лошадях, но кто же отправится на прогулку в лес, если этот лес переполнен бандитами – что ни день, приходят сообщения о новом нападении. Того и гляди, начнут угрожать самой ставке.
Через полчаса король вышел, сняв свои легкие доспехи и облачившись в простой и удобный костюм свободного покроя. За модой он следил мало, предпочитая просто удобную для его подвижного характера одежду.
– Где Алкуин?[46 - Алкуин — по происхождению сакс из Англии, ученый, знающий множество языков, считался специалистом во многих науках, в том числе и в средневековой экономике. Карл посадил Алкуина на должность аббата Турского монастыря, однако в самом монастыре аббат появлялся крайне редко. Король всюду возил Алкуина с собой и советовался с ним по самым различным вопросам, используя недюжинные логические и аналитические способности сакса. Так, именно Алкуин разработал по просьбе своего короля знаменитый Capitulare de villis (принят в 812 году, за два года до смерти Карла) – это было законоположение по пользованию и обработке земли в королевстве. Первый такой закон в Европе. Принятием этого закона Карл Великий, к тому времени уже император, на десяток веков опередил свое время.Кроме того, Алкуин возглавлял научное общество, существующее при короле, – в современном мире его назвали бы королевской академией наук, а аббата Алкуина президентом этой академии. С подачи Алкуина, за которым было последнее слово, Карл финансировал деятельность ученых своей страны. Единственное условие для финансирования – возможность практического применения разработок. Карл во всем был прагматиком.] – спросил.
– Должно быть, у себя в палатке, ваше величество. Он сегодня еще не показывался среди нас. Прикажете его позвать?
– Нет, – отказался Карл. – Не стоит отрывать его от дел. Я сам пойду… Где его палатка?
Королю показали направление, он пошел первым, а вся толпа франкской знати, рыцари и чиновники, двинулась следом. Алкуин – единственный человек при дворе Карла, которого король редко вызывал к себе, предпочитая временами навещать сам. Это, конечно же, смотрелось нарушением этикета, и придворным казалось, что аббат, пользуясь такими привилегиями, отрывает часть от их общего пирога. Потому его и не любили. Однако Алкуин и сам никого не любил, кроме, разве что, короля, хотя многие поговаривали, что и короля он только терпит. Будь Алкуин родственником Карла или хотя бы одним из любимых рыцарей – такая непонятная дружба никого бы не смутила. Но не военачальник, не богатый землевладелец, хоть и аббат, но не священник высокого ранга – простолюдин, ставший то ли по милости, то ли по прихоти необходимым монарху человеком, – это было выше понимания большинства.
Карл издали узнал большую коричневую, чем-то неуловимо похожую на монашескую сутану палатку ученого, постоянное его пристанище во всех поездках вместе с королем. Рядом с палаткой стояли три крытые тележки – аббат всегда возил за собой обширную библиотеку и множество приборов, назначение которых мало кто знал, в том числе и сам король. С правой стороны из палаточного пристроя тянулась вверх металлическая труба, из которой валил дым. Непосвященный человек непременно подумал бы, что здесь находится кухня. Король же сразу понял, что Алкуин не от излишнего аппетита и не от недостатка тепла страдает, а разжег горн в своей мастерской, ставя какие-то очередные опыты.
Полог был откинут. Король вошел, предварительно, не оглянувшись, сделав знак рукой – запрещение придворным следовать за ним. Небольшая передняя комната палатки, если ее можно назвать комнатой, где посредине стоял весь заваленный бумагами и чертежами громадный стол, оказалась пуста. Карл откинул второй полог и оказался в самой большой комнате – в мастерской. Алкуин стоял перед маленьким переносным горном, спиной к королю. Рядом с ним коренастый человек в одежде непонятного покроя, явно не франкской, раздувал мехи, посматривая в огонь, и Карл сразу догадался, что тот старается поддерживать строго определенную температуру. Другой человек, в кожаном фартуке, какие носят кузнецы, держал в руке стеклянную трубку и плавно дул в нее. На конце трубки колыхалась какая-то масса, напоминающая пузырь. Но человек с трубкой деревянными стругаными палочками, зажатыми между пальцами второй руки, умело придавал форму этому пузырю. Таким образом, на глазах короля, не заявившего о своем приходе, рождался кувшин замысловатой изящной формы, напоминающий изгибами женское тело.
Аббат почувствовал что-то и оглянулся. Только тогда король шагнул вперед.
– Ваше величество, – спокойно и с достоинством поклонился Алкуин, – я пригласил стеклодувов из Старгорода[47 - Старгород — столица славянского княжества вагров, город находился между современными Любеком и Гамбургом. К тому времени, о котором идет рассказ, от княжества, по сути дела, осталась только столица, с трех сторон окруженная владениями бодричей, саксов и франков, а четвертой выходя на Эльбу. Раньше вагры входили в племенной союз бодричей, но в VII веке, выделившись из него в самостоятельное княжество, в войнах с саксами и с франками потеряли все свои обширные земли на левом берегу Эльбы. Полностью княжество перестало существовать в 789 году, когда Карл разбил войска князя вагров Бравлина II, тщетно надеющегося на поддержку датчан, с которыми он неоднократно воевал против шведов. Не желая принять христианство и подчиниться Карлу, хотя получил такое предложение, Бравлин вместе с большой частью своего народа переселился на восток. Бодричи, несмотря на то что Бравлин поддерживал датчан и вопреки приказанию Карла, беспрепятственно пропустили Бравлина. Убежище ваграм предоставили ильменские словене. В то время Новгород (Словен) активно строился и расширялся, и вагры – известные купцы, ремесленники и строители, возвели большую часть нового города и, возможно, дали ему название (Старгород – Новгород). Они органично слились со словенами, ассимилировались среди них, но при этом потеряли название своего племени.], чтобы поучиться их знаменитому мастерству… Это удивительно, какие сосуды они могут выдувать и лепить из простого стекла… Это удивительно… Нашим мастерам есть чему поучиться у них.
Король улыбнулся. Он знал способность Алкуина восторгаться чьим-то умением и постоянное желание обучиться всем ремеслам, которые находил интересными. Именно для этого Карл выделял аббату людей и средства, чтобы они перенимали знания у других народов и привозили их в свое королевство.
– Я вижу, ты сильно занят… – сказал король добродушным тоном, как ни с кем не разговаривал, кроме своего ученого любимца.
– Прошу меня простить, ваше величество… Этот процесс нельзя прервать, – оправдался Алкуин. – Иначе вся работа пойдет насмарку.
– Хорошо, – кивнул король. – Я мало понимаю в твоих делах, но если ты не можешь оторваться… Вообще-то, я пришел обсудить с тобой кое-какие дела. Как освободишься, зайти в мою палатку.
– Мне стоит подготовиться к беседе? – рассеянно спросил аббат, бросая взгляд на стеклодува, сам думая, как заметил Карл, о другом.
– Да… Пожалуй… Я хочу помириться с мятежными саксами. Подумай, как это сделать лучше. Я познакомлю тебя с одним интересным эделингом. Вам будет о чем поговорить. А сейчас, если не помешаю, – король направил взгляд туда же, куда смотрел Алкуин, – я хотел бы увидеть, что получится из этого пузыря…
Однако досмотреть Карлу не дали.
Где-то под холмом, еще достаточно далеко, призывно и торжественно зазвенел рыцарский рог.
– Знакомый тембр… – сказал король, прислушиваясь и насторожившись. – Я думал, что такой тембр был только у одного рога на свете… Неужели… Семь лет… Алкуин?.. – во внезапно подступившем волнении посмотрел король на ученого вопросительно.
– Звезды говорят, ваше величество, что это не так. Но что-то косвенно вас вернет к этим событиям, причем неоднократно. Я вас предупреждал…[48 - Алкуин, помимо всего прочего, был еще и видным астрологом своего времени.]
Король, казалось, не поверил словам Алкуина, потому что хотел верить в другое. Еще некоторое время он стоял, и желая пойти навстречу взволновавшему его звуку, и страшась этого. И все же решился.
– Да, Алкуин, ты предупреждал… Но такой тембр был только у Олифана![49 - Рыцарский рог, как и меч, имел у франков собственное имя. Рог Олифан король подарил Роланду (маркграфу Хроутланду), когда оставил его в Ронсевальском ущелье. Согласно преданию, Роланд из гордости не захотел трубить в рог и подавать сигнал королю, который был еще недалеко, когда на отряд напали сарацины. Тем сгубил себя и товарищей.]
Король, не дожидаясь продолжения слов ученого, в волнении заспешил из палатки. Алкуин только головой покачал ему вслед…
Глава 6
Сигурд улыбался так широко, что всякий с первого раза сказал бы, что у этого человека широкая натура и всем ветрам открытая добрая душа. Только хорошо знающие герцога люди понимали, что это улыбка хищной и коварной датской кошки, которая решила в свое удовольствие поиграть с беззащитной бодричской мышкой и дать ей надежду поверить в возможность самостоятельно решать свою судьбу. Но когти кошки, хотя и прячутся за мягкими подушечками, всегда готовы молниеносно нанести удар. И даже в фигуре этого пирата, во всем его мощном бочкообразном теле, даже в поступи его проступала кошачья грациозность.
Князь-воевода хорошо знал характер Сигурда и потому нисколько не обольщался этой обворожительной, на зрителя рассчитанной улыбкой. И, сознавая отведенную княжеству роль мыши, искал способы вывернуться из когтистых лап с наименьшим ущербом. Однако бодричские бояре своей роли, похоже, не понимали, если только не играли в какую-то собственную игру, отличную от игры князя-воеводы Дражко и самого князя Годослава.
И когда Дражко остался на месте, поджидая королевского посла и блюдя тем самым честь своего князя, они заспешили навстречу герцогской улыбке, нарушая дипломатическую традицию, зато показывая свою угодливость и согласие. Более того, уверенные, что Дражко вызвал раздражение герцога, стремились своим поведением показать, что они к действиям воеводы относятся с неприятием. Они-то послу рады сердечно и готовы ублажать его, как только возможно.
– Мотыльки помчались на пламя свечи… – отреагировал на это Дражко. – И крыльев им своих не жалко… Впрочем, туда им и дорога… Не грех их даже подтолкнуть, чтобы не мешались под ногами и не суетились.
– Только прикажи, княже, – улыбнулся Далимил, – мы с удовольствием всех их столкнем куда след. Навсегда! И мешать больше не будут…
Дражко промолчал, наблюдая, как встретятся послы и бояре.
Однако герцог тоже хорошо знал расстановку сил в стране бодричей. Знал и ту ничтожную власть, что оставил боярам, не в пример своему отцу, молодой Годослав. Даже и не власть вовсе, а лишь право подавать иногда голос, ничего не решая, и тем себя обманывать[50 - Бодричи к тому времени уже не созывали вече, которое у восточных славян выбирало князя сроком на шесть лет в северных землях и на десять в южных. Про вече во времена Годослава историки вообще ни разу не упоминают, и только из косвенных данных можно понять, что отказ от права народа на решающий голос стоил предкам Годослава крупной ссоры с волхвами. Очевидно, процесс централизации власти и перехода ее в наследственность был естественным. Из всех западных славян только ляхи (поляки) сохранили эту ведическую традицию на долгие годы. Даже принятие христианства не смогло разрушить ее. Единственно, термин «вече» сменился у ляхов на термин «сейм», хотя сути своей не изменил. Но он вносил в государственное устройство Польши больше беспорядка, чем организованности.]. И потому прошел мимо них, демонстративно не замечая, умышленно оскорбляя этим и повышая статус князя-воеводы. И опять первым протянул руку Дражко.
– Как спалось тебе, князь? – поинтересовался он и с удовлетворением потянул воздух широкими ноздрями хищного носа.
Запах ароматного греческого вина хорошо чувствовали и он, и сам воевода, как почувствовали его бояре. И потому Дражко по-лошадиному мотнул головой, показывая не совсем здоровое ее состояние, и ответил намеренно чуть хрипловато, слово язык у него пересох:
– Знатное угощение ты мне прислал. Благодарю! Будь ты, герцог, проклят! Голова до сих пор трещит. Как начал, остановиться не смог… Но эти греческие амфоры, сам, наверное, знаешь, слишком уж несерьезная посуда. Мне не хватило даже до утра… Пришлось медом добавляться. И потому сегодня я тебе отвечу традициями нашими – долг платежом красен: пришлю на ночлег добрый бочонок, привезенный фряжскими купцами. Вино гасконское, покислее греческого, но отменно крепкое. А на вкус не хуже. Пусть завтра у тебя уже голова трещит!
– Заранее признателен, – рассмеялся Сигурд над добродушными проклятиями в свой адрес. – Но ты сказал про ночлег… А разве мы сегодня не доедем до Рарога?
Воевода с рисованным удивлением пожал крутыми плечами.
– Если ты пожелаешь, мы можем подогнать коней и успеть засветло к открытым городским воротам…
– Я хотел бы успеть, – сказал герцог твердо и с ударением на слове «успеть».
– Мы постараемся, – сразу согласился Дражко.
Этот вопрос решился быстро, но у Трафальбрасса осталось немало других.
– Что там с франками? Среди ночи приходил гонец от тебя. Такой… С огромным топором. Грешным делом, моя охрана приняла его за палача и чуть было не перепугалась. Я как раз только собрался спать, как…
– На этом берегу мои разведчики перехватили отряд франков… – сказал воевода и осекся. Он тут же понял свою ошибку. Сообщая Сигурду о появлении франков, он сам давал повод герцогу заговорить о безопасности и таким образом обосновать появление на территории бодричей датских солдат. Но, с другой стороны, следовало обосновать пропажу посла герцога и посла короля к купцу Якобу. И какое из двух зол было меньшим, навскидку предположить оказалось трудно.
– И что? – естественно, герцог заинтересовался.
– Скорее всего, – воевода беспечно махнул рукой, – это были обыкновенные мародеры. Простые вои, без рыцаря… Ограбили и спалили деревеньку, и навалили целый воз добра. Собирались переправляться назад, когда их перехватили. Таких вокруг всякой армии толкается множество, никому не подчиняются и вреда приносят больше, чем сама армия. Причем обеим воюющим сторонам. Потому-то их частенько побивают даже свои.
– Деревенька на берегу Лабы? – Герцог желал знать все в подробностях, которые князю приходилось выдумывать на ходу, и он боялся, чтобы потом не сказал что-то не так кто-нибудь из простых воев, если герцог снизойдет до разговора с ними.
– Нет, кажется, по ту сторону дороги в Данию… Точно я не знаю. По всей вероятности, они провели в наших землях не один день…
– Пленных допросили?
Взгляд и усы воеводы одинаково выразили удивление таким вопросом.
– Допрашивать можно было только лошадей, но не воев. Они без боя не сдались бы. Разведчиков было мало – зачем рисковать в рукопашной схватке. Наши стрельцы просто перебили их с дистанции.
– Если можно, я хотел бы посмотреть на них…
Сигурд пожелал проверить рассказ, это очевидно. Значит, сработала задумка Дражко – списать исчезновение гонцов на появление франкских мародеров. Такие мародеры и правда уже появлялись на берегу, но стрелы бодричей сумели внушить им уважение к границе. Хотя темной ночью переправиться через реку можно без проблем.
– Посмотреть? Да сколько угодно раз. Тела привезли в город, чтобы показать мне. Правда, твой подарок позволил мне затушить огонь любопытства. Греческое вино всегда бьет мне в ноги. Мы сходим с тобой вместе сразу после службы. Нам уже пора! Слышишь сигнал?
Только что из-за закрытых ворот храма прозвучал протяжный звук берестяного рога[51 - У славянских племен берестяные рога и рожки использовались вместо сигнальных труб.].
Герцог с воеводой обернулись как раз в тот момент, когда широко распахнулись тяжелые двойные створки, и, в окружении волхвов рангом помельче, вышел суровый старый Колопас, верховный волхв храма Свентовита. Длинные и седые, слегка вьющиеся волосы поверху схвачены золотым обручем, разукрашенным драгоценными камнями. Чисто выбритый подбородок блестит белизной, словно седина не существующей бороды стремится пробиться из-под кожи. Глаза верховного жреца горят суровым и обжигающим льдом. Самый отъявленный хвастун и врун княжества не решился бы сказать, что слышал от сдержанного Колопаса больше пяти слов подряд вне службы.
Берестяной рог прозвучал еще трижды, теперь более громко, потому что ворота храма остались распахнутыми и звуки изнутри легко вырывались наружу.
Волхв стукнул о землю большим и тяжелым, как добрая оглобля, посохом, вызолоченным на узловатом верхнем конце, и повернулся к храму лицом. Это означало приглашение для всех, кто собрался на площади, войти в ворота вслед за Колопасом.
За внешней каменной, будто крепостной, стеной в центре двора располагался сам храм Свентовита, рубленный из мощных дубовых стволов, каждому из которых, как говорили, было не меньше сотни лет – другие дубы для возведения постройки не брали. И любое из использованных в стене бревен уже само по себе являлось произведением искусства, умело обработанное инструментами славянских художников-резчиков. В целом стены сверху донизу представляли собой деревянные картины со множеством мелких деталей, которые сразу приковывали взгляд и требовали долгого и тщательного изучения. Служба по традиции начиналась только после того, как всем пришедшим давалось время на рассмотрение этих своеобразных произведений искусства, свойственных только ведической вере[52 - Так же точно в индийском и авестийском ведизме широко использовалась резьба по камню. Сохранившиеся до наших дней каменные храмы в Индии во многом перекликаются по сюжетам с дошедшим до нас описанием славянских храмов. Авестийские храмы были уничтожены экспансией ислама и в настоящее время доступны только фрагментарно в результате археологических раскопок. Часть из них уничтожена недавними бомбардировками США и Великобритании Ирака. Экспансия христианства уничтожила славянский ведизм. К сожалению, дерево – основной материал в славянском эзотерическом строительстве – не обладает прочностью камня и его выносливостью во времени. И потому мы знаем о храмах своих предков только по описанию и по редким зарисовкам путешественников и хронистов.].
По углам обширного храмовского двора располагалось еще четыре храма, совсем маленькие, сложенные из обыкновенных, удобных для постройки бревен. Здесь не проводилось торжественных служб, зато в маленькие храмы каждый житель Свентаны мог, постучав в ворота, пройти в любое время суток, чтобы по своей надобности обратиться к Богу. Каждый из малых храмов был посвящен отдельному проявлению Бога[53 - Ведическая вера славян была моногамной, они верили в единого Бога – Рода. А все остальные Боги – Перун, Велес, Свентовит, Макошь, Дажьбог, Радегаст и другие были детьми и внуками Рода и являлись не богами в нашем понимании этого слова (что, кстати, и дало повод обвинять славян в многобожии), а только проявлением отдельной грани самого Рода. Все грани познать было невозможно – они несли в себе всю Правь, или, иначе говоря, ведические законы существования Вселенной, но каждая из них касалась отдельной стороны жизни славян, и славяне приносили жертвы той, которая волновала их непосредственно в данный момент.], и горожане посещали тот, который был им необходим в настоящий момент.
– Хо-хо, – засмеялся герцог, рассматривая изображения на одной из стен. – Тебе, князь, не кажется, что ты чем-то смахиваешь на этого Корша?[54 - Корш, Корс, Хорс — Бог солнца, занимал высокое положение в иерархической лестнице. Но одновременно с этим демонстрировал другую сторону жизни. Подразумевалось, что Боги должны заниматься не только Божественным делом, но и отдыхать тоже. В этой своей грани Корш имеет некоторое функциональное сходство с древнегреческим Вакхом. Являлся покровителем любителей пива и меда. Изображался обычно нагим мужчиной с бородой или с усами, с венком из хмелевых веток на голове и такой же хмелевой перевязью через правое плечо. В правой руке обязательно держал ковш, из которого собирался пить. (Дано по описанию Корша в храме города Аркона на острове Буян по тексту Саксона Грамматика. Аналогично выглядел золотой Корш из храма Ретры, известный всем ученым мира. Но эта статуэтка утеряна во время Второй мировой войны.) Корш был любим славянами за широкий, как у всего народа, нрав.]
Дражко сделал вид, что смутился, и взгляд его стал почти виноватым. В самом деле, он давно уже знал, что имеет некоторое сходство с этим изображением Бога, и не только великолепными усами, но и умением много выпить, не пьянея.
– Ты, герцог, находишь?
– Конечно. После той амфоры, что я прислал тебе вчера, другого и ожидать трудно.
– После того бочонка, который я пришлю тебе сегодня, ты будешь похож на него не меньше, обещаю. А пока я оставлю тебя полюбоваться другими Богами, а сам схожу в малый храм… – показал князь-воевода пальцем направление. – Оставлю Радегасту[55 - Радегаст — Бог воинов. В отличие от Перуна, исполнял более узкие функции. Покровительствовал не всем воинам, а только защитникам. Например, защитникам города. Изображался в доспехах, с копьем в правой руке. В левой руке держал щит, на котором изображалась голова дикого тура, символизирующая отвагу и свирепость. Радегаст носил шлем, на яловце которого сидел петух с расправленными крыльями – символ защитника. Был распространен в основном среди прибалтийских славян. В капищах восточных славян не особенно почитался.] мешочек с золотыми монетами, раз уж он мой покровитель по моей нынешней должности. Попрошу заступиться за наши города, такие гостеприимные к гостям, но не любящие захватчиков. Радегаст всегда с добрым сердцем относился к Свентане. Надеюсь, что и впредь, с моей помощью, он не оставит город своей заботой. По нынешним временам, ты сам, герцог, понимаешь, моя жертва, какой щедрой она ни будь, всегда будет недостаточно щедрой. Не обессудь и не скучай. Я скоро вернусь…
