banner banner banner
Особо секретное оружие
Особо секретное оружие
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Особо секретное оружие

скачать книгу бесплатно

Особо секретное оружие
Сергей Васильевич Самаров

Спецназ ГРУ
Спецслужбы ГРУ разработали уникальный проект. С помощью гипноза и особых психотропных препаратов в секретных лабораториях создают людей, способных «включаться» и убивать всех, кто находится рядом с ними. Причем без оружия. Их назвали «электрические айсберги». Про это необычное оружие стало известно лидеру чеченских боевиков Талгату. Теперь у него цель одна – заставить «айсбергов» работать на себя, то есть убивать и убивать... Но разве мог предположить Талгат, что на его пути встанет бывший сослуживец майор Сохно, с которым они плечом к плечу воевали в Афгане...

Сергей Самаров

Особо секретное оружие

ПРОЛОГ

Подмосковье, Москва, июль 1974 года

Едут всю ночь...

Дорога тряская, тяжеловесный «ГАЗ-66» не знает, что такое препятствия, и потому не смущается от присутствия ям и колдобин. А дорога, похоже, только из них одних и состоит. И, должно быть, военный грузовик никогда не слышал, что у машин существуют рессоры и амортизаторы. По крайней мере, у него их точно не нашлось бы при самом тщательном осмотре. Так кажется трем офицерам, сидящим в кузове под брезентовым покрытием.

Четвертый офицер – старший – устроился в кабине. Дважды за время дороги машина останавливается. Старший офицер меняет за рулем солдата-водителя, потом солдат-водитель меняет старшего офицера. Оба уматываются от такого пути. В третий раз «шестьдесят шестой» останавливается уже после того, как они проезжают указатель границы города Москвы.

Офицеры в кузове молча переводят дыхание, сплевывая пыль прямо на металлический пол, когда слегка откидывается полог над задним бортом.

– Пересадка, товарищи капитаны... – коротко сообщает старший офицер. – Вы приехали, а нам еще назад... Желательно побыстрее...

Капитаны выпрыгивают на шоссейку. Рядом с «шестьдесят шестым» стоит старенькая побитая «двадцать первая» «Волга» аппетитного, свежего в утреннем свете кремового цвета. Номер гражданский, как все трое сразу замечают. За рулем человек в гражданской одежде. По возрасту – тянет на старшего офицера.

Дверцы распахнуты. Капитаны садятся втроем на заднее сиденье, потому что переднее красноречиво занимает толстый потрепанный портфель. Человек за рулем не говорит ни слова, даже не представляется. Но капитаны понимают, что он выполняет инструкцию, и сами на разговор не нарываются. Не впервой такое дело...

«Волга» едет быстро. Утренние столичные дороги пустынны. Изредка им попадается навстречу какая-нибудь легковая машина, дважды цистерны поливают еще не нагревшийся асфальт. Москва ожидает появления солнца. А солнце появляется как раз в тот момент, когда «Волга» подъезжает к зданию ГРУ. Здесь их уже встречает сухощавый майор в очках и сразу проводит в подъезд. Пропуска уже готовы. Пропуска с фотографиями, но на вымышленные фамилии. На те фамилии, которые указаны в первых документах, лежащих в верхних карманах. В других карманах лежат совсем другие документы, с которыми они будут выходить из здания...

* * *

Генерал-лейтенант сидит за столом. Молчит, угрюмо передвигая от одной руки к другой тяжелую хрустальную пепельницу. У пепельницы снизу подклеена бархатная подкладка, и потому передвижения тяжелого хрусталя по полированной поверхности беззвучны. И не остается царапин. От руки к руке, от руки к руке... И так уже несколько минут...

Капитаны сидят за приставным столом прямо, не прислоняясь спинами к спинкам стульев. Их впервые вызвали на такой высокий уровень. Генерал даже не представился им, и они не знают, как себя вести. Впрочем, как себя вести сейчас – это не слишком важно. Вот как им вести себя потом – это главное, это и есть причина такого срочного – по тревоге! – вызова в Москву. А это им объясняет полковник, который ходит между приставным столом и окнами.

– Итак, мы имеем в наличии агента, который в третий раз присылает нам тонко подобранные, но откровенно фиктивные данные. Зовут этого человека мистер Челсми. Джефферсон Челсми, гражданин Соединенных Штатов, пятидесяти восьми лет от роду, по профессии специалист по твердому ракетному топливу. Больше десятка лет назад он сам предложил нам сотрудничество исключительно из коммерческих побуждений и ранее всегда был аккуратен и точен. Уточняю – ранее...

Полковник переводит дыхание, останавливается и смотрит на генерала. Пепельница замирает между двух ладоней в ожидании продолжения. Полковник вздыхает еще раз и продолжает движение вдоль приставного стола и обратно, одновременно возобновляя рассказ. В такт его шагам снова начинает совершать челночные передвижения пепельница.

– Около восьми месяцев назад мистер Челсми внезапно пропал и не выходил на связь в течение девяти недель. Сам оправдывает это внезапной болезнью. Проверкой установлено, что он действительно болел, но не настолько тяжело, чтобы отказаться от сеансов связи. В настоящее время мистер Челсми требует прибытия курьера для передачи последнему важных материалов, которые невозможно отправить иным образом – только из рук в руки. До этого он уже дважды работал через курьера. Получал перекодировочные таблицы для себя и отправлял материалы нам. При этом он знает или скорее предполагает, что курьер прибывает не к нему одному. В одну из таких встреч, когда мистер Челсми доложил о необходимости передачи посылки, курьер прибыл к нему через шесть часов. Следовательно, прибыл с территории США. Вполне вероятно, что он по каким-то признакам узнал в нем настоящего, что называется, стопроцентного американца, как и было в действительности.

В этот раз мы предполагаем два варианта. Согласно первому наш агент раскрыт и через него нам гонят «дезу». Что следует делать с раскрытым агентом, вы, надеюсь, понимаете лучше меня. Согласно второму варианту мистер Челсми перевербован и согласился работать на американские спецслужбы, чтобы искупить свою вину. Этот вариант для вас должен быть еще более понятен, потому что мистер Челсми видел в лицо нашего человека, принимавшего у него посылку. Этот человек живет в США и занимает ответственный пост в одном из важнейших правительственных департаментов. Не исключена случайная встреча. Это недопустимо... Согласно третьему варианту это все совпадение, набор случайностей, который может лишить нас ценного агента.

Полковник снова останавливается и смотрит на генерала. Точно так же останавливается на столе пепельница, но теперь генерал кивает, предлагая продолжить.

– Ваша задача, – продолжает полковник, – прибыть на встречу с агентом Челсми. Один – «курьер», двое – страховка. Из страховки один обязательно должен работать без «включения», чтобы ориентироваться в обстановке. Курьер и второй страхующий могут при необходимости «включаться». Если встреча пройдет без эксцессов, материалы, полученные от агента, передадите там же, в Нью-Йорке, нашему резиденту, чтобы он разобрался, оценил степень подлинности и подтвердил необходимость срочной переправки. В противном случае это ловушка и за вами следят. Возможно, как раз с целью выявить резидента. Инструкции о том, как себя вести в такой ситуации, вы получите в отделе. Особо разработан вариант с передачей материалов. Здесь следует сработать предельно четко. Накладок быть не должно. Но все это – самый простой вариант, который не потребует от вас приложения ваших индивидуальных способностей. Теперь другой вариант...

Полковник вздыхает в очередной раз.

– Курьера попытаются «взять» при передаче материалов... В этом случае в действие вступаете все трое. И не оставляете свидетелей... В том числе и мистера Джефферсона Челсми... Вы готовы к выполнению?

– Так точно. – Три капитана встают одновременно.

– Вот что, сынки... – впервые вступает в разговор генерал-лейтенант. Пепельница в его руках замирает, между пальцев появляется коробок со спичками, и в рот отправляется сигарета. Генерал прикуривает, выпускает в сторону потолка тугую струю дыма. – Много мы спорили и все-таки решили доверить это дело вам... Никто еще не знает, что вы собой представляете... Сам профессор Васильев этого не знает... То, что он предполагает... Это... Многие считают его эксперимент фантастикой... А у нас ситуация слишком серьезная, чтобы заниматься реализацией спорных проектов. И тем не менее мы готовы рискнуть, потому что любая иная операция требует длительной подготовки. А мы в глубоком цейтноте...

Новая струя дыма уходит к потолку. Генерал осматривает капитанов по очереди, заглядывая им в глаза.

– Сделайте это... – Он не приказывает, а просит... И даже голос у генерала жалобный...

* * *

США, Нью-Йорк, август 1974 года

Тридцать третья street выходит на ту сторону знаменитого нью-йоркского Центрального парка, что, в отличие от других сторон долгого и замысловатого периметра, имеет невысокую металлическую ограду – перешагнуть взрослому человеку без проблем. И перешагивают, у кого появляется надобность. Американцы, в отличие от дисциплинированных европейцев, из всех общепринятых правил уважают только правила дорожного движения, а на остальные презрительно плюют, считая удобное привычно-необходимым.

Именно так и поступает нервный полный человек, вышедший с Тридцать третьей. Он пересекает Парк-авеню, где в это время почти нет автомобильного движения и только велосипедисты время от времени пытаются обогнать друг друга. Велосипедисты обычно приходят на смену любителям утреннего бега. Однако сейчас на улице видно и несколько неторопливых, отнюдь не спортивного вида бегунов. Припозднились... Такие всегда находятся... Человек пересекает тротуар, потом скошенный в сторону тротуара узкий газон. Дважды оглядывается на машину, выезжающую вслед за ним с Тридцать третьей же улицы. И только после этого неуклюже шагает через ограду, чтобы оказаться на парковой аллее, ведущей к искусственному гроту, прикрытому с трех сторон кустами дикой туи, слегка побитой сильными морозами минувшей зимы и потому даже в разгар лета не зелеными, а зелено-коричневыми.

Но и там, оказавшись уже в парке, полный человек постоянно оглядывается. Видно, как он нервничает и, сам того не замечая, постоянно перекладывает из руки в руку плотный сверток. Однажды даже чуть не роняет его. Но ловит совсем у земли, резко для своего телосложения наклонившись. Однако перекладывать из руки в руку не перестает. Сверток перевязан какой-то яркой праздничной лентой, он был бы похожим на подарок, если бы не грубая бумага, использованная для упаковки.

На аллее, несмотря на ранний час, уже есть гуляющие, хотя только вчера в это же самое время она была пустынной. Сегодня какой-то злостный курильщик за полчаса набросал перед собой целую кучу окурков. А широкоплечий молодой негр, которому впору бы океанские суда без помощи крана разгружать, медленно прогуливается, нюхая небольшой букетик цветов и мечтательно закатывая удивительно круглые глаза – похоже, пришел на утреннее свидание. Кто знает современную молодежь... В былые времена свидания назначались вечером, а сейчас...

Полный человек вытирает со лба обильный пот, хотя погода не такая и жаркая, чтобы заставлять кого-то изнемогать от солнечных лучей, и, еще раз оглянувшись, решительно направляется в сторону грота.

* * *

Полный человек, все так же нервничая и по-прежнему обильно потея, проходит мимо пешего и совсем не вспотевшего велосипедиста, медленно катящего свою машину, придерживая ее не за руль, а за сиденье – то ли так удобнее, то ли просто играет сам с собой. Лицо велосипедиста прикрыто большими солнечными очками. Очки зеркальные. В них смотреться можно. Полный человек испуганно пытается посмотреть в это проходящее зеркало, будто бы старается узнать. Это вынуждает велосипедиста опустить очки на нос и ответить вопросительным взглядом на встречный взгляд. Полный человек смущается, виновато кивает и проходит еще несколько шагов, чтобы сесть на скамеечке возле грота и осмотреться.

Велосипедист проходит дальше, садится на следующей скамеечке и занимается починкой своего механизма. Здесь все еще сидит влюбленный в сигаретный дым немолодой рыжий господин и курит, почти разжевывая, новую сигарету. Велосипедист явно мешает немолодому господину наблюдать за полным мужчиной, и тот слегка нервничает.

С противоположного конца аллеи в сторону грота идет еще один человек – среднего роста, сухощавый, в белой рубашке с засученными рукавами. Этой приближающейся фигурой явно интересуется немолодой господин, которому сидящий велосипедист закрывает обзор.

– Парень, катился бы ты отсюда... – говорит немолодой рыжий господин велосипедисту достаточно грубоватым голосом. – Катись, катись, не то плохо придется...

– Wenn ich jetzt Sie in die Stirn, Schlage, Ihnen wenig nicht erscheinen werde...[1 - Если я сейчас дам вам в лоб, вам мало не покажется... (нем.)]– отвечает велосипедист с милой улыбкой.

– Немец, что ли? Понаехало тут вас, капустников и сосисочников... – Немолодой рыжий господин улавливает жесткое произношение, узнает язык, вздыхает обреченно и бросает взгляд на негра с букетиком. Человек в белой рубашке только-только миновал негра и направляется дальше в сторону грота. – Как тебе, идиоту, объяснить, что здесь сейчас, может, стрелять будут...

– Ich hoffe mich, das alles ohne Schieгen umgegangen werden wird... Regen Sie sich nicht auf...[2 - Я надеюсь, что все обойдется без стрельбы... Не волнуйтесь... (нем)]

– Козел... – только и находит что сказать немолодой рыжий господин.

Велосипедист вежливо улыбается и отрицательно качает головой. Теперь молча. Но смотрит он не в сторону приближающегося человека в белой рубашке с засученными рукавами, а в противоположный конец аллеи, где пересекли газон и взобрались на горку два новых велосипедиста. Эти велосипеды не катят. В седле выглядят ковбоями – по крайней мере, их шляпы говорят об этом, хотя отсутствие шпор вызывает сомнение в правильности определения. Новые велосипедисты пока никуда не едут, что-то обсуждают, активно жестикулируя.

* * *

Полный мужчина тоже видит человека в белой рубашке. Выбирает момент, поднимается и движется навстречу с таким расчетом, чтобы сойтись около грота. Так и происходит. Они встречаются и сразу сворачивают в сам грот, который скрывает их от посторонних глаз. В этот же момент подскакивает со скамейки любитель паркового курения и срывается с места, потряхивая редковатыми рыжими волосами. Из-за торопливости он выглядит заводной игрушкой, смешно перебирающей ногами. Тут же решается посетить грот и негр с букетиком. Тоже ускоряет шаг, могуче шевеля плечами.

Велосипедист-немец поднимается со скамейки – ремонт закончен – и устраивается в седле. Видит, как навстречу ему по аллее, набирая скорость при движении под уклон, катятся велосипедисты-ковбои. Он разгоняется им навстречу, чтобы сама встреча произошла в самом низком месте и на самой высокой с обеих сторон скорости. Набрав нужную скорость, велосипедист-немец отпускает руль и садится в седле прямо. Дорожка ровная, отчего же ему так не ехать, если он умеет это делать. Велосипедисты-ковбои вынужденно принимают чуть в стороны, освобождая посредине место для проезда. Немец не видит, что происходит у него за спиной. Он совсем не интересуется гротом, но ковбои больше смотрят вперед, чем на то, что ближе. Их как раз сам грот и люди в нем и возле него и интересуют. И потому они пропускают момент, когда встреча трех велосипедистов происходит и немец просто выбрасывает в стороны руки. Проехав по инерции еще несколько метров, ковбои падают по обе стороны дорожки так, словно их здесь и не было. Немец резко тормозит, почти разворачивая свой велосипед на покрывающей дорожку гравийной подсыпке, аккуратно кладет его и возвращается на несколько шагов, чтобы полюбопытствовать здоровьем ковбоев. И у того и у другого из горла торчат короткие стрелки. Только убедившись в качестве своей работы, немец поворачивает голову в сторону грота. Пожилой рыжий господин уже вошел туда, а негр уже выходит, пятясь и отмахиваясь кулаками. Немец знает, что там происходит, и не желает подходить близко, потому что это небезопасно даже для него.

Негр что-то кричит. Не слишком громко, но люди, находящиеся рядом, должны его услышать. Взгляд негра обращен в сторону кустов туи. Немец знает, что он ждет помощи оттуда. Но эта помощь уже не сможет прийти. И это означает, что негру пришел конец. Самая большая ошибка, которую негр допускает, – он теряет темп, пытаясь вытащить из кобуры пистолет. Пистолет уже вытащен, но тут негра настигает рука человека в белой рубашке с засученными рукавами. Удар в грудь. Вроде бы такого мощного молодого негра невозможно даже остановить ударом в грудь. Но немец хорошо знает, что если удар наносится в нужную точку, под правильным углом и достаточно резко, то сразу останавливается сердце.

Дело сделано... Из грота никто не выходит... Человек в белой рубашке с засученными рукавами стоит, озираясь в поисках следующей жертвы. Немец даже за куст прячется, чтобы тот его не увидел. Но проходит несколько мгновений, и руки человека в белой рубашке опускаются. Почти одновременно немец замечает, как из-за грота выходит и тоже наблюдает за товарищем еще один человек. И только убедившись, что время «включения» прошло, выходит на открытое место. Тогда и немец садится на свой велосипед и направляется к гроту. На ходу отстегивает прикрученную позади сиденья большую фляжку с водой. Необходимо вымыть руки людям у грота.

Руки и у того и у другого в крови...

Часть I

ГЛАВА 1

1

Поворачиваться, конечно, нельзя, хотя все нутро просит сделать это. Даже шея гудит, как колокол, требует поворота. Так всегда бывает – очень хочется сделать то, что делать нельзя... Человек так, что ли, устроен? Когда-то Адам с Евой в подобной ситуации не смогли сдержаться и сорвали пресловутое яблоко...

Изгнание из рая – пустяк в сравнении с тем, что будет, если ему обернуться, когда оборачиваться нельзя... Так его учили...

Ему оборачиваться нельзя потому, что он замечает за собой «хвост»... Хочется думать, замечает сразу, как только этот «хвост» появляется. Вчера его, кажется, не было... Наверняка не было – так вернее будет... По крайней мере, профессионализм у Алданова был высокий и не совсем растерялся с годами. И опыт основательный... Этот опыт можно только спрятать от других, привычно не слишком внимательных и лишь изредка имеющих манеру приглядываться. Спрятать так, чтобы никто и никогда не догадался. Но его нельзя полностью растерять, невозможно... Он впитался в тело, проник в каждую каплю крови и, возможно, изменил структуру генной спирали – восточные философы называют это наработкой отрицательной кармы. И никак он не позволяет даже сейчас, много лет спустя, позволить себе расслабиться хотя бы на минуту. К сожалению, не позволяет... Устаешь от этого, честное слово, чертовски за долгие годы устаешь... Рад бы, как говорится, да грехи не отпускают ни наяву, ни во сне...

«Хвост»... Как ни странно, это не столько неприятно, сколько любопытно... Скуку развеивает...

Два парня лет около двадцати пяти – тридцати, высокие, крепкие, в себе основательно уверенные, вальяжно встают со скамейки у соседнего подъезда, как только Виктор Егорович, шаркая ногами, как и положено это делать старику, сворачивает в сторону арки, выходящей из двора, и неторопливо «гуляют» за ним – он видит их отражение в темном и давно не мытом стекле «бендежки» непротрезвевающих слесарей. Не стекло, а идеальное зеркало... А за кустами темнолистной, густо растущей сирени, давно уже потерявшей весеннюю свежесть на летней жаре, он замечает третьего – откровенно прячущегося, но прятаться, с точки зрения профессионала, не умеющего. Да и не только с точки зрения профессионала. Дети, играя, делают это несравненно лучше и с большей фантазией. Пусть бы просто стоял там в полный рост. Мало ли какая человеческая нужда возникла после нескольких бутылок пива... Так нет ведь... Пригнулся, чтобы голову заметно не было, а ноги-то даже дураку без бинокля видно... Дилетантизм откровенный... В хорошие советские времена, помнится, за такое сразу убивали... Сейчас времена не самые хорошие, Виктор Егорович не носит с собой оружия и потому решает убить не сразу – но обувь запоминает, чтобы не ошибиться при случае, который вскоре обязательно представится. Раз уж что-то началось, то представится обязательно... В этом грех сомневаться...

Говоря честно, Алданов просто обиделся на такое к себе неуважительное отношение. Если его начали «вести», то это должны делать профессионалы – не всех старых сумели во времена первого российского президента «вытравить», да и новых уже, надо думать, воспитали – время было... И уж никак нельзя доверять это дело неумным и неопытным филерам. И ГРУ, и ФСБ, и внешняя разведка профессионалами располагают. Значит, это не они. Менты?.. Возможно, но что за дело может у ментов быть к нему, майору ГРУ в отставке. Давно уже, много лет в отставке... Никакого не может быть дела, потому что здесь, в России, за Виктором Егоровичем нет ни одного мало-мальски подозрительного следа... Он только за границей работал...

Значит, это и не менты...

Тогда кто это может быть?..

* * *

Не боятся его... И напрасно! Плохо их в детстве учили... Детский стишок такой был: «Эй, не подходите близко – я тигренок, а не киска...» Престарелый тигр тоже считается тигренком... Не понимают?

Да что, в конце-то концов, может сделать старик!..

Да-да, именно так... Они могут только так и не иначе подумать... Это основной мотив поведения, которым руководствуются филеры... или кто там они такие... В самом деле – кто они такие?.. Кто?.. Основной вопрос... Но основной вопрос можно осмыслить чуть позже... Сейчас главное – правильно «просчитать» ситуацию и принять решение об адекватности действий... Они идут за Алдановым откровенно, с честной и всем заметной душевной подлостью, и не знают, что он начинает «включаться»... Скорее всего это даже не филеры... Судя по поведению, это непрофессиональная «группа захвата»... Наверняка где-то там, за аркой, в тихом переулочке, где в это жаркое время можно встретить только драного подвального кота, загнанного на дерево бездомной, не менее драной собакой, стоит машина и еще один человек страхует, перекрывает путь. Это обязательно даже для дураков и не подлежит никакому обсуждению. Эти скорее всего дураки конченые... Но все равно сообразят...

Четверо... Четверо крепких парней против пару дней не бритого, не блещущего выправкой шестидесятисемилетнего старика, всегда шаркающего ногами, как и положено шаркать неприметному горожанину, чертовски уставшему от жизни, от одиночества... И еще они обязательно обратят внимание на то, что он ходит в тапочках... Это, подумают, от болезни и от старческого бессилия... Обуваться тяжело... Спина натруженная болит... Ноги болят... Люмбаго, склерозы и прочее... Даже при том, что они знают его прошлое, а они, думается, обязаны знать это, если к Виктору Егоровичу привязались, беспокойства парни не чувствуют. Просто природная наглость недоумков не позволяет им его чувствовать...

А ему выучка не позволяет показывать свое физическое значение... Настоящее физическое значение... Оголенные провода никогда не говорят, какое напряжение бежит по ним... Это можно понять, только взяв в руки два контакта... Виктор Егорович всегда чувствует себя оголенным проводом, по которому пропущено слишком сильное напряжение, чтобы простые люди могли ему сопротивляться – каждая рука представляет собой тот самый контакт... Но он традиционно показывает обратное. Он обязан показывать свою безопасность, чтобы оставаться всегда, даже в преклонном возрасте, предельно, даже чрезвычайно опасным.

Высокое напряжение!

Арка, выходя из двора, заканчивается металлическими воротами, одна створка которых плотно закатана под асфальт уже полтора десятилетия тому назад. Вторая висит на одной петле, и ее почему-то асфальтом не закрепили. Асфальта, наверное, не хватило... Калитки вообще нет. Когда-то давным-давно существовали в обществе пионеры, которые собирали металлолом для народного хозяйства. Они калитку и унесли. Это было еще до того, как створку ворот под асфальт укатали, – Виктор Егорович помнит разговор по этому поводу с ныне покойным общительным дворником, гордым тем, что он являлся представителем целой династии дворников...

Поворот в переулок. Естественно, поворот по большому радиусу, как только и позволяют повернуть бескалиточные ворота. Да и не будь ворот вообще, он все равно бы повернул именно так, чтобы не подставить себя под случайный удар с короткой дистанции – с короткой дистанции плохо видно наносимый удар, слишком мало дается времени, чтобы к нему подготовиться. Группа захвата всегда начинает бить на опережение, а уже потом разбираться... Наверное, и со стариком поступят так же, учитывая его прошлое...

Виктор Егорович поворачивает и видит почти то, что ожидал увидеть.

Рядом с входом во двор стоит микроавтобус «Скорой помощи». Громила в белом халате – с такой мордой только больных в психбольнице пугать! – откровенно смотрит на Алданова. Боковая дверца в микроавтобусе приглашающе распахнута. И ускоряется звук шагов за спиной... Топ... Топ... Топ... Уверенные шаги... Глупые...

Началось...

Но началось поздно... Для них – поздно... Бездарно опоздали... Алданов успел уже «включиться», то есть он уже преодолел психический барьер, отделяющий его от обычного человека – невзрачного усталого старикашки, внешне не способного к серьезному сопротивлению, – до человека-оружия... Он поднимает глаза на громилу, но тот не видит в этих глазах ничего, кроме холодного льда. Иногда такой взгляд может напугать – это проверено многократно, но сейчас Виктор Егорович умышленно делает так, чтобы показаться совсем слабым и мало способным к сопротивлению. Это в какой-то степени маскирует взгляд...

– Сынок... – хрипло и слабо зовет он верзилу и поднимает руку, ища опору в руке противника.

Тот смотрит внимательно и восхитительно неумно.

– Чего те?..

– Сынок... Ты со «Cкорой»... Отвези в больницу... Жара... Сердце прихватило...

Рука опору находит, и сильные пальцы прочно вцепляются в запястье. При необходимости можно было бы просто произвести рывок на себя с одновременным встречным посылом прямых напряженных пальцев под печень и одновременным защемлением при помощи жесткого большого пальца. Этого хватило бы громиле для длительного отдыха в той самой больнице. Диагноз известен заранее: разрыв брюшины, кишечная грыжа и в дополнение – кровоизлияние в печень с разрывом мягких тканей. Операция обязательна – разорванная, а вернее раздавленная, часть печени в этом случае удаляется. Сама операция не слишком сложная, но болезненная, как все операции на печени. А если сердце у громилы слабовато, то может сдохнуть от болевого шока прямо здесь...

– А паспорт у тебя, дедок, с собой? – раздается вдруг голос из-за плеча.

Кто-то пришел на помощь несообразительному громиле. И голос раздается, говоря честно, тоже не вдруг, потому что Алданов считал и слушал шаги. Он и второй голос услышать готов, потому что знает, что еще один парень за левым плечом первого. А где же третий? Третий из арки не выходит. Так и стоит пригнувшись за кустом сирени? Едва ли... Не мог он столько пива выпить... Столько в нормального человека не влезет...

А в противном случае... А в противном случае он отправился в квартиру к Алданову, чтобы что-то там поискать...

Но там искать нечего!

Это Алданов знает точно, потому что он вышел из школьного возраста очень давно, а до возраста старческого маразма еще не дошел и не держит в квартире никаких вещей, документов или фотографий, которые могут его скомпрометировать.

– С собой... – отвечает Виктор Егорович не поворачиваясь. – Зачем паспорт-то?..

– Без паспорта в нашей больнице не принимают...

Это оказывается чем-то неожиданным, и Виктору Егоровичу необходимо время и дополнительные данные на осмысление ситуации.

– Это какая больница? – спрашивает он, стремительно просчитывая в уме варианты.

– Частная...

– Это ж дорого... – Слабый голос по-прежнему хрипит. Более того, он даже слегка брюзжит со свойственным пенсионеру недовольством нынешними порядками в обществе. И слегка приоткрывается рот, словно пытается захватить побольше воздуха.

– Зато лечат хорошо...

Это не уговоры – это звучит как приговор.

– Ладно, везите... Я пенсию получил...

Ему не слишком вежливо помогают сесть в микроавтобус, попросту говоря, вталкивают. А взгляд старого разведчика привычно цепляется за все детали окружающего и отмечает сразу, что надпись и красный крест на борту машины просто-напросто наклеены. Пленка, которую всегда можно сорвать... Ребенок имеет возможность купить такую пленку и вывести знаки и надписи на простом струйном принтере. И вся проблема... Значит... Значит, это не официальные инстанции. Официальные инстанции не имеют проблем с тем, чтобы сделать настоящие документы и приобрести настоящую машину «Скорой помощи». Ее даже и приобретать не надо. Такая машина наверняка есть у всякой спецслужбы. И даже медиков могут прислать настоящих и более вежливых, чем врачи обыкновенной поликлиники. Алданов сам медикам никогда не верит, поскольку знает традиционное равнодушное отношение врачей к больным, и потому к ним не обращается, предпочитая лечиться самостоятельно. Но даже при этом он хорошо знает, что медик, как и любой другой человек, может быть убийцей. И даже более того, многих убийц отвращает вид пролитой крови – это известный, хотя и курьезный факт. Медик, как правило, таких сомнений не имеет. Но сейчас ему попались явно не медики и даже не коновалы...

Кто же это?.. Откуда берутся такие жертвы? Кто посылает наивных на верную смерть?..

Именно для того, чтобы прояснить ситуацию, он и садится к ним в машину. Садится, как безропотная престарелая овца, может быть, и подозревающая плохое, но не имеющая воли и здоровья воспротивиться силе...

2